Агенты

Куроо недоуменно смотрит на дверь уборной с лаконичной табличкой «Закрыто» и почти проходит мимо, но — любопытство и котики. Он прислушивается и различает голоса, а когда узнает Сугу, то плюет на то, что могут подумать случайно проходящие мимо и прикладывает ухо к двери. Куроо улавливает лишь обрывки фраз, но и этого вполне достаточно. Вместе с Сугой там командир одного из отрядов, из которых в свое время вышибли Куроо, редкостная скотина, третий голос Куроо не узнает. Но эти двое нагло и откровенно цепляются к Суге. Судя по развитию разговора, они давно вышли за рамки приличий, сейчас звучат уже предельно откровенные предложения вперемешку с угрозами. Суга неплохо огрызается и, судя по интонациям, вполне справляется с ситуацией. Но все равно она Куроо категорически не нравится. Он дергает дверь — заперто. А потом эти уроды упоминают его, мол, все знают, что ты уже и Куроо даешь, чего дальше ломаться, подставляйся под нас, тебе же это нравится. Куроо недобро оскаливается. Ну, можно сказать, сами напросились. Он сшибает хлипкий замок одним ударом ноги и врывается внутрь. И все оказывается гораздо хуже, чем он думал. Их там не двое, а четверо, весь отряд этой скотины. Руки пока особо не распускают, но двое придерживают Сугавару за плечи, прижимая к стене. И это только голос его звучит довольно уверенно, вид похуже. Хотя, с учетом обстоятельств, держится он весьма хорошо, но вот сами обстоятельства ну очень пограничны. Пусть пока откровенной агрессии и нет, но зажать рот, скрутить и разложить — вопрос нескольких секунд, достаточно одного кивка командира. Но появление Куроо резко все меняет. Облегчение, мелькнувшее во взгляде Суги, обжигает, словно удар током. Куроо срывается с места, целя кулаком в висок ближайшего козла, но тот уворачивается. Ну и ладно, вместо него достается одному из уродов, держащих Сугу. Тот блокирует, неудачно, таки получает в рыло, а потом удирает вслед за остальными — устраивать серьезную потасовку прямо в офисе агентства дураков нет. — Придурок намаханный! — несется уже от двери. — Пошли отсюда, — Суга хватает Куроо за руку и буквально утаскивает с места происшествия. Запоздало, уже на лестнице, когда он спускается за Сугой, до Куроо доходят все неочевидные нюансы. Дайчи. Сегодня его нет в отделе — сдает старые дела в архивной службе в центре города. Но если он узнает… Нет, он не псих, Куроо уже успел убедиться. Как и в том, что на безопасности Суги у него пунктик. Можно сказать, даже огромный хищный таракан. И черт, он правда может грохнуть этих дебилов — если узнает. С Дайчи станется. Но от происшествия осталась лишь выломанная дверь в туалете. Даже когда ее увидят, сложно связать с кем-то конкретным. Тем более, внутри камер нет. Правда, они есть в коридоре. И установить, кто заходил и кто выходил, — плевое дело. Но крутой нрав Дайчи и байку о пресловутых девяти трупах знают все, включая шефа. А доступ к записям есть только у него и у техников. Ради одной выбитой двери шеф не будет рисковать новым инцидентом с Дайчи и промолчит — Куроо практически уверен в этом. Да, вовремя они свалили. Главное, что их никто не видел. А если у четырех придурков есть хоть какие-то зачатки мозга, то они тоже будут молчать. Они спускаются на парковку, и Суга в растерянности замирает у машины. — Не хочу сейчас в отдел возвращаться, — слегка потерянно поясняет он на вопросительный взгляд Куроо. Тот кивает и звонит Кенме. — Мы с Сугаварой свалили до вечера. Нет, то есть, до завтра уже, — тут же уточняет он и просит: — Прикрой там. Куроо нажимает отбой раньше, чем успевает услышать возмущения Кенмы. Пусть тот подумает, что они опять не удержались и свалили потрахаться прямо посреди рабочего дня, благо Дайчи нет в офисе — прекрасный же повод. Неважно. И, кстати, отличная легенда для того же Дайчи. — Поехали, — бросает Куроо и сам садится за руль. Суга даже не спрашивает — куда, молча кивает и ныряет на пассажирское сиденье. И это — плохо. А еще Куроо замечает, как тот держит руки: пальцы все время или сжаты в кулак, или прижаты к телу. Так не заметно, что они дрожат, Куроо знает эту уловку. А еще он видит, насколько Суга напряженный и зажатый. В машине он забивается чуть ли не в угол сиденья, но тут же спохватывается и принимает более свободную позу. Черт! Суга там реально успел и испугаться, и запаниковать. Просто хорошо держал лицо перед этими уродами, даже Куроо едва не повелся. Но Сугу сильно приложило, и это — фигово. И вообще, и в контексте Дайчи особенно. Толку с того, что ему никто не скажет, если по поведению Суги тот и сам все поймет? — Не говори Дайчи, — словно следуя за его мыслями, тут же тихо отзывается Суга. — Я-то не скажу, но ты уверен? Сугавара молча кивает. Куроо лихорадочно думает, что делать. Допустим, сегодня они поедут к нему. Дайчи не заявится, никогда ведь такого не было, нет повода и сейчас. Но завтра этот номер уже не прокатит. Сможет Суга за неполные сутки достаточно прийти в себя, чтобы спокойно видеть ублюдков в офисе и не спалиться при этом перед Дайчи — ни на работе, ни потом дома? Куроо очень в этом не уверен. Он тянется прикоснуться к Суге: поддержать, притянуть к себе, но так и не осмеливается дотронуться до этого ощетинившегося во все стороны ежика, а Суга даже не замечает этого неловкого порыва. Куроо помнит, что тот очень тактильный, если бы хотел, сам бы уже давно прижался. Значит, не хочет. Значит, шарахается. Они едут молча, но Куроо кажется, что он совершенно точно знает, о чем думает Суга. Что не заметил, не просчитал, дал себя заманить. Анализирует каждое слово, каждый жест — и свои, и чужие. И обязательно, непременно гадает, чем бы закончилось, не вломись туда Куроо. И это — хуже всего. Потому что настоящего ответа на этот вопрос не существует в принципе. Удержал бы Суга их только словами? Решились бы они на откровенное нападение? Но теперь это навсегда остается в рамках неопределенного «если бы». Отдельно паршиво, что сам Куроо выпутался бы из подобного дерьма на раз. И Суга это прекрасно понимает. И не сказать, что у Суги так все плохо с рукопашкой, отнюдь. В честном спарринге с любым из тех уродов один на один он бы и выстоял, и, возможно, победил. Но против четверых — без шансов, вообще. Беда в том, что Суга не умеет убивать, по крайней мере, не в контактном бою, не руками. С огнестрелом издалека — еще да, но не так. Окажись там Куроо, он сразу бы сломал пару носов, разбил бы пару морд, а то и этого не понадобилось бы. Все-таки очень не то место. Когда нападающим важно выйти чистенькими под камеры за дверью, никто не будет устраивать серьезное мочилово. Попытаются или взять на испуг, или скрутить с минимальным ущербом для себя. Только так. Но не говорить же это все Суге?! Хотя и стоило бы. Но вполне вероятно, что и сам Суга это понимает, и понимал сразу. Вот только Суга — не Куроо. Как верно и обратное. Сложные многоэтапные замыслы и многократные перестраховки — вот точно не конек Куроо, как бы он ни хотел или ни пытался. А яростно с места вломить четырем придуркам — не то, что может сделать Сугавара. Который все еще молчит. И все так же замкнут и закрыт, словно спрятался за десятком непроницаемых щитов, даже сейчас, даже с ним. Ну вот какого прятаться от него?! Нет, Куроо прекрасно понимает «какого», но от этого ничуть не легче. И надо что-то делать. Срочно. Но у Куроо острый дефицит идей. А одна-единственная имеющаяся ему не нравится до тошноты. И может не сработать, и вообще, Куроо не хочет об этом говорить. Но это точно вырвет Сугу из его мысленного бега по кругу — очень порочному и априори безвыходному кругу — и переключит на другое. А сам Куроо… Да ну и к черту, он давно это пережил и перевернул эту страницу. Вернется и еще раз перевернет. Решившись, Куроо сворачивает в переулок и останавливает машину, ловит удивленный взгляд Суги и начинает то, что до чертиков не хочется рассказывать. — Несколько лет назад, еще в старом спецотделе, я спалился с прикрытием во время операции на границах с Сомали. Попал к местным бандитам, которые очень хотели знать, на кого мы работаем и откуда у нас столько внутренней информации об их банде, — Куроо на мгновение замолкает, переводя дух, и отмечает, что, по крайней мере, внимание Суги уже удалось привлечь — впервые с тех пор как они выехали из агентства. — Их главарь сразу нацелился на мою задницу. Начиналось это в рамках внесения разнообразия в методы допроса, а потом ему понравилось. Да и не только ему. Когда они поняли, что я все равно ничего не скажу, у них не осталось поводов оставлять меня в живых, кроме этого. Как игрушку. Куроо не смотрит на Сугу, просто не может себя заставить. — По протоколу наши должны были уйти без меня. Но Бокуто срать хотел на протоколы. Как всегда — нашел и вытащил. Но сильно не сразу. Куроо замолкает. Заканчивать не хочется еще больше, чем не хотелось начинать. Но больше они к этой теме никогда не вернутся, Куроо знает это. И оставить сейчас недосказанность — неправильно. Но, черт, как же не хочется… Ладонь Суги очень медленно и осторожно, но ложится на его плечо. Куроо мысленно улыбается, хотя эта улыбка и горчит даже изнутри. Он добился своего, он выковырнул Сугу из его раковины. Можно заткнуться и не продолжать. Но нет. Дурацкая привычка — зайдя слишком далеко, идти до конца. — А потом, уже тут, дома, я начал дергаться от прикосновений, любых. Не показывал, конечно, но это создавало некоторые проблемы. И Бокуто заметил. Куроо закрывает глаза. Суга сбоку прижимается к нему и кладет подбородок на плечо, но сейчас Куроо едва ли это осознает, он слишком погрузился в прошлое. — Он взял меня за шкирку, отвез к себе и трахал все выходные. Ну типа клин клином, шоковая терапия и это все. Помогло, — Куроо криво улыбается. — Потому что это — Бокуто. Потому что от него я не буду шарахаться, несмотря ни на что. Куроо молчит о том, как далеко и в каких выражениях тогда послал Бокуто с его дурацкой идеей, и как тот полностью проигнорировал и мнение, и все протесты Куроо. И что он и тогда, даже сразу, понимал, как сильно рисковал Бокуто, затевая все то безумие, а сейчас — вот даже еще лучше чем раньше. И Суга тоже молчит, все так же вжимаясь в его плечо. И Куроо немного не по себе от этой тишины. Он слишком многое сказал, слишком многое отдал. Это оказалось тяжелее, чем он думал. И даже если это поможет Суге — а Куроо очень надеется, что да, то он все равно теперь понятия не имеет, что с этим дальше делать — самому. С тем, что он рассказал все Сугаваре. Сугавара молчит очень долго. Куроо уже собирается заводить машину и уезжать из чертового переулка, когда тот неожиданно говорит: — Мы с Дайчи работали в отделе «белых воротничков» — финансовые преступления и мошенничество. Шеф давно отпускал скабрезные шуточки в нашу сторону. В мою, преимущественно. Но мы думали, что он просто гомофоб. А потом он однажды отослал Дайчи с поручением, а меня задержал с отчетом до позднего вечера, и когда я занес готовые бумаги к нему в кабинет… — Суга на мгновение замолкает, и Куроо тут же вклинивается: — Можешь не рассказывать. Суга лишь качает головой и продолжает. — Он — бывший спецназовец, а я — это я. Мои рукопашные навыки ты знаешь. Я и тогда ничего не сказал Дайчи, надеялся, что смогу по-тихому быстро организовать наш перевод в другой отдел. — Не вышло? — спрашивает Куроо, хотя уже знает ответ. — Хуже. Я… — Сугавара запинается. — Я тогда немного растерялся. Или не немного. Шеф круто подставил нас на следующей операции, а я слишком поздно заметил. В итоге во время изъятия у нас пропала крупная партия наркоты и несколько золотых слитков. И по всему получалось, что увели их мы с Дайчи. Официально шеф скрыл эту недостачу, но у него осталось достаточно доказательств, выводящих на нас. А это — реальные сроки, от пяти до пятнадцати. — Вот скотина! — вырывается у Куроо. — Ага, — соглашается Суга. — А потом он предложил мне выбор. Или он дает делу ход, нас с Дайчи сажают, и ко мне начинает дорываться куча уголовников, или я оказываю ему сексуальные услуги на регулярной основе. Теперь молчит Куроо. Да, он слышал краткую версию этой истории, предельно краткую «там было за что убить», но полная оказывается куда хуже, чем он мог бы предположить. — А потом, где-то через пару недель, Дайчи все узнал, пришел утром в отдел, ворвался в кабинет шефа и застрелил его из табельного оружия прямо на рабочем месте, — заканчивает Сугавара. — Как вы выкрутились? Как Дайчи не посадили за это? — тихо спрашивает Куроо и в зеркале заднего вида ловит безрадостную и немного вымученную улыбку Суги. — Тогда, когда шеф подставил нас с наркотой, — я растерялся, позволил эмоциям взять верх, а в итоге вляпался еще глубже, и не один, потянул за собой и Дайчи. Но потом — уже не терялся. Предельно непрофессионально одну и ту же ошибку совершать дважды, да еще и подряд. На всех наших встречахи с шефом я собирал компромат на него. Немного не успел, но и имевшегося хватило бы для фееричного скандала. Да, пришлось бы утопить себя в дерьме, но и агентству мало не показалось бы — полетели бы головы и погоны, и прежде всего — начальства. Куроо кивает. В агентстве всегда умели заметать темные делишки под ковер и избегать огласки, уж он-то знает. — В убийстве обвинили одного из арестованных — террориста, которого как раз обрабатывал соседний отдел, мол, при попытке побега вырвал пистолет у агента, открыл огонь, одна жертва — шеф того самого проворонившего свое оружие агента. Шефа похоронили с почестями, террористу и так светила вышка. А нас слили в опальный отдел, — заканчивает Суга и выдыхает. Куроо наконец-то решается и обнимает Сугавару, притягивая к себе, тот сразу же привычно переползает к нему на колени — обычный, мягкий, больше нет того спрятавшегося за многослойными щитами колючего ежика, все еще грустный, но это ничего, это — пройдет. — Не приезжай к нам завтра, — просит Сугавара. — Мне надо будет немножко соврать Дайчи. Это сложно. Но так будет лучше. Для всех. — Я понимаю, — кивает Куроо. Суга осторожно прикасается губами к его губам, словно не уверен, словно проверяет, не изменилось ли что, а потом целует жадно, взахлеб. Куроо зарывается руками под его рубашку и ощущает, как он мелко дрожит. Но Суга не намерен отступать, а Куроо сейчас поддержит его во всем, куда бы того ни повело. А Суга как всегда, как каждый раз, когда они вместе в машине. Он лишь чуть скован и немного напряжен, но быстро оттаивает под руками Куроо. И к тому времени, когда оба уже полураздеты и Суга прижимается к его возбужденному члену, привычно проскальзывая на него, от былой напряженности не остается и следа. И как же Куроо этому рад. *** Куроо ловит Дайчи через несколько дней вечером на стоянке. Сегодня финал национальной бейсбольной лиги, те четыре придурка будут сидеть в любимом спортивном баре, глушить пиво и делать ставки. Куроо уже успел выяснить это. — Мне тут надо набить морду одним козлам из нашего отдела. Присоединишься? — предлагает он. — Ага, — соглашается Дайчи, даже не спрашивая «кому и за что», надо — значит надо. Вот за что Куроо ценит Дайчи, так это за прямоту и непосредственность. Это Суге надо все знать и понимать, для Дайчи достаточно лишь маркера «свой-чужой», и больше никаких вопросов. Они ждут у бара до поздней ночи и перехватывают четверку сослуживцев в переулке на пути к парковке. Сначала те думают, что к ним пристали местные гопники, и пьяно ржут, потом узнают Куроо, а потом из тени выходит Дайчи, и Куроо видит в их глазах настоящий страх, даже ужас. Действительно, байку про девять трупов Дайчи знают все. У командира оказывается ствол, который тот успевает выхватить до начала стычки. Куроо выразительно крутит пальцем у виска. — Ты охренел? — одновременно спрашивает Дайчи. Одно дело взаимный мордобой после работы. Но какой идиот будет убивать своих дома, под носом у агентства, в родном городе, где куча камер, пусть и не в этом конкретном переулке, так в следующем, где убийство будут расследовать спецы и криминалисты? Такие дела если и проворачиваются, то только под шумок на выездных миссиях и в странах третьего мира. До командира придурков тоже запоздало все это доходит, как и то, что Дайчи — не знает. Он благодарно смотрит на Куроо (вот тварь!) и прячет ствол. А дальше идет простое незамысловатое махалово. Четверо пьяных против двух трезвых и злых — нечестный расклад, но четверо против одного тоже было нечестно. И Куроо считает, что три сломанные ноги, два носа, некоторое количество ребер и одна ключица — вполне достаточная расплата. А счет трупов Дайчи увеличивать не стоит.