Право власти

      — Прости, Сакура, но это действительно в последний раз, — закончив предложение, голубоглазая красавица протягивает мне небольших размеров упаковку сиреневого цвета с аккуратно выведенной надписью производителя. — Я и так рискую карьерой. Если об этом кроме нас узнает еще одна живая душа… Нет, больше нет. Прости.       Она нервно теребит тоненькую серебряную цепочку на шее, с деланным интересом смотря на пейзажи за окном, не в силах глядеть в мои глаза, на глубине которых плескалось подобно раненому зверю загнанное в угол отчаяние, держащее только что умершую надежду на собственных руках.       Собираясь, старательно прячу любые испытываемые эмоции, натягивая маску равнодушия, чему научилась за время пребывания в новой среде. В конце концов, Ино-чан не от чего прятать лицо. Об осуждении с моей стороны не может быть и речи. Все понимаю, не глупая.       Она, несмотря на годы детской неприязни, смогла ее похоронить и даже некоторое время помогала оттягивать время в безвыходной для меня ситуации. Хотя впервые войти в этот кабинет было совсем непросто…        Итачи-сан тогда настаивал на плановой проверке общих показателей здоровья, чтобы быть уверенным в мирно протекающей беременности и крепкого духом и телом малыша в будущем. Конечно, никто в этом мерзопакостном доме мое мнение не спрашивал, что неудивительно, учитывая, при каких обстоятельствах я в нем оказалась.       Одной из довольно обидных вещей стало то, что, сообщив информацию вечером, утром супруг преподнес мне все на блюдечке: новую медицинскую карту с именем Сакуры Учихи, договоренную запись на полдник у лучшего терапевта, который будет меня наблюдать, прием в тот же день у самого дорогого и квалифицированного гинеколога Конохи. Итачи-сан будто вовсе забыл, что еще недавно я тоже работала в клинике и могла бы позаботиться о своем здоровье сама, без чужих указаний и направлений. Или он просто не верил в мои профессиональные навыки.       Но это перестало быть важным, когда, придя в медицинское учреждение, люди, с которыми я сталкивалась, которым помогала, на которых работала, натянули фальшивые улыбки и предпочли сделать вид, будто впервые меня видят. Напускная вежливость, тщательно подобранные слова, фальшивый мягкий тон речи били хлеще физических пощечин, уничтожая все границы морально-этических привычных мне норм.       Понятия не имею, что именно подтолкнуло на столь необдуманный и весьма сомнительный поступок, но тогда, держа в руках заветную для моего мужа бумажку с лучшими показателями, слушая наставления гинеколога по планированию и хороших условий для зачатия, я вконец набралась решимости после переступить порог ее кабинета с просьбой.       Прикладывая немало усилий, чтобы выдавить из себя звуки, мне удалось пробормотать тихие, но четкие на слух ниндзя слова. Не веря в успех собственных действий, меня ошарашил положительный ответ девушки, после предварительно долгого зрительного контакта. По сей день мне не по душе открыто и нагло спрашивать о причине такого поступка прямо в лоб.       — Пойми, сейчас многие кланы ходят по тонкой линии предела многовековых мирных соглашений. А тут это! Не дай Ками твоему мужу откроется правда… Даже представлять не хочу, чем это для меня может закончиться, — не поворачиваясь ко мне, врач говорит тихо и очень быстро, косо поглядывая на дверь, словно за ней может кто-то подслушивать. — Об Итачи-сане ходит много слухов, Сакура. Не самых лестных. Несмотря на свое воздыхание к Саске-куну, я всегда побаивалась и старалась обходить его старшего брата стороной. От таких как он за километр разит силой и властью. Ему и минуты не понадобится, чтобы пересчитать и стереть каждую мою косточку в порошок.       «Слухов? Каких слухов? Она что-то о нем знает?»       Пора бы, наверное, привыкнуть, что многие из деревни знают о моем муже лучше меня, или думают, что знают. Такие люди как он имеют свойство вводить в заблуждение окружающих, примеряя разные необходимые роли.       Исходя из собственных наблюдений, самый близкий к его истинной сущности может быть Шисуи-сан. Несмотря на братскую любовь к Саске-куну, мне кажется, что для него он всегда останется младшим братом, которого нужно оберегать. Вряд ли Итачи-сан станет обсуждать с ним личное. Или я ошибаюсь, трудно сказать. Но верить словам белокурой девушки не стоит, в этом сомнений нет.       Наследница Яманака еще во времена академии была всегда в центре событий, знала все обо всех, собирая одну часть информации, разведенной в четырех частях слухов и сплетен.       «Люди ежедневно о чем-то говорят, перемывают друг другу кости. Это нормально. Для некоторых это маленькое развлечение, для других способ жизни, а третьим просто нужен контроль хоть в чем-то, и эта среда оказывается единственным пристанищем, что однажды, выждав момент, проглотит целиком в неизвестность. Главное не обращай внимания, Сакура, и не собирай информацию из-под гибких длинных языков, ведь даже если сначала она неведомым чудом поможет, то потом всегда подведет в определенный момент»,— сказала мне однажды Цунаде-шишо во время наших странствий.       Следуя давнему совету моей наставницы, притупляю острое чувство, что пожирает изнутри, манит спросить, выпытать все до мельчайших подробностей. Я знаю, это будет достойный поступок хорошей жены. Своих мужей нужно узнавать самим, не пытаясь вмешивать посторонних.       «Хорошие жены не пьют тайком от мужей противозачаточные, дорогая моя», — колко выдает подсознание, лишний раз припоминая мои промахи и как всегда открывает ту глубокую истину, которую мне удается прятать враньем и самообманом даже от самой себя, пусть и временно.       Мной двигают намерения, далекие от благих, но точно не желание быть хорошей женой. Определенно нет.       Понимаю, что молчание достигает критической точки. Девушка у окна уже не теребит, а просто дергает цепочкой из стороны в сторону. Кажется, еще немного для того, чтобы нежное изделие, не выдержав слишком грубой по отношению к нему силы, разорвалось.       — Все нормально, Ино-чан, правда. Ты мне и так здорово помогла, хотя могла бы просто отказать. Я правда очень ценю твою помощь. Прости, что подвергла риску, — подхожу ближе и сжимаю ее руку в своей, стараясь таким образом передать хотя бы малую часть той благодарности, что испытываю.       Как назло в висках начинается внезапный приступ сильной головной боли. Ощущение, будто по ней пропускают электрические импульсы. Под глазами картинка теряет четкость и размывается, окрашиваясь в темный цвет, тело внезапно наливается свинцом, становясь тяжелым, а ноги подкашиваются. От падения с полом меня спасают нежные холодные ладони, что бережно садят на стул.       Часто моргаю. Глаза возвращают свет в мою жизнь, набирая ясность. Организм, пребывающий в шоковом состоянии, слегка потряхивает. Не успеваю сориентироваться, как мне пихают стакан с холодной водой, заверяя выпить, что, собственно, и делаю.       — Давно это у тебя? — Ино руками раздвигает мои веки и светит фонариком в правый глаз.       — После начала приема таблеток, — не вижу смысла утаивать, она и так уже догадалась.       — Были другие симптомы?       — Поначалу тошнота, рассеянность, потом головные боли, бессонница, обильные кровоизлияния во время менструального цикла, — человек напротив бледнеет настолько, что вполне способен составить конкуренцию стенам кабинета.       — И ты только сейчас мне говоришь? Такое сообщают при первом возможном симптоме. Тебе как бывшей помощнице врача об этом должно быть известно! О чем ты только думала? — взрываясь как вихрь и позабыв о собственных созданных правилах мер предосторожности, кричит на весь кабинет, хватая меня за плечи и хорошенько встряхивая.       — Да, была когда-то и хорошо помню, что это единственные противозачаточные, не стоящие на учете! — вытаскиваю упаковку из самодельного и почти незаметного внутреннего кармана длинной свободной юбки, которую всегда надеваю, когда иду в этот кабинет. — Других вариантов у меня не было! — не сопротивляюсь, когда прямоугольную вещицу резко вырывают и отбрасывают в сторону.       — А поговорить с Итачи-саном ты не пробовала? — ядом, сквозившим в её словах, можно утопиться.       — Ты действительно думаешь, что мои слова будут иметь для него какой-то вес? — огрызаюсь в ответ.       Нутро кипит от негодования, подпитываясь затаенной обидой за испорченную жизнь. Противозачаточные таблетки —  это меньшее, что я могу себе позволить. Ведь должно же быть и у меня право выбора! Ну хоть в чем-то!       Какая из меня сейчас выйдет мать? Мне всего семнадцать! Да я даже не знаю, что значит это слово! У меня никогда мамы не было. Только навязанный дом, навязанный муж, ненавистный и презирающий меня клан. Многие, а в особенности Учихи, видят во мне только лишь подстилку Итачи-сана. Какую семью я могу дать этому ребенку?       Ино-чан словно видит мой внутренний монолог, красивое лицо выравнивается, сама она глубоко вдыхает, медленно выдыхая.       — Что с половым актом? Не замечала снижения либидо? — подходит к столу и присаживается на свое место, жестом приглашая сесть в кресло напротив.       — Мое либидо и до таблеток не слишком прогрессировало, — выполнив просьбу, складываю руки в замок перед собой.       — Ведешь активную половую жизнь? — предварительно взяв ручку и листок, начинает выводить слова.       «Скорее её ведут за меня!» — отвечаю себе в уме.       — Как и все молодые супруги, полагаю, — неприятная тема для разговора, но воздержаться от ответов будет некрасиво, особенно после всего, что девушка для меня сделала.       — Конкретнее? — вперяется взглядом, поднимая бровь. Я и забыла, что настойчивости ей не занимать.       — Ежедневно. Итачи-сан хочет, чтобы я как можно быстрее зачала ему ребенка, — говорю шепотом. Не люблю откровенничать, особенно о личном, но знаю, что об этом разговоре никто в жизни знать не будет, кроме нас двоих. Ино, несмотря на любовь к сплетням, сама себя не скомпрометирует.       — Какие ощущения во время акта? Возбуждаешься? Ощущаешь дискомфорт, жжение, покалывание? — вижу, ей самой не очень приятно копаться в интимных подробностях брата Саске-куна, только врач, сидящий внутри, побеждает.       — Второе, — стараюсь заставить себя говорить немного погромче.       — Твой муж замечает твое нежелание? — на этом вопросе в ранее мелодичном голосе проскальзывает дрожь, выдавая нервозность на фоне страха.       — Я стараюсь его не показывать, — уклончиво отвечаю, но напрягшиеся плечи и пристальный взор заставляют продолжить: — Даже если и видит, то не говорит.       Это правда. Итачи-сан предпочитает умалчивать свои претензии ко мне, если таковым есть место. Ему и так известно об отсутствии моих к нему чувств, и укорять меня в отсутствии страсти в постели нет смысла. Да и робость со стыдом никуда не делись. Мне все еще не по себе заниматься подобными вещами, а заниматься ими с ним и того более. Но в супружеском долге я еще ни разу не отказывала, это его право, коим он, не стыдясь, пользуется с лихвой.       — Все ясно, — поднявшись с места, Яманака берет лист, идет к стене, возле которой скромно отлеживается слегка помятая сиреневая коробочка и поднимает.       Встаю следом и нервно стряхиваю невидимую соринку с левого бедра. Ино подходит ближе, кладя в правую ладонь таблетки и листик бумаги с рецептом.       — Можешь еще выпить последнюю пачку, но лишь с этими препаратами. Потом, — в левую ложится еще одна бумажка, — месяц пропьешь это, придешь на проверку. Мне правда жаль, что все так случилось, Сакура. Я действительно хотела бы еще чем-то помочь, но не могу. Не держи на меня зла, ладно? — в следующее мгновение она делает то, чего от нее уж никак не ожидала: крепко сжимает в объятиях.       — Можно задам вопрос? — с силой закусываю губу, чувствуя металлический привкус крови.       — Да, конечно, — она отстраняется.       — Почему ты мне помогла? — ну вот, наконец решилась.       Всем видом даю понять, что хочу услышать правду. Жалость ко мне — не единственная и не главная причина в содействии и укрытии информации от других.       — Просто представила себя на твоем месте. Я ведь тоже когда-то была влюблена в Саске-куна, и если бы он так поступил со мной… Ситуация, конечно, не смертельная, но все же… Раздвигать ноги перед нежеланным сердцу мужчиной… Не хотелось бы такого, — да, не хотелось. Если бы ты знала, как сильно не хотелось…       — В любом случае, спасибо тебе за все, Ино-чан. Я все пропью, обещаю, — благодарно улыбаюсь, стараясь не акцентировать на печальном прошлом.       Наш разговор прерывает открывшаяся без стука дверь. Подпрыгивая от неожиданности, видим то, что заставляет кожу обеих покрыться мурашками. А глаза Ино-чан сразу обращаются на мою руку, в которой все ещё зажаты злосчастные таблетки.