— Как это — похитили? — парень растерянно переспрашивает Реборна. — Очень просто, никчемная железка! Ты же со своими Хранителями целую неделю в потолок плевал, вместо того, чтобы искать преступников! — раздраженно бросает ему тот. — Да, как ты смеешь?! — тут же отреагировал на слова мужчины Тэтсуя. — Я… — Сейчас не время для твоих истерик, Тэтсуя, — неожиданно жестко обрывает его Тсунаеши. — Нам нужно думать о том, как помочь Фууте. Тэтсуя дергается от его слов, как от пощечины. Внутри кипит и плавится темной жижей ненависть, она циркулирует по венам вместо крови. Пламя бушует, грозится вырваться и спалить обидчиков, превратить их в горсть пепла. Опять этот Тсунаеши! Опять он выставляет себя героем, олицетворением света и силы, оставляя своему младшему брату объедки со стола: роль вечного злодея, укутанного в тьму и грехи. Опять Тэтсуя проигрывает ему, потому что — играет честно, в отличии от своего братца. Он всегда использует подлые приемчики, бьет исподтишка — потому что слишком жалок, чтобы выступить открыто. Только и умеет — невинно хлопать глазками, строить из себя мученика и пользоваться заведомо-проигрышным положением Тэтсуи. Что бы он делал — окажись они в равных условиях?
Сейчас подросток метался, как дикий зверь в клетке. Пытался успокоить свои нервы и задетую гордость. Что теперь делать? Ни Тсуне, ни Реборну о своих догадках, относительно Фууты он, естественно, не рассказал. Его никто не спрашивал — его вообще не воспринимали, как человека, способного помочь. Так, безвкусное дополнение к интерьеру. Тем более, ничего нового он бы не сказал — и так было ясно, что мальчишку похитили именно преступники, и явно не просто так. Теория Тэтсуи, хоть и очень логичная и правдоподобная, остается пока только теорией. Самого пацана теперь не допросить, поэтому… Похоже придется действовать самым банальным и топорным способом: искать убежище врагов в Кокуе. Но это долго, не известно сколько на это уйдет времени. Плюс — преступники, почуяв, что дело запахло жаренным, вполне могут залечь на дно. А если и нет: что они за время поисков успеют еще натворить? С Фуутой, в первую очередь… Тэтсуя снова чертыхнулся — кажется сигареты закончились. Гадство! И как теперь без них? Подросток от злости пнул стул. Закрыл глаза, досчитал до десяти. Вдох, выдох. Реборн вошел в комнату, как всегда без стука. У Тэтсуи дернулось веко, раздражение вернулось с новой силой. Он был слишком обижен на репетитора, который из раза в раз выбирал Тсунаеши. Интуиция напряженно молчала, но парень понимал: еще чуть-чуть и Реборн у его доверия из графы «все может быть» перекочует в графу «совершенно точно нет». Этого совершенно не хотелось. И не только потому что киллер был одним из тех немногих шансов парня на выживание. Просто Тэтсуе, в конце-то концов, хотелось иметь хоть кого-то, в ком не нужно сомневаться, рядом с котором кровь не будет стыть в жилах, а интуиция надрываться дурным голосом в голове. Чтобы подросток мог расслабиться, потому что будет человек, который всегда поможет, подскажет, будет рядом, вопреки всему. И Реборн почему-то выглядел и воспринимался как этот самый человек — на кого подросток смог бы положиться. Кому бы смог наконец открыться и довериться. Но мужчина, его, мать твою, репетитор все равно выбирал его брата. Еще одна — десятая, сотая, тысячная — причина ненавидеть Тсуну. — Собирайся и звони своим Хранителям — мы идем в Кокуе-Лэнд.***
Старый заброшенный парк выглядел… впечатляюще. Мрачно, безлюдно — все как в фильмах ужасов. Даже часы показывали двенадцать часов. Дня, правда, но кого это волнует? Тэтсуя ужастики не сильно любил — спасибо большое, но ужасов ему и в жизни хватает. Боевики привлекали его гораздо больше, потому как помимо второсортного сюжета и известных актеров (что можно было увидеть и в ужастиках) там были драки. Много драк, погонь и перестрелок, из массы которых обязательно найдется что-то, что можно использовать или модифицировать под себя. А потом — использовать на практике. К чему все эти размышления? А к тому, что Саваде нужно было хоть ненадолго отвлечься — от напряженной умственной активности: построения планов и путей отхода, попыток просчитать своего врага, высчитывания шансов на успех — у него начал плавиться мозг. Кроме того, парень так вытрепал себе нервы, что на голове пара-тройка седых волос точно найдется. Еще бы — они шли прямо в загребущие, колечущие руки каких-то отмороженных преступников. Без мало-мальски согласованных действий, без информации. Да даже оружия нормального у них не было — Леон, и тот, вел себя странно и неадекватно. Реборн, конечно, заявил, что все под контролем, но вот у Савады были к его «контролю» серьезные вопросы. На которые — ну, естественно, а ты сомневался? — никто не ответил. Тэтсуя глухо матернулся, получил за это по шее, и с тех пор не произнес ни звука. как, в принципе, и остальные. Вся его банда, без исключения, молчала, пребывая где-то глубоко в своих мыслях. Им было простительно — как-никак впервые участвуют в чем-то подобном. Их привычные вылазки и «развлечения» на ночных улочках Токио или родного Намимори не шли ни в какое сравнение. Совсем иные ощущения, осознание происходящего. Савада не хотел, чтобы его друзья принимали участие во всем этом. Они не должны влезать в мафию, марать свои руки в крови. Ведь мелкие разбои и реальные убийства — совершенно разные вещи. И что бы парни не думали обо всем этом — что это круто, романтично, и прочая пространная чушь, о которой пишут в дешевых бульварных романчиках — Тэтсуя знал что на самом деле из себя представляет мафия. Это холод, колючее равнодушие целого мира, эпицентр боли и страданий. В мафии не было ничего, за что ее можно было бы любить. Ради чего можно было бы так желать попасть в нее, покорно принимая все то, что она так щедро преподносит. Она будет ломать тебя, выворачивать наизнанку, чтобы потом — собрать по-новой, сотворить из тебя, что-то подходящее ей. Тэтсуе это было отвратительно. Настолько, что хотелось содрать с себя кожу мочалкой в попытке оттереть всю эту грязь. Его руки были в крови — и с этим ничего уже не поделать, дальше будет становиться только хуже. Подросток понимал это, но все равно хотел жить, пусть даже и такой ценой. В конце концов, когда-нибудь он вырастет, станет большим и обязательно очень сильным. И никто не сможет помыкать им, никто не сумеет загнать его в угол, поймать в ловушку. А до этого момента нужно сцепить зубы, подниматься раз за разом и двигаться вперед. — Хватит летать в облаках, никчемная железка, — недовольно послышалось за спиной парня. — Мы близки к своей цели — сосредоточься! Савада на это прищурил глаза, зло поджимая губы. — Я понял, — почти выплюнул. В груди все еще горела обида на репетитора. Пусть по-детски, пусть глупо, но парню хотелось, чтобы Реборн хоть иногда прислушивался к нему. Иначе — как он сможет услышать сердце, если он голос-то его слышать не хочет? — Эй, Тэтсу, — позвал своего лидера Макото. — Я вижу какие-то странные следы. Тэтсуя тут же забыл о Реборне и подошел ближе к другу. Следы и правда были, причем были довольно странными. Будто на полянку напала стая диких хищников. — Похоже на то, что нам описывали пострадавшие, — подал голос Хиро. — Это ты про нападавшего человекоподобного зверя? — тут же припомнил слова учеников Кента. — Ага. Смотри — на деревьях и на земле следы от когтей. Очень больших, — парень указал на несколько стволов с глубокими рваными полосами и длинные борозды на траве. — Выглядит довольно жутко, — тихо проговорил Мичи. — Такими когтищами нашинковать человека ничего не стоит… — А вы думали, что погулять вышли? — презрительно фыркнул Реборн, до этого молчаливо слушающий детей. — Напоминаю, что мы имеем дело со сбежавшими из тюрьмы преступниками. — О, спасибо, — едко отозвался Тэтсуя, видя как побледнели и задрожали его друзья. — А-то мы ведь без тебя этого не поняли, сеньор Очевидность! Тяжелая, явно усиленная Солнцем, ладонь тут же болезненно приземлилась ему на голову. Благо подросток успел подставить скрещенные руки — иначе дорогой репетитор мог и череп ему проломить. От большой любви, конечно же… А так парень отделался только новыми трещинами в костях. — Смотрю у кого-то слишком длинный язык, — недовольно протянул Реборн, в его голосе читалась неприкрытая угроза. Савада скривился — от боли и злости. Сплюнул на землю, бросил своей банде: — Пошли дальше. Будьте начеку. Его Хранители переглянулись, с опаской покосились в сторону киллера и направились следом. Мужчина презрительно усмехнулся, но не смог не отметить, что пацан ведет себя как настоящий лидер. Характер у него, конечно, оставляет желать лучшего, да и гонору многовато. Зато не избалованная неженка — и на том спасибо. Хотя, на фоне старшего брата все равно выглядит убого… и с этим нужно что-то делать. Или…? Реборн нахмурился, отмахнулся от столь странных мыслей — и с чего вдруг ему вообще что-то подобное пришло в голову? — и последовал за группой подростков.***
Мукуро сидел на старом, дырявом диване и с любопытством наблюдал за передвижениями будущего Дечимо Вонголы и его прихвостней. Савада Тэтсуя не производил впечатление босса, Неба. Обычная дворовая шпана. Ну, Рокудо же было лучше — разрушить мафию изнутри будет еще проще. Возможно ему даже напрягаться не придется — глупый щенок сделает все сам! Это было забавно настолько, что хотелось истерично засмеяться. Что Мукуро с удовольствием сделал — по полуразрушенному помещению эхом разлетелся безумный, куфуфукающий смех. Он был похож на брызги ледяной воды — заставлял передергивать плечами, ежится от фантомного холода, бежать по коже мурашки. В кинозал вошел светловолосый парень с шрамами на лице. — Мукуро-сама, что-то случилось? Иллюзионист прекратил смеяться, посмотрел своими дикими безумными разноцветными глазами на Кена. Губы растянулись в злой, жестокой усмешке. — Все в порядке. Просто я подумал, что было бы неплохо устроить нашим гостям теплый прием, ку-фу-фу…***
Интуиция Тэтсуи резко ударила по сознанию громкой звуковой вспышкой. Будто где-то в голове уронили шкаф с посудой. Подросток тихо матернулся, прикрыв глаза. Боль стальным обручем сковала череп, она давила, грозилась вот-вот раскроить лобную кость. — Никчемная железка, что с тобой? — к нему тихо подошел Реборн. Остальные внезапных изменений в Тэтсуе не заметили, полностью сосредоточенные на поиске опасности. — Все в порядке, — сквозь зубы ответил подросток, пытаясь подавить боль и не показать собственной слабости перед репетитором. Мужчина подозрительно прищурился, но больше ничего не произнес. Далеко, правда, отходить не стал, продолжая идти вровень со своим учеником. От этого стало почему-то немного легче. Чуть привыкнув и оправившись от столь внезапных выкрутасов своей интуиции, Савада попытался разобраться, что именно случилось и что именно ее не устроило. По всему выходило, что слишком деятельной интуиции не нравилось, что ее глупый хозяин лезет в самое пекло — без оружия, без информации, и без надежных людей. Парень на это только глубоко вздохнул, всеми силами пытаясь игнорировать причитания своего «внутреннего голоса». Но самое важное он для себя уяснил — они приближаются и совсем скоро удивительно спокойная и пустая дорога сменится полосой препятствий. Это плохо. Кое в чем его интуиция была права — они были безоружны. Только кастеты Хиро и старая бита Макото. У него и Мичи, конечно, были перочинные ножи… Вот только — толку-то от них? У Кенты и Шина вообще даже этого не было — и если первый был неплохим рукопашником, то вот второй… На что они все вообще надеются? Паника и страх за друзей очень быстро переплелись со злостью. За что? Почему именно он? Именно его друзья?! Пламя разгоралось, поднималось все выше и выше, билось о мышцы, кости и вены. Оно жгло нёбо, и Тэтсуе показалось на пару секунд, что если он откроет рот, то из него непременно посыпятся рыжие искры. Как из пасти дракона. Поэтому он несколько раз вдохнул и выдохнул, стараясь утихомирить свой огненный сгусток. Реборн, который все еще шел рядом, покосился на подростка. Показалось или нет? Его Солнце было слишком чувствительным из-за Проклятья, а потому он ощутил этот Небесный жар, что волнами исходил от мальчишки. Сильный, чистый, но до одури горький, с привкусом пороха и железа. Мужчина еще ни разу не встречал ничего подобного — даже у самого Тэтсуи Пламя до этого ощущалось грязным, мерзким и неприятным. Так какого черта?! Киллер бросил еще один — на этот раз очень подозрительный — взгляд на парня. Возможно ли, что в нем сейчас кто-то другой? Ведь преступник, которого они ищут — искусный иллюзионист. А подопечный, на взгляд Реборна, сильным духом или же Волей не обладал. Да, и встречал ли он хоть раз в своей жизни настоящий Туман? Этот домашний щенок небось и понятия не имеет, как отличить иллюзию от реальности… Но угрозы от него мужчина не чувствовал, характер и манера поведения были совершенно точно Тэтсуи, а вот Пламя… Тут нужно подумать — ведь те несколько раз, что мальчишка выпускал свое Пламя, были спровоцированы Пулями Вонголы. Если учесть, что на Дино он их не испытывал, а исследования самой Вонголы были даже на примитивный взгляд Реборна очень поверхностными (Верде бы научному отделу за такое руки поотрывал и в задницу бы засунул), то напрашивался вполне закономерный вывод о том, что принцип работы этих Пуль неясен. Это очень плохо — еще хуже, что мужчина задумался об этом только сейчас. И заметил странную аномалию только сейчас. Значит — нужно разобраться, и от полученной информации отталкиваться дальше. Неожиданно Савада вскинул голову, уставился куда-то между деревьев. — Выходи — я знаю, что ты здесь. Остальные подростки остановились, достали свой скудный арсенал и напряженно посмотрели туда же, куда и их лидер. Мужчина надвинул шляпу на глаза — кажется началось. — Забыл сказать, никчемная железка, — непринужденно произнес. — Так как я — вольный киллер, и к Вонголе не причислен, то в твои схватки вмешиваться не имею права. Мальчишка яростно обернулся к нему: — И ты говоришь мне это только сейчас?! — зло прошипел он. Да, как ему после такого вообще доверять? Савада прекрасно мог понять, если бы данная информация вскрылась еще дома. Он бы был предупрежден, сознательно бы не надеялся на помощь репетитора, постарался бы разработать тактику, исключая участие Аркобалено… А теперь что делать?! — Гадство, — сплюнул Тэтсуя, полностью переключая все свое внимание на вышедшего из-за дерева старика. Над ним парили несколько канареек. — А вот и наши гости, — губы старика исказила мерзкая усмешка.***
У Савады тряслись руки, сердце сжималось в груди. Ощущение — странное, неприятное, царапающее подкорку мозга (но не души) — преследовало его до сих пор. Проблема с Птичником — а именно так представился ублюдок — разрешилась будто бы сама собой. Сам старик не представлял угрозы — он был лишь «центром». А вот его пешки-убийцы — мерзкого, даже кошмарного вида близнецы — были действительно опасны, хоть и глупы, как пробки. Очевидно у этой троицы был один мозг на всех — и тот, не самый качественный. Ну, серьезно — каким дегенератом нужно быть, чтобы не имея ни малейшего представления о тонкости семейных взаимоотношений, пытаться шантажировать Тэтсую жизнями старшего брата и матери? Так или иначе, но Тэтсуе все равно пришлось подставляться ради того, чтобы потешить самолюбие Птичника и потянуть время, так необходимое на построение дальнейшего плана действий. Сначала были несколько болезненных ударов от Кенты, потом кинжал (полученный от того же Птичника) в бедро — от Мичи. Парни, знающие о не слишком трепетных отношениях своего лидера с семьей, никак не комментировали ситуацию. Впрочем, это было не удивительно — как бы они не отзывались о семье Савады, а о реальном убийстве Тсуны или Наны никто из них не задумывался. Да, и не готовы они были к такому моральному давлению (пусть и очень косорукому) — это было видно. Их трясло, они были бледны и казалось вот-вот у кого-нибудь из них случится нервный срыв. Сам Тэтсуя и к убийству своей, так называемой, семьи, и к такому неумелому психологическому давлению относился спокойно. Да, и физические увечья его не заботили. Куда больше его волновали другие проблемы: чертов старикан был, очевидно, самым слабым, но тем не менее уже умудрился здорово его потрепать чужими руками. И, вот честно, если бы не Реборн и банда — подросток бы послал нахер Птичника с его жалкими манипуляциями и просто пристрелил бы его. И плевать ему было бы на мать и ничтожество-Тсуну. И вот тут, пожалуй, и крылась главная и серьезная проблема, которую подросток понимал, но не принимал и не чувствовал (именно не чувствовал!) себя виноватым… Ему было все равно на их жизни. В случае Тсуны — подросток наверное даже с удовольствием бы понаблюдал за представлением. О, сколько проблем разом решилось бы, если кто-то из ненормальных уродливых близнецов прирезал бы его старшего брата! Да, и родной матери Тэтсуе было не жаль — что она сделала, чтобы он переживал за нее? Игнорировала его проблемы? Осознанно не лезла, не пыталась понять, что происходит с ее ребенком? Прерывала его попытки хоть как-то донести до нее происходящий с Тэтсуей кошмар? Что? Или он должен рисковать своей шкурой только потому что она его родила? Кормит его? Стирает его вещи? В этом заключается роль материнства? Не в поддержке, не в любви и понимании, не в защите — в гребаных бытовых мелочах? Серьезно?! Если уж на то пошло — обеспечить себя чистыми вещами и несложным завтраком, обедом или ужином Савада мог и сам. А вот моральную поддержку или психологическую помощь сам себе не окажешь, к сожалению… Реборн стоял немного в стороне и тоже пытался просчитать план дальнейших действий. Что делать в такой ситуации было не ясно, но киллер искренне надеялся, что ни Нана, ни Тсунаеши не пострадают. И дело даже не в том, что он может получить от Емитсу — Солнце хотел бы послушать его претензии к нему в таком ситуации — а в том, что эти двое были ему по-своему симпатичны. Мягкая, домашняя Нана, которая заботилась и беспокоилась обо всех и странный, таинственный, но чертовски любопытный Тсуна, который был очень похож на свою маму. Кроме того, от вида того, как Тэтсую избивали, а он не мог ничего с этим поделать, где-то в груди что-то болезненно сжималось. Реборн со странными, смешанными чувствами понял, что это было его холодное, равнодушное сердце. И из-за чего? Из-за наглого, вздорного мальчишки с отвратительным характером?! Глупости же! Но долго вся эта отвратительная во всех смыслах ситуация не продлилась — на экране было прекрасно видно, что Нану спасли повзрослевшие из-за базуки Ламбо и И-Пин, а Тсунаеши помогли Гокудера и Ямамото. После этого положение дел резко поменялось, а потому злые, напуганные и доведенные до нервного срыва подростки едва живьем не растерзали зарвавшегося старикашку. Пока Хранители сбрасывали напряжение, Реборн подошел к сидящему на земле подопечному. Он был бледен, глаза — закрыты, губы беззвучно шевелились, но что он говорил мужчина так и не разобрал. Савада не издал ни звука, ни когда его били, ни когда всадили нож в ногу. И даже сейчас он молчал. — Ты как, никчемная железка? — дурацкое, так ненавидимое подростком прозвище должно было заставить его встрепенуться, прийти в себя. Перестать быть таким спокойным. — Со мной все в порядке, — холодно отозвался тот, раскрыл глаза. В них бликами растекалось его Пламя, и Реборн снова подумал о том: как же легко мальчишка вызывает в себе свои Небеса. — Нужно идти дальше. Мужчина покачал головой. — Нет. Сделаем привал — тебе нужно обработать раны и отдохнуть, да и твоей храброй братии нужно время, чтобы прийти в себя. Кроме того, у меня есть, что рассказать вам. Тэтсуя перевел на него свои карие глаза, которые смотрели неожиданно-остро, подозрительно-зло. А еще — самую малость — обижено. — Что на этот раз? По правилам тебе запрещено находится рядом? Или может — разговаривать со мной, вне тренировок? — его слова жалили, словно укусы ядовитых змей. Он не психовал и не устраивал истерик, нет. Он бил метко, четко. Ровно по тем местам, где мог бы причинить наибольший вред. Такой Тэтсуя был незнаком. Словно его подменили. Словно перед ним — личность, несгибаемая, уверенная в себе и своих силах. Реборн снова вспомнил о талантливом Тумане. О том, что Тэтсуя — должен быть истеричным бесхребетным слабаком. Таким, каким мужчина привык его видеть и считать. Чтобы не испытывать этого странного крушения почвы под ногами. Вспомнил, но эта злая надежда во взгляде подростка — была всегда. И усмешка — тоже злая, горькая — привычно скользит по его губам. — Что молчишь? Мужчина будто очнулся, моргнул, отводя взгляд. — Мне пришла информация от руководства Вонголы. Им удалось узнать личности преступников, — он безбожно лжет, Ноно давно было это известно. Да, и сам Реборн с самого начала владел информацией. — Правда? — подросток иронично, по-взрослому-насмешливо изгибает бровь. В его глазах мужчина видит понимание — и что это у него за странный взгляд? Почему киллер чувствует себя виноватым? Это вызывает в душе злое непринятие. Только перед всякими сопляками он не отчитывался! Пусть спасибо скажет, что он вообще с ним возится! И лучше бы мальчишке прекратить, а не смотреть на него так… так! До отвратительного цепляюще, будто в самую глубь — в то, что принято называть душой — залез и бередит глазами-лезвиями старые раны! — Кривда, — тихо и зло шипит мужчина. — Не задавай глупых вопросов, никчемная железка! Вот, — Реборн, словно фокусник, достает откуда-то папку. Тэтсуя смотрит внимательно. Интуиция обиженно, настороженно звенит, шевелится в груди, предупреждая своего хозяина — будь на чеку. Он крепко перетягивает рану на ноге рукавом от кофты, остальное решил пока оставить — что-то ему подсказывало (и даже не интуиция, а скорее опыт и здравомыслие), что «бинты» им еще понадобятся. Поэтому остатки ткани он повязал на поясе, оставшись в одной футболке. Репетитор все это время молча наблюдал за ним, присев рядом. Папка с информацией лежала у него на коленях. — Что там? — наконец добрался до нее Савада. Презрительный фырк от мужчины он предпочел проигнорировать. Силы следовало поберечь для более важных вещей. Кроме того, он и так уже знатно пропалился перед Реборном. И его интуиция была не слишком этим довольна, потому что не считала его надежным. Порой подростку было действительно интересно — есть ли хоть кто-то, кто бы ее устраивал? Так или иначе, а информация у Тэтсуи теперь была. А это уже хоть что-то, по крайней мере они будут знать в лицо своих противников. Реборн уже вовсю давал распоряжения подошедшей банде: — Отдыхаем, а потом идем дальше. Не забывайте — мы на вражеской территории, поэтому не расслабляемся! — А куда идти-то? — спросил Шин. — Ну, здесь, вроде как, кинотеатр был?.. — неуверенно спросил Макото. — Он большой и заброшенный. По мне — так это идеальное место для преступной базы. Остальные согласно закивали. Реборн спрятал глаза в тени от шляпы и промолчал, очевидно давая мальчишкам самим решить, что делать дальше. Тэтсуя спрятал горечь на дне глаз, смотря вглубь деревьев — туда, где, как он помнил, должен был быть кинотеатр. Он был здесь всего один раз в далеком-далеком детстве — еще до приезда «любимого дедушки». После этого его мама еще несколько раз ходила сюда с Тсуной, а Тэтсуя уже вовсю постигал ремесло мафиози. — Ладно, — тяжело, но не подав виду, поднялся с земли Савада. — Хватит трепаться — раньше найдем ублюдков, раньше с ними разберемся, раньше пойдем развлекаться!