Чувство вины

      Доктор вернулся на Бейкер-стрит поздно вечером. Было уже около одиннадцати часов, когда он подошел к знакомой двери и, тяжело вздохнув, повернул в замке вынутый из кармана ключ.       «Наша последняя встреча с Шерлоком, как выяснилось, не поставила точку в той Большой игре. Но я уяснил одну деталь: чтобы падение завершилось благополучно, оно должно быть управляемым. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду под словом благополучно. В этой новой игре ты, Джонни, встанешь у руля».       Шерлок колдовал на кухне с пробирками. В своем длинном шелковом халате и защитных очках он смахивал больше на ученого-химика, но никак не на всемирно известного сыщика. Услышав на лестнице шаги друга, Шерлок даже не оторвался от одного из своих опытов и поднял голову только лишь когда Джон вошел в «лабораторию».       — Здравствуй, — Ватсон размеренным шагом прошел к холодильнику, открыл дверцу, достал пакет молока. Налив полкружки, выпил большими глотками.       В голове Шерлока мгновенно обозначились несколько выводов и удивленных вопросов:       «Напряжен. Плечи приподняты, спина согнута, руки постоянно сжимаются в кулаки и разжимаются обратно. Уходил днем, вероятно ненадолго. На работе не был — сегодня не его смена. Вернулся поздно, с разбитой переносицей, но явно успел привести себя в порядок. Упал? Подрался?»       — Привет, Джон, — Шерлок снова склонился над пробирками, перебирая в уме возможные варианты развития событий. — Ну и кого ты защищал сегодня?       Джон обернулся к нему:       — Никого. На льду поскользнулся. Ноябрь месяц как-никак.       — Это же неправда, — не поднимая головы, отметил детектив.       — Да, неправда, — усмехнулся Джон, закрывая холодильник. — Ну и как ты догадался?       — Ну, — Шерлок поднял одну из колб, в которой колыхалось что-то мутно-зеленоватого цвета, рассмотрел содержимое на свет. — Спасибо, что подтвердил мою догадку. Впрочем, это и не было так уж сложно.       Он поставил колбу на место, бросил на железную подставку таблетку сухого горючего. Поджег белое колесико зажигалкой и, захватив щипцами стоявшую рядом пробирку с оранжевой жидкостью, принялся нагревать ее на пламени:       — Ты врач, и от тебя всегда идет уже устоявшийся запах больницы и различных медикаментов. Сегодня у тебя выходной, и днем ты выходил явно не на работу, скорее — просто подышать воздухом. Согласен, иногда полезно проветривать мозги. Однако вернулся ты снова с тем же запахом, причем это не может быть запах с прошлых дней — ты недавно заказал миссис Хадсон грандиозную стирку и с утра надел чистую одежду. Значит, успел побывать в чем-то «медицинском», возможно в травмпункте или в аптеке. Твой пластырь на переносице явно наклеен не просто так. Из этого всего следует один вывод: ты снова влез в переделку и, вероятнее всего, из-за своей неуемной жажды справедливости. Поэтому мне интересно: с кем ты на этот раз сцепился?       Доктор тихо засмеялся, чем вызвал ответную улыбку у своего друга.       — А почему ты все-таки решил, что я вначале сказал тебе неправду?       — Это… очень тонкая психология, долго объяснять.       — Наугад.       Шерлок поднял голову и посмотрел на Джона глазами, в которых тот безошибочно угадал такую знакомую, присущую, наверное, только одному детективу хитрость. Тот заметил, что напряжение в фигуре Ватсона понемногу ослабло, однако ничего не сказал, быстро опустил взгляд, вновь обратившись к своим опытам. Жидкость в пробирке к тому моменту уже пожелтела и Шерлок, сняв ее с огня, перелил химикат в колбу с зеленоватым раствором. Держа реактив рукой в перчатке подальше от глаз, он принялся наблюдать за начавшейся бурной реакцией. Смесь моментально стала прозрачной, а по стенкам посуды поползли белые водяные шарики. Этот результат детектива, по-видимому, удовлетворил, потому что он довольно хмыкнул, отставил реактив в сторону и, обернувшись к висевшим на стене шкафчикам, принялся в них копошиться, что-то выискивая.       — Ну, так что?       Ватсон, наблюдавший за его действиями, вздрогнул, однако Холмс этого не заметил.       — А? Ах да, — Джон двумя пальцами помассировал глаза у переносицы, поморщившись от легкой боли. — Ничего страшного. Трое парней пристали к девушке, отобрали сумочку, я проходил мимо, вот и, — он развел руками, как бы говоря: «Что тут поделаешь…»       Шерлок закатил глаза:       — Последний раз такая ситуация произошла два месяца назад. Мне тогда пришлось тебя искать среди четырех здоровых мужиков, которые оскорбили продавщицу.       — Они довели ее до слез.       — А тебя они чуть не забили до смерти. Четверо пьяных бугаев на одного. Джон, ты хоть когда-нибудь думаешь о себе? Ну, зачем так по-идиотски геройствовать?       Позади раздался легкий смешок.       — По-твоему я должен был спокойно пройти мимо? И потом, Шерлок, ты ведь сам неслабо получил, когда бросился меня спасать. Так что неизвестно еще кто из нас больше идиот.       Холмс задумался, стремясь ответить так, чтобы собрать в одном предложении весь сарказм, на который был способен. Однако, обернувшись, он увидел, что доктора в кухне уже нет, а затем наверху хлопнула дверь спальни Джона.       Тот, войдя в свою комнату, постоял немного на пороге, прислонившись спиной к двери и тяжело дыша с закрытыми глазами. А потом вдруг, сорвавшись с места, быстрым шагом подошел к маленькой детской кровати, стоявшей в дальнем углу, и как-то осторожно, будто боясь чего-то, заглянул внутрь.       Двухлетняя Рози спала, раскинув в стороны ручки и ножки и повернув набок голову со светлыми, чуть кучерявившимися волосками. Ротик ее был приоткрыт, одеяло с нарисованными на нем мультяшными зайцами сползло в самый низ постели. Она спала крепким детским сном, не обеспокоенным взрослыми страхами и проблемами.       Джон медленно, рвано выдохнул, вновь закрывая глаза, а затем аккуратно, почти машинально взяв одеяло за край, укрыл им дочку.       — Ну что же, Джон Хэмиш Ватсон, хвалю. Первый эксперимент прошел успешно. Может быть, твой дружок-детектив ошибался насчет твоих актерских дарований?       Ватсон вздрогнул от неожиданности, вцепился руками в высокий бортик кровати Рози. Голос Мориарти звучал так близко, будто сам Джим находился сейчас в этой комнате, хотя Джон знал, что это, конечно же, нет так.       — Я ведь говорил тебе, что в нашем деле главное — это стимул. Согласись, тот, что я предложил тебе, оказался действительно хорош.       Доктор сорвался с места, подбежал к окну, задернул шторы, отчего в комнате сразу стало еще темнее, чем было до этого, но Джим только расхохотался:       — Джо-о-онни, ну неужели ты думаешь, я настолько глуп? В доме уже повсюду камеры, и даже Шерлок Холмс со своим гениальным умом не сможет их найти. Не скрипи так зубами, у меня хороший слух и прекрасная связь.       Ватсон перевел дух. Что должен был он на это ответить?       «Прости, Шерлок, сегодня ты ошибся. Все это уже совсем не так — один многомиллионный блеф. Это твое новое дело, Шерлок».       Боль, кажется, скоро расколет череп на две половины. Она пульсирует где-то в лобной части и тупо отдается в виски. Голова тяжелая, хочется лечь на пол, закрыть глаза, забыть об этой изматывающей мозг боли. Но сделать этого нельзя, даже если бы у Джона Ватсона была такая возможность. Он скован по рукам и ногам, ограничен в движениях и все, что может сделать, это, стиснув зубы, опереться спиной и затылком о холодный бетон, чтобы хоть немного облегчить давящую на виски пульсацию.       Мориарти что-то говорит, расхаживая по своей привычке из стороны в сторону. «Слушай его, слушай… Тебе нужно понять, чего он хочет, вычислить его ходы, переиграть». Но мысли плывут медленные, туманные и одна — особенно досадная, — что он сам, Джон Ватсон, сейчас, наверное, очень жалок, прикованный к стене, побитый и окровавленный, дышащий так медленно и тяжело.       — Я приготовил для тебя небольшой стимул.       Джим достает из кармана новенькую модель Apple, пару раз нажимает на экран, что-то листает.       — Ты, конечно же, не захочешь мне помогать просто так. Однако, если пообещать тебе взамен за послушание нечто очень важное, — он, наконец, находит то, что искал. Вновь нажимает на экран и поворачивает его к Джону. — Свою жизнь ты, доктор, не очень-то и ценишь, но вот она… Ей-то еще жить и жить.       Ватсон глядит на экран телефона, и сердце его медленно сжимает ледяная рука ужаса. Он все понимает. В один момент, и потом — растерянность, страх и дикое осознание того, что другого варианта нет. Что догадка его действительно верна. Он поднимает взгляд на Джима, надеясь, может быть, на свою ошибку и встречает спокойные, с интересом следящие за ним, глаза. Это правда, разве может быть по-другому с таким, как Мориарти?       Джон снова бросает взгляд на жизнерадостное фото, где запечатлен он сам, улыбающийся и счастливый с малюткой Рози на руках, а потом опускает голову, глухо задавая один-единственный вопрос:       — Что я должен сделать?