Другая сказка

      Это, наверное, какое-то проклятие. Невыносимо. Ужасно. Постоянно. Каждый раз, когда кто-либо стоит рядом, Сантьяга это слышит. Стук. Мерные удары, слишком громкие и назойливые, чтобы их игнорировать. Человеческий организм, словно паровой двигатель, недавно изобретенный одним учёным. Человек - машина, а ни одна машина не обходится без двигателя. Людские сердца с успехом заменяют сложные механизмы, с ювелирной точностью отсчитывая время жизни своим биением. И именно это так раздражает.       Людской слух, да и все остальные органы чувств, несовершенны. А вот Людоед способна услышать чужое дыхание за каменными стенами. Она слышит, как двигаются ваши пальцы в суставах, как шевелятся волосы на голове, и как бежит кровь по венам. Последнее представляет наибольшую проблему. Если отрешиться от остальных звуков Сантьяга может, то сокращение безукоризненно точных и громких сердец заглушает все остальное.       Вы слышите? Прислушайтесь... Затаите дыхание, замрите. Теперь чувствуете? Тук, тук. Тук, тук. Это бьётся ваше сердце. Вы услышите его лишь поздно ночью, лёжа в постели, когда тишина объемлет вашу комнату. Или в камере-одиночке, где больше нечем заняться, считая секунды по ударам сердца. А она слышит это постоянно и сходит с ума. Вот ведь ерунда какая. Своё сердце Сантьяга не слышит, словно его и нет. В груди гулкая пустота, и, лишь приложив руку, можно прощупать пульс за костно-мышечной броней. Иногда она вдруг пугается, а точно ли она жива? Вдруг её тело давно остыло, потому и сердце тоже стоит? Тогда она до боли в ушах пытается расслышать свой живой мотор. Но слышит только тишину.       А толпы людей, какая это мука. Голова раскалывается от какофонии звуков. Самое же противное то, что при виде Людоеда человеческие сердца начинают стучать ещё громче. Чужой страх бьёт набатом, люди мучают её, сходясь в толпы, окружая кольцом. Взгляды направлены в лицо, а в ушах стоит звон. Тук-тук-тук, тук-тук-тук. И так постоянно. В последнее время Сантьяга боится выбираться дальше своего замка. Слишком уж много людей при королевском дворе, спешащих преодолеть свой страх, покрасоваться, показать - смотрите, какой я смелый. Я совершенно не боюсь ни людоедов, ни кого. А у самого сердечко-то бьётся, как птица в клетке, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Сантьяга спасается в тишине собственного замка, прячась от прислуги, которая уже давно знает повадки госпожи и не докучает лишний раз.       Лишь от друзей спрятаться не выходит. Тилль, словно специально, как можно чаще приезжает, распивая алкоголь в её компании. Какая там любовь, вы что. Только искренняя дружба, проверенная временем. Ради старого друга Сантьяга готова немного потерпеть. А вот самого Лиса очень много. Его сердце тоже колотится как сумасшедшее, но не от страха. Тилль не сидит на месте, он машет руками, бегает, болтает, каждая клеточка его тела двигается каждую секунду. И сердце колотится, гоняет кровь, отдаваясь в голове. Сантьяга знает, Тилль долго не протянет, если не успокоиться и не станет сдержаннее. Ритм его сердца уже неровный, рваный, и Людоеду становится временами горько. Когда-нибудь она лишится и этого человека. Но Лис не собирается останавливаться, а его мотор изнашивается.       Другое дело Ричард. Его двигатель, наоборот, работает слишком мало и в полсилы. Медленное и очень тихое биение сердца почти не мешает, и это хуже всего. Но на все её слова Азо лишь машет рукой. Милая, это тебе двадцать шесть, и у тебя вся жизнь ещё впереди. А мне уже почти сорок. Мне почти сорок и мои волосы наполовину седые. Сердце совершенно не беспокоит Ричарда. И он точно знает, отчего умрёт. Просто закроет когда-нибудь глаза и не проснётся, потому что сердце потухшим солнцем замрет в груди по стойке смирно. Где-то рядом ходит Баррит, но говорить о нем Сантьяга не хочется. Его пульс говорит сам за себя.       А когда рядом появляется ещё одно сердце, Сантьяге на секундочку кажется, что она уже сошла с ума. Слетела с катушек, и её пора запирать в жёлтый дом. Потому что чужое сердце ведёт себя не так, как все остальные. Оно бьётся, отстукивая свой ритм, но как-то по-иному. Оно не раздражает, напротив. Хочется прильнуть к чужой груди и раствориться в этом нежном шуме. Слушать бесконечно это ровное тук-тук и не уставать. Алек поднимает улыбчивые глаза. Какие они у него красивые. Он умеет улыбаться только глазами, и это смотрится прекрасно. Сантьяга вздрагивает, когда такое хрупкое по сравнению с собой тело прижимается и оказывается невероятно близко. Сердечко стучит, но биться его заставляет чувство прямо противоположное страху. И это очень льстит больному самолюбию одного Людоеда.       Чужое сердце заменяет собственное, отныне оно у них одно на двоих. И сейчас Сантьяге больше не бывает страшно, ведь чужой пульс стучит и в её груди. Пугает лишь только та лёгкость, с которой Алек был готов расстаться с половиной собственного сердца, как преподнес на блюдечке с голубой каймой. И сказал - бери. Забирай себе, мне не жалко. Тогда Сантьяга спрашивала его. Как же ты так будешь, с половиной сердца? А он пожал плечами и сказал - буду. Лишь бы у тебя в груди не было пусто, и чужие сердца не заглушали собственное. Ведь такое иногда бывает, рождаются люди без сердец. Кто-то живёт так всю жизнь. Кто-то не выдерживает, либо останавливает чужое, либо умирает без своего. Но очень редко находятся те, кто спасают таких людей, отдавая им свои сердца и не требуя ничего взамен. И это - самое лучшее, что может случиться. Ведь что может быть прекраснее одного сердца на двоих?