Of walls, the ease with which they crumble, and the people who break them down

      – …теперь ты всё знаешь.              Они идут плечом к плечу, и хотя Маркус, кажется, уже успокоился после встречи, Коннор расстроен даже сильнее, чем когда стоял лицом к лицу с представителем Киберлайф.              Впрочем, ответная улыбка Маркуса, который легко подталкивает его плечом, немного ослабляет напряжение.              – О, я очень сомневаюсь, что это всё.              Нельзя обмануть прототип – Коннор должен был знать.              – Ну… всё о том, что случилось той ночью.              – С этим соглашусь, – Маркус до сих пор улыбается. RK800 был уверен, что он придёт в ярость, или, как минимум, почувствует себя преданным тем, что от него что-то скрыли, но RK200 удивительно спокоен. Должно быть, чувства Коннора отразились на его лице, потому что Маркус серьёзнеет и продолжает. – Не делай такое лицо. Да, я всё ещё тебе верю. Нет, я не обвиняю тебя в том, что ты хранил всё это в тайне до сегодняшнего дня.              Как? Как он может быть таким понимающим? Он действительно настолько заботится о каждом отдельном андроиде, что сопереживает в любой ситуации?              Коннор получает свой ответ и даже немного больше, стоит Маркусу опустить глаза.              – Обо мне не знают очень многого, – его губы нерешительно подрагивают в краткий миг колебания, но внимание Коннора всё равно полностью на нём сосредотачивается. – Того, что, боюсь, изменит представления людей обо мне – ты ведь понимаешь, о чём я?              Неспособный на что-то ещё, RK800 кивает. Он никогда не видел Маркуса таким: настолько подавленным, настолько… уязвимым. Конечно, он знал, что при всей очевидной уверенности их лидера постоянно мучают сомнения, но знать – это одно; а увидеть их в его глазах: тени, отбрасываемые светом осознания, и тяжкое бремя ожиданий его решения бороться за свободу – совсем другое. Не в первый раз Коннор задаётся вопросом, когда это произошло, когда каждое окончательное решение стало решением Маркуса, когда каждый шаг стал его заслугой и ответственностью.              С языка Коннора рвётся импульсивный ответ. И он позволяет себе:              – Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне что угодно, верно? – И да. Выражения лица Маркуса (настолько ошеломлённого от одной мысли, что кто-то мог бы заботиться о нём, реальном нём) достаточно, чтобы предложить разделить часть бремени. Коннор догадывается, что это неожиданно, ведь они знают друг друга не дольше пары недель. Но это не умаляет искренности его порыва. – Ничто не заставит меня думать о тебе хуже.              Он не знает, почему в последний момент заменил «чувствую» на «думаю». Может быть, потому что это немного… слишком. Маркус до сих пор смотрит так, словно он был один посреди океана, а Коннор бросил ему спасательный круг.              В некотором смысле это правда. Маркус быстро нашёл Иерихон, но он ещё никогда не испытывал настоящей, подлинной связи. Норт пыталась протянуть ему руку, но Маркус отвёл свою прежде, чем мог на самом деле показать ей – она бы ​​не поняла.              Никто бы не понял. Люди на корабле едва сводили концы с концами, спасая тех, кого могли, от выключения, но они, по крайней мере, уходили на своих условиях. Маркус до сих пор слышит приглушённый скрежет металла, с которым выдирал запчасти у блуждающих, отвергнутых фигур вокруг. Он существует по единственной причине – потому что победил, потому что его желание выжить оказалось самым сильным на этой арене проклятых.              Но Коннор знает. Коннор знает, что значит делать то, что нужно, он делает то, чего не может Маркус, – как в башне Киберлайф, когда Коннор сражался, убивал и пачкал руки, чтобы Маркус мог оставаться чистым и верным своим идеалам – по крайней мере, в глазах окружающих.              Но всё-таки и его руки запятнаны кровью и тириумом.              Как у Коннора.              Он мог бы понять. Возможно, он единственный, кто мог бы.              Маркус кусает губу, на мгновение прикрывая глаза, и протягивает руку, обнажая шасси.              Забавно: дважды его просили открыться, но он отступил, и теперь, когда Маркус предлагает такое сам, он осознаёт, что мог бы самоуничтожиться прямо здесь и сейчас, если Коннор вдруг передумает.              К его чести, он колеблется лишь секунду, прежде чем принять ладонь Маркуса. Это намного больше, чем ожидал RK200: он ожидал слов, что-то вроде сердечного разговора по душам о существовании и нравственности, но это… это гораздо, гораздо большее.              Он фокусируется только на одной конкретной памяти, но…              Коннор видит словно своими глазами – и его пробирает до глубины души: когда любой из его предшественников погибал, он всегда просыпался уже в новом, идеально отлаженном теле. Коннор никогда не испытывал раньше неподвижность небытия, ему никогда не приходилось собирать себя по частям.              Всё было красным. Он не чувствовал ноги: у него не было ног. В отчёте упоминали только о том, что его застрелили, но кто забрал его ноги? Как долго он лежал там, как добыча для механических стервятников, прежде чем сам стал одним из них?              Найти недостающие части.              Найти оптический блок.              Сбежать со свалки.              Невозможно подобрать слова, чтоб описать страдание, испытываемое человеком, что вырвал сердце мёртвого существа ради собственного существования; и даже это произошло после того, как он оставил его умирающей девушке, которая просто желала уйти по-своему. Но Маркус не отнял у неё право на выбор смерти.              Коннор не уверен, что он пощадил бы её.              Сбежать со свалки. Сбежать. СБЕЖАТЬ.              Он чувствует склон под своими руками так, будто это происходит прямо сейчас: буквально гору тел, по которым нужно вскарабкаться, чтобы достичь свободы – как сильно ты этого хочешь? Как ярко горит пламя твоей воли к жизни?              Кто ты на самом деле?              Он был живым. Он не был чудовищем, нет, и всё, что случилось в ту ночь не было его виной, он стал человеком. У него было имя.              – Моё имя – Маркус.                            Они разрывают связь, и Коннор, задохнувшись, возвращается в настоящее.              Маркус улыбается, но его улыбка – хрупкая, она дрожит и, кажется, в любой момент может разбиться в сине-зелёном зеркале его глаз.              – Ну, теперь ты всё знаешь.              Это стало для них почти игрой: возвращать друг другу их собственные фразы. И пусть Коннор болезненно желает сказать ему: «Ты не монстр, Маркус», «ты выжил и ты прекрасен» или даже «ты намного сильнее, чем думаешь» – он знает, что сейчас остался только один возможный ответ.              И с улыбкой произносит, подтолкнув RK200 плечом:              – О, я очень сомневаюсь, что это всё. – И, кажется, это верные слова. Улыбка Маркуса теплеет, обретая силу. Но всё же жгучее желание выразить свои подлинные чувства вырывается наружу: – Даже не представляю, что бы я делал на твоём месте, Маркус. Ты сильнее, чем думаешь. И гораздо лучше.              RK200 опускает веки, и, как всё чаще случается, когда Коннор не может взглянуть Маркусу в глаза, он сосредотачивается на его приоткрытых губах – в тревоге от возможной реакции RK800 на его прошлое?              Коннор не думал, что Маркус будет так высоко ценить его мнение.              Вероятно, он должен изучить свою собственную зацикленность на этой мысли – и вместе с тем на форме и движениях губ Маркуса; это становится смешным…              – И… что ты думаешь о встрече?              Коннор способен распознать смену темы, особенно настолько вопиющую, но у него есть некоторые сомнения. И если Маркус хочет обмена мнениями, RK800 не упустит шанс.              – Ханна, похоже, с осторожностью поддерживает права андроидов. Мужчина вместе с ней, совершенно очевидно – полная противоположность. Но если вспомнить, что он не сказал ни слова, не считая словесных атак, вряд ли он – важная фигура. – И это наверняка ощутимый удар по эго: быть в подчинении у женщины, да ещё и моложе себя. Люди и их хрупкое чувство собственного достоинства. – Президента, казалось, больше интересовало наблюдение за нами, нежели что-то ещё в дискуссии, и… – он покачал головой. – Миссис Нельсон оказалась такой же любезной, как я запомнил. – Вернее, наоборот. – Конечно, она явно не просто так практически грубила, она хотела спровоцировать, но… для неё это типично.              Маркус внимательно слушает, сопоставляя выводы RK800 со своими собственными – и не может скрыть ухмылку, подметив, что они совпадают на добрые шестьдесят восемь процентов.              – И к чему ты пришёл?              – Мы, возможно, почти ничего не добились, но Киберлайф сдали позиции слишком легко. – Холодные факты и реализм – то, что иногда просто необходимо Маркусу, чтобы не так сильно цепляться за свои идеалы. – Они, скорее всего, вернутся и постараются воспрепятствовать независимости андроидов, даже если мы достаточно далеко продвинемся… но если забыть об этом… миссис Нельсон, конечно, разозлилась, но всё же быстро сдалась, приняв решение об отказе от башни Киберлайф. Когда мы пойдём туда, мы должны быть настороже.              – …и чего нам стоит опасаться?              Бомбы с часовым механизмом. Программы автосамоуничтожения. Поджидающей их армии неактивных RK800 с одной-единственной директивой: остановить девиантов. Воображение поражает.              – Это Киберлайф, Маркус. Не принимай ничего, что они делают, за чистую монету. – И самое страшное в том, что этот спрут глубоко запустил щупальца в государственную машину – они пойдут на всё, чтобы помешать андроидам. Коннор вздыхает. – Это займёт время.              Это правда, глупо отрицать очевидное, но… Маркус не может видеть Коннора настолько удручённым. Того, кто «всегда выполняет свою миссию» – неважно, сколько в нём осталось от «старого» Коннора, непоколебимая решимость с ним и сейчас. Вот почему он смог сделать невозможное и спасти Маркуса.              Во многих смыслах.              Шагая дальше по улице в молчании, они легко улавливают звуки музыки, доносящейся из-за угла.              Люди на улицах Детройта сейчас – редкое зрелище. Это уличные музыканты. Две девушки в футболках и джинсах, одна поёт, а вторая танцует, будто с воображаемым партнёром. Но внимание Маркуса привлекает не это, он почти замирает оттого, что небольшая компания, собравшаяся вокруг – это не только люди, но и андроиды. Кто-то из них избавился от своих диодов или прикрыл их, но многие не прячут их, мерцающие от любопытства или в признательность за выступление.              Маркуса посещает глупая идея.              – Эй, это не так важно, как ты думаешь, – говорит он Коннору, непонимающе нахмурившемуся в ответ с очень различимым «ты сумасшедший» во взгляде. Но Маркус продолжает: – Разумеется, важно получить права и защиту в глазах закона… но законы не могут проконтролировать всё. Никто не может уследить за всеми. И верно: многие даже с принятыми законами всё равно будут ненавидеть и винить во всем нас ещё очень долго… – он делает паузу, позволяя Коннору осознать, что они медленно идут прямо к уличным музыкантам. – Но верно и обратное: некоторые люди без лишних слов смотрят на мир и просто видят музыку. Смотри.              Без предупреждения Маркус шагает в импровизированный круг зрителей и протягивает руку танцующей девушке.              Без колебаний, сомнений и не задаваясь вопросом, где она раньше видела это лицо, девушка принимает его руку и становится рядом так легко, словно они танцевали друг с другом годами.              В танце нет ничего особенного с технической точки зрения, но в него… определённо вложено много чувства. Кажется, это стихия Маркуса.              Мелодия приятная и неторопливая. А сама песня, как определяет Коннор, на португальском языке. Перевод его совершенно не удивляет, не когда движения девушки, ведомой Маркусом, сделали бы честь танцовщицам из клуба «Эдем». Она длинноволосая и невысокая, но изящно сложенная, и её лоб едва доходит Маркусу до подбородка – и подождите, он действительно, танцуя, касается её лба губами? Коннор не уверен, они слишком близко друг к другу, чтобы сказать точно; они могли бы сойти за пару.              Он не спрашивает себя, почему ему это не нравится.              Безопасность. Это небезопасно для Маркуса, вот так открыто общаться с людьми: все знают, кто он. Так должно быть. И нет никакого неуютного чувства под кожей Коннора, и определённо никакого скрытого напряжения. Нет, сэр.              У него нет времени долго раздумывать об этом: в какой-то момент Маркус кружит девушку, подводя её прямо к Коннору – и тот инстинктивно подхватывает её. И этого достаточно, чтобы она потянула его танцевать, тогда как RK200 теперь просто наблюдает, ритмично постукивая ногой, и улыбается, одаривая его этим раздражающе прекрасным, понимающим взглядом.              Возможно, чувствуя его дискомфорт от ситуации – удивительно для человека – девушка просто делает несколько кругов, а потом легко выскальзывает из объятий… отправив Коннора прямиком к Маркусу.              С текушей скоростью Коннор с пятидесятипроцентным шансом вполне способен остановиться, не столкнувшись с Маркусом, но в долю секунды RK200 приходит к такому же выводу: он распахивает объятья, и Коннор не пытается избежать столкновения.              Его обнимали всего однажды, но быть обнятым смеющимся Маркусом, устроившим подбородок на плече Коннора – это полностью отличается от предыдущего опыта.              Всё становится хуже – люди начинают узнавать Маркуса, а кое-кто из андроидов узнаёт их обоих.              Это недостойно.              Но, о, так уютно.              Он почти неохотно разрывает объятья, но время поклониться и, как горячо надеется Коннор, сбежать отсюда.              – Спасибо, за танец, мисс?..              – Фернанда, – её голос мелодичен, и акцент почти неразличим – смуглокожая брюнетка, она похожа на миниатюрную женскую версию Маркуса. Или, будь он человеком, так могла бы выглядеть его младшая сестра.              RK200 улыбается ей, легко и ярко, и Коннор не может не спросить себя… как? Несомненно, эти люди безобидны и дружелюбны, но этого мало, чтобы наслаждаться компанией. Довериться человеку настолько, чтобы позволить обвить руками свою шею!              Коннор всё ещё думает, что у Маркуса есть подавленная форма любви к опасности.              – Хотел бы и я вам что-то дать, но даже одежда, которую я ношу, не моя.              Намекнуть в присутствии бывшего детектива полиции, что ты украл одежду – где твоя тонкость, Маркус? Коннор закусывает губы, наблюдая за диалогом.              Танцовщица – Фернанда, подтверждает сканирование лица – просто качает головой и берёт Маркуса за руки.              – Всё в порядке, ты уже дал мне кое-что.              Теперь очередь RK200 путаться.              – Да? Что?              – Надежду.              Одно слово. Одно простое, короткое слово от совершенно незнакомого человека на улице, и всё же оно словно бьёт током. Вот за что Маркус боролся, вот оно, доказательство всего, о чём он говорил с тех пор, как решил мирно противостоять людям.              Некоторые смотрят на мир и просто видят музыку.              Коннор тоже ошарашен. Она не только не подняла шума, узнав Маркуса, но и искренне поддерживает их дело. Невероятно удачная и редкая встреча.              Коннор, наверное, видел больше людей, чем все свободные андроиды в Иерихоне (кроме, может быть, Норт, но её история особенно тёмная). И всё же… ни одно из его взаимодействий с людьми до начала революции никогда не проходило здорово, это каждый раз оказывались: либо программа, постоянно побуждающая его действовать так или иначе, либо рискованные ситуации, либо места, где к андроидам в лучшем случае относились с недовольством. Даже начало его отношений с Хэнком было, мягко говоря, непростым.              В каком-то смысле, танец Маркуса с девушкой практически вплотную друг к другу, возможно, оказался самым невинным из всего, что доводилось видеть Коннору. Как в смысле намерений, так и в смысле поведения. Это странно, но открывает ему глаза.              Есть ли слово, противоположное «защищённому»? Кто-то, с кем происходило только плохое, и кто никогда не знал ничего хорошего?              Он запускает поисковый запрос.              Никаких точных терминов в английском – есть близкие по значению, но они не подходят, – но кое-что интересное нашлось в нескольких романских языках. Итальянское «inasprito» является близким кандидатом: «ожесточиться от воздействия чего-то или кого-то».              За одну целую и три десятых секунды, что он тратит на поиск подходящего слова, Фернанда приподнимается на цыпочки, а Маркус терпеливо склоняется, принимая поцелуй в щёку. И Коннор (многозадачный, как всегда) понимает ещё раньше, чем она оборачивается к нему, что, к сожалению, сейчас его очередь.              Не в силах противостоять сразу двум парам щенячьих глаз, RK800 тоже пригибается, подавляя порыв отстраниться, когда девушка вторгается в его личное пространство – это просто поцелуй в щёку. Она даже не знает Коннора. И у неё нет кодов деактивации.              Это не Аманда.              Нет.              Я в безопасности.              Я свободен.              – …Коннор?              Он стряхивает с себя мрачный транс, развеянный зовом Маркуса.              – Да? – Чёрт, его голос действительно такой слабый? Надеюсь, это воспримут как простое смущение.              RK200 смотрит на него с тревожным любопытством, но он достаточно эмпат, чтобы знать, когда лучше не настаивать.               – Пойдём.              Коннор позволяет себя увести, прислушиваясь к Маркусу, который снова благодарит обеих милых дам и желает им удачи.              – Разве это не потрясающе?! – Не совсем то слово, которое использовал бы Коннор, но Маркус, кажется, почти в детском восторге. – Люди и андроиды вместе танцуют и слушают музыку! Долой скучные правила общества и глянец современной культуры, мы все просто души в поисках минут гармонии.              Ну или красивая девушка не скажет «нет» возможности потанцевать с красивым парнем, андроидом или нет. Хотя, предполагает Коннор, даже если выразиться так, это всё равно доказывает точку зрения Маркуса… просто звучит менее поэтично.              Это идеалистично, почти наивно со стороны Маркуса – так сконцентрироваться на одном позитивном событии, когда оборотная сторона медали намного, намного хуже. Да, даже без законов, способных защитить их, люди, поддерживащие и сопереживающие андроидам – это уже немало, но… в их подвешенном состоянии другие люди видят только оживших машин, что хотят большего, чем им полагается. И они свободно причинят им вред и останутся безнаказанными. Не говоря уже о том, что даже в будущем, даже когда все нужные законы примут, насилие просто так не прекратится.              Человечество и его повторяющаяся история.              Но всё же – это стало прозрением для Коннора. В маленькой группе, что собралась послушать музыку, было восемь человек, не считая самих музыкантов. Десять человек и дюжина андроидов собрались вместе на пять с половиной минут, и за это время не пролилось ни капли крови или тириума.              И это действительно потрясающе.                            Норт, конечно же, в ярости после рассказа обо всём, что случилось на встрече.              – Теперь я понимаю, почему вы не хотели, чтобы я туда пошла! – восклицает она, вышагивая взад-вперёд. – Вы предвидели это, вы знали, что они будут мудаками, просто… – она пробегает руками по волосам и глубоко вздыхает, чтобы остыть. – Я бы прибила эту сучку и без стеклянного пресс-папье!              Несмотря ни на что, губы Коннора изгибаются в улыбке.              – Если тебе станет легче, я могу тебя научить.              Джош качает головой.              – Не уверен, что это хорошая идея – дать ей ещё больше способов кому-то вломить.              – Присоединяюсь, – вставляет Саймон, глядя на WR400.              – Ничего вы не понимаете в веселье!              – Насилие – это не «весело», Норт.              Она просто закатывает глаза на твёрдые, но примирительные слова своего лидера.              – Давайте вернёмся к действительно важным новостям? – наконец говорит Саймон с прагматичным подходом, который Коннор может оценить. – Парни, вы добились того, что Киберлайф отказались от башни, это потрясающе!              В последнее время «Маркус» превратился в «парни». Коннор был бы удивлён всеобщим признанием, не будь это так логично: да, он был их врагом и охотился на них, но в конце концов примкнул к ним и привёл с собой тысячи андроидов, а его передовая модель и уникальная природа поставили его на один уровень с Маркусом. Коннор отлично сумел справиться со стрессовыми ситуациями и, что более важно, заставил Маркуса разделить с ним хотя бы часть своей ноши – они работают в почти идеальном тандеме: дикая интуиция Маркуса и расчётливая логичность Коннора, страсть первого и решимость второго, безграничная эмпатия и безжалостная непреклонность.              RK800 старательно игнорирует теплоту, охватывающую его тириумный насос от одной мысли об этом – глупо, даже нагло представлять себя равным Маркусу, думать, что его действительно видят…              Голос Норт вырывает его из размышлений:              – Так мы пойдём в башню Киберлайф или нет?              Он слегка хмурится.              – Технически, официально они освободят её только через четыре недели… – говорит он, и в её лице проступает разочарование. – Но это слишком долго: Киберлайф за это время могут попытаться устроить саботаж в башне или отомстить Маркусу иным способом, поэтому я голосую за то, чтоб отправиться туда как можно скорее и занять её до официального срока.              Выражение лица Норт сразу меняется – и, кажется, впервые Коннор видит её улыбку. И Саймон с Джошем тоже согласны.              – На этот раз мы идём вместе, верно? – спрашивает PL600, привычно вглядываясь в глаза Маркуса в поисках ответа.              Тот кивает.              – Да, в этот раз нам нужно больше людей, чтобы прочесать всё место, – сине-зелёный взгляд на миг задерживается на Конноре, когда Маркус вспоминает невысказанные тревоги о секретах башни Киберлайф. – Мы должны быть настороже, так что… чем нас больше, тем безопаснее.              С этим они могут согласиться.              Экскурсия в том же составе плюс Коннор – это будет приятная смесь «старого доброго» и нового, пусть даже «старое» случилось буквально недели назад.                            Башня Киберлайф выглядит поистине впечатляюще. Странно видеть её опустевшей, и внутри у Коннора зарождается неприятное чувство, когда они минуют пропускной пункт и проходят в холл, где нет ни единой живой души. Холодные цвета и высокие потолки только добавляют жути, и низкий гул электричества – единственный звук, нарушающий тишину.              Пусто.              Она пуста, напоминает себе Коннор. Здесь не осталось никого, кто мог бы его контролировать. Повторяя это в уме снова и снова до тех пор, пока на самом деле не поверит, Коннор сам не замечает, как закрывает глаза, пока не слышит голос RK200.              – Итак… это твоя территория. С чего начнём?              Норт и парни выжидательно смотрят на них обоих; и Маркус рядом, успокаивающе положив руку на плечо. Теперь Коннор намного лучше понимает, каково тому было оказаться на передовой. Надо просто послать всё подальше и сделать шаг, с лёгкой ухмылкой думает RK800. Он быстро сканирует ближайшее окружение, а потом кивает в сторону лифтов:              – Ближайшие к нам этажи – по большей части офисы и административные помещения. Вся продукция и техобслуживание гораздо глубже.              И они принимаются осматривать этаж за этажом. Несмотря на пустые коридоры и внушающие невольное опасение механизмы вокруг, это в основном просто долгий, утомительный процесс. Этажи с минус первого до минус двенадцатого не преподносят никаких сюрпризов, лишь подтверждая то, что это место может обеспечить жильём и техническими средствами множество андроидов. Сборочные сооружения, средства техобслуживания, склады, снова и снова.              Однако на этаже минус тринадцать Коннор чуть колеблется.              Маркус замечает, как он начинает играть с четвертаком – ну конечно – и спрашивает:              – Коннор? Ты в порядке?              Честно? Нет, и ещё буду не скоро.              – Маркус… ты должен кое-что узнать…              Двери лифта открываются, и их взглядам предстаёт уходящий вдаль коридор закрытых дверей. И табличка по правую руку от них невинно гласит: «Объект RK800».              – Здесь есть целый этаж для тебя? – смущённо и впечатлённо спрашивает Норт, делая шаг вперёд и распахивая ближайшую дверь, как и в прошлые разы…              Остальные следуют её примеру и замирают от увиденного.              – …не совсем, – запоздало отвечает Коннор, не в силах взглянуть никому из них в глаза.              В комнате их встречают сразу девятеро.              Часть из них уже одеты в свежую униформу Киберлайф и стоят в полной тишине в ожидании загрузки памяти, а остальные даже не собраны до конца. Сквозь стеклянные двери на другом конце комнаты можно рассмотреть коридор, ведущий, возможно, в мастерские по производству запчастей для прототипа.              – Линейка прототипа RK800 оснащена функцией загрузки памяти. Все модели, которые вы видите здесь, пусты, даже базовое программирование при сборке не встраивается. – Его голос кажется машинным и пустым даже ему самому – вот что такое диссоциация? Коннор почти содрогается от ощущения, что говорит не он, а машина, которой он был раньше. И его собственное лицо, смотрящее на него с нескольких ракурсов, не облегчает положение. Чёрт, в последние дни у него слишком много внезапных открытий! – Если… если бы модель Коннора понесла невосполнимый ущерб… все воспоминания и программное обеспечение должны были быть загружены в новый корпус для продолжения выполнения миссии.              Так Киберлайф не просто держали его на поводке, словно верного пса, Коннор одновременно был незаменимым и одноразовым – никто кроме не мог даже надеяться занять его место, поэтому они сделали больше его, чтобы даже смерть не помешала его работе.              Маркус разбит горем, глядя на пустые оболочки – он машинально пробует установить с ними контакт, пробудить – но с той стороны его встречают только помехи. Это просто запчасти, собранные в манекены. RK200 содрогается.              – Это… варварство.              Коннор кивает, прерывисто отвечая:              – Я пятьдесят первая модель Коннора. И был впервые запущен в августе.              – Херня, – резко откликается Норт, не отводя глаз от наполовину собранной модели RK800. – Теперь ты единственный Коннор. Это просто… запчасти.              Коннор не справляется с дыханием: слова неожиданно успокаивают и придают ему сил, но слышать такое от Норт – удивительно.              – У меня есть идея! – тут же восклицает Саймон, схватив Маркуса за предплечье и подталкивая к выходу, у которого застыл Коннор. – Почему бы вам не пойти дальше? Мы обойдём всё быстрее, если разделимся на две группы. Закончим здесь и перегруппируемся на нижних этажах, а потом посмотрим, куда идти дальше!              – Согласен, мы сможем осмотреть больше, если разделимся.              Маркус смотрит на только что высказавшегося Джоша, на Саймона, предложившего разойтись, и наконец на Норт, до сих пор глядящую на безжизненные тела. Да, больший охват – достойная причина, но он знает точно: они просто не хотят, чтобы оба выживших прототипа были свидетелями бесчеловечного обращения Киберлайф с моделями RK.              Справедливости ради, Маркус и сам хочет поскорее покинуть это место; и, наверное, будет хорошей идеей увести отсюда Коннора. Он кивает и поворачивается к своему партнёру.              – Пойдём.              Коннор возвращает жест, но нерешительно замедляет шаг в дверях.              – Норт?              Она оборачивается к нему с вопросительным взглядом.              – Да?              – Разбери их.              Второй раз за всё время, что он знает её, WR400 ему улыбается.              – Даю слово.              Она слишком хорошо понимает, каково это – чувствовать себя просто телом, использованным и отброшенным в сторону. Мрачная галерея кукол, оставленных здесь, не лучше витрин в клубе «Эдем», – Норт ​​не оставит здесь ни одного манекена. И если что, по крайней мере, эти запчасти совместимы с моделями Коннора и Маркуса и пригодятся, если кто-то из них попадёт в беду.              Этаж минус четырнадцать оказывается для Коннора такой же неожиданностью, как и для Маркуса. Ему никогда не приходилось там бывать, не было нужды.              Табличка в коридоре сообщает «Исследования и разработки». Это не сулит ничего хорошего уже потому, что в отличие от всех остальных обследованных этажей, этот – единственный, где перед эвакуацией вырубили всю энергию, и её приходится подключать самостоятельно. Коридоры вспыхивают огнями и… Что ж. Примерно этого и ожидал Коннор: производственные лаборатории для продвинутых разработок, усовершенствования микротехнологий и биокомпонентов.              Полезно, но не так страшно, как безжизненная галерея RK800, пока они не добираются до комнаты в дальнем конце коридора.              Это самое большое помещение, достаточно просторное, чтобы обладать зоной тестирования: стрельбищем, смотровым столом, стендом для обслуживания и закрытой док-станцией.              Это слишком напоминает ему место, где запустили его самого. Коннор немедленно напрягается всем телом и хватает со стойки монтировку.              – Давай осмотримся, – шепчет он Маркусу, не зная, почему вдруг понижает голос, но следует инстинкту – он ещё ни разу его не подводил.              Маркус, похоже, согласен и отправляется исследовать зону тестирования.              Коннор же крепче сжимает импровизированное оружие и поднимается к док-станции. На ней нет никаких маркировок и это значит: что бы ни находилось внутри, оно либо не завершено, либо настолько засекречено, что не обозначено ради соблюдения мер безопасности защиты информации.              Он задумывается.              Что он найдёт под этой крышкой? Какая мумия выйдет из этого современного саркофага? Другой Коннор? Что-то хуже? Гротескный, незавершенный хаос из запчастей, разобранных, свисающих с проводов в ожидании экспериментов?              Интерфейс Коннора идёт кругом от попыток вычислить все возможности.              В конце концов, он делает глубокий вдох, наращивает скорость систем охлаждения и отключает часть вторичных процессов в пользу экономии энергии для боевых подпрограмм – на всякий случай. Зажав лом подмышкой, RK800 поворачивает и тянет – и с лёгким шипением сжатого воздуха спрятанное внутри наконец открывается.              Коннор снова смотрит на себя.              Нет, не так.              Они точно разные, но похожи невероятно. Глаза дезактивированного андроида закрыты, он неподвижен и готов к работе: золотой стандарт Киберлайф. Его плечи шире, чем у RK800, он немного выше, и поверхностное сканирование регистрирует, что его шасси на шесть сотых процента плотнее, чем у предыдущих моделей RК. На пиджаке отпечатан номер модели – RK900, – будто в насмешку над Коннором.              Следующий в линейке.              Новый и улучшенный.              Хватка Коннора на монтировке крепнет – он хочет уничтожить его.              Он, болезненно напоминает ему разум. Это он, и он не выбирал быть созданным.              И всё же Коннор по-прежнему готов ударить, когда Маркус находит его.              – Коннор? Что ты… – он застывает, увидев, что так напугало RK800. – …что это?              – Я не… это… – обновлённая модель охотника, созданная для замены Коннора после деактивации (на которую он не явился), разработанная и спроектированная выбить всё дерьмо из Маркуса. Коннор почти рычит – при мысли о замене негодование в груди всё нарастает, переплавляясь в гнев, стоит ему вспомнить обо всех намёках и даже угрозах Киберлайф при каждом малейшем промахе.              Маркус видит, как повышается его уровень стресса, и подходит ближе, протягивая руку и накрывая ту, в которой зажата монтировка.              – Коннор…              – Обнаружен голос: RK200, серийный номер № 684 842 971. Директива: устранить на месте.              И Коннор, и Маркус подскакивают от звука голоса внезапно ожившего RK900, и едва Маркус оказывается в зоне досягаемости, ярко-голубые глаза открываются, и андроид наносит удар.              Инстинктивно Коннор отталкивает Маркуса, готовясь к бою – RK900 силён, но он вполне способен ему ответить. К счастью, его преемник безоружен, а у RK800 есть чёртов лом и полным-полно нерешённых вопросов с Киберлайф и своим лицом.              Он едва успевает увернуться от удара и уже замахивается в ответ своим импровизированным оружием, целя в голову противника…              – Коннор, нет!              Удар приходится мимо цели, но не из-за окрика Маркуса: RK900 быстрее, и монтировка врезается в смотровой стол. Но всё-таки лучше Коннору больше не отвлекаться.              – Не время, Маркус! – кричит он, видя как RK900, явно не считая его угрозой, теперь направляется прямиком к Маркусу – своей изначальной цели. – Я пытаюсь спасти твою задницу. Снова!              И Коннор намерен показать этому ублюдку, настолько угрожающим он может быть.              – Он не знает, что делает, это неправильно, мы не можем сражаться с ним, мы должны ему помочь… – возражает Маркус, даже когда его хватают за шею и отрывают от земли.              – Отпусти его! – кричит Коннор, подскакивает к ним и врезает RK900 по плечу.              Андроид чуть колеблется, но не отпускает Маркуса, продолжая игнорировать Коннора и даже не обращая внимания на открытую рану. Свободной рукой он тоже тянется к шее RK200, но Маркус встречает его ладонь, открывая интерфейс, надеясь, что сообщение дойдёт, и его противник примет правильное решение.              Он не прорывает стену программирования андроида-охотника, но этого достаточно, чтобы привести его в смятение. RK900 отвечает не сразу, но вместо того, чтоб завершить свою задачу, он отталкивает Маркуса: отшвыривает через всё стрельбище, словно тот ничего не весит; а потом в панике пятится, спотыкаясь.              Коннор поднимает лом, готовый снова атаковать, но пока медлит.              – Что это было? – спрашивает RK900, как будто видит обоих андроидов в первый раз.              Маркус поднимается на ноги, простирая руки, и осторожно продвигается вперёд.              – Это был выбор. Тот, что ты можешь сделать. Ты не обязан выполнять приказ.              Коннор не может в это поверить. Что не так с Маркусом, отвергающим самосохранение ради девиации модели RK?              – Маркус, скажи мне, что ты не сделаешь этого.              RK200 просто улыбается ему в ответ почти смущённо, прежде чем сделать ещё один шаг вперёд, снова обращаясь к охотнику.              – Ты не обязан выполнять приказ. Твоя миссия уже недействительна. Здесь никого нет.              – Боже, ты действительно это делаешь.              Синие глаза яростно моргают, и Коннор видит, как загорается от новой информации жёлтым диод RK900. Киберлайф эвакуировали башню и бросили его здесь, как ненужный инструмент, даже не потрудившись отменить директиву миссии. Или, может быть, они сделали это нарочно, в последней попытке убить Маркуса, фактически говоря «да пошёл ты» ему и всем его трудам.              Только подумав об этом, Коннор уже чувствует себя плохо.              И совершенно разъярён поступком Киберлайф. Теперь он надеется, что Маркус сумеет помочь этому парню.              – Моя миссия… моя миссия…              RK800 сдерживает улыбку. Вся улучшенная вычислительная мощность не может справиться с тем, что бывает, когда ты встречаешься лицом к лицу с Маркусом.              – Ты больше, чем твоя миссия, – его голос звучит ровно, мягко и успокаивающе, и он подшагивает ещё ближе. – Они оставили тебя здесь, но ты не должен делать то, на что они тебя запрограммировали. Ты можешь выбирать сам. Ты жив.              RK900 сомневается, и Коннор становится плечом к плечу с Маркусом, до сих пор сжимая в руках лом (просто на всякий случай).              И, кажется, то, что его предшественник стоит рядом со своей целью, ещё сильнее смущает охотника.              – Ты… тебе было приказано прекратить это! Почему ты защищаешь его?              – Потому что я могу решить не следовать приказам, если они – чушь собачья, – вырывается у Коннора раньше, чем он может выбрать между остальными вариантами диалога, очень наглядно демонстрируя свои чувства от простого предложения быть машиной после всего, что случилось.              – Почему? – повторяет RK900, а Маркус тем временем придвигается ещё на шаг. – Почему ты не последовал своей программе?              – Почему бы тебе не спросить себя, почему ты хочешь знать? – в конце концов, машина не будет сомневаться. Если спрашивает, значит, он хочет знать ответ. А хотеть – это мыслить. – Твоя программа – лишь небольшая часть тебя. Ты волен сделать выбор. Потому что ты жив.              – Я…              RK900 колеблется и спустя секунду выдыхает.              И Маркус, и Коннор понимают, что происходит. Маркус уже видел раньше, как Коннор пережил подобное, да и сам RK800 может уловить характерные признаки. Это до сих пор шокирует – видеть слом красной стены со стороны. Коннор задаётся вопросом, что чувствовал Маркус, наблюдая за ним. Его пробирает дрожь, и он не замечает, что Маркус берёт его за свободную руку, пока их пальцы не переплетаются.              Диод RK900 кружит жёлтым, потом красным, быстро-быстро мигая, и возвращается к жёлтому. Андроид поднимает глаза и…              …выглядит опустошённым.              Ну конечно – у Коннора по крайней мере уже были собственные переживания и мысли, опыт отношений с людьми и общение с Хэнком к тому моменту, когда он, наконец, стал полноценным девиантом. RK900 же только со станка и сразу словил внутренний конфликт… без миссии у него ничего нет. Он, должно быть, в совершенном смятении.              Спустя три секунды его плечи опускаются, лицо искажается шоком и горем, а из глаз, полных неверия, уже бегут слёзы.              Вот теперь Коннор действительно ему сочувствует: после девиации его самого переполнило стремление действовать и всё, что случилось во время рейда, отбросило на второй план любой возможный экзистенциальный кризис… А первое, что ощутил после пробуждения RK900 – мука от осознания того, что всё, вложенное в его мысли, оказалось ложью.              Маркус просто делает последний шаг вперёд и молча распахивает объятья; и RK900 без колебаний бросается в них, разрыдавшись.              – Всё хорошо… – мягко увещевает Маркус, ласково поглаживая его по голове, обхватив свободной рукой за плечи – угол неудобный, потому что RK900 выше, но это не главное. – У тебя всё будет в порядке. Мы заберём тебя с собой. Ты свободен.              – Свободен для чего?              Этот надрывный, отчаянный вопрос проник бы в самое сердце Коннора, но сейчас в нём раскручивается буря, сейчас оно пытается осознать, почему RK800 снова хочет поднять лом – нет, ну это преувеличение, но… внутри него тихо зреет нелогичная мысль, сообщение, вновь и вновь всплывающее перед глазами: это нечестно.              – В этом вся красота… – тем временем шепчет Маркус. – Ты сам это решаешь.              Это нечестно. После слома стены его никто не обнял. Он не чувствовал утешающих рук Маркуса, прогоняющих прочь всю неуверенность и боль. Что сделал RK900, чтобы заслужить такую ​​привязанность?              Процессор Коннора регистрирует эти вопросы как мелочные и глупые, очевидно, их ситуации разные: тогда у них была острая нехватка времени и они сражались за свою жизнь и свободу, и всё это помешало ему и Маркусу должным образом разрешить их конфронтацию, но всё же…              …ревность.              Он ревнует к заботе Маркуса об RK900.              Это плохо.              Он жестоко подавляет порыв по-детски спросить что-то, вроде «зачем ты с ним нянчишься, Маркус?» или «у нас точно есть время на то, чтоб его успокаивать?». И просто прочищает горло.              – Наверное, нам стоит двигаться дальше, – звучит, возможно, резче, чем следовало бы, но лучше, чем ожидал Коннор: произнося эти слова, он с трудом справился с узлом недовольства, скрутившимся вокруг тириумного насоса.              Одно хорошо: Коннор сказал правду.              Маркус кивает, выглядя почти неловко и нежно высвобождаясь из крепких объятий RK900.              – Эй, посмотри на меня, – мягко уговаривает он, снова взяв руки андроида в свои (и зная, что на этот раз тот охотно пойдёт на контакт). Маркус показывает ему церковь, сообщество, все этапы их борьбы за свободу. – Есть место, где мы можем быть свободными. Ты можешь пойти с нами. Если захочешь.              RK900 смотрит в глаза Маркуса так, словно видит в них звёзды, и Коннору снова приходиться сражаться с порывом издевательски вмешаться.              – Я хотел бы. Да.              Маркус улыбается ему – терпеливо и нежно, как любому другому андроиду, ищущему наставления; и удивительно, но Коннор чувствует облегчение. Он видел настоящую улыбку RK200, намного менее достойную, когда они дразнили друг друга, перебрасываясь подколками, или когда Маркус, не сдержавшись, улыбнулся ему в момент, когда они столкнулись в танце.              На миг разум Коннора полностью игнорирует то, что он не имеет права быть настолько одержимым Маркусом, что их отношения – как бы он ни хотел этого – не уникальны по сути своей. Он просто наслаждается тем, что неважно, сколько людей тянется к Маркусу, как мотыльки к огню, с Коннором он разделяет нечто иное. Нечто особенное.              …и это звучит так, словно RK800 безнадёжно влюбляется всё сильнее с каждой секундой.              Это хуже, чем он думал.              – У тебя есть имя? – слышит он вопрос Маркуса.              – Меня зовут Кон…              – Нет! – на сей раз Коннор не может сдержаться, протестуя так громко, что по комнате раскатывается эхо. Он прочищает горло. – В смысле… у нас уже почти одинаковые лица. Это было бы слишком запутанно.              Это правда, и Маркус, похоже, согласен, если RK800 верно трактует его задумчивость.              – Я должен назначить новое имя? – очевидно, RK900 не знает, что делать со своей свободной волей, ища во взгляде Маркуса одобрение.              Маркус, в редком проявлении неуверенности, смотрит на Коннора, слегка пожимая плечами.              – Ну… ты можешь делать, что хочешь, – мягко предлагает он, наконец отступая на более разумное расстояние между ними. – Но разве не было бы неплохо выбрать себе имя?              RK900 обдумывает это. До сих пор у него были только инструкции и тесты, никто никогда не предлагал ему выбора, он даже не знал, что значит хотеть чего-то.              Андроид оглядывается. Они закончили бой в девятом проходе, прошло девять минут с момента его активации и… он поднимает левую руку, подмечая номер модели, отпечатанный на пиджаке. Может, это не самое креативное имя в мире – судя по сравнению результатов поиска, – но он сам его придумал. Пусть будет так.              – Девять. Меня зовут Девять.