Загадай себе быть собой

Тэтсуя пришел в себя уже в больнице. Все тело неприятно ломило, но острой боли он не чувствовал. Ощущения больше походили на уже затянувшиеся и зажившие раны — сколько же он пролежал без сознания? Что вообще произошло? Тут же — повинуясь мысленным командам — в голове замелькали пестрые картинки-воспоминания. Они кружили каруселью, наполняя сознание резким шумом, гамом и ярким светом. Пришлось потратить приличное количество времени, чтобы привести все это безобразие в порядок и разобраться, что же произошло. Подросток напряженно выдохнул, помрачнел и стиснул в руках тонкое больничное одеяло — воспоминания заботливо подкинутые мозгом не радовали. Совсем. Он проиграл. Пусть и не физически, а ментально. Потому что подросток потерял не сознание, а скорее контроль над своим телом. Интуиция и кое-какие знания Тэтсуи о специфике Туманов были в этом уверены… И это было отвратительно, даже мерзко — причем не столько из-за задетого самолюбия или чего-то такого, а из-за Тсунаеши. Потому что последнее, что видел Тэтсуя, проваливаясь в небытие — его лицо. Черт! Черт-черт-черт-черт! Это очень, очень плохо! А ведь у парня почти получилось одолеть Рокудо! Перчатки, так вовремя созданные Леоном, были очень кстати. Интуиция и Пламя едва не запищали (если бы они могли) от восторга, как только увидели их. Воля легко активировала новое оружие, позволяя использовать Пламя без серьезных затрат. Да, и выпускать через перчатки его было не в пример проще. Для этого не нужны были всякие пули, которые так негативно воспринимались организмом Савады. Единственный минус — парень не был действительно хорош в рукопашном бою. Свои тренировки ведения ближнего боя, которые так любили Емитсу и его подчиненные, Тэтсуя давно забросил. И предпочитал не вспоминать — забыть как страшный сон. Ночные же «прогулки» с друзьями, нередко заканчивающиеся дракой, имели совершенно иной уровень. Это как сравнивать сражение с боссом и прохождение первого level-a в игре! А если говорить о работе подростка на Тэкехико, то он привык работать на дальних дистанциях — все его не самые сложные заказы на ликвидацию нужно было выполнять тихо и издалека. Однако, ближний бой — дело наживное. Хотя, в тот момент это было очень важно, и Тэтсуя долго и со вкусом матерился, вступая с противником в заведомо проигрышный бой. Потому как ублюдок-Рокудо с его трезубцем обращался весьма искусно и даже виртуозно. Явно сражался не в первый раз, а потому был очень опасным оппонентом. Но Савада не умел отступать. Плохо это или хорошо — сказать трудно, но факт оставался фактом: не умел, и все тут! А потому он боролся, из раза в раз уходя от атак и ловушек и старательно пытаясь заманить в свои собственные. Это было сложно и не привычно, кроме того — парень был довольно серьезно ранен и истощен. Все играло против него. И потому, подросток прекрасно осознавал, что преступника ему не победить — тот все рассчитал (а может просто слишком везучий сукин сын). Осознание этого злило, било паникой по нервам, заставляло бешено стучать сердце. Даже сейчас, в больничной палате спустя несколько дней, подросток чувствовал себя нервно и уязвимо. Признание себя несовершенным и слабым — смертельный приговор, который он сам себе вынес. В его ситуации это было самым жалким, из всего того, на что он был способен. Однако даже в той ситуации с Мукуро было все не так отвратительно и безнадежно. Да, Тэтсую изрядно потрепали его ловушки, а нетипичный стиль боя заставлял ошибаться, но даже так большинство задумок противника все равно не сработали как нужно. И это было тем немногим, что заставляло побитое эго Савады довольно скалить клыки. Ублюдку-Рокудо тоже пришлось попотеть, чтобы одержать верх в их борьбе. И то, ему просто повезло — в конце концов, он был пятым противником за день. Это было слишком даже для тренированного и более-менее подготовленного Тэтсуи. Будь Мукуро хотя бы третьим… Савада от досады глухо выругался. Закрыл глаза, с силой их потер. Запах медикаментов его раздражал, нервировал и заставлял чувствовать себя слабым и ничтожным. Это была одна из причин, по которой он терпеть не мог больницы. Парень уставился мутным взглядом в потолок, возвращаясь к воспоминаниям. В какой-то момент — наверное в тот, когда Мукуро приспичило потрепаться — Тэтсуя подумал, что в чем-то они с ним даже похожи. Со слов преступника выходило, что он, как и большинство его пешек, является подопытным Экстарнео. Судя по выражению лица Реборна, которое мельком смог разглядеть подросток в боевом запале — он достаточно хорошо знал об этой Семье. И всех ее мерзких прегрешениях. Тэтсуя подумал, что неплохо было бы узнать подробности. Едва ли репетитор даст действительно полезную информацию, мол «тебе мало рассказа Рокудо?» Не дай Ками, еще начнет что-нибудь подозревать… Лучше обратиться к Тэкехико. Тот и информацию даст подробную, и спрашивать ни о чем не станет. Да, и их взаимоотношения всегда имели так необходимую подростку стабильность — Тэтсуя всегда знал, что ожидать от своего «работодателя», а тот никогда не пытался его обмануть или подставить. Несмотря на должность оябуна, который должен из всего извлекать максимум выгоды… История же Рокудо была мрачной, жестокой и абсолютно бесчеловечной. То, что ему пришлось пережить — просто ужасно и отвратительно. Савада даже не мог себе вообразить — да и не горел сильным желанием — какого было маленьким, беззащитным детям находиться в том Аду. Чего стоило этому парню — почти его ровеснику — выживание? А после было несправедливое осуждение некими Вендиче, многолетнее заточение в холодной, темной камере… От одних только слов об этом, от осознания подобных кошмаров, мороз бежал по коже. Сначала лаборатория, потом — тюрьма… Пожалуй, на фоне этого, даже детство Тэтсуи выглядит не таким и ужасным. Вполне терпимым и спокойным, даже местами и временами радостным. И не то, чтобы подросток хоть когда-нибудь ныл или тяжело вздыхал с мученическим видом: «какой же я несчастный» или «я пережил так много плохого». Нет, он никогда не был склонен к подобным вещам. Савада прекрасно понимал, что есть целое море людей, у которых жизнь намного тяжелее, чем у него. Потому оставлял прерогативу ныть и жаловаться Тсунаеши. Однако, подросток так же понимал, что все то, что происходит в его жизни — совершенно ненормально и отвратительно. А потому Савада справедливо полагал, что кое-что в этой чертовой жизни он понимает. И вполне был способен разобраться в том, что испытывал преступник. Его цели, мотивы — все обрело свой смысл. Даже более того — со странным чувством парень осознал, что чувствовал что-то похожее на восхищение и искреннее уважение к этому парню. Ведь Мукуро был действительно сильной, волевой личностью. Он не оглядывался и не обращал внимания ни на что, напролом идя к своей цели. На жалкие доли секунды Саваде-младшему захотелось узнать этого человека поближе. Принять его в свою семью. Но вместе с тем, интуиция звенела и призывала быть внимательней. «Вы не сможете быть союзниками, не сейчас. Ему не нужен такой же изломанный, ему нужен — теплый и домашний», — уверенно шептала она. Тэтсуя горько усмехнулся — действительно, кто бы сомневался? Слишком очевидно стремление к свету и спокойствию, да и братец его очень любит таких персонажей. Порой подросток был искренне уверен, что Тсунаеши их коллекционировал. Иначе объяснить такую непреодолимую тягу ко всем сирым, убогим и обездоленным он не мог. И почему же — в таком случае — он не обращает внимание на Тэтсую? Или на взгляд Тсуны его младший брат был недостаточно «сирым и убогим»? Интересно: принять это как комплимент своей Воле и силе духа или — слепоту братца? Не сказать, чтобы Савада-младший так уж сильно расстроился из-за того, что уголовник-Рокудо не примет его, не признает «своим» — в полном смысле этого слова. В конце концов, они знакомы всего пару десятков минут — а перед этим этот самый Мукуро долго и упорно пытался навредить ему и его друзьям. Тэтсуя еще не настолько выжил из ума, чтобы — подобно эгоисту-брату — безоговорочно доверять всяким сомнительным и эмоционально-психически нестабильным маньякам. Скорее парень чувствовал досаду и глухое раздражение из-за того, что его ничтожество-близнец снова на шаг впереди! Вот это действительно было тем, что могло пошатнуть душевное спокойствие будущего Дечимо (если оно было). Парень тихо выдохнул, пытаясь подавить свое раздражение и поднимающееся из глубин Пламя. Не к чему хорошему это не приведет. Да и волноваться теперь незачем — что это было способно изменить? Только нервные клетки зазря переводить, а их и так не слишком много… Так или иначе, а Тэтсую сейчас волновало куда больше, что с его бандой? Ведь он смутно помнил, что в какой-то момент ублюдок-Рокудо (несмотря на его детство, он оставался ублюдком, точно так же, как и сам Савада оставался убийцей и лживым подонком, несмотря на свое) призвал своих избитых и израненных подручных. Те тут же очень грамотно заняли внимание подростков и разделили их. Это заставило Тэтсую отвлечься и потерять концентрацию, из-за чего контролем над поединком завладел Мукуро. Подросток все еще не мог точно и полностью восстановить в своей памяти события, но он очень отчетливо помнил ту поглотившую его ярость, когда он понял, что преступник всего-навсего использует — очень жестоко и грубо — тех, кто так искренне любит его. Кто верен ему всем своим сердцем. Не смотря ни на что. Это было вне понимания для парня — так поступать с людьми, которые верят тебе, которые доверяют свои жизни… Для него это было просто недопустимо! Да, сам он был не святым: скрывать от друзей важные вещи было отвратительно и он это понимал, мучая себя этим постоянно. Рокудо же помыкал своими людьми легко, играючи и совершенно равнодушно. Будто вещами, своими марионетками. Самый пик эмоциональной ненависти наступил тогда, когда преступник с мерзкой улыбочкой протянул: «Кажется, твои дружки умудрились сломать Чикусу. Какая жалость — теперь мне придется искать другого…» От столь циничных, отвратительных в самой сути своей, слов у Тэтсуи помутнился рассудок. Он чувствовал, как Пламя буквально разрывает его изнутри. Как оно сжигает всю физическую оболочку, оставляя лишь одну-единственную связную мысль: «Стереть ублюдка в порошок!» А вот последующие воспоминания настолько размытые и неясные, что Савада не может их разобрать. Но вот лицо Тсунаеши он помнит очень четко. Особенно ярко-рыжие глаза, в которых пляшет Небесное Пламя. И это все видел Реборн. Черт! От этого всего начала болеть голова и немного подташнивать. Сердце билось как ненормальное, а в душе поселился вполне обоснованный страх за свою жизнь. Тэтсуя был в полной и беспросветной заднице…

***

Оказалось, что остальные члены «спасательной группы» были вполне себе живы и здоровы. Самая серьезная травма — закрытый перелом левой руки — была у Шина. Он вместе с Макото и Хиро сражался с недо-зверем. Они вышли победителями, и, к счастью, сильно не пострадали. У Тэтсуи, как от сердца отлегло. Всё-таки он действительно переживал за друзей. От друзей же он и узнал все, что произошло после того, как он потерял сознание. Как они объяснили ему: он потерял не столько сознание, сколько контроль над своим телом. Тот странный трезубец, который использовал Рокудо, был способен подчинять себе Волю людей. Один порез — и ты уже безвольная марионетка. И Савада попался в его ловушку, хотя интуиция верещала о том, что нужно быть осторожнее и что оружие преступника очень опасно. Но он слишком близко принял мерзкое и отвратительное отношение ублюдка к своим людям. Настолько, что потерял контроль, позволил чувствам и эмоциям взять верх. Непозволительная, смертельно-опасная ошибка, которая могла стоить ему жизни. И самое мерзкое, что в этот раз его братец действительно его спас: хотя подросток был более чем уверен, что если бы не личные мотивы, то хрен бы — а не его помощь. Кстати, а что Тсунаеши мог поиметь со своего геройствования? Ну, кроме очевидного: «посмотрите, какой я хороший»? Вероятно, он планировал раскрыть наличие у себя Пламени, а так же неплохих знаний и умений. Заявить, так сказать, на права наследования. Плюс — окончательно перетянуть на свою сторону Реборна. Тот и до этого всячески ему благоволил, а после того, как увидел и ощутил Небесное Пламя, и вовсе наверное возвел в один ранг с Божеством. От бессилия и осознания того, что его положение не просто хреновое, а буквально безвыходное, хотелось выть. Благо друзья уже ушли, и не нужно было разыгрывать, что с ним все в порядке. И выдавливать из себя смех и радость. Интуиция все еще долбила по мозгам, все сильнее и сильнее нагнетая и без того мрачную атмосферу. Тэтсуя пытался что-то придумать, хотя бы попытаться рассчитать свои дальнейшие действия. Но все было бесполезно. Подросток просто устал. Смертельно устал от всего этого дерьма, что творилось вокруг. Он хотел просто свернуться в калачик, закрыть глаза и оказаться где-нибудь далеко-далеко. Где ему не придется быть таким сильным и уверенным в себе. Где не нужно будет каждую гребанную секунду сражаться за право на жизнь. Где он не обязан решать по-настоящему взрослые и серьезные проблемы и принимать сложные, тяжелые решения. Хотелось туда, где он мог побыть маленьким и слабым. Чтобы его обнимали, говорили, что все будет хорошо, что он в безопасности. Что о нем позаботятся, и переживать не о чем. Тэтсуя свернулся в клубок под тонким одеялом. Тело внезапно пробил озноб, по позвоночнику потянуло противным холодком. Сердце заходилось испуганной птицей. Парню было страшно. Он боялся: неизвестности, смерти, темноты, холода и одиночества. Его с головой накрыло пугающим, вымораживающим нутро, чувством того, что он абсолютно один. Никому не нужный, маленький волчонок. И лишь его Пламя удивительно мягко и спокойно грело изнутри, даруя столь необходимые крохи тепла и спокойствия.

***

Разговор с Реборном состоялся на следующий день, поздним вечером. Подросток безумно нервничал — от волнения он то и дело заламывал пальцы, сжимал и разжимал одеяло. Он не мог вспомнить, когда волновался так в последний раз. Он вообще не был уверен, что хоть раз в жизни волновался так же, как сейчас… Киллер вошел в палату к подопечному молча. Весь его вид выражал крайнюю задумчивость и некоторую мрачность. Когда его взгляд скользнул по Тэтсуе, его лицо вмиг преобразилось — оно стало будто бы мягче, но глаза были холодны и колючи. Парень почувствовал, как мороз прошелся по коже от этого его взгяда. Судорожно втянув воздух, он осторожно спросил: — Реборн…? — Ты проиграл, никчемная железка, — резко оборвал его мужчина. Голос его был груб, но сильной злости или раздражения интуиция не уловила. Тем не менее, слова были слишком жестокими. Да, подросток прекрасно понимал, что это всего лишь констатация факта. Глупо отрицать очевидное — он действительно проиграл. И поблажек или оправданий себе не искал — в этот раз ему сильно повезло, но что будет в следующий? Однако ему так противоречиво хотелось услышать слова утешения, почувствовать поддержку — хоть самую малость! Неужели после всего произошедшего с ним и его друзьями дерьма он не заслужил этого? Хотя бы дежурного «неплохо»? Тэтсуя до побеления сжал в ладонях одеяло. Ответить ему было нечего. Кроме злых, обидных колкостей, которые так и рвались с языка. Но парень довольно быстро одернул себя за это — не в том он положении, чтобы демонстрировать свой отвратительный характер. Неплохо было бы вообще помалкивать и осторожно прощупать почву, на предмет того — как сильно он увяз в этом прогнившем болоте, насколько все плохо. Раскрыл ли он себя? Или Реборн списал все на сильный эмоциональный всплеск и свои тренировки? А Тсунаеши? Что он задумал и что уже успел претворить в жизнь? Савада глубоко задумался, внимательно прислушиваясь к своей вездесущей интуиции. Она хоть и была напряжена, но сильной обеспокоенности не проявляла. Просто призывала быть аккуратнее со словами, действиями и людьми. Ничего нового, короче. Несколько минут парень и его репетитор провели в молчании. Не мрачном и не напряженном, скорее — неловком. Мужчина о чем-то раздумывал, явно не собираясь снова начинать разговор. Раньше за ним подобного не наблюдалось — дай только волю, и хрен его заткнешь. Особенно, если нужно было пройтись по способностям или поступкам Тэтсуи. Видимо произошло что-то действительно выбивающее из колеи. «А, Тсунаеши… точно» — отстранено решил подросток. Новость о том, что его старший близнец имеет Небесное Пламя, должно быть сильно впечатлила Реборна. Еще бы! Великий киллер, и упустил такое из виду! Да, и неизвестно, что было после того, как Тэтсуя потерял сознание, ведь парни рассказали только в общих чертах, что слышали или видели сами. Да, и то — не все. Наконец, после еще нескольких минут молчания, киллер снова заговорил: — Признаться, от твоего поединка с Рокудо я ожидал большего. Савада застыл каменным изваянием. Он с такой силой сжал челюсти, что буквально услышал, как они неприятно заскрипели. В груди спиралью закручивались злость и обида. Глаза на несколько секунд защипало, мерзкий горький ком встал в горле. Но парень с силой подавил в себе все это. Нет. Нельзя, он не имеет права на это. И так достаточно наворотил. — Однако, — неожиданно продолжил Реборн. — после того, что я узнал… Парня явственно передернуло. Будто отвесили звонкую пощечину. Впасть в панику, граничащую с истерикой, не позволила интуиция. Мягкой, успокаивающей волной она прошлась по сознанию, вселяя уверенность и умиротворение. Мужчина чуть запнулся на словах, внимательно осмотрев своего подопечного цепким взглядом. Уж больно странная у него была реакция… Хотя ничего такого страшного или необычного Солнце пока еще не сказал. Чуть помедлив, он снова продолжил: — В общем — ты молодец, железка, — вышло все-таки резче и жестче, чем следовало… Сначала Реборн вообще-то хотел сказать, что сражаться с очень сильными противниками, в одиночку (а от Хранителей мальчишки, на взгляд киллера, не было почти никакой пользы), да к тому же с весьма серьезными травмами — как минимум достойно уважения. Но мужчина передумал, потому что данная формулировка слишком походила на: «я горжусь тобой», а это было не так. Кроме того, нечего подкармливать его и так больших размеров эго — у парня и без того отвратительный характер. Потому Реборн ограничился скупым «молодец». Вроде и похвалил, но при этом ясно дал понять, что все еще не доволен его успехами. Чтобы не расслаблялся. Однако реакция подростка на такую своеобразную и специфическую, но все же — похвалу, была несколько странной. Мальчишка растерянно нахмурился, посмотрел на репетитора — искоса, настороженно и неверяще. Чуть помолчал, а потом тихо уточнил: — Ты сейчас — серьезно? Реборн высокомерно дернул бровью. — А я похож на клоуна? Он был не силен в проявлении искренних чувств, привязанностей и прочих условно-положительных аспектов человеческих эмоций. Ему это было и не нужно. Так или иначе, а близкие люди для человека его профессии в скором времени становились — главной слабостью и рычагом давления. Потому мужчина тщательно следил за своими чувствами… Однако, он признавал, что иногда — очень и очень редко — это становилось… Не сказать, чтобы проблематичным — скорее неудобным. Как сейчас. Тэтсуя незаметно поежился — лицо репетитора было как никогда высокомерным, презрительным и недовольным. Будто он — Савада — только что сказал самую большую глупость на земле. И не скажешь, что это человек минутой ранее похвалил его… — Нет, — наконец ответил подросток. — На клоуна ты точно не похож. И почти шепотом, куда-то в сторону: — Разве что — на Пеннивайза… Судя по мрачно-веселому смешку — Реборн его прекрасно услышал. И оценил его искрометный юмор. Хорошо, хоть Леона по близости не наблюдается… Хотя Аркобалено по башке и без своего хамелеона дать может. С него не убудет. — Отрадно слышать, что ты считаешь меня своим ночным кошмаром. Потому что как только ты выпишешься из больницы тебя будут ждать просто адские тренировки, — со злорадной улыбкой сообщил ему репетитор. Тэтсуя настороженно посмотрел ему в глаза. Там среди ярко-золотистых всполохов Пламени плясали черти. — Так что, — беззаботно продолжил говорить Реборн. — Наслаждайся последними днями спокойствия и отдыха. Потому что очень скоро ты забудешь не только про них, но и про еду и сон. Подросток только мученически выдохнул. Ему и правда предстоит не простое времечко. Хотелось, конечно, отдохнуть. Позволить себе расслабиться, почувствовать себя в безопасности и тепле. Глупая, несбыточная — ближайшее время точно — мечта… Однако, если мужчина решил плотнее заняться его обучением, то глупо было бы отказываться. Неизвестно насколько хватит его странного учительского задора. Точно так же, как и неизвестно — как скоро Тэтсуе пригодятся любые мало-мальски полезные знания. Реборн был лучшим из лучших, если дело касалось убийств и выживания в теневом мире — это было неоспоримой истиной. Пусть он был не самым лучшим педагогом, да и человеком он был очень и очень сложным и непростым. Зато — он очень многое умел. Еще больше — знал. Он был, есть и остается — единственным шансом на выживание для Тэтсуи. Даже несмотря на явную заинтересованность в Тсунаеши, он мог дать подростку самое ценное — знания. И пока киллер не понял, что их вражда с Тсуной гораздо многограннее банальной братской неприязни, пока он не принял одну из сторон в этой партии — парень должен был взять от него максимум. Все, что только успеет. После того, как Реборн покинул палату Савады, последний тихо выдохнул, встал с кровати и доковылял до окна. Кости и некоторые мышцы все еще ныли, но это и близко не стояло с последствиями тренировок Емитсу. Поэтому — жить можно. Легко приоткрыв окно, парень пустил немного свежего вечернего воздуха. На дворе стоял конец мая. Подходил к концу второй месяц пребывания в жизни Тэтсуи несносного киллера. Всего лишь второй — а парень уже был в дерьме по самую макушку. Из кармана больничной пижамы Савада вытащил контрабандную пачку сигарет, которую ему притащил сердобольный Хиро. Легко и без видимых проблем зажег небольшой огонек Пламени на указательном пальце. Прикурил. Никотин горьковатой волной прошелся по легким, одновременно и бодря, и успокаивая… Ночное небо было пасмурным, темным с серо-лиловым отливом. Звезд и луны видно не было. Грустно, тоскливо и мрачно. Прямо, как вся жизнь Тэтсуи. Около центрального входа в больницу было небольшое столпотворение. В разношерстной компании подросток без труда узнал Тсунаеши и его кучку прихлебал. Спустя несколько десятков секунд к ним присоединился и Реборн. Ну, как — присоединился? Скорее к повернувшему в сторону дома Савада киллеру прицепилась кучка подростков. Но похоже тот был совсем не против — легко и непринужденно завел беседу с поравнявшимся Тсуной. Тэтсуя молча смотрел им вслед. Сигарета в пальцах истлела, обжигая кожу. Пепел серыми хлопьями упал на белоснежный подоконник. А парню на секунду показалось — прямо в легкие. Он с равнодушным видом закрыл окно, свернулся калачиком на больничной койке и пролежал без сна до самого утра.