***
То, что сейчас произошло между ним и Алоизией не вызвало в мужчине ничего, кроме злорадства в сторону жены. Он чувствовал какое-то особенное удовлетворение от того, что фактически изменил ей… И больше ничего. Смотря на женственную, практически совершенную фигуру обнажённой дивы, видя торжествующий взгляд её глубоких, хищных глаз, рассыпавшиеся по спине крутые буйные локоны на которых причудливо играл свет свечей, как бы перетекая по ним- это не вызывало у маэстро ничего, кроме злорадства. По отношению к кому? Кажется, к Терезии… Кажется. "Чёрт возьми, до чего же я докатился,"- усмехался про себя Сальери. Его не пугал тот факт, что он не чувствует ни малейшего возбуждения при виде даже такой прекрасной девушки, как Алоизия. Ему было на это плевать. Где-то глубоко в душе композитора теплился живой огонёк, который кричал мужчине, что его душа обращается в камень. Но этот огонёк был запрятан слишком, слишком глубоко. Алоизия ушла, оставив на щеке и губах Сальери сладковатый вкус своей карминово-красной помады. Композитор раздражённо вытер лицо рукой и принялся одеваться. Делал это он быстро - надо было успеть зайти в дом Моцартов и забрать предназначенные ему ноты.***
От оперы до пункта назначения было минут тридцать ходьбы, а в карете - десять. Сальери, которому хотелось поскорее вернуться домой и продолжить работу над одной из своих симфоний выбрал второй вариант. Через десять минут композитор стоял перед дверью дома, одной рукой придерживая высоко поднятый воротник, который частично закрывал лицо мужчины, а другой дёргая колокольчик. Изнутри дома гулко раздался серебристый звон. Тишина. Секунд через тридцать чуть озадаченный Сальери позвонил ещё раз. Снова серебристый гулкий звон, отражающийся от стен пустого дома, снова тишина. В третий раз композитор не стал звонить, а требовательно постучал по дереву кулаком. Дверь отворилась, бесшумно повернувшись на хорошо смазанных петлях. Несколько секунд Сальери стоял, вскинув брови и таращась в дверной проём в ожидании, что кто-нибудь, служанка или дворецкий, всё-таки выйдет и хотя бы встретит его… Но, ожидания не оправдались. Не вышел никто, дом был пуст, как казалось мужчине. Подождав ещё минуты две для приличия, маэстро всё-таки вошёл внутрь, оглядываясь по сторонам. Дверь так же беззвучно, как и открылась, захлопнулась за спиной. Мужчина стоял и прислушивался, пытаясь понять, есть ли дома кто-нибудь. Судя по всему, дом был абсолютно пуст, как и обещала мадам Моцарт. Только один раз Сальери показалось, что откуда-то сверху раздаётся странный звук… Как будто кто-то тихо всхлипывает. Но композитор лишь усмехнулся. "Галлюцинации… Надо больше спать." Сальери неспешно шёл по комнатам, пытаясь вспомнить, в каком направлении находится гостиная, из которой ведёт лестница на второй этаж. Наконец, лестница была найдена. Композитор, постукивая в давящей тишине каблуками башмаков, буквально пробежал наверх, стараясь не смотреть на это помещение- слишком свежо воспоминание… Он понял, что эти звуки были не галлюцинациями, когда приблизился к одной из дверей. Всхлипы были тихими, сдавленными, обессиленными…Плакала явно женщина. В течении пятнадцать секунд Сальери стоял, раздумывая, заглянуть или не заглянуть. В конце концов порок, который низверг человечество из Эдема взял вверх и мужчина, стараясь максимально аккуратно нажимать на дверную ручку приоткрыл дверь.***
Это явно был кабинет покойного Моцарта. Прежде всего бросалось в глаза обилие нот в этом помещении. Партитуры, черновики, сборники, пустые нотные листы, смятая бумага, исчирканная до черноты - ноты висели на стенах, приколотые ножами, непостижимым образом висящие друг на друге, развешенные на верёвках. Там, где не висели бумаги, нотный стан и мелодии были написаны мелом ил углём прямо по стенам. Кучи бумаг заваливали пол, горами громоздились на столе папки и нотные тетради - Моцарт явно работал эмоционально, не разбирая материала... Но всё это служило лишь декорацией к происходящему.