Страх пронзает все сознание. Глаза пытаются вглядеться, уловить хоть что-то... но повсюду лишь темнота. Откуда-то доносится рычание. Оно становится все громче. Трудно понять, с какой стороны. Затем шаги за спиной, их еле слышно. Сердце учащенно колотится, невозможно собраться с мыслями. Внутри лишь панический ужас, выступающий на теле холодным потом и лихорадочной дрожью. Сзади раздается оглушительный вой. Оборачиваясь, она видит ярко-желтые глаза и белоснежные клыки с которых капает кровь. Это черный волк. Который из-за своего окраса буквально растворяется во тьме. Он приближается. Сначала медленно, а потом переходя на бег. Одно мгновение и он прыгает. Летит прямо на нее.
Феррис проснулась от собственного крика, она в панике оглядела свою комнату, пытаясь унять пронзивший все тело ужас; на одеяло капал пот, холодными струями пробегая по всему телу, тут же спрыгнув с кровати, Тревельян поспешила к окну и открыв его, впустив свежий воздух, она сделала пару глубоких вздохов. Бросив взгляд на свою дрожащую ладонь, нервно сглотнула, оперлась руками о подоконник и попыталась успокоиться, стараясь равномерно дышать. Казалось, ничего особо страшного ей не приснилось, нет, дело было совсем не в этом. Страшней всего было отчетливое ощущение того, что сейчас ее жизнь оборвется, словно сама смерть вот-вот коснется ее своими ледяными руками... очень уж близко в этом сне они были. Прохладный ветер из открытого окна постепенно успокоил, дыхание стало приходить в норму, руки все так же дрожали, а сердце еще долго не могло вернуться в свой обычный равномерный ритм. Оглядев свою комнату, Феррис вспомнила события вчерашнего дня, от воспоминания о разговоре с отцом внутри снова что-то болезненно сжалось, заныло, и она спешно помотала головой, гоня от себя прочь все мысли. Нет времени на бесполезную жалость к себе, в конце-концов она еще заслужит восхищение своей семьи, тем более, у нее есть план. Совершенно безумный план, но разве отчаянные времена не требуют отчаянных мер? Но если хоть кто-то узнает об этом... страшно представить, что будет. С улицы донеслось ржание лошадей, тем самым отвлекая Тревельян от мучительных внутренних терзаний; выглянув в окно, она увидела повозку, стоящую возле ворот. Что это все значит? Подойдя к шкафу и хватая длинную накидку, она поспешила продеть руки в рукава, и, побежав к двери, Феррис устремилась вниз. На первом этаже было шумно: слуги таскали тяжелые сундуки, относя их на улицу и погружая в повозку, увидев Доминика и Стефана, которые стояли в коридоре, она поспешила поинтересоваться, что здесь происходит: — Что... — ее голос неожиданно прохрипел и она растерянно откашлялась, — Что здесь творится? Братья синхронно обернулись. — Родители уезжают на несколько дней к тетушке погостить, — Стефан улыбнулся. — А нас с Домиником оставляют за главных. Феррис удивленно вскинула бровь, вот так новость, это было как нельзя кстати! Похоже, судьба ей все-таки благоволит. Но мгновение радости тут же сменила навязчивая нота страха и отчаяния при виде холодного взгляда отца, который сейчас прошел мимо них; его синие глаза очень похожие на ее собственные в такие моменты внушали ужас. Они смотрели так, будто могут видеть кого угодно насквозь, все недоговорки, ложь, абсолютно все. Зато миссис Тревельян была как всегда точно теплое солнышко, нежно улыбалась и уже спешила к детям, чтобы сжать всех троих в крепких объятиях. — Приглядывайте за домом и за сестрой, — нежно улыбнулась она, взглянув на сыновей, а потом коротко погладила Феррис по голове, после направляясь к выходу. Доминик лишь неоднозначно хмыкнул и последовал за ней к воротам, дабы проводить родителей, Стефан же тем временем, удачно уловив момент, быстренько ускользнул наверх, в свою комнату. Молча проводив отца и мать взглядом, оставаясь при этом на пороге дома, она дождалась пока повозка совсем скроется из вида, старший брат какое-то время просто стоял во дворе, о чем-то размышляя; Феррис сделала медленные, неуверенные шаги в его сторону и, остановившись, глубоко вздохнула, набираясь храбрости. — Доминик, мне... — Я не держу на тебя зла. Ты очень неопытна и мне не стоило тебя брать, — отозвался тот, не дав ей закончить. — Просто постарайся больше так не оплошать. — Да, я понимаю... — она сжала рукой ткань своей накидки, — Я чуть позже пойду погулять. Ты не возражаешь? — Только допоздна не задерживайся. Феррис коротко кивнула и побежала к себе, чтобы начать собираться. Даже не заметив того, что прихорашивается точно на свидание, а вовсе не на встречу с беспощадным убийцей, она успела за час сделать все, что хотела: умылась, приняла ванну, поела, причесалась, начистила доспехи и самое главное — выбрала подходящую одежду. Ей хотелось выглядеть как можно представительные, и потому она выбрала кожаные, темно-коричневые штаны, а наверх юная леди решила надеть свою синею кофту(эффектно подчеркивающую ее яркие глаза), поверх которой застегнула тугую кожаную жилетку того же цвета, что и низ. Так же эту эффектную картину дополнил тяжелый, железный нагрудник для защиты, свои шелковистые, золотые волосы, она как и всегда завязала в высокий хвост, отпустив лишь пару прядей изящно спадать на лицо. Какое-то мгновение рассматривая себя в зеркале, Феррис задорно улыбнулась, удовлетворительно кивнув своему отражению. И с чего у нее вдруг такое хорошее настроение?..***
Весьма странно было осознавать это, но сейчас этот лес не казался ей таким мрачным и устрашающим как в прошлые разы: сегодня в воздухе здесь витало что-то необычное, даже можно сказать теплое, на высоком небе сияло яркое солнце, чьи лучи проникали сквозь пышную зеленую листву, придавая лесу веселый вид, а со всех сторон доносилось пение птиц, которые, по всей видимости, были так же рады наступившему после дождливых дней теплу. Феррис впервые находилась в этом лесу при такой хорошей погоде летом, обычно она любила гулять здесь с братьями, не заходя в самую глубь и именно осенью, они собирали здесь желуди, опавшие разноцветные листья, которые использовали как украшение для дома. Из желудей делали человечков, протыкая в них небольшие палочки, а листья собирали в букеты, а самые красивые ставили в небольшую вазу. Летом же они часто уезжали к своей тетушке погостить, которая жила в другом конце Оствика и потому видеть здешнюю природу в это время года было сейчас в новинку. Преодолевая то же расстояние, что и вчера, но теперь уже шагом, Тревельян казалось, будто прошла целая вечность, пока она добралась до той самой тропинки, напрямую ведущей к запущенному, небольшому домику незнакомца. И чем ближе она приближалась к нему, тем громче в груди стучало сердце, заходясь от волнения и нарастающей растерянности; она чувствовала себя ужасно нелепо, понимала, что логика и здравый смысл совершенно отсутствуют. Но так хотело ее сердце, упрямо не желающее воспринимать ни один разумный довод, ей двигало желание наконец добиться признания родителей и не важно, что придется сделать для этого. Что придется поставить на кон. Все наставники, которых те ей нанимали, были воплощением бездарности и грубости, обыкновенными, ничем не примечательными сухарями; глядя на них еще больше не хотелось становиться воином... А вот этот мужчина, хладнокровный убийца, и не смотря на это был подобен быстрому, великолепному водопаду, неукротимому вихрю, который завораживал лишь при одном только взгляде на него. Почему-то самое красивое всегда имеет острые шипы и таит опасность, и именно поэтому, наверно, так сильно хочется вопреки всему рискнуть... Она настолько глубоко погрязла в своих мыслях, что смогла очухаться лишь тогда, когда споткнулась о горстку дров возле того самого дома, которые в свою очередь с грохотом тут же развалились из аккуратно построенной пирамиды. Послышался шумный вздох. Она подняла глаза и увидела того мужчину, он уже стоял на пороге дома, словно с нетерпением дожидаясь их встречи. — Только пришла и уже успела доставить неудобство. — Простите, — виновато выдавила Тревельян, нервно собирая двора обратно в пирамиду. — Для начала ответь на несколько вопрос мне, девочка, — он медленно спустился с лестницы и подошел ближе; его серебряные глаза как всегда смотрели очень холодно, а голос был грубым. Закончив с дровами, Феррис выпрямилась, и попыталась сохранять спокойный вид, ощущая при этом как неумолимо нарастает ритм сердца, а колени начинают дрожать. — Я... слушаю. — Во-первых, мне крайне интересно, почему ты вообще решила просить помощи у того, кто убил ваших людей, неужели тебя не гложет чувство ненависти ко мне, или отвращение, к примеру? В груди больно заныло, он был прав, гложет, еще как гложет, и не только эти чувства, но еще и сильный страх от мысли о том, что ее родители узнают об этом. Мысли хаотично метались в голове, она всеми силами пыталась найти правильный ответ, спустя какое-то мгновение Тревельян сделала глубокий вдох, потом словно выдыхая последующие слова. — Я не знаю, зачем вы это сделали, и совсем не знаю, кто вы такой. Мне крайне больно вспоминать о том, что вы убили тех людей... но мне нужна помощь, а потому я готова рискнуть и даже пойти против здравого смысла, — она закусила нижнюю губу, отводя взгляд от пристальных, пронизывающих стальных глаз напротив, которые изучали ее, словно на частички разбирая каждое произнесенное слово. Создатель, глаза этого мужчины словно обладали какой-то невероятной магией. — Второй вопрос. Ты, как я понимаю, нежная дворянская девчонка, так зачем просить помощи у грязного отшельника, типа меня? Разве твои богатые родители не наняли тебе сотню лучших учителей? — голос звучал иронично, по-издевательски выделяя каждое слово касающееся ее титула и семьи, это было сложно спокойно терпеть, но она держала себя в руках, в конце концов это все нужно именно ей, а не ему. — Так, как двигаетесь вы — не двигался еще никто из людей, которых я знаю. Слушайте, видите меня, посмотрите хорошенько, я произвожу впечатление воительницы? Нет! Меня никто из-за моей внешности даже всерьез не воспринимает, а доказать обратное у меня не хватает навыков, — она снова тяжело вздохнула. — Я хочу сражаться двуручным мечом, хочу сражаться, как вы, и я уже говорила, что цена этого обучения не представляет для меня сложности. Мужчина как-то даже нахально сощурился, а потом еще и злорадно ухмыльнулся. — Мне не нужны твои деньги, неженка, за обучение будешь помогать мне по хозяйству — лишние, а уж тем более женские руки мне здесь не помешают. Но у меня есть условия, и только при их выполнении я согласен тебя учить. Сложно было понять, стоит ли радоваться или уже надо начинать бояться, или может вообще пора послать все к демону и удрать прямо сейчас из этого проклятого леса, забыв это все, словно кошмарный сон?! Феррис потребовалось буквально пара минут, чтобы наконец ответить. — Говорите уже ваши "условия". — Ты должна сохранить в секрете то, что мы знакомы, никто не должен об этом знать, и уж тем более знать то, что я тебя тренирую. Лги родителям, что хочешь, но чтобы оно было правдоподобно и лишних вопросов не возникало. И я очень надеюсь, что никто не проследит за тобой в один прекрасный день и не придет сюда, хотя, по большей части именно тебе стоит на это надеяться, потому что в живых он не останется после этого точно. Более того, никаких лишних расспросов о том, кто я, откуда и прочего — тебя это не касается. Запомни это. И последнее, что тебе стоит знать: мои тренировки могут быть крайне жестокими и если ты будешь ныть, они закончатся сразу же. У меня нет опыта общения с женщинами, а потому я не собираюсь с тобой нежничать и уж тем более делать поблажки, а так же я не нанимался работать учителем боевых искусств — я тренирую и воспитываю из людей воинов, людей, кто убивает. Холодно и жестоко. Без единого сомнения. И если тебе это не по душе — лучше закончить это прямо сейчас. Каждое его слово вселяло ужас, вызывало еще больше сомнений на счет этой идеи, которая казалась все безумнее; внутри во всю боролись сейчас два противоречия — желание убежать и ничем необъяснимая уверенность в том, что остаться будет правильно. — Я согласна, — наконец решительно произнесла она. — Как скажешь, — мужчина направился в свой дом, — забирай те двора, что ты рассыпала, и следуй за мной. Феррис все еще трясло от волнения, она старалась глубоко и размеренно дышать, чтобы успокоиться. — Постойте, — услышав это, он остановился и чуть повернул голову, по-волчьи смотря на нее боковым зрением. — Могу я узнать хотя бы ваше имя? Ну, мне же надо как-то обращаться к вам, понимаете... — Деймон. И перестань мне выкать, собирай дрова и шагай в дом. Сейчас посмотрим, что ты из себя представляешь.***
— Ох, Создатель, никогда не забуду этот день, — Феррис крепче сжала рукой чашку с остатками уже давно остывшего чая, мечтательно уставившись в одну точку. — Так этот человек был твоим наставником? Научил так сражаться? — не смотря на ночь, которая уже постепенно начинала переходить в рассвет, Мия была все так же необычно бодра и с неподдельным упоением слушала эту историю. — Не просто наставником... он был моей первой любовью. — Но... разве он не был грубияном и негодяем? — Был, — она улыбнулась. — Он изменился? Как же это романтично! Что же было после? — А после приходит злой муж и наказывает жену, которая обещала часов этак пять еще назад пойти спать вместе с ним, — Феррис резко вздрогнула от голоса, который раздался возле двери; там стоял Каллен, прижимая свою ладонь к ране и облокотившись о стену, он хмурился, что добавляло его и без того измотанному виду еще более болезненный оттенок. — Каллен, тебе нельзя вставать! Ты что делаешь! — она резко соскочила со стула и сразу ощутила острую боль в бедре, но не смотря на нее все равно рванула к мужу, затем помогая ему и поддерживая. — А тебе нельзя сидеть до утра, рассказывая различные истории о своих романтических подвигах тогда, когда ты ранена, замужем, а еще обещала мне прийти наверх сразу, как только тебя перевяжут! — Я... я... — Брат, это я ее попросила рассказать, не злись так. Нам не хотелось спать из-за всего этого ужаса, и потому мы решили выпить чая, — вмешалась Мия, пытаясь успокоить разгоряченного родственника. Каллен устало вздохнул. — Ладно, но без тебя я теперь уже точно не уйду в комнату, пойдем, Феррис. Она взглянула на Мию, а та слегка улыбнулась и, кивнув, пошла убирать со стола; на улице уже начинало светлеть, а потому в любом случае пора было ложиться спать. Феррис положила руку Каллена себе на плечо, с трудом, но помогая тому подниматься по лестнице; рана на бедре болезненно ныла, да и левое плечо неприятно покалывало, но она старалась не обращать на это внимания, потому что он был ранен гораздо серьезнее. Войдя в комнату, она помогла ему лечь обратно на кровать, каждое резкое движение давалось очень сложно; на лбу снова выступил пот, он тяжело дышал, а на белой плотной повязке обмотанной вокруг торса уже образовалось кровавое пятно, и увидев его, Феррис бросила укоризненный взгляд на мужа: — Зачем было спускаться вниз?! Ты хоть понимаешь, что из-за этого у тебя снова кровоточит рана, которую мы еле смогли привести в стабильное состояние! — Когда я открыл глаза, тебя не было рядом, и мне стало не по себе... Да и вообще, это я должен злиться! — Да что такого я сделала? — Что это еще за "первая любовь"?! Почему ты мне никогда об этом не рассказывала? — он сцепил зубы, снова ощутив острую боль в груди, и Феррис, видя это, лишь коротко вздохнула; она обошла кровать с другой стороны, а потом осторожно легла рядом, при этом резко поморщившись, когда случайно задела бедро. Придвинувшись ближе, она старалась не ложиться полностью на остаток левой руки, лишь только немного поворачивая корпус к Каллену, который был слева от нее. Потянувшись рукой, она мягко коснулась его щеки пальцами, нежно поглаживая щетинистую кожу... — Ну ты чего... неужели, ревнуешь? — прошептала она, а Резерфорд старался не смотреть ей в глаза, уставившись на противоположную стену. — Каллен... Она ощутила себя виноватой, он ранен, ему плохо, а она сидела там, вместо того, чтобы быть рядом... Но ведь ему нужен покой, а потому оставить его спать одного было правильным решением. — Я очень испугался, — внезапно прервал тишину его тихий голос. — Когда ты была там, когда эти маги окружили тебя... я думал, что потеряю тебя навсегда... Уже который раз я снова был близок к этому, а потом, потом проснулся и увидел, что тебя нет рядом... Я не смогу вынести потери тебя, понимаешь... не смогу. Сердце сжалось внутри точно беззащитный зайчик, пропустило удар, а потом ускорилось; он повернул к ней голову, его янтарные глаза были переполнены горечью. Не успели они отойти от дел Инквизиции, как уже умудрились попасть в неприятности, а она, как всегда, успела заставить его волноваться. Слезы подступали к глазам, хотелось сказать, что она очень боялась не справиться, боялась больше никогда не увидеть его, но она сдержала их, через силу заставляя себя снова улыбнуться... — Да ладно тебе, я еще хоть куда, — она издала короткий смешок. — И ты знаешь, что я тем более не буду стоять и смотреть, когда моему любимому грозит опасность. — Я понимаю, но ты могла бросить меч мне, твоя рука... она все еще не зажила. Ты сильно рисковала... не делай больше так, — он пристально вглядывался в ее глаза, а ей оставалось лишь коротко вздохнуть. — Мы оба знаем, что я поступила правильно, с раной ты бы не смог сражаться при всем желании, — он хотел что-то ответить, но она мягко накрыла его губы ладонью. — Тс-с, давай не будем больше спорить. Мы ведь здесь, мы живы, и мы вместе... Он поднял глаза, уставившись в потолок... — Так что там за "первая любовь" у тебя была? Не расскажешь мне тоже? Феррис хохотнула, чуть толкнув его в плечо кулаком, от чего тот аж передернулся. — Нашел время для ревности! — А все же? — То, что было в прошлом, — она прикрыла глаза, — больше не имеет для меня никакого значения. — а затем чуть привстав, Феррис нависла над Калленом, потом наклонилась и нежно поцеловала того в губы. — Я люблю только тебя... Он ответил на поцелуй, жарко лаская ее губы и гладя по щеке ладонью, но почти что сразу ощутив режущую боль в области груди резко отстранился. — Прости... думаю, не смотря на то, что я очень хочу с тобой сейчас сделать, я на это просто неспособен, как и ты, — он поморщился, снова откидывая голову на подушку. —Ужасно обидно, что наши планы пошли прахом. — У нас ведь еще будет время, любимый... — она поцеловала его плечо, затем придвигаясь как можно ближе, и прижилась щекой к ключице. — Завтра сходим за доктором, он обработает рану как следует, а потом останется только находиться в покое какое-то время и поправляться. — Скорей бы поправиться, — Каллен взглянул на прижавшуюся к нему жену и, не в силах поднять даже руки, чтобы обнять, лишь облокотился о ее голову своей головой. Феррис прикрыла глаза, ощущая любимое, родное тепло, вновь почувствовала себя невероятно уютно, а затем уснула, слушая каждый размеренный удар его сердца...***
На следующий день, как она и говорила, Мия сходила за доктором; он зашил глубокую рану Каллену, обработал, перевязал, а так же выписал руководство о том, как ухаживать за ней. Ее бедро тоже было осмотрено, как и левая рука, но там было все значительно проще, чем у ее мужа. Первые дни Феррис доставляли значительный дискомфорт ходьба и в целом лишние движения, а потому она лишний раз не спускалась вниз, почти целыми днями лежа в кровати рядом с Калленом, который тоже почти не вставал. Большее время они просто спали, а когда бодрствовали, частенько к ним заходили Мия, Розали и Брансон; приносили еду, воду, перевязывали раны, иногда шутили, что-то рассказывали, смеялись, всеми силами пытаясь развеять гнетущую, болезненную атмосферу. Феррис успела за этот период прочесть две книги, иногда даже делясь впечатлениями с Калленом, некоторые моменты зачитывая тому вслух. И в таком режиме миновала целая неделя. Рана Каллена уже почти затянулась, он уже изредка мог спускаться вниз и иногда сидел за столом вместе со всеми, когда старшая сестра вновь устраивала чаепитие с вкусностями, а Феррис могла уже ходить во всю, что и делала, частенько гуляя на улице с Розали или Мией, на что Каллен иногда устраивал недовольные протесты, убеждая всех, что тоже уже в состояние гулять. Однако, из-за серьезности раны, родственники настаивали на ограниченности в движениях и покое; заживающий период тянулся долго, и сил в это время у него почти не было, даже не смотря на свои редкие, но бойкие споры с Мией, он понимал, что все они правы. Когда к концу подходила уже вторая неделя, он стал чувствовать себя значительно лучше: сил было больше, вернулся прежний аппетит, стал снова часто улыбаться. Они с Феррис наконец смогли найти момент, когда никого не будет дома и заняться жаркой любовью в своей комнате, что было особенно приятно делать будучи женатыми, казалось, чувства между ними запылали еще сильнее после той ночи, потому что даже когда они просто сидели рядом воздух вокруг наэлектризовывался от одних только взглядов, которые те бросали друг на друга. Она постепенно привыкала к тому, что ограничена в своих возможностях, в этом особенно ей помогал Каллен, поддерживая ее, заботясь, постоянно повторяя, что она самая красивая, лучшая женщина на свете и что он будет любить ее до конца своей жизни. Он говорил, что отсутствие руки нисколько не портит ее, не превращает в калеку или ущербную, более того, Резерфорд считал, что это лишь напоминание о том, какой она легендарный воин, который заслуживает наконец-то спокойную, счастливую жизнь, и которую он обязательно ей подарит, если та позволит... Была одна тема, которую Каллен очень хотел обсудить с Феррис, но пока он не решался этого сделать, наблюдая за тем, как она постепенно приходит в себя после такого резкого ухода с пути сражений: он тактично понимал, что ей нужны время и реабилитация, а потому не хотел давить. Не смотря на то, что ее сердце было заполнено одним только Калленом, она все равно не могла забыть свое прошлое, время от времени думая о Деймоне... То, что она рассказала Мии, всколыхнуло ностальгию, задело за живое, принося воспоминания о тех днях снова и снова. Она всеми силами старалась отвлечься, но это не получалось: стоило лишь только остаться одной, как перед глазами тут же всплывали те серебряные глаза, и как будто вживую вновь слышала тот ледяной голос. Она как всегда старалась не жаловаться, и это только больше терзало ее сердце, а потому, можно считать, вспоминая прошлое, она погружалась туда, на короткое время забывая то, какой она стала теперь, забывая про отсутствие руки и то, что она лишилась возможности сражаться двуручным мечом. Лишилась одного из главных смыслов своего существования. То время ее жизни не было самым счастливым, но тогда все было еще только впереди, только начиналось. И предстояло многому научиться.***
Погасив свечу и отложив книгу в сторону, Феррис легла возле крепко спящего Каллена, долгое время просто вглядывалась в темный поток их комнаты, а затем она сделала несколько попыток уснуть: закрыла глаза, расслабилась, но все они оказалось тщетны, спать не хотелось, было душно и как-то очень тревожно на душе. Она встала, взяла свою накидку и, тихо спустившись по лестнице, вышла на улицу. По ночам здесь открывался живописный вид, и в отличии от Скайхолда он не приносил такой едкий холод: дом Резерфордов находился на холме, а потому только порывы ветра изредка пробирали до легких мурашек, но он был лишь прохладным, косвенно отличаясь от того, что бушевал в горах крепости. Огромное пшеничное поле возле дома переливалось серебром при свете луны, ветер время от времени проходился по нему, размеренно развивая колосья пшеницы и создавал волны под стать тем, что бывают на воде. Раззадорившись окончательно, он принялся с удовольствием играть и с ее длинными волосами, разбрасывая каждую прядь в разные стороны, а потом и вовсе поднимая вверх золотую копну полностью. Привыкнув к умиротворению, которое ей приносила звездная ночь, она и сейчас успокаивалась подобным образом: пройдя в сад, бывшая леди Инквизитор села на лавочку, затем подняла голову, всматриваясь в ясное, звездное небо. Сейчас она была здесь совсем одна, наедине с прекрасной природой и звездной ночью; дома все спали, а потому можно было всецело отдаться воспоминаниям и еще раз пролистать те страницы своей жизни у себя в голове, словно читая книгу...