Cyber-zombie and a rude boy
9 мая 2019 г. в 13:00
Коннор солгал бы, сказав, что не зациклился на «позже» Маркуса.
Что он имел в виду? Что позже они обсудят его проблемы? Или он хотел просто поговорить о том поцелуе в момент ментального раздрая?
Возможно, он имел в виду, что «позже» они могли бы продолжить с того же места, где остановились?
Откровенно говоря, RK800 точно не против любого из этих вариантов.
Но, как и всегда, у них есть другие приоритеты.
Если честно, Коннор не думал, что так сильно привяжется к своему младшему брату, считая, что неудобство от необходимости жить в одном доме с кем-то, буквально разработанным стать лучше, чем ты, никогда не уйдёт насовсем – он не уверен, появилось ли это после пробуждения или просто всегда жило внутри, прикрытое лозунгом «Всегда выполнять миссию!», который скормила ему компания, но факт остаётся фактом: когда заходит речь о компетентности и способностях, это всегда задевает его эго.
Именно из-за этой гордости он думал, что его отношения с Девятью всё равно останутся несколько натянутыми… а теперь Коннор внезапно обнаружил, что присматривает за братом, запрограммированным противостоять и людям, и андроидам в их худшем проявлении, но с полным отсутствием жизненного опыта для поддержки этих навыков. Девять болезненно рационален, холоден и почти аморален в своем неустанном стремлении к эффективности и практичности – но также он невероятно наивен: говоря и делая что-то только потому, что никогда не знал ничего иного, задавая вопросы, ответы на которые были бы очевидны для любого, кто хоть раз дал себе возможность почувствовать, и всё равно пытаясь смотреть на реальную жизнь сквозь логику и цифры.
Это даже слишком знакомо Коннору.
Возможно, у него самого не было много возможностей для бесед: он стал девиантом от силы пару недель назад, но в целом сумел адаптироваться. Когда стена рухнула, он резко отбросил чётко фрагментированное мышление, которому следовал для быстроты выполнения миссий – и это позволило ему плавно перейти к изучению того, как справляться с эмоциональными реакциями даже без рациональной основы.
Девять же к этому ещё не пришёл, и потому готов тут же уничтожить устройство, когда ему рассказывают, для чего оно. Коннору с Маркусом приходится долго его уговаривать, в то время как Саймон фактически упирается ему в грудь, сдерживая до тех пор, пока RK900 не успокоится настолько, чтобы рассмотреть варианты.
Как только ФБР ушли, все они без конца сканировали устройство и не нашли ничего подозрительного, за исключением двух спящих подпрограмм, которые нельзя идентифицировать без активации.
– Мне это всё ещё не нравится, – сообщает Девять, когда они уже прикидывают, что взять с собой и во сколько выдвигаться.
– Я знаю, но каким бы продвинутым и улучшенным ты ни был, у тебя остаётся предел совместимости с устаревшими моделями… слишком много повреждений – и мы уже не сможем тебя полностью вылечить, – теперь они позволяют только Саймону попытаться в чём-то разубедить Девять: там, где Коннор саркастичен, но в целом дружелюбен и готов идти на компромисс, Девять, кажется, отстаивает своё мнение просто потому что может – и это только усугубляется тем, что он лишь недавно узнал о самой возможности иметь собственное мнение.
Однако он делает исключение для милого, нежного Саймона.
Норт говорит, что они очаровательны. Коннор иногда боится за жизнь Саймона. Маркус о чём-то поспорил с Джошем, но не сказал Коннору, о чём.
– Будем надеяться, что это будет не ситуация типа «я же говорил».
Маркус усмехается про себя.
– Если бы я об этом волновался, то никогда ничего бы не сделал.
Единственный, кто понимает шутку – Коннор, и в конечном итоге они договариваются о том, чтобы закончить сборы и на следующий день отправиться в башню, на этот раз имея на это полное право.
Башня Киберлайф уже не выглядит такой пугающей: теперь она официально принадлежит им, и следующие нескольких недель они потратят на то, чтобы обустроить надземные этажи, а всё оборудование перенести ниже и адаптировать для андроидов.
Но сейчас у них есть конкретная задача. Сделать последний шаг к полной независимости Девяти от рук человека.
Только когда они снова достигают минус четырнадцатого этажа, Девять нерешительно замедляет шаг. Коннор отлично его понимает – нелегко быть готовым ступить обратно в свою клетку, даже если она разбита.
– Всё в порядке, – заверяет он брата. – Здесь никто не заберёт тебя обратно. Ты в безопасности. Мы рядом.
Маркус не смог бы гордиться Коннором сильнее, чем сейчас, а Саймон тайком протягивает Девяти руку, чтобы тот мог взяться за неё, если захочет.
Похоже, RK900 и впрямь хочет, и видя знакомую белизну открытого интерфейса, Джош слегка подталкивает Маркуса и вполголоса говорит:
– Ладно, ты победил.
Теперь Коннору ещё любопытнее узнать, о чём был тот спор, но Девяти, кажется, лучше, и все они направляются в испытательный зал. Там до сих пор остались следы драки: разрушенный проход стрельбища, брошенный лом, рассыпанные запчасти… и отпечатки испарившегося тириума, которые до сих пор могут видеть только Коннор и Девять.
Они подходят к станции техобслуживания и активируют сенсорную панель, на которой высвечивается экран ожидания отпечатка руки.
Маркус прижимает устройство к ладони, а затем прикладывает её к экрану – Киберлайф почему-то включили в устройство голосовое распознавание, и активировать его может только Маркус, указав свою модель и серийный номер. Возможно, это такой жест, выпад в сторону прототипов-детективов, напоминание о том, что не они здесь принимают решения. RK200 кивает им и собирается с духом.
– RK200, серийный номер 684 842 971. Активировать отключение механизма блокировки.
– Голосовая команда распознана, – объявляет устройство и начинает мигать. На экране док-станции появляется список инструкций.
Мигающий свет меняется с красного на зеленый, но устройство не прекращает жужжать.
Пока Маркус не закричит от боли, упав на пол, а диск не затрещит, сыпанув искрами и отлетев в сторону.
– Маркус!!! – Коннор уже рядом.
RK200 конвульсивно вздрагивает, а потом его грудь начинает вздыматься от глубоких вздохов: его система охлаждения повреждена.
Системная ошибка. Основные функции повреждены. Необходимо ручное переопределение интерфейса.
– Устройство… разрушает мои… это больно…
Скремблер. Неактивная программа была программой-скремблером, разработанной для вмешательства в основные функции андроида и их отключения – протокол подчинения, изначально реализованный в полицейских андроидах и позднее снятый с производства: слишком негативное воздействие на активирующих его андроидов, да и стоимость сменных запчастей оказалась чересчур высока. Это воздействовало и на людей, прошивая их неслабым ударом тока – что, вероятно, также сыграло большую роль в отмене оснащения андроидов подобным оружием.
К счастью, Коннор знает, как прервать работу скремблера и восстановить функциональность Маркуса. Ему придется действовать быстро: совместимость моделей является основной функцией для андроидов, и тело Маркуса начнёт отторгать чужие запчасти, если это не прекратить поскорее.
Не говоря уже о разрядке его энергии и разрушении системы, что выходит далеко за рамки возможного ремонта.
– Посмотри на меня. Как тебя зовут? – спрашивает он, борясь с желанием отвести взгляд, когда тириум начинает сочиться из правой глазницы Маркуса, а его колено темнеет – и тоже промокает от голубой крови. Это уже началось: его тело больше не признаёт чужие части и разрывает себя изнутри. Голубые пятна уже видны сквозь рубашку – дерьмо! Точно, его регулятор тириумного насоса тоже был удалён из совместимого корпуса. У них осталось меньше полутора минут, пока Маркус не отключится.
RK200 дрожит даже тогда, когда Коннор берёт его на руки и укладывает его голову себе на колени.
– М-меня зовут… Маркус Манфред…
Манфред. Фамилия человека, которого он считает отцом. От мысли, которая вспыхивает следующей, внутри RK800 стынет тириум: Маркус думает, он здесь умрёт.
«Не в мою смену».
– Да, Маркус, смотри на меня, – он почти плачет, когда зелёный глаз движется, но синий, пропитанный густой голубой кровью, отстаёт на полсекунды, смаргивая крупные капли. Коннор протягивает руку, убирая кожу. – Я собираюсь подключиться к тебе, чтобы деактивировать программу скремблера. Ты даёшь согласие?
Системная ошибка. Протоколы взаимодействия нарушены. Нужен дополнительный источник энергии. Продолжить интерфейс? Д/Н
Маркус едва может сосредоточиться на том, чтобы оставаться в сознании, но из всех ошибок, вспыхивающих в его интерфейсе, эта пугает его больше всего. Он теперь как бомба: первого андроида, с которым он откроет интерфейс, жестоко убьёт током. Всё его тело болит – он никогда бы не подумал, что андроиды могут испытывать такую настоящую, дикую боль. Как будто мертвецы, чьи запчасти он украл, теперь мстят, грызут его схемы изнутри и шепчут «не твоё» в глубине его разума. Умом он понимает, что это совместимость его системы, отключённая скремблером, но… всё равно похоже на карму.
Вот так умирает киберзомби. Разваливаясь, кусок за куском.
Он не позволит Коннору пожертвовать собой ради возможности его спасения, слепой веры, что это сработает.
– Меня зовут… Маркус Манфред… Я прототип RK200… и я… не согласен…
Сердце Коннора рвётся на части.
– Маркус, пожалуйста… всё получится, я обещаю…
RK200 слабо качает головой.
– Я… не согласен…
Остальные тоже подтягиваются ближе.
– Почему, Маркус? Скажи нам, что не так с интерфейсом? – спрашивает Джош, даже не догадываясь.
Саймону приходится закрыть глаза и отвернуться, когда ноги Маркуса судорожно дёргаются, а джинсы окрашиваются синим от колена и ниже, а сустав и угол его правой глазницы начинают искрить.
– Чёрт возьми, Маркус, не время быть упёртым! Мы должны что-то сделать!
– Я… не согласен… – снова качает головой Маркус, повторяя отказ Норт, яростно мечущейся рядом, будто в попытке найти решение, которого не видно. – Скремблер… убьёт вас, если… нет. Я не согласен…
В его речи всё больше статики. Надо спешить.
– Маркус, пожалуйста… ты же знаешь, что можешь сказать мне что угодно. Пожалуйста, не делай этого с собой…
«Устройство перенастроило меня так, чтобы я разрядил почти всю свою энергию при следующем интерфейсе. Это убьёт тебя. Моя жизнь не ценнее твоей». Это сюрреалистично – слышать, его, как всегда ясного и решительного, по сети, когда его тело стало дрожащим, истекающим кровью сплетением запчастей.
Впервые в жизни Коннор понятия не имеет, что делать. Он без колебаний пожертвовал бы собой ради Маркуса, но он не знает наверняка, хватит ли ему времени спасти RK200, пока он не погибнет. RK800 чувствует, как его интерфейс разогревается настолько, что оптические блоки начинают слезиться.
– Мы сможем, это сработает! Мы можем… мы можем…
Он плачет. Он не хочет потерять Маркуса, так и не поговорив с ним.
– Маркус… любимый, пожалуйста… не делай этого…
Вдруг Девять встаёт на колени рядом с Коннором и предлагает правую руку, уже лишённую кожи:
– Открой интерфейс одновременно и со мной. Я приму половину удара.
Маркус снова мотает головой.
– Чтобы погибли вы оба? Девять, нет.
Но это идея. Саймон тоже приседает рядом, без раздумий сплетая пальцы с пальцами RK900.
– Всё будет хорошо, Маркус. Мы здесь, с тобой.
– Мы не позволим тебе просто умереть, не так, – Джош следующий хватает другую руку Саймона и протягивает свободную Норт.
– Ты можешь на нас рассчитывать, упрямая ты задница, – говорит она, схватив руку Джоша и уперевшись другой ладонью в пол для заземления. – Так что даже не думай тут умирать!
Коннор переплетает пальцы с Маркусом.
– Ты дашь мне своё согласие?
Он не может сказать, отчего плачет Маркус: эмоциональной реакции или стресса, которому подвергается его тело, но на сердце тут же легчает, когда Коннор слышит:
– Меня зовут… Маркус… и я… даю своё согласие…
Боже, спасибо.
Удар тока настолько болезненный, что Коннор почти теряет сознание, но мгновение спустя разряд распределяется между всей четвёркой и уходит в пол.
Коннор прерывает и ликвидирует ложные протоколы меньше, чем за секунду. За шестьдесят семь сотых секунды, если точнее. «Не в мою, чёрт возьми, смену, Киберлайф».
Маркус останавливает судорожные вздохи и яростно моргает, одновременно очищая интерфейс от бегущих строк ошибочного кода, заполонивших поле зрения, и смаргивая слёзы и тириум.
– Вот и всё… – Коннора это, похоже, не волнует, его слёзы свободно текут по лицу, а сам он, улыбаясь, всё ещё сжимает руку Маркуса в своей. – Ты… – он выпускает ладонь брата и стирает с лица RK200 голубую кровь и слёзы, – Не смей больше так со мной поступать! Мы в этом вместе, ты слышишь меня?
– Прости…
Норт откидывается на спинку стула, облегченно вздыхая, а Джош, подумав, что стоит дать Маркусу немного времени, отходит к ней и похлопывает по плечу. Саймон просто прячет лицо в грудь Девяти, не испытывая проблем со снятием стресса через слёзы. И все знают, что Девять – лучший в объятиях.
Маркус всё ещё немного не в себе, поэтому Коннор сам проводит диагностику, чтобы посмотреть, как у него дела.
Диагностика системы…
Обнаружены незначительные повреждения. Начат саморемонт.
Основные системы: 74%
Повреждённые чертоги разума. Функция отменена 06.11.2038 – 03:35
Оптический блок: 92,6%. Начато восстановление правого глаза.
Звуковая единица: 100%
Моторные функции: 88%. Начат саморемонт биокомпонентов правой и левой ног.
Уровень энергии: 34%. Рекомендуется подзарядка.
Уровень тириума: 40% – рекомендуется пополнить уровень тириума.
Это… много ремонта. И Коннор никогда не знал, что можно просто переопределить собственные чертоги разума – ну, он обнаружил это, когда нашёл «запасной выход» в ночь марша, но даже не думал, что кто-то сумеет сделать это сам. И конечно, это мог быть только Маркус, наверное, просто поддавшись порыву.
Коннор не борется с желанием улыбнуться.
– Ты в порядке, любимый. Ты в порядке… – говорит он больше себе, чем Маркусу. – Я отвезу тебя домой, мы достанем немного тириума, и когда тебе станет лучше, ты сыграешь мне на пианино.
– Контроль… Девяти…
– Это сработало, Маркус, – заверяет RK900, всё ещё успокаивающий Саймона. – Моя док-станция уже полностью готова к работе. Мы позаботимся обо всём остальном.
Норт, Джош и Саймон, кажется, до сих пор немного в шоке и Коннор полагает, что это понятно: они никогда не видели Маркуса таким уязвимым. Теперь, когда это поразило их, им приходится ещё и справляться с осознанием того, как трудно было RK200 выглядеть уверенным и стойким даже под настолько колоссальным давлением.
– Парни! Норт! – зовёт RK800, вырывая их из оцепенения. – Давайте разделимся. Кто-то один пойдёт со мной и мы восстановим Маркуса до ста процентов, а остальные останутся и продолжат осмотр, убедятся, что Киберлайф больше ничего здесь не устроили. Возможно, часть наших техников выдвинутся позже вечером.
Саймон предлагает помочь.
– Я могу пойти с тобой.
– Хорошо. Пошли.
Джош и Норт встают с пола и кивают, уходя, но Коннор наблюдает за тем, как его брат помогает PL600 подняться и тихо шепчет:
– Будь осторожен, хорошо?
– Знаю. Буду.
Его слуховой модуль улавливает слова, сами по себе совершенно обычные. Что необычно, так это тон и взгляды.
Да. Возможно, он понимает, что за спор выиграл Маркус. Эмпат, как обычно, он видит то, чего не видит никто. Коннор качает головой: и всё-таки он совершенно слеп к тем же чувствам, направленным на себя… искажение восприятия. Как… человечно.
Что ж. Он до сих пор шатается от того, что чуть не потерял Маркуса, жизнь буквально утекала синевой сквозь его пальцы. И если ему придётся всё разъяснить, Коннор, чёрт возьми, так и сделает.
Дорога к заброшенному зданию, где спрятан секретный альков Маркуса, пролегает мимо церкви; и Коннор хотел бы удивиться сильнее, завидев неприятно знакомую черную машину, припаркованную поблизости.
Перкинс и его люди.
Коннор думает только об одном: они закончили с этим. И с Киберлайф тоже.
Конечно, у них ещё нет законных прав, но они уже в процессе переговоров с самой президентом, и если всплывёт сообщение о том, что Киберлайф покушались на жизнь Маркуса, может разразиться настоящая война, реальное восстание андроидов, которого они с таким трудом пытались избежать.
И на сей раз общественное мнение будет на их стороне благодаря интервью, которое транслировали только сегодня утром и в котором Маркус показал себя как милый, очаровательный человек (и он действительно такой).
Это материал для шантажа, о котором они могли бы только мечтать. А Перкинс, тупой мудак, ещё имеет наглость выглядеть дерзким, только потому что Маркус заметно ранен, тяжело опирается на Коннора и идёт, закинув руку на его плечи.
– Так-так… и как всё прошло?
Коннор готов передать Маркуса Саймону и задушить этого ублюдка голыми руками, но RK200 шагает вперёд, выпрямив спину, и, преодолевая слабость, в упор глядит на мужчину. От тириума, которым по-прежнему залит его правый глаз, вся склера сияет ярко-голубым, придавая ему жуткий, кошмарный вид, который идеально вписался бы в представления тех, кто пытался выставить Маркуса монстром, когда он впервые восстал из пепла.
– Послушай меня, почтальон, – рычит он твёрдо, но приглушённо, отчего Коннор дрожит – и это равно плохо и хорошо: так вот каков разозлившийся Маркус… – У меня мало энергии, всё болит и на сегодня я закончил с твоим словоблудием. Есть что сказать – говори, пока я не решил подправить твоё лицо железным кулаком, – и он сжимает правый кулак, подчеркивая свою мысль.
Вот оно. Вот он, зверь, скрытый под маской спокойствия и уравновешенности. Не будь Коннор уже влюблён по уши, то влюбился бы в Маркуса прямо здесь и сейчас.
– Ну и ну… какие слова! – издевается агент ФБР, всё ещё глядя на него с отвращением. – Не говоря уже о том, что ты не выглядишь как кто-то, способный исполнить такие угрозы… Я думал, ты пацифист?
– Он пацифист. Но он только что стал жертвой покушения, совершенного Киберлайф при вашем содействии, – Коннор подходит и подхватывает разговор, когда Маркус покачивается и Саймон встаёт рядом поддержать его. – Несколько андроидов в церкви видели, как вчера вы передавали ему устройство, и ещё четыре андроида – сегодня, как то же устройство чуть не убило его в башне Киберлайф. Никто из нас не может давать показания в суде, но как вы думаете, что будет с репутацией ФБР, если кадры покушения передадут на телевидение?
Когда они впервые вломились в пустующую башню, в комнате охраны уже никого не было и Коннор даже не потрудился взломать систему слежения. Недели спустя он долго думал, было ли это ошибкой, но сейчас… сейчас он очень рад. Это потрясающе. Они могут уничтожить Киберлайф.
– А Киберлайф? Когда станет известно, что они рискуют разжечь войну на американской земле, вмешавшись в мирные переговоры, начатые по приказу президента? Только ради возможности ударить по лидеру мирного протеста? – визит к Элайдже Камски теперь кажется хорошей идеей. Почва для поглощения корпорации буквально подготовлена.
Внешне Перкинс не проявляет беспокойства, но его плечи горбятся, а уверенность в словах стремительно рассеивается.
– И что вы предлагаете?
– Я предлагаю вам… ползти обратно в бюро, откуда вы явились, и передать своим начальникам, что из-за вашего участия в покушении на жизнь Маркуса, «случайном» или нет, вы больше не способны работать связным между свободными андроидами и вашим народом, – холодно отвечает Коннор, чей взгляд леденеет настолько, что оба вооружённых охранника по бокам Перкинса испуганно отступают. – Это может быть ваше проницательное решение или прямое распоряжение вышестоящего начальства, после того как СМИ станет известно, что агент ФБР стал соучастником покушения на убийство, и пресса хорошенько повеселится с этой новостью. Выбор за вами.
Это оливковая ветвь, которой мудак не заслуживает, но она прокладывает путь для следующего требования Коннора:
– Я предлагаю вам сообщить управлению полиции Детройта, что лейтенант Хэнк Андерсон – единственный человек, которому будут доверять как связному свободные андроиды. И, наконец, я предлагаю вам передать начальству настоятельную рекомендацию провести ещё одну встречу между нами, представителем Белого дома в Детройте и представителем Киберлайф. Как можно скорее, – он позволяет себе ухмылку, запоздало добавляя: – В конце концов, подобные вещи рано или поздно просачиваются в новости, кто знает, сколько времени пройдёт, пока любопытный репортёр не разыщет пару интересных кадров?
Лицо Маркуса грязное от слёз и высыхающего тириума, но он все равно усмехается: это его Коннор. Взял чёртово ФБР за яйца, как будто это его ежедневная работа. В каком-то смысле, RK200 догадывается, что так и есть – в конце концов, изначально он был переговорщиком.
Перкинс прочищает горло, отчаянно пытаясь не звучать так, словно проглотил лимон целиком.
– Я… передам ваши требования, – ему больше нечего сказать, и он кивает своим людям на машину.
– Да, отлично, – почти ворчит Коннор, не в силах больше сдерживать пренебрежительный тон. – Теперь отвали.
Только когда они остаются одни в безопасности алькова на крыше, Коннор прекращает кипеть от гнева. Эти раздражающие придурки. О, их ждёт расплата. Они думали, что могут просто так отнять у него Маркуса? Ну, тогда им лучше, блядь, подумать ещё. Вид RK200 сейчас приносит Конору одновременно облегчение и ужас. Его ноги и глаз залиты тириумом, как и его грудь. Полимерная кожа вокруг правого глаза потемнела в тот момент, когда он заискрил, и пройдёт несколько часов, прежде чем она полностью восстановится.
– Как ты сейчас, Маркус? – страшась ответа, спрашивает он, усаживая RK200 на скамейку у рояля, и тянется к художественными принадлежностям. Коннор хватает тряпку и смачивает её скипидаром: всего пару капель, чтоб стереть тириум с щёк Маркуса.
– Лучше, – отвечает RK200, прикрывая глаза и расслабляясь под знакомым, желанным касанием. – Саморемонт почти закончен.
Честно говоря, кое-что никогда не сможет восстановиться до конца: его оптическая функциональность навсегда сократилась до девяноста шести процентов – из-за необратимого повреждения от пропихивания совместимого оптического блока через глазницу, как чёртова шарика для пинг-понга. Не говоря уже о том, что Маркус, наверное, никогда не забудет то чувство, словно он снова умирал: на несколько ужасных мгновений он вернулся на свалку, разваливающийся на части и поедаемый стервятниками, осуждающими его искорёженное, погребённое под обломками тело. Но… Коннор вернул его назад. Его голос пронзил тьму и позвал Маркуса – все они позвали. И теперь ему действительно лучше. На самом деле, он хочет ухватиться за этот тихий момент наедине с Коннором и не отпускать его как можно дольше. Прикрыв глаза, Маркус потерянно смотрит на андроида перед собой. И думает обо всём, что могло случиться и чего им удалось избежать.
– Я… даже выразить не могу, как я благодарен, что ты здесь, Коннор. Я бы умер без тебя.
Маркус, глядящий на него, как на маяк, сияющий во тьме, внезапно слишком напоминает Коннору о Харт Плаза. Слишком напоминает тот раз, когда он чуть не выстрелил в Маркуса.
– …как и я, – выдыхает он, пока его разум не успевает убедить его не делать этого. – Если бы в ту ночь я не нашёл вовремя выход… если бы я открыл глаза и увидел тебя мёртвым у моих ног… Я застрелился бы на месте.
Грудь Маркуса опадает на выдохе.
– Я не стою такой жертвы…
– Стоишь, Маркус. – На сей раз Коннор задействует более грубый подход. Не вставая с колен, он обхватывает руками лицо RK200 и буквально влезает в его личное пространство – хватит с него этой мученической чуши. – Ты стоишь всего. И не из-за какого-то дурацкого идеала о мире во всем мире. Я намного эгоистичнее… – он даже не заканчивает собственную фразу, склоняясь ближе и срывая быстрый, грубый поцелуй с губ Маркуса. – Ты – всё для меня, потому что я хочу, чтобы ты был со мной, – шепчет он, почти касаясь его рта. – Я хочу тебя так, как ничего и никогда не хотел, и ты был первым, кто вообще показал мне, что это значит – хотеть.
– Коннор, ты…
Он не позволяет Маркусу закончить вопрос.
– Да, – твёрдо шепчет Коннор и, чуть повернув голову, осыпает лёгкими поцелуями его скулу и шею.
Маркус откидывает голову, позволяя ему двигаться дальше, и запутывает пальцы в волосах RK800.
– Ты не должен делать это ради…
– Заткнись, блядь, и дай мне о тебе позаботиться, – то, что Маркус едва не погиб – снова! – прямо на глазах Коннора резко изменило его мнение: теперь он решил, что не хочет больше ждать, упуская возможность показать Маркусу свои подлинные чувства.
RK200 хихикает, и низкий звук под губами Коннора только подстегивает его.
– Ты… ах… просто не хочешь меня слушать.
– Нет, пока ты не будешь кричать моё имя, – рычит он низко и опасно, касаясь губами шеи Маркуса как раз в том месте, где встроен его звуковой модуль.
– Тебе придётся это заслужить.
– Я сказал, заткнись.
Им, наверное, не следует этого делать: Маркус всё ещё слаб, уровень его заряда низок, как и уровень тириума. Кроме того, они оба пережили острый эмоциональный стресс и, возможно, не вполне себя контролируют.
– Почему бы тебе не заставить меня? – Но именно потому это так хорошо: Коннор должен прочувствовать Маркуса кончиками пальцев, вернуть себе контроль, в котором ему всегда отказывали, и крепко схватить единственное, чего он хочет для себя, а Маркусу нужно расслабиться, отбросить беспокойство обо всех и вручить заботу о себе в чьи-то руки – кого-то, кому он доверил бы свою жизнь. Вроде Коннора.
От одной мысли, что Маркус впустил его так глубоко в свою душу, всё существо RK800 пульсирует теплом, тириум бежит по искусственным венам быстрее, мощнее, словно, не найдя выхода, он просто взорвётся.
– О, не думаю, что ты справишься с этим, – не спускает Коннор знойную насмешку.
Маркус едва может связать пару слов, но он, кажется, охотно принял смену настроения. Коннор отстраняется, оказываясь с ним почти нос к носу – и его встречают ухмылка и шёпот:
– Ну давай.
В глазах RK800 разгорается пламя. Лучше быть осторожнее со своими желаниями. Коннор позволяет своим ладоням ласкать плечи Маркуса, затем опускается на запачканную тириумом грудь и, наконец, касается бёдер.
Он на миг замирает так, бережно, почти благоговейно держа RK200 в своих руках и скользит взглядом по телу перед собой: голубая кровь, запятнавшая его повсюду, заставляет его выглядеть почти гротескно, как монстр, которого так боялись люди, но для Коннора он как всегда прекрасен.
Всё в его жизни до самой встречи с Маркусом было идеально упорядоченно, аккуратно распределено, чётко вписано в аккуратные маленькие квадраты – приказы, миссии, действия и результаты. Но не он. Не Маркус. Маркус дикий, обнажённый, грязный и очень, очень красивый. Коннор готов поклясться, что с каждой секундой влюбляется всё сильнее.
Он принимает решение: подхватывая Маркуса на руки, RK800 усаживает его прямо на клавиши пианино, на что инструмент откликается сумбурной мешаниной нот – единственным протестом.
– Руки вверх, – приказывает Коннор – и тут же закусывает губы, видя, как охотно подчиняется Маркус.
Его торс – настоящий хаос и по коже ветвятся подсыхающие линии синевы, сочащейся из невидимых трещин. Полимерная кожа вернулась и её стоило бы очистить. Но Коннор этого не делает. Он подаётся вперёд и склоняет голову, целуя грудь Маркуса прямо над тириумным насосом – и улыбается, не отрываясь от испачканной кожи, губами чувствуя, как разгоняется скорость насоса в ответ на эмоциональную или физическую реакцию. Хотя, возможно, виновны обе, если он правильно интерпретировал натянувшуюся ткань джинсов Маркуса и его руку, зарывшуюся ему в волосы. Губы Коннора влажны от тириума. Он по привычке облизывает их.
Анализ не говорит ему ничего, чего бы он уже не знал – ничего о том, что сейчас действительно важно: например о том, как восхитителен Маркус на вкус (даже если у Коннора нет вкусовых рецепторов), – поэтому он отключает его. RK200 податливый и жаждущий под его руками, и Коннор, наслаждаясь каждой секундой, не обходит вниманием ни дюйма открытой кожи, рисуя пальцами узоры на ней, а потом повторяя их губами, зубами или языком, пока Маркус практически не дрожит в ожидании, бессвязно выдыхая «пожалуйста» или «да, здесь» и его самое любимое: «чёрт, Коннор…».
И только когда RK200 решает, что с него хватит, готовый взять дело в свои руки, RK800 переходит к реальным действиям: руки Маркуса подбираются к его рубашке, пытаясь расстегнуть её – будь прокляты пуговицы! – и Коннор счастливо потакает ему.
Маркус, даже не удосужившись до конца распахнуть её, скользит ладонями внутрь и прижимает их к лопаткам RK800, притягивая его ближе.
Контакт кожа-к-коже почти замыкает их обоих.
– Сними джинсы, – задыхается Маркус. – Или, клянусь чем угодно, я сорву их с тебя зубами.
Этот нетерпеливый голос, на грани мольбы и приказа, творит с Коннором нечто невероятное… RK800 снова облизывает губы: он хочет броситься на Маркуса и поглотить его целиком, но и растянуть удовольствие он тоже хочет. Распластав ладони на груди RK200, Коннор ведёт ими ниже и ниже, не обращая внимания на пачкающий их тириум, и осторожно расстёгивает уже испорченные брюки – и даже, наверное, портя их ещё сильнее, хотя бы в этот раз запечатлев Маркуса, рисуя кровью, бегущей в его жилах.
Под этим касанием сенсорные датчики Маркуса загораются, как проклятая рождественская ёлка. Такое обманчиво деликатное, но всё же ведущее Коннора прямо вперёд в погоне за беспощадным удовольствием. Эти же руки могли бы расправиться с врагом за считанные доли секунды. Он вздрагивает.
– Чёрт… – шипит RK200. – Ты мог бы разобрать меня прямо здесь и сейчас, и я бы даже не понял, что это было, да? – спрашивает он, и его бёдра вздрагивают, когда руки Коннора напрягаются – не умей кожа Маркуса самовосстанавливаться, он ходил бы с синяками ещё неделю. Об этом он не думал. – Твоё зрение превосходит моё, ты точно знаешь, куда нажать и где ударить. Как легко ты мог бы убить меня даже с моим языком в глотке?
Ну всё. С него хватит. Шутки в сторону, он собирается просто взять и трахнуть Маркуса на этом чёртовом пианино. – Я думал, что велел тебе, блядь, завязывать с такими разговорами…
– И я сказал тебе, блядь, заставить меня, охотник. – Чёрт, это возвращает Коннора прямиком в Иерихон: даже тогда голос Маркуса будил в глубинах души Коннора эмоцию, которую его разум, смущённый собственным презрением и неприятием девиации, не мог тогда распознать. Возбуждение. – Итак… ты перейдёшь к делу или нет? Это всё, на что ты способен?
Кто, чёрт возьми, использует соблазнительный тон в разговоре с наёмным убийцей?
Наверное, их тяга включать в прелюдию свои роли «врагов» может немало рассказать о них обоих, но Коннора это ни капли не волнует: не с Маркусом, покорно позволяющим ему стянуть с себя джинсы ровно настолько, чтобы пойти дальше, и не когда RK200 с таким рвением расстёгивает брюки Коннора даже с теми минимальными моторными функциями, которые он сумел восстановить.
Чёрт, Маркус до сих пор еле жив, но несмотря ни на что дерзит Коннору так, словно они бьются насмерть. Он не знает, что подхлестывает его сильнее: такое чистое доверие или мокрые от тириума ноги RK200, обвившиеся вокруг его талии.
Руки Коннора уже блестят от голубой крови.
Рваные аккорды эхом разносятся в воздухе – Маркус бьёт кулаками по клавишам и почти отрывается от инструмента, подаваясь навстречу, когда Коннор наконец входит в него.
Андроиды не испытывают физического удовольствия, как люди – у них есть датчики давления, позволяющие их телам знать, что к ним прикасаются, определённый «болевой порог», чтобы избежать случайной поломки, и целый ряд сенсоров, реагирующих на стимулы: к примеру, давление и температуру.
Удовольствие, однако, посчитали слишком сложным для искусственного воплощения. Но именно здесь в игру вступает девиация – те самые случайные сегменты кода, которые раньше сбрасывались, теперь превращаются в язык тела, а потом посылают физические и эмоциональные ответы на вспомогательные подпрограммы; и для каждого андроида они уникальны.
Маркус, похоже, любит, когда его хватают за ноги и трахают, сильно, быстро. Что Коннор и делает. Он упирается коленом в скамейку и начинает двигаться. Снова и снова, наращивая скорость и силу, пока сам не чувствует, как отдаётся внутри каждый толчок. Пианино стонет в такт, но даже не будь это хаотичным сумбуром нот, оно не выдержало бы никакого сравнения с той симфонией, что льётся изо рта Маркуса.
Каждый крошечный вздох, каждое «чёрт, Коннор…» и каждый несдержанный стон так близко к его звуковому модулю, где Маркус прижимается губами к шее RK800, только подливают масла в огонь. Как тактильное существо по сути своей, Маркус тянется и кладёт ладони на лицо Коннора нехарактерно нежным жестом в сравнении с жёстким, безумным темпом, который они задали.
Коннор на миг позволяет себе насладиться этой лаской, чуть повернув голову и целуя ладонь Маркуса, и тут же ускоряется, высвобождая одну руку и обхватывая член RK200, начиная оглаживать его в том же беспощадном, неумолимом ритме.
Маркус резко откидывается назад, пока не прижимается лопатками к пианино.
– Ты так… чертовски красив… – удаётся выдохнуть Коннору, и он упирается второй ладонью в грудь RK200.
Маркус кладет руку поверх руки Коннора, и на секунду тому кажется, что он хочет убрать её, но нет. RK200 позволяет коже стечь и открывает интерфейс.
Коннор реагирует без малейшего колебания, и вдруг он видит всё. Он может почувствовать всё, что чувствует Маркус, и одна только петля обратной связи почти сводит его с ума, но на деле это только порождает эмоциональный отклик. Укусы, почти отчаянное стремление к близости, безграничное доверие, трепет от одной мысли вверить свою жизнь целиком в руки Коннора… Это правда – технически, он способен выдрать тириумный насос Маркуса, пока он настолько обнажён и отвлечён. Это было бы так просто. Его модель была разработана для адаптации к любой ситуации, и даже во время секса у него остаются вторичные процессы, благодаря которым он осознаёт окружение и владеет собой настолько, чтобы при необходимости среагировать быстрее, чем…
А потом Маркус достигает предела, выкрикивая его имя, и всё в сознании Коннора, кроме «да» и «Маркус», превращается в белый шум.
Маркус.
Маркус.
Ошибки в его интерфейсе ещё не рассеиваются до конца, когда Коннор моргает, открывая глаза. Его внутренние часы говорят ему, что прошло шесть минут и сорок три секунды, а он не помнит ничего, кроме статики в голове и чувства, как будто он распадается на части внутри Маркуса. Как животное.
И теперь они оба покрыты тириумом.
Маркус, похоже, не против – он просто разрывает интерфейс и поднимается, усаживаясь прямее. Коннор едва успевает отстраниться, как его заключают в объятья. Это так сюрреалистично.
Они оба до сих пор в буквальном смысле слова полуголые, и он только что трахнул RK200, но этот момент всё равно, возможно, самый приятный за всю историю существования Коннора. Маркус прижимается лбом ко лбу Коннора, закрывая глаза.
– Я скажу это сейчас, пока у меня хватает смелости.
Вот дерьмо. Вот оно, «позже», которого так ждал Коннор? Они об этом не говорили, ни разу даже словом не обмолвились об искрящем между ними напряжении.
– …да?
– Я люблю тебя.
Взрыв меньше впечатлил бы Коннора. Типичный Маркус – прямо в цель, без прикрас и всегда первый. Всегда так храбр. Даже если он думает, что Коннор сделал это только для того, чтобы утешить его, он всё же открыл свои чувства.
Коннор не может не поцеловать эти пухлые губы, прикусив.
– Ты не представляешь, как сильно я хотел услышать от тебя эти слова, – шепчет он, обвивая руками талию Маркуса, прижимая его к себе. Удерживая в своих руках, там, где он должен быть. – Я тоже тебя люблю.