Волчица на перепутье

В конце концов мы добираемся до последнего этажа. Во все стороны простирается серое полотно бетона с торчащими из него рядами связанной арматуры. Раскиданы высокие стопки строительных материалов; над головой нависают решётчатая стрела крана и серые облака. Чарли поворачивается ко мне, смотрит пронзительно прямо в глаза. И во взгляде у него стоят тоска и чувство вины. — Раньше я верил, что вервольфы — просто животные, а ваша страна — огромный зоопарк, — признаётся Чарли. — Волверия ваша и правда всего лишь резервация, тут уж обманывать не стану. Но в остальном я ошибался. Вы — не животные. Это вампиры — бездушные твари, а вот у вас душа есть. — Он горько улыбается и взгляд неожиданно отводит. — В день, когда мы познакомились, я вовсе не заблудился. Нарочно бродил по дворам, чтобы встретиться с кем-нибудь из вас. Хотел доказать себе, что не боюсь. Повезло, однако, что встретились ты и твоя сестрица. Хоть она долбанутая немножко. Я не понимаю, к чему он клонит, и начинаю нервничать. Мне тут вообще не нравится. Ещё и запах этот. Слишком сильно воняет вампирами. Наверняка они давно уже нас тут поджидают, но я никого не вижу, из-за чего дыбом на шее встают волоски, а волчица ощетинивается и рычит. — Ну, рада, что ты не терзаешь себя мыслями, что приобщился вчера к движению зоофилов, — пытаюсь пошутить, но Чарли не смеётся. — Я… ты мне правда понравилась, Мария. — Он молчит так долго, что я успеваю нехило накрутить себя, и жёстко произносит: — Но брата я люблю больше. Прости. У меня падает сердце и пустеет в душе. Значит, всё-таки ловушка. Даже не так. Ловушка в ловушке. Надо было попрощаться с семьёй… Бежать некуда, да и смысла нет. Высоченный старик-вампир вырастает прямо передо мной, словно вылезает из бетона. Поджимает губы, сверлит брезгливым взглядом. За его спиной, как примерный солдат, стоит брат Чарли — Юджин. Высокий, стильно одетый в чёрное, предельно невозмутимый. И с пистолетом в руке. Направленным прямо на меня. Всё, добегалась. Ох, Первоволк. — Прости, Мария, — Чарли выглядит искренне виноватым, но мне от этого не легче. — Если бы не выманил тебя, господин Вильгельм отправил бы Юджина к тебе домой. Я не мог рисковать братом. Какая же я идиотка… Самая тупая в мире волчица. Позволила развести себя, как маленького щенка. Наверно, мне надо бояться, плакать, умолять… но душу и сердце захлёстывают такие едкие горечь и разочарование, что не могу даже дышать. Старый вампир мерзко ухмыляется и, тряхнув облезлыми белыми патлами, надменно вскидывает острый подбородок. — Звони своему истинному кобелю, псина, — говорит вампир мне. Страх набрасывается, как медведь из засады, хватает когтистыми лапищами, ломает хрупкую клетку самообладания. Пульс ускоряется до опасной для жизни частоты. Ноги резко слабеют, но, качнувшись, я удерживаю вертикальное положение. Волчица приходит в себя первой, рычит во мне, аж захлёбываясь, и следом отмираю я. — Мы больше не истинные, — мой голос позорно дрожит. — Октавиан не приедет. Ложь. И вампиры знают это получше меня. — Просто позвони Октавиану Александреску и попроси сюда приехать, — голос у Юджина тихий и приятный, но по коже бегут мурашки. — «Красная луна». Так будет зваться отель, если ты не знала. Он поймёт, где мы. Вспотевшими и трясущимися руками выуживаю из сумочки телефон. В горле стоит ком, перед глазами плывёт. Предатель… Все люди — предатели и вампирские подстилки. А я дура, просто дура с опилками вместо мозгов. Как чучело. Подозревала же, что Чарли моей жизнью откупиться хочет! Да что там говорить — знала наверняка. И всё равно позволила заманить себя в ловушку. На миг мелькает трусливая мысль позвонить в полицию… или семье. Попрощаться. Возможно, этот раз не останется даже шкуры. Идею давлю, как блоху. Полиция приехать всё равно не успеет, а расстраивать раньше срока семью смысла нет. Сестра и так почует мою смерть. Говорят, вервольфы смерти не боятся. Это ложь. Ещё как умирать мы боимся, просто не позволяем показать это окружающим. Тем более — врагам. Трубку Октавиан берёт сразу, но я цепенею с телефоном у уха. От грохота сердца в горле пульсирует тошнота. Надо что-то сказать, а я не могу даже шевельнуть языком. Старый вампир что-то говорит мне — вижу, как двигаются его синие губы, — но слов не слышу. Только гул в голове, как перед обмороком. У меня забирают телефон. Я смотрю на непроницаемое лицо Юджина, пока он что-то втолковывает Октавиану, то и дело поглядывая на Чарли. — Он приедет, — доносится до меня, как будто через толщу воды. — Попытаешься сбежать — прострелю ноги, — предупреждает меня Юджин и отдаёт телефон старому вампиру. С непроницаемым выражением уродливого лица тот размахивается — и пластик разлетается вдребезги о бетон. Вместе с ним что-то разбивается внутри меня, потому что сомнений никаких — меня не отпустят. Под дулом пистолета я сажусь прямо на бетон у сложенных стопочкой строительных плит. В солнечный день здесь наверняка жарко, как на сковороде. Однако сегодня даже погода на стороне вампиров. Впрочем, мне сидеть на слепящем солнце тоже бы не понравилось. Кстати, где же Октавиан? Он едет так долго, что я успеваю немного успокоиться, но не смириться. Но вспомнив прочитанные в какой-то книге рекомендации для заложников, я решаю своих похитителей — а, будем честны, меня попросту похитили — не провоцировать. Юджин продолжает приглядывать за мной, а Чарли — за ним. Мне же пересечься взглядом с этим предателем не удаётся. Он словно нарочно отводит глаза каждый раз, как я смотрю на него. И это наверно ужасно глупо, но я втайне лелею надежду, что Октавиан что-то придумает и всё же меня спасёт. В конце концов, если мёртвый старикан убил его мать — мы с Александреску по идее на одной стороне. Да и взрослый альфа далеко не беззащитный щенок, а оружия, кроме пистолета в руках Юджина, я не вижу. Но и пистолет очень опасен… Додумать не успеваю. Волчица во мне вдруг встряхивается, тянется навстречу хорошо нам знакомому запаху. Вскоре мой слух уже улавливает шаги — Октавиан таиться не пытается, наоборот, ступает нарочито тяжело, словно желая предупредить о себе заранее. Я еле успеваю сцепить зубы, чтобы не застонать от досады. Дурак, какой же дурак! Мог бы подкрасться и атаковать! Но Октавиан выходит открыто, да таким размеренным и спокойным шагом, будто на встречу с друзьями пришёл, а не в вампирскую ловушку. Мысль, что он мог не заподозрить о ней, я гоню. Октавиан, конечно, ужасно приставучий тип и негодяй редкостный, но точно не тупица. И… да не может быть? Мне показалось. Наверняка показалось. Мне совершенно точно померещилось, как Чарли и Октавиан обменялись короткими, но многозначительными взглядами. Этого просто не может быть… Мне в голову упирается что-то твёрдое, и я сухо сглатываю. Потому что прекрасно знаю, что это такое. — Стой там, пёс, — требует старикан. — Если не хочешь увидеть содержимое головы твоей истинной. Октавиан смиренно подчиняется, продолжая сохранять невозмутимое выражение лица. И я невольно поддаюсь зарождающейся в груди надежде. Неужели у этих двоих в самом деле есть план? Я перевожу взгляд на Чарли, и огонёк тёплого чувства тут же задувают. Чарли нервничает так заметно, что того гляди вообще развернётся и кинется наутёк. Выходит, всё им сказанное было ложью от начала и до конца? Ну, кроме той части, как сильно он любит своего уродского дохлого брата. Сердце рвёт когтями ненависти, но я стараюсь не выдать своего настроения. Жертва должна оставаться тихой и покорной. И не важно, что быть жертвой она не согласна. Да и не должна. Это не моя война. Не моя, не моя, не моя… Как же так?! Прикусываю губу, но поздно, слёзы уже бегут по щекам, сползают к подбородку, капают на сложенные на коленях руки. За что? Кто объяснит мне, за какие провинности я оказалась игрушкой вампиров? За своими рыданиями и попыткой усмирить истерику, я пропускаю часть разговора. И потому не сразу понимаю, что происходит, когда Октавиан вдруг опускается на колени. Чарли что-то берёт из рук старого вампира. Присматриваюсь — тяжёлые кованые наручники. Ох, Первоволк… Под пристальным взглядом старикана Чарли заковывает того, кто вообще-то должен был нас всех спасти. Судя по размеру — то не просто наручники, а из особого сверхпрочного сплава, используемые в местных полицейских участках и тюрьмах. Никакой альфа, даже Октавиан Александреску, из таких не вырвется. Всё пропало. Прекрасно, я снова реву и ничего не слышу за грохотом своего взбесившегося от страха и отчаяния сердца. —…обмануть меня, — зло чеканит вампир, и я невольно прислушиваюсь. — Я так похож на лишённого разума пса? Или, быть может, на человека? Перед глазами всё смазано, но различаю, как одним шагом вампир поднимает что-то с бетона и делает шаг назад. Показывает всем свою находку, но рассмотреть её мне не удаётся. — Собирался ударить меня и скормить лохматому дружку? — спрашивает вампир у нахохлившегося Чарли. — Да как такое ничтожество могло даже представить, что я куплюсь на столь дешёвый трюк? Слушаю, приоткрыв рот, и офигеваю всё больше. Так, значит, у Чарли и Октавиана и правда был целый план по убийству вампира? Вот такой простой и идиотский? О, Первоволк, я даже не знаю, смеяться теперь или плакать. Пытаюсь первое, но из горла вырывается лишь жалкий всхлип. Что ж, можно и пореветь, тем более жить мне осталось совсем немного. Какого демона… идиоты. Какие же они оба идиоты! — Я мог бы удавить тебя прямо здесь, — продолжает вампир, стоя перед оцепеневшим Чарли. — Но дам тебе шанс искупить вину. Ты же не против? Учти, вздумаешь выкинуть что-то — я угощу этим твоего брата. Поверь, после такого его не спасёт даже Дракулина. Глядя на них, я вспоминаю знаменитое выражение «как кролик перед удавом». Особенно очаровательным сравнение делает тот факт, что глупый парнишка для древней твари и правда всего лишь еда. Ну и игрушка. Как мы с Октавианом. Весь мир — одна большая песочница для давным-давно мёртвых уродцев, которые по неизвестным причинам стали вершиной эволюции. — Да, господин, — смиренно отвечает Чарли, не смея даже взгляда поднять. И я его, если честно, не виню. — Вот и славно, — одобряет вампир и вдруг разворачивается и идёт ко мне. — Но прежде уладим ещё один вопрос. Я кошусь на замершего рядом со мной Юджина, который уже отвёл пистолет от моей головы. Честно сказать, я совсем не против. Тем более в предосторожности нет нужды: я никуда не побегу, а Октавиан вампирам больше не опасен. Вон он, так и стоит на коленях со скованными за спиной руками и следит за старым вампирюкой немигающим взглядом. Таким злобным, что я невольно передёргиваю плечами. И хмурюсь, замечая, что очков сегодня на Октавиане нет. Впрочем, а как же иначе, если он явно собирался быстро превратиться. Наверно, для этого и одежду выбрал себе простую и домашнюю, которую легко можно снять. — Хочешь вернуться домой? — спрашивает у меня вампир непринуждённым тоном. Волчица рычит во мне, чуя подвох, но отрицать очевидное и изображать показную храбрость не вижу смысла. — Хочу. — Смотрю только на Чарли, нервозно топчащегося в отдалении. Злости на него больше нет. — Но вы не отпустите, так? — осмелев, поднимаю глаза на морщинистое лицо вампира. Он щурит розовато-красные глаза и поджимает губы в брезгливой гримасе. А потом вдруг выдаёт: — Почему же? Ты мне на самом деле не нужна. Я неверяще распахиваю глаза, стараясь не выдать неуместное воодушевление. Нельзя радоваться прежде времени, наверняка это очередная жестокая выходка. Я оказываюсь недалека от истины. — Однако зависит это не от меня. — Старикан разворачивается и приближается к Октавиану. — Слышал, пёс? В отличие от тебя и этого, — ленивый кивок на Чарли, — мальчишки, твоя истинная продемонстрировала примерное поведение. За это я дам ей шанс уйти отсюда. У меня подскакивает пульс и совсем чуть-чуть — настроение. Надежда не просто робко тлеет, она разгорается таким пламенем, что того гляди спалит изнутри. — Вылижи мои ботинки, — издевательски ласковым голосом предлагает вампир, выставляя одну ногу вперёд, — я её тотчас отпущу. Клянусь Создательницей. Я стискиваю челюсти, но жалкий скулёж всё равно вырывается на волю. Мне так душно и плохо, будто нутро вмиг обращается в камень. Паскуда мёртвая… издевается, сразу же было ясно, что всё это просто игра. Потому что с таким же успехом вампир мог снять штаны и предложить отсосать свой гнилой член. — Нет, — сказал, точно послал именно на тот орган, Октавиан. Я даже не расстраиваюсь, потому что иного ответа не ждала. Уверена, что вампир тоже. Он поворачивается ко мне, разводит руками в притворном сожалении. — Ты всё слышала и знаешь, кого винить. О да, ещё как знаю. Тебя, ходячая падаль, да суку-природу, навязавшую мне в пару вервольфа, чей род чем-то досадил древнему вампиру. Потому что едва ли случайность, что первой жертвой стала мать Октавиана, а потом и он сам. Вампир подходит к лежащей на куче кирпичей сумке и вынимает из неё нечто продолговатое и тускло-блестящее. Присмотревшись, я обмираю в ужасе, чувствуя, как леденеют руки и ноги. В руках старикана короткий нож — серебряный. Кошусь на Октавиана, который тоже всё видит, и зло выдыхаю. Долбаные альфы, которые даже перед несущимся на них скоростным поездом удержат морду кирпичом. Эй, придурок, нас сейчас начнут потрошить заживо! Тебе там как, норм, нигде не сжалось? Нет? Ну поздравляю, а мне вот охренеть как страшно! Я вжимаюсь в твёрдые плиты, когда вампир проходит мимо. Провожаю его напряжённым взглядом, усилием воли запрещая себе вскочить и бежать. Волчица мечется в панике, рассылая вдоль позвоночника россыпь колючих искорок. Но проклятый Юджин так и стоит возле меня с пистолетом, и я совсем не хочу проверять, насколько он хороший стрелок. Вампир останавливается перед Октавианом, по-прежнему раздражающе бесстрастным. Но ни один альфа страха врагу не покажет, а этот псих не факт, что вообще боится. Вдруг мелькает мысль, что у этих горе-вампироборцев должен быть план «В» и даже «С». Правда, не ясно тогда, почему Чарли трясётся как ягнёнок на жертвенном алтаре. — Когда-то давно у меня была дочь, — угрюмо произносит вампир. — Не родная, конечно, но с толикой моей крови. Я сам вырастил её, обучил, показал мир, оберегал от угроз. — Он замолкает, и продолжает не сразу, кажется, слова даются ему не легко: — Однако не уберёг. Её жизнь оборвалась от клыков обитавшего в здешних лесах оборотня, давно, очень давно. Конечно, я его нашёл. Отомстил, само собой. Ободрал всю стаю до последнего щенка, — от клокочущей в голосе вампира ненависти у меня встают дыбом волоски на шее и замирает дыхание. — Но один пёс ускользнул. Сперва я хотел его догнать и добить, но потом понял, что так даже интереснее. Ведь вы, в отличие от нас, способны размножаться. Каждое поколение я вырезал всех, кроме единственного, который или которая находил первым свою истинную пару. Каждое поколение, снова и снова. Твоя мать, пёс, не говорила, что случилось с её родителями? Ах, она вряд ли знала. Когда сучка сдохла от пневмонии, я нашёл её кобеля — дальнего потомка того пса — и лично выпотрошил. Опасался, что на этом моя игра закончится, однако волею Создательницы пару нашла и единственная чахлая сучонка, которую эти двое породили. А когда я понял, что это никуда не годное создание не способно больше рожать, я избавился и от неё. Ты последний, Октавиан! Последний проклятый всеми существующими богами потомок того паршивого зверя, отнявшего у меня дочь. Кстати, ты на него немало похож. И это просто омерзительно. Услышанное ошарашивает. Выходит, тот страшный случай с ободранной заживо стаей — не выдумка! Более того, сумасшедший вампир уже несколько веков убивает вервольфов… просто так. Как бы сильно он ни любил когда-то свою подружку — он за неё отомстил. Так зачем тогда это всё? И при чём тут я? Октавиан молчит, как будто только что сказанное его вообще не касается. Или как будто он и так всё прекрасно знал. Ну конечно! Он так страстно мечтал поквитаться с убийцей матери, что, не задумываясь, сговорился с недавним врагом и превратил меня в наживку. Вот и вся любовь. Паскуда. Хотела бы засмеяться, но опять плачу. Пусть эти психопаты вовсе друг друга поубивают, но мне-то за что такое наказание?! — Поначалу я собирался позволить размножиться и тебе тоже, — продолжает вампир пугающе бесстрастным голосом. — Но потом рассудил, что игра слишком затянулась. Настолько, что полностью мне прискучила. У меня даже не нашлось желания лично пачкаться о твою мамашу. Это сделали родители твоего человеческого дружка. М-м-м, по глазам вижу, что тебе известно и это. Однако мальчишку ты не убил. Занятно, — хмыкает вампир. — Очень хорошо. Так даже интереснее. Ты! — он делает шаг к Чарли и протягивает ему нож. — Помнишь о чём я тебе сегодня говорил? Шанс искупить вину. Приступай. Чарли оторопело смотрит на нож, явно не сразу соображая, что от него хотят. А когда догадывается, кровь моментально отливает от его лица. Ещё миг, и оно приобретает зеленоватый оттенок. — Н-но, вы же н-не… — лепечет Чарли, с неподдельным ужасом глядя на нож. — Я… я не смогу. Я н-никогда… Вампир силой вкладывает нож Чарли в руку и похлопывает по плечу в жесте притворной поддержки. — Ты справишься. Иначе я огорчусь и сделаю твоему брату нечто такое, что вам обоим сильно не понравится. — Он замолкает ненадолго, давая Чарли переварить услышанное. — Не волнуйся, я буду подсказывать. Я не вижу лица вампира, но уверена, что в этот момент синюшные губы растянуты в ядовитой ухмылке. Меня пронзает судорога омерзения. Какая же гнусная тварь! — Сделаем так, если ты не упадёшь в обморок, а пёс продержится до заката — позволю тебе забрать брата и девчонку. — Вампир оглядывается на меня и мерзко усмехается. — Но если кто-то из вас не сдюжит — убью вас всех до единого. Вперёд, человек, — подталкивает Чарли к неподвижному Октавиану, глядящего с ленивым любопытством. Как будто резать на куски сейчас будут совсем не его. Однако я малодушно радуюсь, что всё-таки не меня. Более того, вампир в самом деле обещает меня отпустить, если… Я смотрю на с трудом переставляющего ноги и трясущегося, как осиновый лист, Чарли. Он выглядит так, будто сейчас блеванёт и отправится в отключку. Ещё шаг, и нож с лязгом выпадает из дрожащих рук. Вздыхаю. Мы все умрём. Тут без вариантов. Вообще. Вампир неожиданно ловко забирается на дальний край плит. Командует оттуда: — Чуть правее, Чарли, мне плохо видно. Да, вот так. Супер. Теперь и мне видно отлично. Хотела бы отползти, да вот только Юджин не позволит. — Представь, что разделываешь курицу или рыбу, — неожиданно подаёт голос Октавиан. — Я никого никогда не разделывал, — бесцветно отвечает Чарли. — Я… не смогу я… Тяжёлый вздох. — Тогда просто не задумывайся сильно. Браво, Октавиан, клёвый совет. Я бы похлопала, но не хочу привлекать к себе внимание. Что-то подсказывает, что проклятый вампир может додуматься заменить Чарли на меня. А я, если честно, тоже не уверена, что смогу. Однако… — У вервольфов офигенно высокий болевой порог, — заверяю, стараясь, чтобы голос мой звучал убедительно. — Не парься, чувак. Он даже не заметит. Да сейчас, ещё как заметит! Серебро жжёт нас хуже огня. Но Чарли этого знать не следует, и я надеюсь, что вампир не расскажет. Он и правда молчит. Видно ему так даже интереснее. — П-правда? — осторожно уточняет Чарли. — Мария права, — невозмутимо заверяет Октавиан. — В любом случае, я тебя не виню. Нам стоило придумать план получше. Прекрасно, значит, вариантов «В» и «С» и правда нет. Ох, какие они оба славные стратеги, просто хреновы гении стратегии! Интересно, кто вообще придумал такую наивность? Вряд ли Чарли, потому что альфа бы человеку не уступил никогда. Что ж, тогда Октавиану и правда не за что его винить. А потом Чарли удобнее перехватывает нож, и я спешно отворачиваюсь. Мысли мигом выносит из головы. Нет, я на это смотреть не стану. И слушать, как хлюпает вспоротая плоть. Меня вообще тут нет и никогда не было. Помоги нам всем Первоволк, хоть тебе на нас всех навалить, сволочь ты надменная. К своему стыду я неимоверно рада, что между мной и Октавианом больше нет связи. Иначе я бы точно прочувствовала всё на себе. Меня и так передёргивает от мысли, что там сейчас творится. Ещё и этот жуткий металлический запах. — Очень хорошо, — голос вампира доносится как будто издалека, еле-еле пробиваясь через грохот крови у меня в ушах. С глухим лязгом на бетон падает нож. Осмеливаюсь посмотреть. Сглатываю с трудом. С залитым кровью лицом и полуоскалом Октавиан уже не выглядит таким безмятежным, как раньше. Тщетно пытается выровнять сбившееся дыхание, а уцелевший глаз горит янтарём. Сердце моё болезненно тянет, и я отвожу взгляд. Сраные вампиры, когда же вы все передохнете? Чарли выглядит ещё хуже. Стоит, привалившись к связке арматуры, дрожит, будто вот-вот его схватит припадок. Лицо белее мела, вытаращенные глаза лихорадочно блестят. Трясущиеся руки в крови. Нож валяется возле ботинок, страшно поблёскивая испачканным лезвием. Я боюсь. Безумно, просто до скулежа и ноющей боли в животе боюсь, что вампир прикажет Чарли поднять нож и искалечить ещё и меня. Боль как-нибудь вытерплю, да и если нет — я всего лишь омега, молча сидеть не обязана. Но нанесённые серебром раны заживают долго и тяжело, оставляя страшные рубцы. Если и меня так… Сглатываю. Нет. Я не дамся! В принципе, мой сарафанчик на тонких бретельках не должен сильно помешать морфу, а перекинусь я достаточно быстро. Если бы только кто-то отвлёк вампиров… С надеждой смотрю на Октавиана, проговаривая в голове свою просьбу. Ну же, прочти мои мысли, болван самонадеянный! Ты же не хочешь, чтобы тебя и дальше резали на куски на потеху дохлой твари? Ну чего тебе стоит спровоцировать его и хоть попытаться защитить нас обоих? — Так-так, что дальше? Может, выберешь сам? — предлагает вампир. Чарли вздрагивает от каждого слова, приобретая всё более несчастное выражение лица. Да уж, к такому его жизнь явно не готовила. Мне его даже жаль. Немножко. — Не думай, что я позволю тебе… Вампир резко осекается. Я смотрю на Октавиана и цепенею — на лице его змеится зловещая улыбка. Волчица во мне вскакивает, захлёбывается рыком, а потом вдруг взвизгивает, точно её ударили. Уползает на задворки моего сознания, поскуливая от ужаса. Что за?.. Наверно, как-то так чувствует себя прихлопнутая тапком муха. Воздух, и без того душный и влажный, разом застывает, точно ледяное желе. Чудовищный удар незримой силы вдавливает меня в плиты, выбивает воздух из лёгких, заливает темнотой зрение. Я хлопаю ртом, как рыбка на берегу, и ничего, совсем ничего не понимаю. А потом вижу её. Высокая, стройная, белая и в белом. Как ангел. Как демон. Как грёбаная богиня. Безумно красивая и смертельно опасная. Не человек и никогда им не бывшая. От неё пахнет смертью. Она сама по себе — воплощение смерти. Вампирица обводит нас всех ленивым взглядом алых глаз, перечёркнутых змеиным зрачком. Меня пробирает холодом, настоящим, как будто резко наступила зима. Обхватываю себя руками, не в силах отвести глаз от демонического чудовища. Вот теперь мы все умрём точно. Но ужаса нет, вообще нет чувств, и кажется, будто меня заморозили. Древняя тварь неторопливо подходит к Октавину, смотрит на него сверху вниз. А он без тени страха разглядывает её, не стесняясь своего непрезентабельного вида. — Бедняжка, — от ледяного равнодушия в голосе вампирицы меня передёргивает. — Госпожа Дракулина? — успевший спрыгнуть на бетон старый вампир торопливо кланяется. — Не ожидал, что вы… — Напомни, Вильгельм, что я тебе говорила про вервольфов, — голос вампирицы всё так же бесстрастен. — Я жду. Что я тебе говорила? Повтори. Вампир явно сбит с толку вопросом. — Вы велели «прекращать играть», и я понял вас, госпожа. Этот волк стал бы последним. На вампира Дракулина даже не смотрит. — То есть, я сказала «замучь ещё одного вервольфа?», но по своему скудоумию забыла? — Нет, просто я… — Интерпретировал мой приказ по-своему, — в голосе вампирицы перекатываются ласковые нотки. — Ох, Вильгельм, ты же знаешь, как я ненавижу самодурство. Мне кажется, что старикану пора делать ноги. Но он не успевает. За его спиной вмиг вырастает тонкая мальчишеская фигура, коротко замахивается. И вот уже старикан оторопело смотрит на выглядывающее из своей груди чёрное острие. — Ответный гостинец, — мурлычет ему на ухо Йонатан — определённо больше не умирающий от яда — и проворно отскакивает, не позволяя себя схватить. — Ой, тебе не нравится? Вампир с усилием вытаскивает из себя арбалетный болт — я даже вижу пластиковое оранжевое оперение. Кривит губы, скорее от злости, чем от боли. Устремляет мрачный и недоумевающий взгляд на Дракулину, которая вмешиваться не спешит. Только наблюдает с задумчивой полуулыбкой и щурится, как кошка. Скажите мне, что это за тварь вообще? Волчица жалобно поскуливает, норовя слиться с моим сознанием и не выдавать себя вовсе. Юджин оцепенел рядом со мной, не смея даже пошевелиться. Чарли тоже изображает статую. Похоже, единственные, кого вампирица не смущает — Октавиан и его мёртвый дружок Йонатан. Они как будто знали про неё заранее. Вампирица проходит мимо меня, и я не выдерживаю, вскакиваю на ноги, шарахаюсь прочь. Затёкшее в неудобной позе тело покалывает иголочками. Каждый шаг даётся с трудом, воздух даже на ощупь густой и холодный, дышать сложно. Она подходит к Юджину, забирает из его безвольной руки пистолет. На бетон летит отщёлкнутый магазин или как там его зовут. Глухой лязг, и следом падает пистолет. Перекрученный, точно отжатые вручную трусы. — Как посмел ты, крысёнок, напасть на древнего? — шипит вдруг Дракулина и резко выбрасывает вперёд руку. Пальцы которой превращаются в чудовищные кривые когти. Юджин не пытается увернуться, да он бы и не успел. С широко распахнутыми глазами вижу, как одним махом вампирица вскрывает ему грудную клетку. Треск рваной одежды, хруст костей и чавканье плоти вязнут в ушах. А потом одним лёгким движением, Дракулина отшвыривает жертву далеко в сторону. Словно котёнка. Разбрызгивая по пути чёрную кровь, изломанное тело скрывается за краем строительной площадки. Падая с высоты пятнадцати этажей. Полный боли и отчаяния крик Чарли выводит меня из ступора. Я успеваю заметить, как он бежит в сторону лестницы. Никто его не останавливает. До него тут вообще никому нет дела. К счастью, до меня тоже. И я бочком осторожно отхожу подальше. По идее, там где-то должен быть выход на другую лестницу, если повезёт, я успею сбежать. Такси вызвать нечем, но это ерунда. Главное, оказаться как можно дальше. Ещё важнее, что я жива. Боковым зрением вижу, как Октавиан поднимается на ноги и поворачивается спиной к вампирице. Я замираю, начиная догадываться. И оказываюсь права. Дракулина протягивает обманчиво изящную руку и лёгким нажатием пальцев ломает наручники. О, Первоволк, что же это за тварь такая… — Он твой, — выдыхает она на ухо Октавиану. Чуть слышно, но мне удаётся разобрать слова. Дважды его просить не нужно. Он моментально избавляется от одежды и стремительно, как умеют только чистокровные вервольфы, перекидывается в зверя. Очень большого и очень взбешённого. Я злорадно улыбаюсь, глядя, как пятится старый вампир, держась за испачканную чёрным рубашку на груди. Ну что, падаль, готов пообщаться с альфой на равных? С альфой, рождённым от истинной связи. Вампир успевает прыжком настичь выроненный Чарли нож, хватает на ходу. Октавиан с рыком кидается следом. Разлетаются сшибленные им кирпичи. Глухой рык зверя и хрипение мертвеца. Хруст. В воздух подлетает оторванная рука, из неё вылетает и теряется среди алой россыпи кирпичей нож. Вампирица заливисто хохочет. Не могу сдержаться и подкрадываюсь ближе. Весь измазанный чёрным светлый волк треплет распластанное под ним тело. Дёргает резко головой, оглядывается. Сплющенная вампирья башка в волчьей пасти похожа на раздавленный мяч в зубах крупного пса. Однако труп продолжает дёргаться, сучит ботинками по бетону. Теми самыми, которые требовал себе вылизать. Вампирица бесшумно срывается с места, подбирается ближе. У меня ёкает сердце. Октавиан замечает её, ворчит, захлёбываясь рыком, точно голодный пёс, у которого пытаются отнять мясо. И вампирица сдаётся. Позволяет зверю самому выломать зубами рёбра и добраться до сердца. Оно струйкой пепла высыпается из резко сжавшейся пасти. Я боюсь, что сейчас Октавин в горячке боя швырнётся на Дракулину, но он, кажется, себя вполне контролирует. Смотрит на неё, не мигая, единственным глазом — морда с другой стороны вся красная от крови. А потом вдруг прижимает уши и медленно кланяется, выражая почтение. И принося благодарность. Потому что сомнений никаких — он с самого начала всё знал. Знал, что она появится. Более того, наверняка он её и подговорил. Но… как? Додумать не успеваю. Вампирица тянет к нему руку, но в последний момент отдёргивает. Я жду, что она что-то скажет, но та лишь с весёлым смешком исчезает. Просто растворяется в воздухе. Как будто её вовсе тут не было. С меня словно скидывают душное шерстяное одеяло. Со всех сторон набрасываются звуки улицы. Птичья перекличка в зарослях позади здания, свист ветра, далёкие завывания сирены медицинской помощи. Октавиан, всё ещё в теле волка, мягко ступает по бетону, весь замаранный в чёрной гнилой крови вампира и местами ещё и в своей. Я морщу нос от кисло-стального запаха. Большой светлый волк замирает напротив меня и смотрит пристально единственным золотистым глазом. «Прости, Мария, что подверг твою жизнь опасности. Но я не мог позволить ему снова победить». Я теряюсь, не знаю, что сказать. — Да я вроде в порядке, — говорю неуверенно и пытаюсь улыбнуться. Не выходит. — А вот у тебя дела не очень. Тебе нахер выковыряли глаз, чувак. Просто хреново кровавое месиво. Тебе точно норм? Впрочем, этого вслух уже не говорю. Он трёт лапой морду со стороны раны, ещё больше размазывая кровь. Фыркает сердито и раздосадованно. «Заживёт». Ну да, как же, глаз-то новый точно не вырастет. Но это такая ерунда по сравнению с тем, что сам он живой. Победил! Убил этого паршивца тысячелетнего. Да это же офигенно круто! — Какой же вы невыносимый дурак, господин Александреску, — дрожащим от избытка чувств голосом выдавливаю и добавляю, теперь уже улыбаясь сквозь слёзы: — Но я очень рада, что ты жив.

***

Мы спускаемся по кажущейся бесконечной лестнице. Я иду позади, гипнотизируя взглядом широкую мускулистую спину. Обнажённую — футболкой Октавиан собирает до сих пор не остановившуюся кровь из растерзанной глазницы. Чарли с его дрожащими руками выпотрошил там всё, что только можно. Не представляю, сколько теперь оно будет заживать. Пытаюсь успокоить себя, что Октавиан — альфа и потому вряд ли переживает из-за подпорченной внешности. Но всё равно побаиваюсь, что он свалится из-за кровопотери. Видок у него паршивый, если честно. В голове щекочет ехидная мысль, что любой человек с такой раной хныкал бы от боли и не факт, что сумел бы просто на ногах стоять. Не то что драться с вампиром и потом пешком топать полтора десятка этажей. Какая же между нашими видами всё-таки пропасть… По пути я узнаю всё-всё. Что Чарли прекрасно знал, зачем они с братом приехали в Волверию. Что со мной и правда познакомился случайно. Ничего его не смущало, пока Юджин не проболтался, что волчица, на которую станут ловить нужного альфу — это я. И тогда Чарли по-настоящему струхнул. Каким-то образом добился встречи с Октавианом и всё ему рассказал, не зная ещё, что тот и без него осведомлён прекрасно. И всё же вместе они решили провернуть один трюк. Под предлогом волнения за брата, Чарли должен был лично выманить меня для вампиров. А чтобы я сама поверила ему — решил меня очаровать. Вот почему он тогда вдруг начал оказывать мне внимание в кинотеатре и согласился так легко на секс. А дальше от Чарли требовалось просто кинуть вовремя Октавиану отравленный выкидной нож, а самому спрятаться. Либо рискнуть и поиграть в героя, ранив мертвеца самому. Чарли не знал, что этот план — обманка. Октавиан сразу разгадал, что вампиры наивность такую раскусят на раз-два. Так оно и вышло. То, что Чарли мог погибнуть, Октавиана волновало мало. Он его не убил лишь потому, что не хотел огорчать меня. Альфы прощать не умеют, поэтому я ничуть не удивилась. Чарли для Октавиана был и останется сыном убийц его матери. Настоящий же план заключался в договорённости с первородной вампирицей — Дракулиной. Именно из-за неё нельзя было просто взять и убить старого вампира. Даже другой древний вампир не вправе прерывать недожизнь сородича без позволения Создательницы. Когда она самолично объявилась в особняке Александреску, чтобы своей кровью исцелить загибающегося от яда Йонатана, Октавиан сумел найти с ней общий язык. И договориться, что ему позволят отомстить, если Вильгельм причинит Октавиану вред. Но не раньше. При этом провоцировать его, нарочно сдавшись, было нельзя. Только ждать, когда тот сам сделает первый шаг. По правде, у меня волосы шевелились даже там, где никогда не росли, когда я слушала все эти откровения. Потому что план был охренительно зыбкий. Дракулина могла десять раз передумать или вмешаться лишь после того, как Октавиана обдерут до костей. Или вовсе решить, что раз кромсает его Чарли, а вампир только смотрит, то оно не считается. Справедливость в итоге восторжествовала. Но какой ценой… Мы выходим на улицу и я нервозно ёжусь, вспоминая, как чудовищная тварь выпотрошила и скинула с крыши Юджина. Чарли так хотел спасти его, даже полез в пасть вервольфу, который уже угрожал его убить. Но в результате всё зря. — Мне надо найти Чарли, — говорю Октавиану и бегу к углу дома. По идее тело Юджина где-то там. Чуть дальше во дворе стоит машина медицинской помощи. Наверно, медиков вызвал Йонатан. Хорошо, потому что Октавиану надо скорее показаться врачам, пока точно не свалился. Он, конечно, вервольф, но даже у самого крутого альфы есть предел выносливости. Заворачиваю за угол, бегу между грудами щебня и песка. И едва не падаю, запнувшись на ходу. От увиденного у меня вытягивается лицо и что-то обрывается в груди. Раскинув руки, на земле лежит Чарли. С разорванным горлом. Рядом, отупело глядя на белое заострившееся лицо брата, в цепкой хватке Йонатана сгорбился Юджин. Я смериваю его взглядом. Через лохмотья одежды проглядывают обломки рёбер, ещё одна белая кость торчит из порванной на бедре штанины. Лицо парня всё замарано кровью. Не чёрной — красной, человеческой. У меня подгибаются колени, но чьи-то сильные руки не дают мне упасть, прижимают к себе. Спиной чувствую жар чужого тела, вдыхаю тяжёлый запах крови, уже и не понять, чьей в воздухе больше. — Как же так? — спрашиваю ослабшим голосом. Вместо ответа Октавиан вздыхает и крепче прижимает меня к себе. Мимо пробегает пара медиков-бет с носилками. Я провожаю их взглядом, всё ещё не в силах поверить. Юджин загрыз Чарли, своего единственного и обожающего его брата, чтобы выжить самому. В тот же миг я чувствую теплый отклик восстанавливающейся истинной связи.