Волчица на перепутье

Идея собраться сегодня на ужин встречает горячее и единогласное одобрение. Я стараюсь не выдать, что мне немного грустно и совсем чуть-чуть — обидно. Если бы не эта дурацкая ссора с Чарли, он мог бы составить нам компанию, и я бы не чувствовала себя такой одинокой. Ладно, это не беда. Главное, что пострадать от Октавиана он точно не мог. Припугнув его вчера, мой Истинный поехал за город в семейный особняк, а оттуда рванул в горы. А потом ему точно было не до разборок. Выходит, Чарли попросту игнорирует мои звонки, до сих пор обиженный из-за случившегося. И только Первоволк знает, как теперь всё исправить. Чтобы как-то отвлечься от безрадостных раздумий, я вызываюсь добровольцем для похода в супермаркет. Всё-таки хочется устроить небольшой пир. К тому же, приехавший утром вместе с Хорацио Лука с порога огорошивает меня, что через два года они непременно поженятся. А я смотрю, как светящийся радостью брат льнёт к давно так тепло не улыбавшемуся возлюбленному, и не могу подобрать слов. С одной стороны я искренне рада за братишку, а с другой всей душой мечтаю оказаться на его месте. Зависть, глупая и неуместная, голодным червячком грызёт моё сердце. Наверно, не скоро смогу смириться с чудовищной несправедливостью судьбы. Я вздыхаю с облегчением, когда Хорацио торопливо прощается с нами и уезжает. Но Луку, хочу я того или нет, за покупками взять приходится. Я волчица, а не ослик, чтобы тяжести таскать, а такси из-за такой ерунды вызывать слишком затратно. Благо, Лука уставшим не выглядит, да и от завтрака отказывается. Приходится, правда, двинутого на своём телефоне братишку сперва чуть ли не за хвост вытащить из какой-то крайне интересной смс-переписки. Всю дорогу Лука буквально светится от восторга и всё порывается мне что-то рассказать. Я же каждый раз замираю, опасаясь, что он собирается похвалиться, как восхитительно прошла их первая с Хорацио случка. Не хочу я этого знать! Поддавшись злости, решаю для себя, что будет и у меня горячая ночка. Помирюсь с Чарли и уложу его в постель. Пусть что хочет обо мне потом думает. Мелькает даже злорадная мысль, что неплохо, если Октавиан в этот момент «настроится» на меня и обо всём узнает. То-то психанёт, что обычный человек его опередил! Главное, чтобы не посмел мстить за это Чарли. С этими мыслями я захожу в супермаркет, вытаскиваю тележку и направляясь в торговый зал. Лука старательно топает позади, опять уткнувшись в телефон. — Мария, а ты уже знаешь? — всё-таки не выдерживает Лука и обгоняет меня, перегораживая дорогу. — Ну, конечно, не знаешь. А я расскажу! О, Первоволк, ну какой же он настойчивый! — Ты почему сегодня такой неугомонный? — напускаю на себя грозный вид, но губы всё равно складываются в улыбку. — Ладно, выкладывай, что там у тебя, раз так неймётся. — Но тут же добавляю стальных ноток в голос: — Только сперва вытащи всё из кармана. Виновато шмыгнув носом, Лука выкладывает в тележку четыре шоколадных батончика и пачку жвачки. И когда только успел стащить? — Не стыдно? Лука в ответ отводит взгляд, как будто этим можно скрыть выступивший на щеках предательский румянец. Ладно, толку здесь ругаться, лучше проследить, чтобы ещё чего не прихватил случайно. Сказал бы мне кто, что у вервольфов бывает клептомания, ни за что бы не поверила, не будь перед глазами живого примера. Увы, напрасной была надежда, что эта минутка позора отобьёт у Луки желание трепаться. Мы даже до конца ряда дойти не успеваем, как он встряхивается и, хитро прищурившись, сообщает: — К нам в город приехал вампир! И это ещё не всё. Угадай, с кем его сегодня утром видели возле больницы? Не знаешь? С твоим Истинным! Ну чего ты? Офигенная же новость! Ага, вообще потрясающая, сказочная просто. Мои пальцы с такой силой сдавливают ручку тележки, что удивительно, как та до сих пор не переломилась. По спине пробегает липкий холодок. И ни одной мысли в голове. А перед глазами уже стоит тонкая белая фигура с длинным блестящим клинком в руке. — Нет, не офигенная, — тусклым голосом отвечаю, когда получается немного переварить услышанное. — Кровососы всегда не к добру, просто запомни это. Давая понять, что разговор на эту тему окончен, я толкаю тележку дальше, прохожу мимо рядов пузатых золотистых бутылок растительного масла. Лука обиженно сопит сзади. Между стеллажей с крупами и макаронами делаю остановку. Нужно купить рис. — Мария, — робко зовёт Лука и печально вздыхает, как большой пёс, клянчащий со стола. — Ты только не сердись, ладно? — Нет, — отрезаю я, прекрасно зная, о чём собирается попросить мой бестолковый брат. — Нет, и точка, — повторяю с нажимом, прицельно забрасывая в тележку пачку риса. — Но почему? Из груди вырывается тяжёлый вздох. Вот как объяснить Луке очевидное? — Просто… Я осекаюсь, поперхнувшись приторным смрадом дешёвого парфюма, вслед за которым между стеллажами появляется дородная туристка. От ядовитого-розового цвета её платья и широкополой шляпки хочется зажмуриться. Лука чихает за моей спиной — всё-таки наше обоняние к таким пыткам не приспособлено. В упор нас не замечая, туристка вынимает из сумочки лупу и принимается читать состав макарон. Да что она там собирается найти? Вновь перевожу взгляд на Луку, и от того, с какой надеждой он на меня смотрит, становится неуютно. — Ты прекрасно знаешь, какие у меня отношения с Истинным, — голос звучит резковато, но я слишком зла, чтобы притворяться, будто меня не бесит очередная прихоть брата. — Да и бросай уже свои увлечения мертвецами, не маленький щенок, чтобы ерундой страдать. Лука картинно утирает нос рукавом, продолжая сверлить меня умоляющим взглядом; его пухлая нижняя губа начинает подрагивать. Я не поддаюсь. — Но, Мария. Неужели так сложно? Ради меня! Тебе даже встречаться с ним не придётся, — пытается переубедить Лука. — Просто попросишь у него номерок вампира, а там я сам договорюсь. Ну, пожалуйста, что тебе стоит разочек поговорить со своим парнем? Будь у Луки хвост — он бы сейчас униженно подметал пыль с полу. Но я неумолима, потому что от одной мысли позвонить Октавиану внутри всё обмирает от ужаса. Нет, даже не обсуждается. Тем более ради такой кошмарной в своём идиотизме придури! — А если я тебе тоже чем-нибудь помогу? — решает зайти с другой стороны Лука, упрямо не желая сдаваться. Я прищуриваюсь, обдумывая его слова. А ведь он и правда может мне кое в чём помочь. Прямо сейчас. С трудом сдерживая коварную улыбку, требовательно протягиваю руку. — Дай телефон. Лука удивлённо моргает, переводя взгляд с моего лица на мою руку. Потом покорно достаёт из кармана джинсов мобильник — современную «раскладушку» с цветным экраном и пучком разных примочек. На гаджет мы скидывались всей семьёй, всё-таки стоил он весьма прилично. Но чего не сделаешь для любимого братишки. Мне немного стыдно от того, с какой затаённой радостью смотрит он на меня. Потому что звонить я собираюсь вовсе не Октавиану. Но не позволяя себе поддаваться сомнениям, быстро набираю по памяти ставший таким важным для меня номер. Поначалу лишь идут гудки, и я падаю духом. Неужели Чарли испугался и вернулся в Америку? — Здравствуйте, — вдруг раздаётся его настороженный и сонный голос. — Ало? Вы меня слышите? Слышу, конечно, слышу. И не знаю, куда себя деть от волнения. Сердце пускается в пляс, язык присыхает к нёбу не позволяя что-либо сказать, руки становятся влажными. Сглотнув, торопливо скидываю звонок и сую мобильник ничего не понимающему Луке. К счастью, вопросов брат пока не задаёт. Некоторое время я восстанавливаю дыхание, придерживаясь за полку — ноги подгибаются. Тихонько злюсь на себя, что переволновалась как людская девочка и упустила шанс поговорить с Чарли. С другой стороны — теперь я знаю, что он до сих пор в Волверии и в полном порядке. И пусть со мной он разговаривать не желает, настроение всё равно поползло вверх. Прямо возле руки вижу пузатый мешочек муки, с которого хитро подмигивает упитанный поварёнок на фоне красно-пёстрого квадрата. Вспоминаю, что мука у нас тоже заканчивается, а я как раз собиралась печь пирог. Старательно игнорируя вопросительные взгляды Луки, отправляю увесистый мешочек в тележку. — Ну? — не выдерживает Лука. — Почему ты ничего не сказала ему? Испугалась? Или не ответил? Давай ты ещё попробуешь позвонить? Не бойся, он же твой Истинный и наверняка очень хороший вервольф. — Так, нам надо купить яйца, желатин и… — морщу лоб, словно пытаюсь вспомнить, — ещё что-то. Слушай, а найди-ка список покупок, он должен быть у тебя. Вообще-то мы его с собой не брали, но мне нужно как-то отвлечь брата. Пока он старательно шарит по карманам, я успеваю унять волнение и даже прикинуть план действий. Что если попробовать выманить Чарли из гостиницы, назначив свидание с незнакомого номера? Если я выловлю его на улице, не станет же он убегать от меня? — Ладно, не ищи. Сейчас вспомнила, что забыла его у себя в комнате. От подозрительного взгляда, которым награждает меня Лука, становится неуютно и стыдно. Неужели догадался о моём обмане? В молчании мы добираемся до дальнего конца зала. — Значит, не поможешь? — утвердительная интонация даёт понять, что Лука и сам знает ответ. Твёрдо смотрю брату в глаза. — Нет. — Но… Я подхожу к стеллажу, хватая с него, не глядя, упаковку яиц и с размаху вбиваю их в тележку — противный хруст вязнет на зубах. Вскидываю голову, позволяя проступить волчьим чертам во взгляде и отчётливо повторяю: — Я сказала тебе — нет. Не потому что боюсь Истинного, а потому что дурость ты задумал. И Лука, — уже рычу я, — узнаю, что ты искал кровососа — расскажу матери. Поверь, мало тебе не покажется. На краткий миг на миловидное лицо брата набегает тень. Не от перспективы взбучки от матери — те всегда носили скорее символический характер и давно уже никого из нас не пугали. Куда сильнее Луку задело, что я посмела ему отказать. Он привык, что его капризы почти всегда незамедлительно исполняются, даже такие недешёвые, как новенькая мобилка, и теперь всерьёз обижен. Всё-таки, напрасно мы его так избаловали. — Ну и ладно, сам найду, — надувается брат, сверкая глазами из-под нахмуренных бровей. Решаю всё-таки рассказать всё маме — может, ей удастся вправить ему мозги. Иначе с брата станется прочесать весь Гедлис в поисках своей клыкастой и белобрысой мечты. Что-что, а упрямство у Луки воистину омежье. Остаётся купить специальные пелёнки и прокладки. Через неделю меня ждёт течка — ужасно грязное и крайне мной ненавистное явление. Наш организм не создан для воздержания, и последние пару лет течки стали для меня настоящей пыткой. Поэтому стараюсь проводить их в постели под убойной дозой транквилизаторов. Потом пару суток тошнит, но это лучше, чем метаться по дому, сходя с ума от судорожного желания отыскать своего Истинного. А ведь я даже в Случной дом сходить не могу, чтобы напряжение снять. Средства гигиены находятся по соседству с детскими товарами. Лука молча топает позади, опять уткнувшись в телефон и деловито кому-то строча смс-ку. На миг даже мелькает подлая мысль как-нибудь выкрасть тот ненадолго и выяснить, с кем вечно трепется мой милый братишка. Понятно, что это нехорошая идея, всё-таки он имеет право на личные границы. Но Лука сейчас в том возрасте, когда мясом не корми, но дай влипнуть в какую-нибудь передрягу, поэтому мой долг, как старшей сестры, его защитить. С этими мыслями я заруливаю в сторону детских товаров, не особо глядя по сторонам, чтобы не расстраиваться зря. Тележка останавливается так резко и неожиданно, как будто в бетонную стену врезается. Я испуганно вскидываю голову, и меня словно обливают ледяной водой. Посреди прохода, придерживая мою тележку рукой, стоит Мариус Морару, встретиться с которым мне хотелось ещё меньше, чем с Истинным. Я медленно прохожусь взглядом по драным джинсам и простой белой майке, из-под ворота которой выглядывает яркая на светлой коже татуировка — зелёный змеиный нос. Чёрно-розовая вилка змеиного языка через шею тянется к уху, украшенному причудливой формы платиновой серьгой с изумрудом. Для вервольфов даже пирсинг может стать проблемой, а уж татуировки они вовсе позволить себе не могут. Рисунок безобразно размоется после первого же превращения. Но Мариус — не совсем вервольф. Он — гамма, и застрял в своей безобразной полузвериной форме, даром, что хвост ему отрезали после рождения. — Сладенькая, понимаю, что ты неравнодушна ко мне, но давить тележкой — не лучший способ признаться в чувствах, — нагло улыбается Мариус, нисколько не удивлённый нашей встречей. От хрипловатого глубокого голоса по спине пробегают мурашки, но я не позволяю себе испугаться и демонстративно игнорирую ненавистную «сладенькую». Проклятый Мариус дал мне это прозвище в третьем классе, когда прокусил в драке руку. А кусаются гаммы не хуже пятнистых гиен. До сих пор не могу забыть, как сильно тогда испугалась, истекая кровью и думая, что умираю. Потом был большой скандал между нашими матерями, после которого Мариус пропал недели на две. Госпожа Флореску, наш учитель, говорила, что он заболел. Но ходили слухи, что на самом деле маленького негодяя до полусмерти избила собственная мать за то, что посмел её опозорить. Даже если и так, это не помешало ему задирать меня почти до самого выпуска. Пока Лука не ляпнул однажды, кто у меня оказался Истинной парой. Но я давно не маленькая девочка и способна постоять за себя. А ещё, до сих пор не простила совершённое этой тварью год назад. Отталкиваю зарычавшего Луку, давая понять, чтобы не лез, и смело делаю несколько шагов к нашему врагу. К своей неудаче, он сегодня на чужой территории и без верной свиты. — Мариус! Какая встреча! — я смело смотрю в его кошачьи глаза — ярко-зелёные с вертикальным зрачком — под косой пепельной чёлкой. — Ты в курсе, что это территория стаи Василе? Заблудился, родимый? Ой, а что это у тебя? — бесцеремонно заглядываю в его корзину, искоса следя за его реакцией. Мариус явно обескуражен моим напором, а может самим фактом, что его застукали на чужой территории. Поджимая искусанные бескровные губы, настороженно щурит жутковатые звериные глаза под тонкими бровями, следит за каждым моим движением. Вот только ничего мне жалкий гамма сделать не посмеет. Напоминая себе об этом, я бесцеремонно разглядываю его скуластое тощее лицо с тонким носом и бусиной пирсинга у левой ноздри. — О, Первоволк, это же детские смеси! — с преувеличенным недоумением восклицаю я, показываю взглядом на корзину, и качаю головой: — Объясни, зачем паршивому гамме детские товары? — Выдерживаю паузу и, старательно подражая Денизе, растягиваю губы в ядовитой усмешке. — У тебя ведь не может быть детей. — Какая жалость! — притворно ужасается Мариус и тут же обнажает внушительные клыки, с вызовом глядя на меня. — Или нет. Ведь из нас двоих двинутая на размножении омежка вовсе не я. Чёртов Мариус довольно высокий, и мне приходится задирать голову, что здорово бесит. Вдобавок, к моему огромному разочарованию, в немигающих, как у змеи, глазах нет даже тени обиды, будто негодяя в самом деле не задели мои слова. С другой стороны, а чего я ждала от гаммы? Они же тупиковая ветвь эволюции, а этому мамаша поди последние мозги в детстве отбила. Ещё в школе ходили слухи, что сынка госпожа Морару лупила нещадно. Не могла смириться, что после стольких затраченных усилий, чтобы выносить и родить долгожданного наследника, получился он бесполезным гаммой. Нет, всё-таки хорошо, что я омега. В отличие от альф рожать мы способны чаще одного раза, да и с головой дружим покрепче. — Зачем мы тратим время на этого… убийцу? — подаёт вдруг голос Лука, с отвращением выплёвывая последнее слово, и пытается протиснуться мимо меня. Не позволяю. — Вам когда-нибудь надоест тыкать меня мордой в труп Михаила? — теперь уже искренне возмущается Мариус. — Я победил его на Подлунном ринге под оком самого Первоволка. Всё честно, ребятки, старика никто не тащил на сбор, да и признать поражение, отказавшись от боя, никто ему не запрещал. Так что вместо нытья лучше уважайте его выбор, щенки. — Он ставит корзину на пол, и мы с Лукой напрягаемся, готовясь к драке. Стая Василе долгие годы конфликтовала со стаей Морару, всё не могли поделить власть над Гедлисом. Но потом восемнадцатилетний Мариус в бою отбил себе статус вожака у родной матери. А через месяц вызвал Михаила Василе, дядю Хорацио, на бой до смерти и безжалостно зарезал на глазах сотен собравшихся вервольфов. По закону это считалось не убийством, а заслуженной победой. Но разве честно звать на ринг тяжело больного, зная, что гордость альфы не позволит ему отказаться? С того дня за стаей Василе остался лишь наш пригород и один бедный район. Привыкшие к мудрому Михаилу вервольфы не пожелали признавать над собой власть Хорацио и покинули стаю. Поговаривали также, что Михаил сам попросил Мариуса вызвать его, чтобы погибнуть на ринге в бою, а не в стенах больницы. Но в нашей семье никто в эту подлую байку не верил. Ведь из неё получалось, что ради собственной гордости Михаил предал родную стаю, обманом уступив город врагу. — Ты трус, Мариус, — тихо произношу, сжимая кулаки в бессильной ярости. — Полнолуние на будущей неделе. Слабо вызвать на смертельный поединок кого-то из Александреску? Или кишка тонка против сильного противника выйти? На самом деле мне просто обидно, что Хорацио столько сил вкладывает в стаю, но толку почти нет. Дениза утверждает: причина в том, что он клёвый партнёр и друг, но лидер никудышный. Однако верить в это я не хочу. В тот же миг я оказываюсь в железной хватке Мариуса, даже вскрикнуть от удивления не успеваю. Он ловко разворачивает меня, крепко прижимает к себе. А я цепенею как кролик в хватке удава, больше изумлённая такой дерзостью, чем напуганная. Лука дёргается было к нам, но послушно замирает, пригвождённый угрожающим рыком Мариуса. — Нет, сладенькая, против королей я не пойду, — яростный шёпот обжигает ухо, и волк во мне топорщит шерсть, захлёбываясь рыком. Мариус прижимается так тесно, что спиной чувствую его частое сердцебиение. — Но могу вызвать на ринг Хорацио. Смертельный поединок с последним Василе. Как думаешь, долго он продержится против меня? Я холодею, бессильно обвисая в крепкой хватке. Ясное дело, что биться с волком никогда Мариус не осмелится, а в человеческом теле мало какой альфа сравнится с гаммой в силе и проворности. — Ты не посмеешь, — шепчу я, надеясь, что Мариус не заметит, как бешено колотится моё сердце. Хорацио дважды вызывал Мариуса — до победы, не до смерти. И оба раза эта победа доставалась врагу. Причём, второй бой для нашего друга завершился больницей и тремя десятками швов. С ножом Мариус управляется не хуже, чем тот ночной кровосос с клинком. Нет, смертельного поединка допустить нельзя. И зачем я, дура, спровоцировала этого психа? — Иначе что? — насмешливо протягивает Мариус, нахально перемещая ладонь мне на грудь — меня тут же передёргивает от омерзения. — Пожалуешься своему Истинному? — Понижает голос, щекоча дыханием ухо: — Не страшно, сладенькая. Ты ведь бегаешь от него, как кролик от лисы. Миленькая бракованная омежка. Сочащиеся ядом слова зазубренными стрелами врезаются в сердце, причиняя душевную боль. Потому что он бесконечно прав. Я бракованная омега, не сумевшая подчиниться инстинкту и полюбить Истинного, по вине которого никому больше не нужна. Меня подмывает съязвить на тему среднего пола гамм, но упирающееся в меня кое-что твёрдое недвусмысленно намекает, что Мариус — настоящий самец. Из незавидного положения меня спасает туристка в розовом, неизвестно где шатавшаяся всё это время. Царственной походкой она вплывает в наш ряд, и я задерживаю дыхание — в носу нещадно щиплет от убойного аромата её парфюма. — Ви, грязный животное! — взвизгивает она и прикрывается цветастым веером. — Что вы тут делать? Здесь вам не собачья бордель! — на ужасном ломанном английском продолжается возмущаться, кажется, неправильно трактовав происходящее. — Я звать охрана и полиция. Полиция! Полиция! Тихо выругавшись, Мариус отпускает меня и решительным шагом направляется к разошедшейся истеричке. Она издаёт нечленораздельный вопль и замахивается веером. Мариус легко ловит пухлую руку, нависает на голосящей женщиной, и вопль её обрывается. Скорее всего увидела звериные глаза и острые клыки гаммы, потому что к резкой вони духов примешивается куда более приятный аромат страха. Я встряхиваюсь, окончательно изгоняя из себя слабость и оцепенение, хватаю тележку. Лука хочет мне что-то сказать, но отмахиваюсь — всё потом. Сейчас хочу быстрее расплатиться и убраться подальше. И без того дохлое с утра настроение окончательно растоптано и заплёвано, аж потрухивает от злости и обиды. Вот какие черти принесли сюда Мариуса? Лука со мной согласен. Пока я выкладываю покупки на ленту, он гневно высказывает, что думает о мерзких гаммах-убийцах, смеющих лезть на чужую территорию. Я согласно киваю, тщетно силясь изгнать из памяти ощущение широкой ладони, мягко сжимающей мою грудь. Ещё и стояком в меня тыкался, наглец! Я ему не Иляна! — Надеюсь, он её сожрал, — ворчит Лука, явно подразумевая гамму и туристку. — Боюсь, её не переварит даже гамма. Я кошусь в торговый зал, всё сильнее нервничая, но ничего не могу поделать. Сидящий за кассой старик Михай не отличается расторопностью, а делать замечания пожилому вервольфу считаю невежливым. Тем более, мы с Лукой знаем его с детства — старик работал здесь ещё до нашего рождения. — Вы про Мариуса? — неожиданно оживляется тот, хитро сверкнув глазами из-под седых кустистых бровей. Мы с Лукой округляем глаза и в отчаянии переглядываемся. Старый волчара умело прикидывается ветошью, но дай волю — заболтает насмерть. Я нехотя киваю, с трудом удерживая отчаянный стон. В другой раз рада бы потрепаться, но сегодня хочу быстрее покинуть магазин. Увы, у старика иное мнение на этот счёт. — Славный он парень, настоящий вожак, — мечтательно улыбаясь, продолжает старик и задумчиво крутит в руке банку горошка, взятого мной для салата. — Она робкая же, что твоя зверушка лесная, деньгами никак не берёт. Так додумался приносить детишкам гостинцы. Всё полегче горемычной. Нелегко это, с тремя мальцами без кормильца остаться. — Дед, ты нашёл кому растрёпывать, — раздается рядом ненавистный хрипловатый голос, правда, вопреки недовольным словам, звучит он беззлобно. Мы с Лукой вздрагиваем от неожиданности и оборачиваемся. Рядом, опираясь бедром о ленту и сложив руки на груди стоит Мариус. Выглядел он крайне раздосадованно и даже немного смущённо. — С чего это ты нянькой заделался? — ворчит Лука, смеривая его недобрым взглядом. — Думаешь, Первоволк простит тебе за это подлое убийство? Зелёные глаза Мариуса вспыхивают яростью. — Если у вашего святого Хорацио не принято помогать семьям своей стаи, то мои ему соболезнования. Долго такой вожак не продержится. — Ну-ка повтори, — тут же взъерошивается Лука, сжимая кулаки. — Ты, подлый… — А как там доченька её, скоро уже в мир придёт? — невозмутимо перебивает его старик, вновь принимаясь пробивать наши покупки. — Недели полторы ещё, — натянуто отвечает Мариус, мрачно косясь на нас с Лукой. И тут меня осеняет. Мать в начале лета рассказывала нам, как молодой бета наткнулся в горах то ли на кабана, то ли на медведя и, не рассчитав сил, схватился с ним в неравном бою. Не исключено, что всё-таки одержал победу, раз нашли парня у самого города. Даже в больницу отвезти успели, но врачи чуда совершить не смогли. Мама к тому клонила, что нельзя слепо поддаваться инстинкту. А еще, что на сильного зверя если и охотиться — то пусть в маленькой, но стае. Ещё мама тогда посетовала, что глупостью своей оставил бета беременную жену-омегу с тремя совсем маленькими детишками. Которых попробуй теперь прокорми. Пособия у нас невелики — государство настроено, чтобы вервольфы держались друг друга и жили семьями, а не поодиночке. И чтобы волчицы тщательнее подбирали себе партнёра для создания семьи и рожали от самых сильных и достойных самцов, способных уберечь и прокормить семью. Позже я эту омегу даже видела, между прочим, в этом же супермаркете. Тоненькая девушка, тихая и незаметная. Я ещё удивилась тогда, что бывают омеги, как наша мать — злющие и пробивные, а бывают вот такие, будто овечки, а не волки. Детишки зато получились у молодой вдовы боевые, весь магазин тогда на уши поставили, хоть совсем ещё щенки. Выходит, её партнёр был в стае Мариуса и скорее всего не на последних ролях. Не стал бы этот мерзавец возиться с вдовой рядового члена стаи. Он и так наверняка помогает лишь показухи ради и чтобы репутацию себе лёгким путём поднять. И всё же зубоскалить мне больше не хочется. Укладываю наши покупки в пакет и вручаю его брату. Лука как-то притих, не исключено, что тоже вспомнил. А может просто придумывает, как ему на кровососа вопреки моим угрозам и увещаниям выйти. Вздыхаю тоскливо, лелея робкую надежду, что мама этого балбеса всё-таки переубедит. Когда мы поворачиваем на нашу улицу, мой телефон неожиданно напоминает о себе задорной мелодией. Торопливо выхватываю его и спотыкаюсь от удивления, с трудом веря своим глазам. Мне звонит Чарли.