Агенты

Куроо — не мастер сложных формулировок, особенно когда вообще не видит смысла ходить вокруг да около. Ни легко, ни просто все равно не будет, а быстрее перейдут к делу — быстрее разберутся. — Ты знаешь, мы трахаемся с Сугой, — с места в карьер начинает он, едва переступив порог. — И для тебя это — проблема. Которую надо решить. Заведя правую руку за спину, Дайчи смотрит на него тяжело, пристально, не моргая. — И как ты предлагаешь решать? — наконец спрашивает он. Куроо пожимает плечами. — Меня устроит любой вариант. — Уверен? — зловеще спрашивает Дайчи, резко выбрасывает руку вперед, и его глок утыкается Куроо в лоб. — Суга расстроится, — говорит Куроо, глядя Дайчи в глаза. Тот моргает и словно зависает, не убирая ствол, но градус угрозы заметно снижается. — Другие идеи, кроме пристрелить меня, будут? — осторожно интересуется Куроо. — Чего ты хочешь? — после затянувшейся паузы мрачно спрашивает Дайчи. — Вопрос в том, чего хочешь ты. — Я люблю его. — Знаю. — А ты — нет! — обвиняюще бросает Дайчи и чуть дергает рукой с пистолетом, дуло царапает кожу Куроо. — Нет, — соглашается он. — Но я сдохну за него, такой ответ тебя устроит? Дайчи снова буравит его темным немигающим взглядом, от которого у Куроо холодные мурашки бегут по спине, но отступать он не намерен. — Уверен? — переспрашивает Дайчи. — Да. Дайчи опять замолкает, теперь на дольше. — Раздевайся, — наконец коротко приказывает он. — Может, ствол уберешь? — И не подумаю. Куроо пару секунд мерит его взглядом, а потом начинает снимать одежду. Он не хочет себе в этом признаваться, но ему до чертиков страшно. И Дайчи все-таки псих, как и все в их отделе, теперь Куроо абсолютно в этом уверен. Это только Суга — единственный нормальный, ну или почти. И то он оказался среди них случайно, добровольно пришел за Дайчи. А остальные — все до единого психи и маньяки. Только каждый по-своему. Вот у Дайчи — сдвиг на Суге, причем крайне острый. Куроо с болезненной ясностью понимает, что он сейчас наедине с ревнивым маньяком, который профессионально умеет убивать. И уже не раз переступал эту черту ради личных мотивов. Даже по версии Суги, среди тех девяти трупов кроме случайностей были и вполне сознательные убийства. Куроо до чертиков не хочется стать десятым. А все, что у него есть, это уверенность Суги, что он знает Дайчи, предельно точно понимая все его мотивы и поступки, и вера в самого Сугу, но хоть тут Куроо не сомневается. А то вообще бы не пришел. Куроо стягивает трусы и, криво ухмыляясь, смотрит на Дайчи. А тот протягивает ему наручники. — Серьезно? Дайчи кивает. — Без них никак? — Не хочу, чтобы наши милые посиделки скатились в рукопашку, — ответно скалится Дайчи. — Тем более, ты в ней сильнее. — Контрол-фрик, — огрызается Куроо, хотя ему хочется орать в голос, а еще лучше — бежать отсюда без оглядки. Но он уже слишком далеко зашел. И сейчас дело отнюдь не только в Суге. Настолько подняв ставки, он отступать не умеет. Никогда. Он бросил вызов, и Дайчи его принял. Теперь остается только идти до конца. Следуя указаниям Дайчи, он приковывает себя к перекладине гимнастической стойки, установленной в углу. Не так все плохо, утешает себя Куроо. Ноги свободны — хоть какое-то пространство для маневра. Но против Дайчи с пистолетом — ну это просто смешно. А тот еще и не спешит, фиг знает, чем там занимается за его спиной или что задумал. Но едва Куроо поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, как в затылок упирается ствол. Куроо замирает. Черт! Теперь ведь еще и зрительного контакта нет. Плохо. Даже совсем фигово. Дайчи передергивает затвор. Куроо замирает, с вымораживающей ясностью понимая, что даже не успеет ничего осознать, если тот решится нажать на курок. Но Дайчи молчит и тяжело дышит за его спиной. А Куроо боится дышать. И говорить тоже не решается — чтобы не нарушить это хрупкое равновесие, которое ненадежнее самой тонкой корочки льда. Наконец, вечность спустя, дуло начинает медленно двигаться вниз — сначала к шее, потом опускается ниже, холодной угрозой сползая по обнаженной спине. Куроо выдыхает сквозь сжатые до боли зубы. Выстрела пока не будет. Или вообще уже не будет. Но расслабляться еще слишком рано. Дайчи продолжает вести пистолетом по его позвоночнику, потом доходит до ягодиц, протискивает ствол между ними, и продолжает опускать, пока не упирается в задний проход и давит на него дулом — все увеличивая нажим. Куроо начинает колотить мелкая дрожь. Дайчи помогает себе рукой — Куроо вздрагивает от этого касания — и таки проталкивает пистолет в его задницу, пока совсем чуть-чуть, едва входя. Куроо закусывает костяшку пальца, в зародыше давя рвущийся наружу крик. Блядь, не надо! Ну пожалуйста, не надо! Дайчи не спешит, слегка покачивает глоком из стороны в сторону, но не двигая его вперед. Куроо больно, но страх и ожидание худшего скручивают куда сильнее. А потом с каким-то разочарованно-обреченным вздохом, Дайчи все-таки вынимает пистолет. От накатившего облегчения ноги подкашиваются и Куроо падает на колени, повисая на вытянутых руках. — Блядь, ты его все-таки любишь, — выдыхает Дайчи за его спиной. Куроо чуть не захлебывается от возмущения. Но все, что он имеет сказать по поводу — преимущественно, мат, застревает в намертво сведенном горле. А потом Дайчи прикасается губами к его едва ли не звенящей от напряжения спине. И Куроо наконец-то отпускает и накрывает таким адреналиновым откатом, что он почти вырубается, в полубессознанке пропуская и скупые поцелуи, и неловкие объятия, и удивительно осторожные касания заметно дрожащих пальцев, и все остальное. Окончательно возвращается в реальность он лишь когда Дайчи уже размашисто и даже как-то остервенело втрахивается в его задницу. Похоже, того и самого переплющило от этих ментальных игрищ, вот только его отходняк вылился в знатное перевозбуждение. Колени Куроо скользят по полу, ему неудобно, и перекладина слишком высоко, и начинает ныть недавно вывихнутое и едва поджившее плечо. И вообще он перепсиховал из-за этого упортого придурка, и возбуждения нет ни грамма. Вот только Дайчи это не капли не гребет, его-то адреналин вставил по самое немогу. Куроо пытается взять себя в руки, настроиться на секс и перестать болтаться безвольной тушкой. Он ненавидит оказываться в роли неодушевленного объекта, который можно начисто игнорировать, используя только как дырку для члена. Куроо начинает двигать задом, пытаясь поймать темп Дайчи, но не успевает за ним. Ну и ладно, так тоже неплохо — не догонит, так собьет. И после нескольких его движений невпопад Дайчи теряет свой ритм, но от этого только еще больше заводится, впивается пальцами в бедра Куроо, дергает на себя, приподнимает и теперь трахает еще быстрее и жестче, с какой-то безумной исступленностью, словно боится куда-то не успеть. И от этой чуть ли не звериной, совершенно неконтролируемой страсти, Куроо наконец-то и сам начинает возбуждаться. Дайчи держит его цепко, не давая подмахивать или вообще хоть куда дернуться. Но Куроо теперь ведет уже от того, насколько охренительно сильно чужой член врывается в его зад, каждый раз пронзая словно насквозь, ощущаясь, кажется, каждой мышцей, каждой клеточкой тела. И окунаясь в эту боль, утопая в ней, Куроо хочет еще больше, еще глубже и острее чувствовать входящее в него, полностью концентрируясь на одном этом ощущении и растворяясь в нем. А Дайчи все никак не останавливается, и ничуть не замедляет своего бешеного темпа, словно задался целью вконец затрахать. Или просто никак не может кончить: так бывает, если сильно перепсиховать, — злорадно думает Куроо. Вот только утешение какое-то весьма слабое. Его руки все еще скованы, а собственный член уже болезненно ноет, тоже требуя внимания. Дайчи возится мучительно долго, пока наконец выплескивается — частью внутрь, частью на задницу и на ноги. Он оседает на пол где-то позади Куроо. Но, едва отдышавшись, тяжело встает и уходит на кухню. Куроо извивается, пытаясь хоть как-то дотянуться или к чему-то прижать пульсирующий тупой болью и совершенно нереально набухший член. До пола слишком далеко, до стены — тоже, еще и рука болит уже отнюдь не слегка. Куроо пробует извернуться, подтянуть ноги к животу и хоть так прижать ноющий от возбуждения член, но поскальзывается и снова валится на пол, едва успев в последний момент перевести рывок на здоровую руку. Он откидывает голову и разочарованно стонет. И в это время возвращается Дайчи с бутылкой минералки. Куроо тоже не отказался бы. Но просить и не подумает. Дайчи почти допивает ее, выплескивая остатки воды ему на голову. Куроо возмущенно отфыркивается, ловя ртом стекающие с челки капли. Ну хоть так. Дайчи проводит рукой по его спине, потом отвешивает шлепок по заднице и прижимается к ней уже опять почти готовым к делу членом. Он трется им о ягодицы Куроо, размазывая по ним собственную сперму, оставшуюся с предыдущего раза. И Куроо ощущает, как быстро твердеет и наливается кровью упирающийся в него ствол. А потом Дайчи резко вставляет его внутрь, где все еще скользко и мокро, и очень-очень растянуто. Теперь Дайчи уже не лихорадит и он никуда не спешит, он трахает его медленно, методично, неспешно, явно наслаждаясь процессом, каждый раз почти полностью выходит, а потом одним мощным ударом загоняет член предельно глубоко, с оттяжкой, и тут же следующим коротким, тяжелым толчком проталкиваясь еще дальше, где пока еще не был, но куда обязательно доберется — везде, всюду, до всего Куроо, целиком и полностью. И этот рваный, прерывистый ритм выматывает еще больше предыдущей бешеной скачки. Дайчи по-прежнему то ли не вспоминает, то ли напрочь игнорирует самую очевидную потребность Куроо, который думает, что Дайчи сволочь. Или конченый эгоист. У него ведь руки скованы, а стояк такой, что хоть плачь. А еще у Дайчи обнаруживается совершенно отвратная привычка хватать за волосы, оттягивая назад, заставляя предельно прогнуться, до хруста в позвонках. Отдельно засадно, что каждый раз — совершенно внезапно, никак не угадать, когда снова полезет к голове. Второй раз Дайчи кончает гораздо быстрее и после этого наконец-то расстегивает наручники, запястья Куроо уже разбиты до крови. Он тут же сползает вниз, скручиваясь на полу, и наконец-то обхватывает собственный член, который горит и, кажется, готов разорваться от перевозбуждения, каждое прикосновение к нему ощущается словно к воспаленному нерву. Сцепив зубы и едва ощущая солоноватый привкус крови во рту, Куроо несколько раз проводит рукой по стволу, добиваясь болезненно острой разрядки, которая его окончательно выматывает. Когда он наконец-то снова может нормально дышать, то все, чего он хочет — просто лежать, не шевелиться, позволить себе вырубиться… Но сегодняшняя ночь должна закончиться не так, отнюдь не так. Плывущим, расфокусированным взглядом он находит Дайчи, который тоже валяется на полу, в паре шагов за ним, но на коврике, гад. Но спасибо, хоть не ушел на диван или вообще в спальню. В свою способность встать Куроо сейчас не очень-то верит. А вот ползти — вполне. Бесконечно медленно он добирается до уже засыпающего Дайчи и, взяв в рот его вялый и опустошенный член, начинает обрабатывать языком и губами. — Что ты делаешь?! — Дайчи чуть не подскакивает. И если бы не скорость реакции Куроо, он бы здорово рисковал получить на члене полный отпечаток зубов — в лучшем случае. — Угадай с трех раз, — злорадно предлагает Куроо. — Тебе что, мало?! Куроо только скалится. И вот этот совершенно осоловелый, предельно офигевший и неверящий вид Дайчи — уже лучшая награда за все его усилия. Это маленькое, но очень приятное торжество вызывает даже вполне ощутимый прилив сил. Куроо знает, что это обманка, которая очень скоро рассосется, но ее надо максимально использовать, пока есть. Куроо отвечает Дайчи лишь взглядом — крайне многообещающим, и возвращается к своему занятию. И очень быстро добивается своего. У Дайчи снова стоит. Осторожно просчитывая каждое движение — чтобы ни в коем случае не показать Дайчи, насколько ему сейчас вообще тяжело шевелиться, Куроо взбирается сверху. Потом пристраивает задницу к его члену и медленно опускается, одним движением загоняя его внутрь себя до самого основания — благо уже и растрахан до предела, и обильно смазан спермой Дайчи. Ноги дрожат как черти что. Ну и пофиг. Не удержится и сорвется, так сильнее вставит себе. Нормально, сойдет. Приподнимаясь и опускаясь, Куроо начинает насаживаться на член Дайчи, рывками двигается на нем, трахает им сам себя. Сначала медленно, потом с каждым движением приподнимается чуть выше и все резче и резче опускается вниз. Каждый раз его скручивает невероятно острой смесью боли и возбуждения, отдающейся во всем теле, пробивающей сладкой судорогой от затылка до пят. Куроо до крика хочется сжать собственный член и закончить эту дурманящую пытку, но он продолжает двигаться, выгибаясь и откидывая голову. Дайчи думал, что затрахал его? Это Куроо сейчас ему покажет, насколько сильно и глубоко в него можно войти, насколько резко и быстро загнать — еще раз и еще, и еще чуть сильнее и чуть глубже… Куроо кажется, что он сейчас не выдержит и все-таки заорет, когда Дайчи сам хватается за его член и резко сжимает. Куроо скручивает ослепительно сильным и настолько же болезненным оргазмом, и он наконец вырубается с последним едва осознанным ощущением выплеснувшейся внутрь него мощной горячей струи — как кипятком по открытой ране, но мгновение спустя уже ничего не чувствует. Просыпается Куроо, когда солнце уже высоко. В постели, а не на полу, что безусловно, куда лучше. И так все тело болит, словно его тут не трахали, а били всю ночь напролет, причем ногами, к тому же с особой жестокостью. Взгляд натыкается на бутылку минералки на тумбочке, и Куроо тут же к ней жадно присасывается, выхлебывая почти до дна, начисто игнорируя боль в искусанных и опухших губах. И только напившись, замечает лежащего рядом Дайчи — очень близко, почти вплотную, но нигде не прикасающегося. Идеально выверенная минимальная дистанция. — Прости, — Дайчи склоняется к нему и целует в висок. Ну офигеть. Куроо чуть не падает с кровати — но было бы куда падать. Он развел на ласку самого Савамуру Дайчи? Да еще и на извинения? Куроо хочется ржать, но он лишь едва хмыкает. Да ему даже дышать больно, а о том, чтобы встать, и думать не хочется. Дайчи осторожно берет его за подбородок и разворачивает лицом к себе. — Куроо, у нас все в порядке? — спрашивает он, не отводя настороженного взгляда. — Вполне, — уверенно отвечает Куроо, хотя вообще-то нифига в этом не уверен, но тут лишь время покажет, и сразу же добавляет — уж слишком хороша возможность, чтобы ее упустить: — Если, конечно, ты больше не ревнуешь Сугу ко мне. Дайчи с облегчением выдыхает, потом хмыкает, придвигается, уничтожая дистанцию между ними, и отвечает: — Нет. Все нормально. И, Куроо, спасибо. Дайчи задумчиво и крайне неуверенно тянется рукой к его голове и начинает медленно и осторожно перебирать пальцами волосы. Ну вот и кто с него ночью чуть скальп не снял? А теперь едва касается. Куроо понятия не имеет, нравится это ему или нет, но он разберется с этим потом. А сейчас он устало прикрывает глаза и думает, что все-таки Суга был прав и он, действительно, очень хорошо знает Дайчи. А еще теперь можно смело забыть о переводе. *** Куроо уходит поздним вечером, уже отоспавшись, придя в себя и совершив грабительский набег на холодильник Дайчи. Тот не возражает, вообще ничего не говорит, молчаливой тенью ходит за ним по квартире и так же молча подпирает косяк, пока Куроо готовит себе нехитрый ужин. На все вопросы типа «где соль?», «о, рыбка! я пожарю?» или «а ты есть будешь?» отвечает невнятным угуканием и пожатием плечами. Когда Куроо наконец-то выметается, Дайчи стоит у окна и смотрит ему вслед, лаская пальцами лежащий на подоконнике глок. Куроо не садится в машину, обходит ее стороной и направляется вниз по улице — очевидно, к станции метро. Его нежелание сидеть Дайчи вполне может понять. Если бы так просто было со всем остальным. Он не может не думать, что стоит позволить себе взять пистолет, один выстрел в удаляющуюся спину, а лучше — в голову, так надежнее, и все закончится. А потом он будет валятся в ногах у Сугавары и умолять его о прощении. И получит его, должен получить, как всегда. Суга все ему прощает. Или следующую пулю он пустит уже себе в лоб. Но… но это же чертов Куроо. С которым все слишком сложно и неоднозначно. Все прошлые разы Дайчи был уверен, что защищает Сугу, хотя один раз тот не разделил это мнение — и Дайчи тогда было сначала до чертиков страшно, что может его потерять. А потом еще хуже, когда Суга понял и принял, но долго отходил, безмолвно оплакивая погибшего от руки Дайчи. Но тот все равно был уверен в сделанном выборе. Пусть Суга не понимал или не признавал этого, но тот человек причинял ему зло — неочевидное, но от этого не менее настоящее. А защищать Сугу от Куроо? Зачем? Никакой угрозы для Суги Дайчи от него не чувствует, даже наоборот. Дайчи еще раз смотрит в спину уже почти скрывшегося за деревьями Куроо и убирает руку от пистолета. Тот ведь наверняка даже не помнит. Так, проходной эпизод два года назад. Их первая совместная операция. Куроо с Кенмой — почетные отказники отдела, которых начальство навязало Дайчи. Среди командиров отрядов существовала негласная договоренность обеспечить этой парочке все семь отказов и таки выпилить из отдела. Против Кенмы никто особо ничего не имел — бесполезный, ничего не умеющий мальчишка, который сам скоро погибнет. А вот Куроо с Бокуто всем сразу стали поперек горла — самим фактом своего существования. На все агентство борьбы с международной преступностью имелось всего два особых отдела, чья деятельность была не совсем легальна, мягко говоря, и куда набирались сотрудники исключительно с запятнанной репутацией. Их отдел по изъятию, который специализировался на экспресс-внедрениях, фактически, занимаясь, взломом, проникновениями и похищениями. Они работали по наводке местных резидентов или основных агентов под прикрытием, годами не выходящих из тени, и понятия не имели, от кого получена используемая ими информациями. Посторонняя, ни с кем не связанная четверка врывалась как смерч, делала свое дело и так же стремительно исчезала. Или попадалась, но все равно ничего не могла рассказать о шпионе или внедренном агенте. Нельзя сдать того, кого не знаешь и к кому не имеешь никакого отношения. И второй — спецотдел, который, теоретически, занимался особыми операциями, связанными с террористами и работой в странах повышенной угрозы. А на деле, кроме всего этого, выполнял еще и ликвидации объектов. Ликвидаторов не любили — все, кто знал, чем они занимаются. На каждом плане операции отдела изъятия в верхнем углу стояла одна из трех цветных пометок, которая не расшифровывалась ни в одном документе, но значения которых знали все: «жертвы допустимы», «жертвы нежелательны», «жертвы категорически недопустимы». Трупы в их работе были неизбежной и регулярной накладкой, но никогда — собственно целью. А у ликвидаторов — с точностью до наоборот. Когда спецотдел вляпался в какой-то эпичный треш на ближнем Востоке и в результате успешной операции от всего отдела осталось только два полевых агента и один спец по информационной поддержке из штаба операций — остальные агенты только позлорадствовали. И каково же было их разочарование, когда спецотдел решили создавать заново с нуля, а этих трех недобитков перевели в отдел изъятия. На негласном собрании командиров отрядов от бывших киллеров решили избавиться. Ладно еще информационщик — черт с ним, но бывшим полевым агентам спецотдела среди них точно не место. Но не тут-то было. После первой же миссии, к слову — успешной, — из отряда живыми вернулись только Акааши с Бокуто, и последнего назначили новым командиром. Остальные лишь зубами скрипели, но вмешаться уже не могли — сводные миссии на несколько отрядов проводились слишком редко, да и пытаться так грохнуть Бокуто — себе дороже. Зато оставался шанс избавиться от Куроо, который упускать уже никто не хотел. Когда Куроо с Кенмой перевели в его отряд, им оставалось два отказа до вылетания со службы. И Дайчи собирался в ближайшее время обеспечить первый из них. Но сразу после такого незавидного пополнения его вызвал шеф и намеками с экивоками дал весьма однозначно понять, что вовсе не желает связываться с бумажной волокитой после седьмого и последнего отказа. И для всех будет гораздо лучше, если Кенма с Куроо просто не вернутся с очередной операции. Вот на такое подписываться Дайчи категорически не хотел. Но шеф так же мягко намекнул на те самые чертовы девять трупов, на которые он закрывает глаза, а ведь может и перестать. И Дайчи понял, что у него просто нет выбора. Но потом, уже на локации, они вляпались в перестрелку. И в один кошмарный момент Дайчи увидел в зеркальном окне отражение целящегося в Сугу охранника, с тошнотворным ужасом осознавая, что Суга этого не замечает, предупредить он не успеет, а для него гад не на линии огня — как раз за одной из колонн мансарды. Но в следующее мгновение с противоположной стороны вылетел Куроо, выталкивая Сугу из-под обстрела и подставляясь под предназначенную тому пулю. Вот только он поймал ранение боком, навылет, и через три дня уже бодрячком прыгал по отделу, продолжая бесить Дайчи своей наглостью и язвительностью. Листая тогда дело Куроо, Дайчи поражался, сколько у него было именно сквозных ранений, словно пули не задерживались в нем, не могли зацепиться, словно он был для слишком быстрым и шустрым. Отказ от новой парочки Дайчи так и не написал. Ни после той операции, ни потом. Как и проигнорировал все намеки шефа, в итоге заработав злобное: «только попробуй теперь мне тут устроить десятый труп — по полной заплатишь и ты, и твой Суга, и ему найду, что пришить». Куроо с Кенмой так и остались в их отряде. И как-то прижились, что ли. До них текучка была довольно удручающей, слишком часто с операций возвращались лишь Дайчи с Сугаварой. А Куроо так и остался той еще занозой в заднице. Дайчи вообще не мог терпеть таких людей — слишком дерзкий, слишком провокационный, слишком самоуверенный и наглый. Но ко всем этим крайне неприятным недостаткам он обладал одним, но перевешивающим все это достоинством. Он защищал Сугу — куда больше и решительнее, чем того требовали протоколы работы отдела. Правда, Дайчи небезосновательно полагал, что дело не в Суге или, как минимум, не только в нем. Ему казалось, что это просто общий стиль работы Куроо — Кенму он защищал не меньше, а сам Дайчи в защите просто не нуждался. И ради этого трижды стоило терпеть мерзкий характер Куроо. И вот тогда, на этой чертовой операции, когда Дайчи замели местные копы, по протоколу Куроо с Кенмой должны были уходить. И это, почти наверняка, стоило бы Суге жизни. Но вместо этого Куроо снова прыгал под пули и изображал неуязвимого героя, летящего на крыльях ночи. А потом трахнул его Сугавару! Его Коуши! Ну вот скотина же! Дайчи сжал кулаки. Его до чертиков бесило и путало это невозможное противоречие. Куроо защищает Сугу. Куроо трахает Сугу. А Дайчи просто не представляет себе жизнь без Суги. Когда они оба вернулись после своей трехдневной отсидки в маленьком городке за плотиной — Дайчи понятия не имел, что с этим делать. И проще с тех пор не стало, стало только сложнее. Куроо нравится Сугаваре. И, кажется, даже нравится ему самому. И это решительно, категорически ненормально. Ему никогда никто не был нужен кроме Суги. Да и Куроо ему не нужен, нет. Если бы он сейчас просто исчез, растворился — Дайчи был бы бесконечно рад, просто счастлив. Но эта заноза в заднице никогда не сделает ему такого подарка, увы. Да и его исчезновение обрадует лишь самого Дайчи, а вот Суга — расстроится, возможно, сильно. Дайчи не хочет расстраивать Сугу. Но вот что делать с Куроо и со всей неипической хренью, куда они вляпались, потому что один драный котик не умеет держать член в штанах, — не имеет ни малейшего понятия. Все-таки так заманчиво было бы просто взять и пристрелить Куроо. Да, Дайчи знает, что никогда этого не сделает, но можно помечтать хотя бы? Он прикрывает глаза, вызывая в памяти образ уходящего вниз по улице Куроо. Вот тот подходит к старой разлапистой акации, вот Дайчи вскидывает глок, целится в эту надоедливую спину… которая, кстати, ночью, напряженная, закаменевшая, вся в бисеринках пота, смотрится охренительно возбуждающе. Черт, о чем он вообще думает?! Дайчи закусывает губу, но мысли сами несутся вскачь, перепрыгивая со спины на не менее соблазнительную задницу, а потом еще дальше… Кажется, заноза в заднице переместилась куда-то в область сердца, ну или как минимум к буйно отзывающемуся на каждую мысль о Куроо члену. Вот же зараза прилипчивая — ядреная смесь неприятностей и пользы, бесящая до трясучки, но при этом такая соблазнительная и желанная. Дайчи больно это признавать, но он не привык врать себе. Он хочет Куроо. Помимо всего остального, он еще и хочет этого засранца. Вот черт! Как же все сложно. Если Сугавара его ангел и спасение, то, очевидно Куроо — его демон и проклятие. Дайчи утыкается лбом в холодное стекло. Он уже черти сколько тут стоит, а Сугавара так и не пришел. Значит, пошел за ним, значит, сегодня выбрал его. А может и не только сегодня. И от этой мысли становится страшно до чертиков. В прихожей щелкает открывающаяся дверь. Дайчи перестает дышать. А несколько секунд спустя его со спины охватывают такие родные и любимые руки. Суга с ним, сейчас, здесь. Дайчи рывком разворачивается и целует, лихорадочно, взахлеб, а потом берет его, тут же на месте, прямо на подоконнике. Поверх светловолосой макушки глядя на улицу, по которой ушел Куроо — один. А Суга — здесь, с ним, под ним. Суга — его, как и должно быть. После первого раза они плавно перемещаются в спальню и в кровать, где продолжают начатое. А потом, когда Дайчи уже засыпает, Суга осторожно выбирается из-под одеяла и начинает одеваться, явно собираясь уходить. И сна как не бывало. Дайчи молча наблюдает, потом спрашивает: — Поедешь к нему? — Да. Как выматывающе больно делиться Сугой. Но будто у него есть выбор. — Все будет хорошо, — уже уходя, Суга наклоняется и мимолетно целует его, едва касаясь губами губ. — Верь мне. И Дайчи верит, Дайчи всегда верит Суге. *** Куроо так и не спускается в метро, решив прогуляться пешком до самого дома, подумаешь, что-то порядка тридцати километров. Неплохая вечерняя пробежка — и голову проветрить, и ноющие мышцы размять. Добирается домой он ближе к полуночи — ну, может и не тридцать, может больше, будто он мерил — и сразу лезет в душ с единственной мыслью побыстрее свалиться в кровать и ни о чем не думать, вообще. Ни о том, что было прошлой ночью. Ни о том, что завтра возвращается с миссии Бокуто. Ни о Дайчи, ни о Суге, вообще ни про что. И его желание почти исполняется, но когда он уже засыпает, слышит скрип кухонного окна. Бокуто к нему обычно залезает через крайнее в зале — пусть дальше от пожарной лестницы, зато полностью беззвучно, а на кухне скрипит рама. Куроо знает об этом, и Бокуто тоже. А вот ночной визитер — нет. Куроо не хочется лишний раз шевелиться, он лишь опускает руку на лежащий под кроватью пистолет, хранить оружие под подушкой не любит. — Ну и кто там? — сварливо интересуется он. — Я, — отзывается Суга. Куроо страдальчески прикрывает глаза. Вообще все не так уж плохо, из всех кто мог к нему вломиться, это — наименее напрягающий вариант. Не считая того, что он сейчас никого не хочет видеть. Суга быстро снимает одежду и проскальзывает к нему под одеяло. Куроо обычно спит раздетым, Суга тоже полностью обнажен. Кажется, план насчет выспаться только что пошел лесом. Но Суга и не думает приставать или хоть как-то провоцировать, просто умащивается рядом, прижимается к боку и устраивает голову у него на плече. Как-то совершенно обыденно, без капли эротического подтекста, но неожиданно до невозможности уютно. Ну вот как он ухитряется? Просто пришел полежать в обнимку? Каждый раз, когда Куроо думает, что Суге уже нечем его удивить — он снова и снова ошибается. Куроо осторожно приобнимает его за плечи, притягивая чуть ближе к себе, но совершенно ничего не меняется. Только теплая приятная грелка под боком и ничего больше. И от этого ощущения начинает стремительно клонить в сон. Но неожиданно до Куроо доходит, что Суга впервые у него дома, они впервые не ютятся в машине или где-то в подворотне, а Суга лежит в его кровати — тоже впервые, да. И словно что-то решительно и кардинально изменилось. — Дайчи знает, где ты? — спрашивает Куроо. — Да. Вот как. Это что, типа официальное разрешение от Дайчи или как вообще это понимать? Ради этого Куроо ходил к Дайчи прошлой ночью? Да во имя всех чертей, что у этих двоих за странные отношения?! — Куроо… — неуверенно начинает Сугавара. — Что? Суга отмалчивается пару минут, а потом все-таки говорит: — Я знаю, что ты считаешь это полной ерундой, но я люблю тебя. Куроо хмыкает. Любовь для сопливых школьников и изнеженных девиц, а какая к черту у них может быть любовь? — Просто секса тебе уже мало? — с сарказмом спрашивает он. Суга смеется. — С тобой — никогда. Забудь, что я сказал. Вот только уже прозвучало роковое слово «секс», и Куроо сам его произнес. Несколько минут Суга все так же лежит молча и не шевелясь, но Куроо всей кожей ощущает, что это уже совершенно другое молчание. И наконец-то с тихим смешком Суга перекидывает ногу через него и одним плавным движением ложится сверху, прижимается всем телом и совершенно недвусмысленно трется животом о его член. Его губы тут же оказываются слишком близко и невозможно не потянуться к ним, не прижаться в поцелуе, не проникнуть внутрь, раздвигая и лаская языком. А дальше время несется вскачь, рассыпаясь веером ослепительно ярких вспышек. И снова Суга насаживается на его член, отдается ему, стонет и выгибается под его руками, и просит еще и сильнее, и глубже. И снова Куроо не может остановиться, полностью погружаясь в ощущения безраздельного обладания и волнами накатывающего наслаждения. — Поехали к нам, — утром предлагает Сугавара. Зачем? В качестве кого? Для чего? Нет, не то, чтобы Куроо не знал ответов на эти вопросы, но как-то они его слегка напрягают. Так, самую малость. Но скоро должен явиться Бокуто. А сбежать от него и неизбежного разговора — тоже весьма неплохой вариант. Куроо оставляет ему легкомысленную записку и едет с Сугой. *** По давней хорошей привычке Бокуто влезает в окно. Дверь у Куроо тоже есть, но тот может ее и не открыть. Или оказаться не дома — вот точно как сейчас. Бокуто находит брошенную на кровати записку, небрежно нацарапанную размашистым почерком: «Уехал трахаться с Дайчи и Сугой», — читает и удовлетворенно хмыкает. Куроо умеет вляпываться, но умеет и выпутываться, причем, крайне неординарными способами. Бокуто уже третью неделю шерстит всю доступную и недоступную информацию про Савамуру и Сугавару. И он уверен, еще никого не угораздило закрутить интрижку одновременно с обоими. А Куроо всегда тянет на непроторенные дорожки. Неизбежным трупом заканчиваются лишь попытки увести Сугу у Дайчи. Или то, что этот параноик может посчитать за такую угрозу. А Куроо, как всегда, ухитряется находить себе проблемы исключительно оригинально, по новой, никому неведомой схеме. И во что это может вылиться и чем закончиться — никому не ведомо. А, вмешиваясь, можно только навредить. Куроо уже давно большой мальчик, сам разберется. Одно дело, когда он игнорирует совершенно однозначную и неизбежную закономерность — полез к Суге, получил пулю от Дайчи. И совсем другое, когда влипает самобытно и нестандартно. Тут ему лучше не мешать. Бокуто разворачивается и точно так же через окно покидает квартиру своего лучшего друга. Напоследок думая, что теперь надо еще как-то успокоить Кенму, который там уже, наверное, по потолку бегает. *** Вопреки предположениям Куроо, все оказывается вовсе неплохо. Даже, можно сказать, хорошо. Иногда Сугавара ночует с Дайчи, а иногда — с ним, и ни один из них не вмешивается в этот выбор. По негласной договоренности только Суга вправе решать, к кому он сегодня пойдет. Но Куроо может сам заявиться к ним в любой момент — уже к обоим оптом. Или его могут позвать — Суга или даже Дайчи. Поначалу Куроо кажется, что тот лишь озвучивает желание Суги, но в последнее время он все больше склоняется к мысли, что нет. Когда Дайчи зовет его к ним третьим, то действительно хочет видеть с ними Куроо, а не угодить Суге. Наедине с Дайчи Куроо больше ни разу не остается, а секс втроем ему нравится ничуть не меньше, чем кувыркаться вдвоем с Сугой. После той единственной ночи Дайчи успокаивается настолько неожиданно и резко, что первое время Куроо просто не верит своим глазам. Удивительно, но ему вполне комфортно и утром оставаться у них, а иногда и до следующего вечера. Хотя визиты Суги к себе он любит все же больше. Самую малость. Совершенно неожиданно из такого расклада прорезается даже польза на операциях. Дайчи с Сугой и раньше иногда занимались всякими непотребствами во время миссий. Но обычно они отключали связь, что иногда выходило боком. Сейчас, во-первых, непотребством с Сугой может заниматься не только Дайчи, но и Куроо, а во-вторых, связь теперь они не отрубают. Никто из них. Ну ведь правда, это только вредит делу и повышает риски. А Куроо не прочь послушать. Да и Дайчи, похоже, тоже. Только Кенма ругается и ноет, что ему приходится работать в каком-то борделе, на что ему дружно предлагается уйти с линии и не мешать процессу. И, естественно, весь отдел уже в курсе и полнится самыми невероятными слухами. Куроо тут же подворачивается масса поводов отточить свое зубоскальство, и количество желающих сказать ему что-то в лицо стремительно уменьшается. А о чем говорят за его спиной, Куроо решительно не гребет. Тем более, Дайчи теперь включает режим бешеного питбуля не только на каждое лишнее слово о Суге, а и не менее остро реагирует и на упоминание Куроо, а связываться с этим ревнивым психом дураков в отделе нет. Сегодня ночью они снова втроем. Куроо придерживает Сугу и медленно вводит член в истекающее смазкой отверстие. Суга резко выдыхает и толкается ему навстречу. Но сейчас Куроо движется медленно и плавно, дразня и не давая желаемого. Суга дергается, ерзает, всхлипывает, пытаясь поглубже протолкнуть внутрь себя его член, двигаться быстрее и резче, но Куроо ему не позволяет. Дайчи пялится на них — тяжелым, мутным взглядом, и от него у Куроо мурашки по спине. Куроо смотрит на его член — большой, набухший, с проступившими венами и влажно блестящей головкой. И от этого вида еще больше скручивает возбуждением, которое все сложнее сдерживать и не толкаться в Сугу со всей силы. Куроо знает, что этот член — для него, для его задницы. Дайчи не будет его растягивать и вылизывать, как только что он Сугу. Когда он наконец решит присоединиться, то прижмет Куроо к Суге, жестко проталкиваясь, вламываясь в его тело, почти без смазки, словно экономя на ней. В несколько резких, сильных движений загонит свой член в него до упора, не давая ни отстраниться, ни отступить. А Куроо останется только подставляться, принимать, отдаваясь его силе и его желанию. И Куроо хочет этого. От предвкушения Куроо сводит сладкой судорогой, которую Суга тут же чувствует и в нетерпении ерзает под ним. Он танцует и извивается на его члене, стонет, ноет, облизывает искусанные губы и, откидывая голову, переводит зовущий взгляд на Дайчи. Но тот сегодня решает иначе. Он подходит к ним, подхватывает Сугу под колени, прижимается к нему и, улучив момент, когда Куроо почти вышел, пристраивает рядом свой член, чтобы следующим движением войти в задницу Суги вдвоем. У Куроо вышибает дух. Суга вскрикивает и судорожно вцепляется в его плечи, царапая до крови. — Да! Еще! — Не надо дразнить нашего мальчика, — Дайчи смотрит в глаза Куроо, а потом начинает жестко и размашисто трахать Сугу, поначалу медленно, но постепенно разгоняясь все сильнее, увлекая Куроо за своим членом, за своим темпом. В Суге офигительно тесно и очень-очень натянуто. Член Дайчи давит на член Куроо, они так плотно сжаты, втиснуты друг в друга, куда сильнее, чем когда в одном кулаке. Куроо едва удерживается, чтобы не стонать. А Суга всхлипывает от каждого толчка, хватает ртом воздух, но ни на мгновение не отстраняясь, только еще шире разводит бедра, максимально глубоко вбирая в себя их члены. Через несколько минут он выплескивается Куроо на живот, обмякает, но Дайчи и не думает останавливаться, только ускоряет темп. Суга скулит, выгибается, слепо шарит руками и стонет срывающимся шепотом: — Кончайте, кончайте уже, вашу мать! — Чей ты? — неожиданно спрашивает Дайчи. И Куроо готов убить его за этот вопрос. Но Суга, ни на мгновение не задумываясь, тут же отвечает между судорожными вздохами: — Ваш. Обоих. Поровну. И толкается им навстречу, обоим, принимает оба входящих в него члена, отдается им, впускает в себя до предела, на всю глубину, со всей силой, с которой они только способны в него войти. И у него самого снова стоит. И этот раз они приходят к финишу вместе. *** План операции выглядит исключительно логично, но Куроо все равно кажется, что что-то здесь нечисто. В основном то, что он предполагает трех-четырехдневное сидение с Дайчи в тесном замкнутом пространстве небольшой пыльной пещеры в ожидании, когда мимо нее проедет объект с охраной. Но лучше всех со снайперкой управляются именно они оба. Кенма будет в центральной машине, и только он сможет втереться в доверие к клиенту, убедительно и достоверно изобразив крутого наемного хакера, потому что, собственно, таковым и является. А Суга будет забирать Кенму с чипом. И да, вот как раз вертолетом умеет управлять отнюдь не только он, но снайпер из него совершенно никудышный, поэтому расстановку сил никак не поменять. Вообще план плохой и излишне кровавый, но за все три дня подготовки к началу операции лучшего они родить так и не сумели. Особняк охраняет целая армия — ни внутрь никак не прорваться, ни наружу чип не вынести. Единственный шанс — отобрать во время перевозки. Днем они с Дайчи спят по очереди. С рассвета до заката Суга контролирует выезд из особняка и сразу их предупредит — еще пять с половиной минут в запасе, вполне достаточно чтобы проснуться и занять позицию. Но ночью дежурят оба. Хотя почти уверены, что ночной перевозки не будет, но, а вдруг. И чертовски сложно молчать вторую ночь подряд, вглядываясь сквозь прицел в дорогу под ними. Но стоит только начать, как разговор тут же неуклонно сворачивает на Сугавару. Оба раз за разом неуклюже пытаются сменить тему, но пользы от этого чуть. — Ну правда, что у нас еще может быть общего, — с обреченным смешком сдается Дайчи. — Ну… — скептически тянет Куроо. — Можем еще поговорить про секс, но тоже не лучший вариант. — Да ладно, — фыркает Дайчи. — Я ведь тебе даже не нравлюсь. — Серьезно? — переспрашивает Куроо и с горечью улыбается. — Ты считаешь меня настолько шлюхой? Что я буду под тебя стелиться только ради Суги? Дайчи отрывается от прицела, поворачивается и очень странно на него смотрит. — Нет, не считаю, — наконец отвечает он. — Но я не верю, что такому как ты, может нравиться такой как я. Теперь очередь Куроо ошарашено на него пялиться. — Это какому «такому»? — осторожно уточняет он. Дайчи неопределенно машет в воздухе рукой. — Ну ты — яркий, харизматичный, раскованный, привлекающий внимание… А я — обычный, скучный, никакой. Куроо со стоном утыкается лицом в ладонь. — О боги, Дайчи, — а потом решительно тянется к его ремню. Но Дайчи его останавливает, недоверчиво уточняя: — Куроо, ты что делаешь? — А ты как думаешь? — скалится Куроо, сноровисто расстегивая его брюки и облапливая пока еще вялый и совершенно не готовый член. — Но… — Ты смотри, смотри на дорогу, не отвлекайся. Куроо обхватывает губами его член и начинает старательно работать языком. — Постой, ты правда этого хочешь? Не только из-за Суги, но и вообще? Просто так? Сам? — Заткнись или я тебя стукну, — Куроо отрывается от своего занятия, а потом продолжает с еще большим усердием. Тем более, что объект его внимания стремительно быстро реагирует на ласки, набухая и твердея прямо на глазах, ну в смысле, прямо во рту. Но когда Куроо чувствует, что Дайчи уже почти на пределе, тот совершенно неожиданно восклицает: — Блядь, они едут! Куроо коротко, но емко сообщает все, что думает о настолько не вовремя появляющихся преступных элементах, и громко окликает по связи: — Суга! — Да тут я, тут, — сразу же отзывается тот. — Ты подслушивал! — запоздало понимает Куроо. — Ага, — соглашается Суга, и в голосе ни малейшего раскаяния. — Зато вы меня очень вовремя разбудили. Машин всего две. Черный бронированный Лэнд Крузер, основная машина хозяина, и открытый джип с охранниками. Хорошо, что у них есть гранатомет. Плохо, что Кенма находится в пуленепробиваемом авто вместе с главарем, водителем и еще двумя головорезами. Но выбора все равно нет. Куроо взрывает джип охранников, Дайчи стреляет по колесам, машину заносит и она вылетает с дороги, через несколько метров застревая в песке. И это все очень-очень фигово. До особняка те самые пять с половиной минут. Ну еще накинуть полторы-три минут на то, чтобы подмога собралась и выехала. Времени практически нет. И тут Куроо замечает несущийся к ним по пустыне небольшой малотонный бронетранспортер с выключенными фарами, французская модель для пустынь, автоматически отмечает Куроо и тут же ошарашено выдыхает: — Это что, черт возьми?! — Это я, — слегка виновато отвечает Сугавара в наушнике. — Откуда?! Как?! — Твою мать! Бронетранспортер лихо разворачивается перед самим авто, останавливается и одной очередью из своего немалого калибра расстреливает верхушку Лэнд Крузера, снося ему крышу. Дайчи тут же одним выстрелом снимает водителя. Куроо спохватывается и присоединяется к нему. Через несколько секунд все кончено. Кенма яростно материт всех троих, что не мешает ему проворно выбираться из покореженного автомобиля — прямо через отсутствующую крышу, очевидно, двери заклинило намертво, — и мчаться к приглашающе открывшемуся люку бронетранспортера. На вершине соседнего холма мелькает свет от уже приближающегося подкрепления, но бронетранспортер прямым курсом едет к их укрытию. Дайчи спешит к выходу из пещеры, на ходу пытаясь застегнуться, впрочем, не слишком успешно — по вполне очевидной причине, когда Куроо окликает его: — Стой! — Что? — Я кое-что не закончил. Куроо перехватывает его, впивается в губы и опускает руку на все еще стоящий колом член. — Блядь, Куроо, ты — псих, — выдыхает Дайчи через пару минут, выплескиваясь ему в ладонь. — Ага. А теперь погнали. Они успевают захлопнуть за собой люк буквально за секунды до того, как по броне начинают стучать первые пули. — Ну и где наш вертолет? — мрачно интересуется Дайчи. — Сменял, с доплатой, — с совершенно шальной улыбкой отвечает Сугавара.