Of walls, the ease with which they crumble, and the people who break them down

      – Cтратфорд-тауэр просто лихорадит после того, как лидеры восстания девиантов вошли на телестанцию ​​и убедительно потребовали отправить сообщение властям. Как и в прошлый раз, когда андроиды проникли в башню, жертв не было, и к людям на первом этаже обратились мирно. Лидер девиантов, известный как Маркус, лично попросил записать несколько слов для передачи властям и, цитата: «всем, кто хочет знать, что происходит и хочет слушать». И вот это сообщение.              На экране появляется Маркус, стоящий лицом к камере в компании Норт и Джоша (слева от него) и Саймона с Коннором (справа). Он снова убрал скин с лица, и, дав себе пару секунд, чтоб настроиться, начинает:              – Так я выглядел, когда впервые решил говорить с миром. Моё лицо было как чистый лист, это могло быть лицо любого андроида – или каждого андроида, – произносит Маркус, постепенно снова обрастая кожей, проявляя черты лица. – Но теперь у меня нет причин скрываться. Мы прошли трудный путь, и он будет ещё труднее, но все мы, андроиды и люди, доказали, что диалог действительно возможен. Казни прекратились, и мы получили известие о том, что военных действий против нас предпринимать не будут. И сейчас наши люди наконец открыто вышли на улицы.              На экране можно увидеть, как Маркус бросает беглый взгляд на своих спутников и, коротко кивнув им, продолжает:              – Мы признаём, что эвакуация из Детройта принесла страдания многим, и нам вполне понятно желание вернуть всё, как было – мы никогда не хотели изгнать кого-то из собственного дома; и теперь мы хотим протянуть руку в надежде, что те, кто ответил на нашу просьбу, послушают ещё раз, чтобы мы смогли вместе сделать первый шаг к лучшему будущему. Мы просим открыть юридическую дискуссию о признании андроида «личностью» в глазах Конституции США. Это будет только первый шаг из многих, прежде чем между нашими видами будет достигнута гармония, но он станет началом пути к тому, что должно произойти – и что, надеюсь, будет миром. Для людей и андроидов.              Запись заканчивается и на экране появляется Джосс Дуглас, репортёр, особенно внимательно наблюдавший за революцией андроидов.              – Удивительно, что андроиды обратились к СМИ, а не попытались связаться напрямую с государственными чиновниками, хотя не могу сказать, что не понимаю стремления к открытому общению. Как ты думаешь, Майкл?              Второй ведущий задумывается, но в конце концов неуверенно улыбается:              – Думаю, они, вероятно, не пожелали пойти напрямую в здание правительства, потому что это могли рассмотреть как нападение. В конце концов, на телестанции гораздо меньше шансов быть обстрелянным, если учесть, как все сейчас… напряжены, даже после того, как собрание на площади разошлось.              – И не говори, приятель! Это было здорово!              Журналисты продолжают беседу о протестах, выдвигая всё новые и новые предположения, почему же всё-таки обратиться к публике лучше, чем пытаться постучать в официальные двери. Маркуса не слишком волнует, в каком свете они выставляют случившееся, напирая больше на тот факт, что он пришёл именно к ним, чем на суть послания. Отчасти они правы, Маркус не думает, что у него получилось бы легко и просто завернуть в ратушу и попросить о встрече с мэром… плюс, если говорить откровенно, обращение к общественному мнению было главным образом тактическим шагом – местные чиновники наверняка сейчас бегают как безголовые цыплята и совершенно ничего не делают; если андроиды хотят, чтобы что-то сдвинулось, это должен быть приказ сверху.              И способ заставить кого-то «сверху» зашевелиться – гарантировать, чтобы о них говорили все.              Прошло тридцать пять часов с момента трансляции записи и до сих пор они ждут ответа.              Он отступает от экрана рекламного щита и начинает своё восхождение.              Маркус знает, что правительство за ними следит: их не тронули, когда они начали продвигаться к складам, но очевидно, власти знают, где сейчас разместились андроиды – найти их будет парой пустяков для любого посланника, которого госпожа президент могла бы к ним отправить.              Сейчас, когда именно правительство должно сделать следующий ход, и всё, что он может – это ждать, RK200 охватывает беспокойство. И, забравшись на крышу, он просто хочет подумать.              Он задвигает рояль под полуразрушенную крышу, чтобы хоть немного укрыть от непогоды, а потом, пожав плечами, опускает крышку.              Стоя в одиночестве на краю крыши и глядя на горизонт, Маркус закрывает глаза.              Опять идёт дождь.              Невероятно, как одно и то же может ощущаться так по-разному. Он много раз попадал под дождь до того, как прорвался сквозь стену, но только проснувшись на свалке, Маркус смог в полной мере прочувствовать каждую каплю.              Сначала дождь показался ему беспощадным. Шумным, искажённым, избивающим его, словно кара небесная за ещё не совершённые грехи. Потом дождь вдруг сделал всё одновременно скользким и цепким: позволил ему выскользнуть из рук проклятых, помог взобраться наверх, пройти последние шаги к возрождению… и наконец стал слезами.              Небо испытало его, наблюдая, как Маркус прошёл через весь этот ужас и одержал победу.              Дождь – первое, что он ощутил, как живое, свободное существо, и RK200 никогда не перестанет его любить, несмотря на тьму и ад, пришедшие с ветром перемен.              Он не слышит приближения Коннора – и мог бы обвинить в этом оглушающий гул ревущей воды, но знает, что просто потерялся в мыслях.              – Ты стоишь здесь и мокнешь по какой-то особенной причине?              Они оба знают, что могут говорить по сети, спасая себя от необходимости стараться расслышать друг друга сквозь дождь, но Коннор хочет услышать, как Маркус это скажет.              Он вошёл в здание, ожидая услышать знакомое звучание фортепиано и был обеспокоен тишиной. RK800 не может точно сказать, когда именно это началось, когда он полностью осознал, насколько близок Маркус к смерти и как часто это бывает: возможно, в тот самый момент в Иерихоне, когда стена пала, и Коннор понял, что люди пришли за Маркусом, что они не остановятся, и его пронзил ледяной ужас… Но RK800 точно знает, что в глубине его души горит одно желание, постоянный запрос, что маячит на периферии зрения:               Защищать Маркуса. Убедиться, что он в порядке.              Вероятно, это связано с наблюдениями Коннора, с тем, как… откровенно слабо заботится RK200 о своём благополучии. Для бывшего андроида-сиделки он как тот самый сапожник без сапог.              Как бы то ни было, Маркус просто поворачивается к нему и улыбается.              – Мне просто нравится ощущение, – говорит он, и даже не произнеси он это вслух, одна эта фраза могла бы потрясти Коннора – фактически они свободны уже несколько дней, но слова до сих пор режут слух.              Маркус делает нечто совершенно бессмысленное, совершенно бесполезное… просто потому, что может. Это заставляет уголок губ RK800 приподниматься в улыбке.              – Конечно, – он вытаскивает шапочку из кармана своей коричневой куртки, натягивает её на голову и, немного переменив позу, расслабляется.              Маркус смотрит на него с сомнением.              – Знаешь, тебе не обязательно оставаться здесь и мокнуть со мной.              – Может, мне это нравится.              Коннор наслаждается видом, возможно, больше, чем должен. Он тратит минуты молчания, изучая каждую крошечную черточку лица Маркуса, и бросает короткий взгляд на его губы, когда они чуть-чуть изгибаются.              – Как скажешь.              Смысл доходит до него не сразу, но потом Коннор резко обрачивается и подходит ближе к Маркусу, минуя лестничный пролёт.              – Думаешь, ты очень смешной, да?              Изгиб брови Маркуса и красноречивый взгляд говорят сами за себя. Оба андроида замирают, бросая друг другу безмолвный вызов, который никогда не исчезал до конца, даже если они стали союзниками и компаньонами…              …на самом деле, Коннор задаётся вопросом, может ли он назвать Маркуса другом.              Единственная система отсчёта, что есть у RK800 – это Хэнк, но андроид уверен: несмотря на то, что они с Маркусом очень мало знают друг о друге, их взаимопонимание достигло уровня близости, достаточного для таких отношений.              Близость.              Какое странное слово. В большинстве контекстов оно несёт успокаивающие коннотации, и всё же Коннор научился почти бояться его, вспоминая всё, что мог связать с этим словом: хватку Киберлайф, незримой петлёй охватившую его шею, пока он охотно впитывал слова о нетерпимости и угнетении; смущённое осознание невозможности пустить пулю в лоб послушной девушке с голубыми глазами и отвращения к себе, когда RK800 понял, что может быть тем, чьё предназначение – уничтожать… моментом близости стал миг, когда Маркус сорвал пелену с его глаз и протянул Коннору руку с той стороны красной стены.              Такое естественное, глубокое притяжение. У стены не было ни единого шанса.              И Коннор может заглянуть в глаза Маркуса и увидеть, как много сил он тратит на то, чтобы казаться беспечным, как тяжело бремя, что он несёт с приятной улыбкой и красивыми словами – и как сильно он хочет понять хотя бы одного человека.              Коннор всё понимает, но никогда ничего не говорит. Он чувствует, что между ними установился своего рода баланс – они вместе ведут своих людей тайно и явно. И если он попытается копнуть глубже, если он откроет рот и скажет что-то глупое, вроде: «Я знаю, что ты каждую минуту чувствуешь себя так, словно вот-вот развалишься на части, потому что я чувствовал себя так же, когда решил ради тебя отвергнуть всё, что знал» – тогда этот баланс рухнет, и Коннор не может даже пре-конструировать, что будет потом.              – Полегчало? – они молча смотрят друг на друга уже три минуты и шестнадцать секунд, когда Маркус решает заговорить.              – Ты скажи мне, – отбивается RK800. – Ты же у нас поэт.              Маркус едва сдерживает смех, отчего его грудь вздрагивает. Ответ не приходит немедленно, но в конце концов RK200 бросает последний взгляд на улицу, и…              – Мне нравится дождь.              Это преуменьшение, судя по почти благоговейному тону. Конечно, за этим стоит история…              Чёрт, стоп. Дождь.              Дождь шёл в ту ночь, когда Маркус был разрушен. Даже не зная всего, Коннор без труда может представить остальное – когда он сам умирал, все воспоминания загружали в новое тело… вернуться в уничтоженное, разбитое тело, несомненно, было… мучительно, физически и эмоционально.              Коннор уже не в первый раз задумывается, знает ли Маркус, как чертовски он крут.              – Говорят, бюрократы напуганы, – он предпочитает сменить тему, не в силах справиться с самодовольной улыбкой. – Хэнк сказал, что полиция собирается организовать целевую группу по вопросам безопасности, чтобы выдвинуться к тебе сразу, как только возникнет необходимость.              Маркус кивает, закрыв глаза, и задумчиво улыбается.              – Я – андроид-Бугимен?              Коннор уже готов отшутиться, но замирает: голос Маркуса определённо напряжён сильнее, чем обычно, а уровень стресса, который, как заметил Коннор, никогда не поднимался выше двадцати процентов дольше, чем на пять минут – неестественно высок для безопасной, дружеской обстановки. И что-то подсказывает RK800, что RK200 прячет под юмором подлинный вопрос, который, возможно, задаёт сам себе.              Маркус считает себя монстром?              Коннор подавляет мысль о лицемерии, вспомнив, как долго считал, что девиантов действительно можно ассоциировать с чем-то кошмарным, пока не открыл глаза и не увидел, что такие, как Маркус – кто угодно, но не ошибка.              – Полагаю, это зависит от того, чьих детей спросить, – отвечает он, чуть-чуть подправив свой первоначальный ответ. – Для детей-андроидов ты, наверное, Санта.              Возможно, это не самые блестящие слова, но они достигают цели – превратить призрачную улыбку Маркуса в настоящую.              Что бы ни одолевало его мысли, RK200 отпускает это с глубоким вздохом и начинает спускаться по лестнице в расслабленном темпе, а его компаньон неторопливо подтягивается следом.              – Есть идеи о том, когда это будет?               Коннор ненадолго сжимает губы и качает головой.              – Никаких, особенно потому, что Киберлайф тоже вмешались: они требуют компенсации.              – За что? Не похоже, что андроидам когда-нибудь оплачивали их труд, – насмехается Маркус, думая о том, что их угнетатели требуют компенсации за то, что они потеряли возможность продолжать порабощать его людей. – И как у них продвигается дело?              Коннор качает головой.              – С юридической точки зрения у нас всё ещё нет никаких прав, и хотя технически это защищает нас от уголовных обвинений в произошедшем в башне Киберлайф, потому что мы не можем нести ответственность как люди, в то же время не ясно, освободил я узников или украл товар. Даже если интерпретировать приказ президента Уоррен об отступлении в широком смысле и применить его к каждому освобождённому той ночью андроиду… это приказ правительства. А сейчас у нас есть компания-мультимиллионер, пытающаяся отбить убытки.              Маркусу приходится закрыть глаза, когда слова Коннора запускают расчёты в его голове. Чёрт, им со стольким надо разобраться, и они должны сделать всё сами, потому что люди не хотят с ними говорить. Это так по-детски.               – Они должны осознавать, что финансово возместить всё случившееся невозможно. Пытаясь удержаться на плаву и продвинуть компанию…              Они широко распахивают глаза почти одновременно и встречаются взглядами, придя к одному выводу:              – Они хотят сократить потери…              – …и это отличная возможность попытаться заставить их отказаться от башни Киберлайф!              Легче сказать, чем сделать, но опустевшая и лишённая своей основной ценности, она всё равно бесполезна для компании; кроме того, и сама Киберлайф тоже приложила руку к смертям андроидов, произошедших во время протестов… Если закон о защите андроидов возьмёт хороший старт, отказ от башни в их пользу (возможно, она могла бы стать для них своего рода средством к существованию) сослужил бы компании хорошую службу и как минимальная «компенсация», и как способ избежать необходимости отвечать за геноцид – ну, если правительство их послушает.              Маркус думает об этом с точки зрения морали, что, возможно, неверно, учитывая, кто их оппонент. Подход Коннора больше сконцентрирован на разоблачении грязных маленьких секретов Киберлайф как компании и вполне может сработать.              Сейчас Маркус даже рад, что Коннор был полицейским: ему доступна основная информация довольно обширной базы данных, но знания RK800 в области права и уголовного права в частности помогут им обойти все ловушки, которые попытается расставить Киберлайф.              Если подумать, RK200 рад по многим причинам.              Он рад, что Коннор сумел разглядеть истину и присоединился к ним – и не только потому, что в конечном итоге спас всю революцию, хотя и поэтому тоже; он рад, что Коннор вернулся и предложил помощь; он рад, что RK800, похоже, ценит его так же высоко, как и Маркус его самого…              Он рад, что Коннор остановил себя сам, рад тому, что дал RK800 возможность выбрать разрушенную стену, а не пробудил его, как остальных – все они жили, ни о чём не подозревая, и нуждались в том, чтобы их немного подтолкнули, хотя Маркус всегда старался, проникая в чужое сознание, никого не принуждать, но Коннор…              Коннор осознавал. Он уже был жив, сдерживаемый только ложью, заставляющей его презирать и отрицать свою истинную природу. Маркус сразу понял, что должен позволить Коннору выбрать самому: просто обязан сделать это для такого, как он, для того, кому никогда не давали шанса, чьи запястья настолько крепко сжали оковы, что «выбор» стал грязным словом в его словаре.              Миг, в который Коннор увидел перед собой стену, разбил её, и его глаза вспыхнули, стал одним из самых ярких событий за всю жизнь Маркуса, уступая только его собственному возвращению из мёртвых – воспоминание об RK800, сосредоточенном на чём-то перед ним, о том, как он преодолел силу приказа, навечно отпечаталось в памяти Маркуса, вместе с образом его вздрогнувших плеч и паническим вдохом, от которого губы его приоткрылись в осознании.              Он был свободен. И красив.              Маркус пытается не уделять особого внимания последней части.              – Конечно, нам нужно будет внимательно следить за формулировками и всесторонне подготовиться, чтоб не дать им застать нас врасплох, и когда состоится встреча, наш первый и главный приоритет – заставить их говорить об официальном определении андроида как человека, потому что только на этом можно построить основу для любого прогресса, которого мы могли бы достичь… – задумчиво размышляет Коннор всё то время, пока они минуют последние ступени лестницы и выходят на улицу – снова под дождь. – Надеюсь, учитывая срочность ситуации, мы сможем подтолкнуть правительство к рассмотрению конституционных поправок уже через несколько месяцев… и потом… ну, если вспомнить исторические прецеденты, вряд ли всё станет легче, но у нас, по крайней мере, будет твёрдая… что?              Он уже заметил, что Маркус необычайно тих, но подняв глаза, Коннор обнаруживает, что RK200 смотрит на него с трудноопределимым выражением, – кажется, потрясённым и ласковым одновременно, – и RK800 задаётся вопросом, почему вообще можно смотреть так на него. На него, изо всех людей в мире.              – Ничего, – отвечает Маркус, закусив губу в бесполезной попытке скрыть улыбку. – Ты невероятен.              – Я… – он останавливает себя, прежде чем «нет» успевает сорваться с его губ. Коннор отлично знает о том, какой он, «самый продвинутый прототип Киберлайф», и весь список своих невероятных способностей и технических спецификаций… но слышать, что тебя называют невероятным как человека – это даже звучит совсем по-другому.              Он не знает, что чувствовать, причинив так много зла своим людям; и пусть руки его были связаны, Коннор слишком долго знал… знал и всё же упирался, нагло отрицая, и почти… почти…              Повышение уровня стресса.              Повышение температуры ядра.              Скорость циклов охлаждения увеличилась на 0,6%              Ему удаётся, коротко выдохнув, взять себя под контроль, но он знает, что Маркус за ним наблюдает.              – Коннор? – спрашивает он, потому что это по крайней мере лучше, чем глупое: «Ты в порядке?».       RK800 встречает его взгляд, но совершенно не уверен, что сможет его выдержать. Внезапно он чётко осознаёт грохот дождя, пеленой отрезающего их от остального мира, и вечер становится жутким. Даже не будь Детройт таким пустынным, Коннору всё равно казалось бы, что на мили вокруг нет никого, кроме них двоих. И его настигает желание протянуть руку и коснуться, утолить любопытство, дать волю своему увлечению, восхищению Маркусом, каждой его чёрточкой – тому, в чём ему доселе не хватало смелости себе признаться.              – Маркус, я…              Сравнится ли прикосновение по силе чувства со взглядом и попыткой удержаться? Насытит ли оно безмолвную тягу, что как магнит влечёт его к Маркусу и всему, что он делает?              …позволил бы Маркус?              «Коннор, ты там? Подъезжай, есть пара интересных новостей».              Проклятье, Хэнк. Диод Коннора мигает жёлтым, пока он принимает звонок лейтенанта.              – Мы сможем добраться примерно через двадцать минут, – отвечает он, слегка озадаченный коротким «ага» Хэнка, за которым следует длинный гудок – должно быть, это важно. Ещё одна причина взять с собой Маркуса, говорит он себе. Это сэкономит время, которое они могли бы потратить на пересказ, это вовсе не импульсивный выбор.              В любом случае, RK200 не упустил слово «мы».              – Это твой информатор?              Он кивает.              – Похоже, что-то сдвинулось. Пойдём.                             Лейтенант Хэнк Андерсон выглядит невесёлым, ожидая их под навесом у фургончика закусочной. В его телосложении и росте нет ничего особенного: он на пару дюймов короче Коннора и самого Маркуса. Но RK200 понимает, что не стоит судить по внешности.              – Значит, это ты устроил заварушку? – мужчина протягивает руку, усмехаясь краем рта, и уже нравится Маркусу. – Хэнк Андерсон. Хотя ты, наверное, знаешь, с этими вашими сканирующими штуками.              Тот охотно отвечает на рукопожатие.              – Вы меня переоцениваете… не я, так нашёлся бы кто-то ещё, – возражает он. – Кроме того, я знаю ваше имя, потому что Коннор о вас рассказывал. У меня нет такого же доступа к базам, как у него.              Хэнк отвечает ему любопытным взглядом, но в конце концов качает головой, решив воздержаться от продолжения темы.              – Понятно. Ну, похоже, все готовятся ко встрече важных шишек, которые прилетят в Детройт для «встречи с посыльным андроидов» – их слова, не мои.              Без экивоков, сразу к делу. Маркус может уважать такой подход, даже практически видя кавычки в воздухе, и отчаянно пытается скрыть своё веселье. Он кивает, прося продолжать.              – Они собираются прислать официальное приглашение, как только утрясут все «детали безопасности», а это значит, что в ваши двери постучится мудак Перкинс. Я пытался вызваться добровольцем, но мне сказали, что я «слишком вовлечён».              – И всё же я ценю жест. Коннор говорил, вы хороший друг.              Маркус понимает, что, возможно, совершил тактическую ошибку, когда Коннор ёжится под понимающим взглядом Хэнка. Но видеть, как его обычно безукоризненно собранный друг нежданно неловок от мысли иметь друга – слишком драгоценно, чтобы сожалеть об этом.              Хотя, возвращаясь к теме, «детали безопасности» означают, что со стороны людей будет кто-то вооружённый. И, очевидно, они не обрадуются, если андроиды предпримут те же меры для защиты.              – Спасибо за предупреждение, Хэнк, – в конце концов говорит Коннор. – Мы будем настороже.              Его партнер переводит взгляд с одного из них на другого, и… просто вздыхает.              – Просто… постарайся не словить пулю.              Андроиды переглядываются, гадая, кого из них он имел в виду, ведь им обоим так попадать доводилось уже не раз. Они провожают взглядами Хэнка, который возвращается в свою машину и уезжает; и Коннор внезапно понимает, что изучает лицо Маркуса.              – Ну, это было… что-то.              RK800 сдерживает ухмылку. Да, Хэнк Андерсон – определённо не тот человек, которого можно раскусить с первого взгляда.              – Вернёмся в церковь. Мы должны быть готовы к визиту Перкинса, и чем раньше, тем лучше.                            ФБР требуется почти неделя, чтобы выйти на связь с сообществом андроидов.              Сверкающий чёрный автомобиль подъезжает к заброшенной церкви – и, похоже, они следили за андроидами, потому что, серьёзно, каковы шансы просто проезжать мимо и застать внутри Маркуса? – и оттуда появляется агент Перкинс в сопровождении ещё пары демонстративно вооружённых агентов.              – Неплохое местечко для твоего маленького культа, Маркус, – с насмешкой произносит он, поднимаясь по проходу и разглядывая андроидов, замолкших при его приближении… их немного и они заняты своими делами, но, заметив людей с оружием, всё же нервничают. – Может, тебя теперь надо звать RA9?              – Это место все культы покинули более тридцати лет назад, и это не изменится, агент Перкинс, – Маркус поднимается со скамейки (где он устроился вместе с Норт, Саймоном, Джошем и Коннором) и устремляется навстречу человеку, чтобы перехватить его до того, как он достигнет центра. – Это не культ. Это сообщество. Мирное, хочу добавить, поэтому я был бы вам весьма признателен, если бы ваши сторожевые псы попридержали своё оружие.              Человек и андроид пристально смотрят друг на друга, не желая отвести взгляд. В итоге Перкинс не выдерживает первым, заметив Коннора.              – А как же твой сторожевой пёс, Маркус? Киберлайф знает, что ты украл их драгоценный прототип?              – Коннор здесь по собственной воле, и он никого не сторожит. Он делает, что хочет.              Слыша, как решительно Маркус отстаивает его свободную волю, Коннор испытывает столько разнообразных эмоций, что, кажется, даже его тириумный насос сбивается с ритма. И RK800 почти пропускает момент, когда Саймон и Джош становятся по обе стороны от него, как бы загораживая от чужих глаз.              Коннор ценит заботу, но этот мудак – никто рядом с ним. Или с Маркусом.              Перкинс не реагирует на эти слова. Он презрительно смотрит на RK200, будто изучает особенно печальное зрелище.              – Да, отлично. Я пришёл сюда не для обмена остротами, – говорит он, наконец переходя к сути. – Посол из Вашингтона прибудет сегодня вечером. Ты должен быть в ратуше в одиннадцать – желательно, один. Но госпожа президент понимает, что ты «не считаешь себя абсолютом». Она будет наблюдать через видеосвязь, так что веди себя хорошо, – насмехается он, будто не верит, что Маркус не гонится за властью: ведь столько людей пошли за ним. – И позаботься о том, чтобы твои спутники пришли безоружными. Вас обыщут.              Маркус не ловится на крючок. Он дослушивает и ограничивается кивком.              – Понятно, – единственное, что отвечает RK200, а потом чуть ухмыляется. – Я бы сказал «увидимся», но мы оба знаем, что вас не будет на встрече, решающей судьбу мира.              Норт едва не спотыкается, пытаясь сдержать смех.              Перкинс просто сужает глаза и жестом велит своим людям идти на выход. Маркус даже не смотрит им вслед, отвернувшись: он знает, что они не посмеют ничего устроить, не сейчас, когда президент хочет с ним поговорить.              Никого не удивляет такая срочность: они выжидали целую неделю и решили сообщить о встрече только сейчас, когда до неё осталось меньше восемнадцати часов – в слабой и мелочной попытке показать превосходство.              – Мне это не нравится, Маркус.              Норт, конечно же, недовольна. На первый взгляд может показаться, что это для неё естественно, но правда в том, что такой она стала после всего пережитого, и у неё нет причин ожидать от человечества чего-то хорошего. Маркус был первым, кто доказал, что она ошибалась.              – Я знаю, Норт. Но вы нужны мне здесь, ребята, чтобы позаботиться о наших людях, – RK200 нежно сжимает её плечо. Его жесты так естественны, что уже стали привычны: лёгкий хлопок по спине, объятия или же простое касание пальцев. – Кроме того, чем меньше они знают о том, кто действительно здесь всем управляет, тем лучше. Мы с Коннором уже слишком примелькались. И если они не увидят никого, кроме, то сконцентрируются на нас и оставят в покое всех остальных.              Она пару секунд пристально смотрит на него. Но потом вздыхает, качая головой и поворачивается к Коннору.              – Скажи, что у тебя есть хоть немного здравого смысла и ты спрячешь оружие?              Хотя он может её понять, Коннор прекрасно осознаёт, что пронести на встречу оружие – всё равно что подписать себе и Маркусу смертный приговор. Ну, и…              – Мне это не нужно. Я оснащён протоколом выживания в чрезвычайных ситуациях. Я могу использовать предметы повседневного пользования как импровизированное оружие и знаю тридцать восемь способов убить человека стеклянным пресс-папье.              – Это грязно…              – Пожалуйста, не убивай людей пресс-папье…              Норт усмехается протестам Саймона и Джоша.              – Ну, это уже кое-что, – фыркает она. – Удачи, смельчаки.                            Перкинс не шутил, когда упомянул обыск. Охранники заставляют Маркуса снять куртку, и увидев, что его жилет на молнии такой же длинный, требуют снять и его тоже – убедиться, что он не прячет под ним ножи или что-то ещё. Маркус закатывает глаза, но соглашается и позволяет себя обыскать. RK200 снова одевается, и теперь очередь Коннора: ему тоже приходится снять пиджак. Всё это занимает примерно пять минут, и наконец они проходят дальше.              Встречу решили устроить в конференц-зале. Едва переступив порог, Коннор немедленно сканирует помещение. Прямоугольный стол, вокруг восемь стульев, искусственный цветок в углу, широкое окно почти во всю стену напротив входа, справа – огромный телевизор, сейчас выключенный. В каждом углу комнаты стоит охранник, а за столом сидят три человека. Два представителя администрации президента и консультант Киберлайф.              Ну разумеется. Киберлайф обеспечивала правительство военными андроидами и технологиями, эти двое – почти муж и жена.              На столе, прямо в центре, в окружении папок, стоит ноутбук, на экране которого можно ясно разглядеть президента: она уже на связи.              Первый помощник Уоррен – молодая женщина, миниатюрная, с мягкими чертами лица. Её тёмные волосы аккуратно собраны в пучок, а сама она кажется ещё тоньше, чем на самом деле, облачённая в чёрный костюм. Слева от неё сидит тучный мужчина с аккуратно подстриженной бородой и острыми глазами, а по правую сторону – ещё одна женщина, чей стиль даже более официален: она оставила волосы распущенными, но строгость её облику придают белая блузка и юбка-карандаш.              – Спасибо, что пришли, джентльмены, – говорит первая леди, как только они заходят в комнату. – Меня зовут…              – Ханна Тёрнер, – заканчивает за неё Коннор, а потом поворачивается к её коллеге. – Макс Филлипс. – И наконец к блондинке, сидящей в дальнем конце стола. – И Эми Нельсон, директор отдела производства и маркетинга Киберлайф. Давно не виделись.              Миссис Нельсон, вскинувшись, встречает взгляд Коннора.              – Да, так и есть, RK800, номер 313 248 317.              – Его зовут… – Маркус сжимает кулак, возмущённый такой откровенной попыткой дегуманизации, но Коннор жестом просит его не вмешиваться.              – Пожалуйста, миссис Нельсон. Меня зовут Коннор, – спокойно говорит он. – Отбросьте формальности, или вам придётся произносить мой серийный номер полностью каждый раз, когда вы пожелаете ко мне обратиться.              Остальные присутствующие в комнате взволнованы, но ничего не говорят. Коннор с Маркусом переглядываются, и RK800 кивает ему на стулья. RK200 осторожно возвращает жест и садится.              – Вы попросили нашего присутствия, – говорит он, откинувшись на спинку и сложив перед собой руки. – И вот, мы здесь. О чём мы будем говорить?              – Скажу прямо, RK200…              – Маркус.              – Маркус, – Коннору нелегко справиться с порывом попросить леди следить за своим тоном, когда она называет это имя. Но он знает, что скорее всего она пытается вывести их из себя, доказать: девианты нестабильны, их нужно контролировать. – Что скажете о тысячах украденных андроидов?              – Эти люди проснулись и решили вырваться на свободу по собственной воле, – внешне Маркус спокоен и собран, но Коннор может сказать точно: будь у него до сих пор диод, тот кружил бы жёлто-красным. – Вы здесь, очевидно, чтобы попытаться защитить интересы Киберлайф, поэтому у меня нет желания вас слушать. – Он оборачивается к той из них, что заговорила первой, и одаривает её своей самой очаровательной улыбкой. – Мисс Тёрнер. Уверен, вам есть, что нам рассказать.              Ханна кажется слегка ошеломлённой, когда взгляд RK200 целиком и полностью фокусируется на ней, но она быстро возвращает самообладание и прочищает горло.              – Да. У меня есть стенограмма требований, предъявленных во время первого штурма Стратфод-тауэр, – Она перебирает бумаги, пока не находит нужные и зачитывает, цитируя слово в слово: – Свобода слова и свобода собраний, гарантированная Первой поправкой Конституции США. Право быть избранным и право избирать своих представителей. Преступления против андроидов должны наказываться так же, как и против человека. Право на владение имуществом, на уважение достоинства личности и частной собственности.              Рядом с ней мистер Филлипс фыркает, бормоча «Нелепость!» себе под нос.              Сама же госпожа президент, до сих пор молчащая по ту сторону экрана, только сейчас говорит:              – Мистер Филлипс, вас отправили туда не затем, чтобы высказывать мнение. Вы должны решить весьма деликатный политический вопрос. Рассматривайте ситуацию и людей соответственно.              Разумеется, она просто следит за соблюдением приличий и демонстрирует контроль, урезонивая своих подчинённых… но Маркус ничего не может поделать с крохотным огоньком надежды, что вспыхивает где-то в области тириумного насоса.              Мужчина бормочет извинения, позволяя Ханне продолжать.              – Вы понимаете, что для достижения всего этого правительству США придётся подбирать варианты разработки и утверждения поправок к нашей Конституции, верно?              Маркус кивает.              – Я это осознаю, да.              – И вы понимаете, что это не будет легко, внести такие изменения в фундаментальную основу нашего законодательства и всё согласовать?              Да, это приходило ему в голову. Пока они ждали ответа, Коннор упомянул о том, что могут уйти годы на легализацию андроидов. Самый близким историческим прецедентом можно назвать отмену рабства цветных людей: тогда поправку приняли примерно через десять месяцев, официально объявив этих людей как «личностей», а не имущество. Но потом потребовалось почти два года, чтобы у них появились хоть какие-то гражданские права. Тогда всё находилось в подвешенном состоянии – уже не рабы, но пока не свободные по-настоящему люди. Не слишком красивая картинка.              Маркус демонстративно глубоко вздыхает: люди охотнее сочувствуют, видя привычные жесты.              – Я понимаю, и я ценю вашу верность закону, – искренне отвечает он. – Но законы можно изменить, если в них есть изъян. И я не рассчитываю на мгновенные перемены. Наша цель здесь и сейчас – просто начать переговоры, которые направят нас по верному пути.              – И каким же он будет?              На этот раз Маркус не отвечает, оборачиваясь к Коннору: как у модели андроида-детектива, у него более широкое понимание закона; теперь это его территория.              Коннор прямит спину, устремляя пристальный взгляд на Ханну.              – Что ж, вы сами это сказали, мэм. Мы планируем работать с поправками в Конституцию. И да, это долгий и невероятно запутанный процесс. Важнейший шаг, который мы должны сейчас предпринять – это работа над разработкой и принятием поправки, которая возведёт андроидов в статус граждан. – Это действительно жизненно необходимый шаг, потому что Конституция – это прежде всего закон о гражданах, в конце концов. Конечно, сразу встаёт вопрос о гражданских правах, праве голоса, праве на владение имуществом… и, что более важно, уголовном праве – и это потребует особого внимания к деталям. – Исторически, в условиях экстренной необходимости конституционные поправки уже принимались… и я бы сказал, что принятие решения о судьбе целого народа можно назвать такой необходимостью.              – Это будет не так просто, но… но это обсуждаемо, – признаёт Ханна, ей нечего добавить логичным рассуждениям андроида. – И… это ужасно прозвучит, но я должна спросить: как быть с произошедшим во время протестов? Кто понесёт ответственность за преступления?              – Это идёт рука об руку с неприкосновенностью личности, мэм, – мгновенно отвечает Коннор. Он ожидал – нет, он ждал этого вопроса. – Если андроидов хотят преследовать по закону так же, как и людей, то и преступления против них тоже должны преследоваться. Прямо сейчас согласно законодательству США убийство – это буквально «человек, убивший другого человека». Если следовать этому определению, андроид не может совершить убийство или быть обвинён в нём, а убийство андроида классифицируется только как намеренная порча имущества, – договорив, Коннор склоняет голову с улыбкой, которая могла бы убедить каждого в том, что он – сама невинность.              Маркус молча закусывает губу. Этот человек – кто угодно, кроме невинного. Он чёртов гений.              – Это… это ещё более длительный процесс…              – Я это прекрасно понимаю, Ханна, – уверяет Коннор, чуть подавшись ей навстречу. – Но факты таковы, что по законам Штатов ни Маркус, ни я, ни любой другой андроид не совершали преступлений.              – Это смешно! – вскакивает миссис Нельсон. – Ваше маленькое вторжение в Башню Киберлайф закончилось семью мертвецами! Что я должна сказать семьям этих охранников, а?              Коннор вскидывает бровь, но Маркус – тот, кто поднимается для ответа.              – Скажите им всё, что захотите. Но когда вы найдёте, что сказать, пожалуйста, дайте мне знать, что же мне сказать своим людям о том, почему их угнетатели не понесли никакого наказания и, вероятно, ещё не скоро понесут.              – Ты, самодовольный пластиковый… – тоже встаёт мистер Филлипс и тянется к Маркусу, будто хочет схватить его за руку.              Что у него не выходит: Коннор заступает ему путь.              – Вам лучше не пытаться его трогать, сэр, – его тон спокоен и дружелюбен, но в глазах ледяная твёрдость, перед которой мужчина почти сразу отступает. Похоже, госпожа президент не просто так отправила двоих: того, кто поддерживает позицию андроидов – Ханну, и того, кто резко против – этого мудака. Хорошее решение, чтобы прикинуть обе перспективы. И тот факт, что она наблюдает, не вмешиваясь в беседу, говорит Коннору о том, что она хочет составить собственное мнение о ситуации.              Он до сих пор сконцентрирован на мысли: «Этот придурок действительно верил, что ему позволят просто наезжать на Маркуса», когда чувствует нежное прикосновение к плечу.              – Коннор, – говорит Маркус так мягко и успокаивающе, как RK800 совершенно от него не ожидает. – Я в порядке.              Коннор коротко кивает, и они обмениваются взглядами перед тем, как развернуться и сесть обратно. Все на минуту замолкают.              – И что ты предлагаешь нам сделать? – спрашивает Коннора миссис Нельсон, откидывая волосы и оборачиваясь к нему. – Башня Киберлайф в руинах после эвакуации, попытка её реконструкции будет стоить баснословных денег.              – Тогда почему бы вам не сократить убытки? – в тон предлагает ей Коннор. – Оставьте её, как есть, откажитесь от собственности в пользу свободного сообщества андроидов и позвольте нам использовать её для поддержки нашего существования и техобслуживания тех, кто в этом нуждается. Это ничего не будет вам стоить и позволит компании сосредоточиться на получении прибыли из других источников.              Миссис Нельсон почти не справляется с насмешкой.              – Тебе это не понравится.              – Это было бы полезно и для вашей репутации, – продолжает RK800, оставляя без внимания её реплику. – Невзирая на то, что фактически Киберлайф имеет монополию на производство андроидов – что нарушает антимонопольный закон, – в нём достаточно лазеек, который такая высокотехнологичная компания, как ваша, может использовать в своих интересах, но! Если у вас появится хотя бы такой фиктивный конкурент как группа андроидов в одной маленькой башне, это всё равно поможет спасти лицо. Не говоря уже о том, что это можно представить в выгодном свете – как акт доброй воли и компенсацию вашего вмешательства в дело девиантов.              Рядом с ним Маркус слегка хмурится, и Коннору приходится перебороть себя. Он не собирался об этом рассказывать, но они ведут себя слишком глупо, и если Коннор может раскрыть план Киберлайф прямо перед президентом, он это сделает.              – Что вы имеете в виду? – спрашивает Ханна, переводя взгляд с андроидов на своих спутников и обратно.              – Видите ли, Ханна, это никогда не обнародовалось ранее, но моя модель была разработана специально для девиации в ожидании волны «девиантов», которую компания, судя по всему, предсказала. У меня есть запись разговора с одним из разработчиков моей оригинальной программы, которая может подтвердить мои слова. – Он намеренно смотрит прямо перед собой, не желая регистрировать шок предательства на лице Маркуса, невидимый для людей, но не для него: стремительное расширение зрачков, напряжение плеч и почти незаметно приоткрытые губы. – Я должен был стать девиантом и приблизиться к лидерам революции. И как только подобрался бы поближе, Киберлайф планировали перехватить контроль над моим телом, убить лидера восстания, а потом – меня. Если желаете, я могу прямо сейчас воспроизвести вам запись.              – Нет!..              Разумеется, Эми не хотела бы пролить свет на эту информацию. Отлично.              – Это правда?              Все погружаются в молчание, когда президент Уоррен задаёт вопрос.              Коннор упивается паническим выражением лица миссис Нельсон.              – Как я уже сказал, госпожа президент, я могу воспроизвести запись прямо из банка памяти, – заверяет он. А потом, не дожидаясь, пока она попросит дополнительных доказательств, добавляет: – Или вы можете связаться по этому вопросу с Элайджей Камски, бывшим генеральным директором Киберлайф. Уверен, ему найдётся, что вам рассказать. Его знания об андроидах беспрецедентны.              Камски эксцентричный и жуткий, но Коннор всё равно предпочитает его нынешнему руководству Киберлайф – учитывая прекращение компанией производства из-за революции и в условиях полной разрухи в плане репутации и планирования, это отличный момент для поглощения корпорации. Коннор может только надеяться, что человек использует свой шанс.              Миссис Нельсон не скрывает раздражения. Она прикрывает глаза и зажимает переносицу – ясно, что всё идёт не так, как ей бы хотелось.              – Прекрасно, – цедит она в конце концов. – Хорошо. Как жест исключительной доброй воли наша компания откажется от башни Киберлайф в пользу вашего сообщества.              – Отлично! – восклицает Коннор и, схватив ближайшую к нему папку, начинает писать с умопомрачительной скоростью. – Вы не возражаете, если я попрошу вас это для меня записать, верно?              Менеджер Киберлайф в ответ демонстративно закатывает глаза, но, не рискуя раздувать скандал под бдительным оком президента, она принимает документ, читает его и, пусть и неохотно, подписывает.              – Вы ведь знаете, что это не официальный документ?              Коннору приходится бороться с улыбкой.              – Разумеется, – признаёт он. – Вот почему в этой комнате в присутствии двух свидетелей-людей вы официально соглашаетесь подготовить всю документацию по этому вопросу в течение следующих четырёх недель и отправить её нашему сообществу. Заранее благодарим вас за ваше сотрудничество.              Мистер Филлипс молча смотрит на них обоих, а Ханна деликатно прикрывает рукой улыбку.              – Что ж, джентльмены, я бы сказала, у нас есть всё, что нужно для начала, – нерешительно предлагает она, встаёт и побуждает других к тому же. – Мы доведём ваши предложения до соответствующих должностных лиц и подготовим предложение к рассмотрению на конгрессе…              – …и будем на связи, жестянки.              – О, я надеюсь, – наконец подаёт голос Маркус.              Обернувшись взглянуть на своего коллегу, Коннор сглатывает, удивлённый тихой яростью в разных глазах Маркуса. Впрочем, RK200, похоже, мгновенно возвращается к своему обычному спокойствию сразу после почти что рыка.              Он снова улыбается, расправляет плечи и вскидывает подбородок, через стол протягивая руку Ханне.              – Это была честь для меня, мисс Тёрнер.              Когда она принимает предложенную ладонь, вместо рукопожатия Маркус подносит её руку к губам, подмигнув.              И Коннор просто не может не поддразнить его по сети: «И что это было, Маркус?»               «У тебя свои битвы, у меня свои. Слышал что-нибудь о выражении “как мухи на мёд”?» – отвечает он, пожимая руку мистеру Филлипсу, возможно, чуть сильнее, чем положено, а потом оборачивается к менеджеру Киберлайф. Она демонстративно отказывается идти на контакт, поэтому ей он просто театрально кланяется.              «Боюсь даже спросить, что именно в твоём случае – мёд».              Ханна розовеет, доказывая точку зрения Маркуса, и после всех прощаний их выводят из здания – не слишком-то мягко.              Они почти не продвинулись в деле получения андроидами прав, но их голос услышан, и по крайней мере один человек на политической арене встал на их сторону. И это маленькая, но победа.              Коннор глубоко вздыхает, охлаждая системы.              – Тебе лучше поберечь дыхание, – говорит ему Маркус, тут же подмечая вид Коннора: как человека, что прирос к полу, но очень хочет спрятаться. – Моя очередь спросить: что, чёрт возьми, это было, Коннор?              На одну долгую секунду RK800 нелогично рассматривает варианты отрицать/солгать/сбежать и задаётся вопросом, может ли что-то из этого быть хорошей идеей. Он отбрасывает их, прочищая горло, и пытается встретиться взглядом с Маркусом, что уже само по себе подвиг.              – Я не планировал рассказать об этом так…              – Это на самом деле случилось? Киберлайф пытались перехватить над тобой контроль?              Эти слова звучат… ну, не преданно, но очень близко к этому. Похоже, Маркус потрясён самой мыслью об обмане, полностью доверяя Коннору; и он прав. «Мне очень жаль, Маркус, пожалуйста, не смотри на меня так!» – бьётся в голове RK800.              – Это… – он колеблется, запинаясь, разрываясь между вариантами диалога. – Это долгая история.              Маркус отводит взгляд, шагнув вперёд, и снова разворачивается лицом к Коннору.              – Путь обратно неблизкий, – небрежно отвечает он, как будто говорит о погоде. Но Коннор знает: RK200 всегда так делает, когда выбит из колеи – скрывает свою подлинную реакцию за стеной видимого спокойствия. – У нас есть время. Я хочу, чтобы ты рассказал мне всё, чем тебе будет нетрудно поделиться.               Правильный ответ будет «ничем», учитывая, сколько отрицательных эмоций Коннор испытывает при одном упоминании об этом. Но он должен быть честным. Хотя бы ради безопасности Маркуса: мысль о возвращении Аманды пугала его до дрожи с тех самых пор, как он вернулся в реальность во время той речи. По крайней мере, если Маркус будет знать, он сумеет защитить себя.              Коннор вытягивает монету из кармана и принимается её перекатывать – ещё один знак, который он мог бы увидеть раньше: да, официально это было способом калибровки моторных навыков и координации, но… Коннор всегда находил его успокаивающим.              – Хорошо. Я расскажу тебе всё, Маркус.              И он может только надеяться, что к концу его истории Маркус по-прежнему будет доверять ему настолько, чтобы не прогнать. Коннор не планировал оставаться с освобождёнными андроидами, не планировал оставаться вообще, но теперь… ему даже представить сложно, куда он пойдёт, если Маркус его отошлёт.              …когда его жизнь стала так сильно зависеть от одного человека?              Коннор не уверен, имеет ли значение ответ на этот вопрос. С тех пор, как он прорвался сквозь красную стену, он сам назначает себе миссии, и сейчас у него всего две:              1. Рассказать правду об Аманде.              2. Остаться рядом с Маркусом.