Энное количество способов ...

Пошлая Молли - Типичная вечеринка с бассейном

Ты не настоящий - А сегодня у нас в гостях доктор медицинских наук, выдающийся репродуктолог и основатель компании "Cytolife" - Элайджа Камски! Поприветствуем его! - телевизионная студия взорвалась фальшивыми аплодисментами, когда под софиты вышел совсем еще молодой мужчина, мало походящий на гения и генерального директора многомиллиардной корпорации. Потертые кроссовки, невзрачные джинсы и совершенно обыкновенная толстовка, на рукаве которой расплывалось пятно от кофе из автомата в коридоре. Как минимум двухнедельная щетина, отросшие черные волосы, убранные в небрежный хвостик и очки с толстой оправой. Его скорее можно было принять за рядового аспиранта, но стоило всего один раз поймать взгляд голубых, как заледеневшее озеро, глаз, чтобы понять - перед тобой тот самый. Взгляд цепкий, удерживающий, как будто разбирающий на части, понимающий все и, возможно, даже больше. Так не смотрят обычные прохожие, так смотрят только гении или безумцы. Но это был всего лишь он - человек, подаривший жизнь миллионам людей. Создатель. Элайджа сел в кресло, тут же принимая расслабленную позу, и, повернувшись корпусом к ведущей, кивнул, чтобы она продолжала, поправив очки. - Ваша запатентованная технология экстракорпорального оплодотворения имеет всемирную известность, главным образом из-за того, что процент благоприятных исходов операции чрезвычайно высок. Восемьдесят шесть процентов, если я не ошибаюсь? - Восемьдесят восемь, мэм, - улыбнулся Камски, немного нервно сжимая подлокотник, - Причем как минимум пять процентов, не попавших в эту цифру никоим образом не зависят от нашей работы, а являются следствием генетики будущих родителей и их общего состояния на момент проведения процедуры. - Но ведь это еще не все, не так ли, мистер Камски? - обесцвеченная блондинка наиграно растянула свой напомаженный рот в предвкушающей улыбки, которую так любят телевизионщики, и обратилась к гостю, страшно выпучивая глаза и кивая, как болванчик. - Мы осведомлены, что вы намерены сказать новое слово в репродуктологии и перевернуть всю индустрию искусственного оплодотворения. Элайджа скромно улыбнулся в ответ и, выпрямившись, посмотрел строго в горящую красный огоньком рабочую камеру. - Развитие технологии экстракорпорального оплодотворения помогло миллионам семей осуществить свою мечту. Но столько же остаются несчастными из-за того, что мать, по совершенно разным причинам, не способна выносить собственного ребенка. Я и моя команда долгие годы бились над этой проблемой, чтобы позволить каждому человеку, вне зависимости от возраста или здоровья, обрести собственное счастье в виде сына или дочери. Последний год мы провели в напряженном ожидании, проводя самый опасный и, одновременно, самый важный эксперимент в нашей жизни. Мы поместили оплодотворенную уже известными методами яйцеклетку в питательную среду, искусственно имитирующую утробу. Все двенадцать месяцев мы не смыкали глаз, полностью контролируя процесс развития, наблюдая и корректируя, не отходя ни на шаг. И сейчас я могу с гордостью сказать, что эксперимент удался. Нам удалось вырастить абсолютно здорового ребенка вне тела матери. Мэм, - он перевел взгляд, полный трогательной нежности, на ведущую, - ровно неделю назад я стал отцом. Женщина выглядела абсолютно потрясенной, как и все в студии, начиная от осветителей, заканчивая приглашенными с улицы гостями. Она завороженно смотрела на Камски, не решаясь ничего сказать, но быстро взяла себя в руки и, нервно дернув уголками губ, осипшим голосом спросила: - Это потрясающе, Элайджа. И как же зовут ребенка? - Камски слегка приподнялся, доставая из заднего кармана джинсов помятую фотографию, и протянул ее ведущей. На ней был изображен плачущий, голый, но совершенно обычный мальчик. - Коннор. Мы назвали его Коннор. Ты искусственный Перед глазами плыло. Мир словно качался на волнах, меняя право и лево, верх и низ, иногда резкими вспышками возвращаясь на круги своя, но только затем, чтобы через мгновение вновь поднырнуть под сизый дым от сигарет. Коннор на нетвердых ногах шел по коридору в большую гостиную, где сидела большая часть гостей, держась за стены, оставляя на белоснежных обоях кровавый след от руки. Голову тисками сдавливали тяжелая музыка, битом стелившаяся по полу, и едкий запах чего-то сожженного. Коннор очень надеялся, что это любимый отцовский диван. Возле арки внезапно стало тяжело дышать, и парень, сжав в кулак на груди тонкую ткань бабушкиного платья, найденного где-то на чердаке и надетого в пьяном угаре, когда ему еще не было так плохо, остановился, переводя дух, опустив взгляд, наблюдая, как красные струи бегут по плечу, собираясь в выемке локтя, капая на паркет, оставляя после себя уродливые следы. Повсюду сновали люди, но они не замечали Коннора, прислонившегося к стене, истекающего кровью, потому что все были пьяны, накурены и никому не было дела до запропастившегося куда-то хозяина вечеринки. Переждав приступ, парень вошел в комнату, проходя сквозь плотную пелену дыма, изрезанную разноцветными лучами прожекторов. На полу уже лежали несколько человек без сознания, и Коннор, окинув их пустым взглядом, прошел мимо, распинывая бутылки. Остальные гости расселись либо по углам, либо на креслах и диване - на белой коже отчетливо виднелась черная дыра от углей. Они разговаривали, пели, некоторые танцевали, но никто не купался в шикарном бассейне, выложенном красной плиткой. На вечеринках в черном особняке можно было все - упарываться запрещенными веществами, употреблять случайно найденный элитный алкоголь, трахаться на знаменитой круглой кровати Элайджи Камски, трахаться со знаменитым сыночком Элайджи Камски, но никогда, ни при каких обстоятельствах, никому нельзя было даже приближаться к бассейну в центре гостиной. Коннор направился прямо к нему. Тебя создали специально Туча брызг поднялась в воздух от упавшего в воду тела, и все обернулись на громкий всплеск, но, увидев пузыри на успокоившейся глади, не придали особого значения случившемуся, считая, что уж хозяину можно все. Коннор выпускал воздух из легких, медленно опускаясь ко дну, со странной заторможенностью наблюдая, как кровь растворяется в воде, делая ее по-настоящему алой, как расплывается в ее тонких линиях потолок и лампы. Как пролетает перед глазами вся его недолгая жизнь. Он не знал людей, которым от него ничего не нужно. Первое воспоминание связано с лабораторией в головном офисе "Cytolife". У него берут на анализ кровь, мочу и прочие жидкости тела и маленький Коннор получает конфету за то, что ведет себя "как взрослый". Потом череда дорог (как твое тело реагирует на изменение климата и давления?), комнат в особняке (у него есть склонность к искусству - все обои разрисованы тут же, как только в руки попали карандаши, мистер Камски, он совершенно игнорирует альбом), больничных палат, сменяющихся лабораториями (легкие развиты, но у них меньший объем, чем у обычного человека, это может повлечь за собой проблемы без должного ухода), книг (великолепная память, просто фотографическая), служанок - всех на одно лицо (он очень сильно привязывается к каждому человеку, появляющемуся в вашем доме, мистер), и Элайджа, в черном халате на голое тело, с придыханием проводящий холодной рукой по щеке. "Ты - совершенство" Камски повторял это из года в год, при любых обстоятельствах: когда Коннор освоил навыки чтения и письма практически самостоятельно, когда он выиграл своего первого медведя в тире, когда только поступивший в спортивную школу поставил рекорд среди учащихся на стометровке, когда научился на вкус определять срок годности молока, когда сдал вступительные экзамены, чтобы поступить в выпускной класс лучшей школы Детройта, на высший балл без помощи учителей или репетиторов. Когда сам распахивал халат перед повзрослевшим Коннором, прикасался к нежной коже, целовал каждую родинку на его теле, вдавливая в матрас, выбивая глухие стоны, потому что ему было недостаточно просто смотреть на свое творение. совершенствосовершенствосовершенство В легких не осталось кислорода, их свело болезненной судорогой, и Коннор сжался, заглатывая хлорированную воду с металлическим привкусом в попытке вдохнуть. Осталось не так много - эта мысль, проскользнувшая в замутненном сознании, заставила парня несмело улыбнуться. Он не знал людей, которым от него ничего не нужно. Теперь им не нужен будет он. Тебя не должно было существовать Коннор открыл глаза. Их жгло от хлорки и дыма, который все еще не выветрился из комнаты. По глотке словно прошлись наждаком, и каждое сглатывание отдавалось режущей болью. В голове гудело, но музыки уже не было, только тихое завывание ветра за окном. Парень сфокусировал взгляд и увидел, как сверху над ним нависает Хэнк, внимательно следящий за его состоянием с самым обеспокоенным выражением лица. Но заметив, что Коннор очнулся, он расслабился и, облегченно выдохнув, сжал прохладную ладонь в своих, пылающих жаром от осознания, что только что едва не потерял его. Для Хэнка Андерсона, бывшего лейтенанта полиции Детройта, а сейчас личного охранника сына Камски, повидавшего на своем веку много ужасов, белое, как мел, лицо потерявшего сознание Коннора и руки, все в крови из глубоких порезов над локтями, были страшнее любых развороченных бомбами тел с вывалившимися кишками. И он уже знал, что ему будет сниться в те ночи, когда подростку снова придет в голову устроить вечеринку. - Скорая уже едет. Я наложил жгуты на твои руки, но ты все равно потерял много крови. Ты чуть не умер, Коннор, - обычно не выражающие ничего, кроме морозного негодования, глаза наполнились болью и глубоким сожалением, - если бы я на секунду задержался... - Я жив, - одними губами произнес парень, пытаясь сделать более глубокий вдох, но легкие нещадно обожгло огнем. Хэнк наклонился и оставил невесомый поцелуй на лбу, сильнее сжимая руки. Он чуть не потерял его. Он бы никогда не смог простить себе этого. Только не снова. - Да, мальчик мой, ты жив. Коннор закрыл наполнившиеся слезами глаза. Он ненастоящий, искусственный человек, которого создали специально, и он не должен был никогда существовать. Тогда почему ему так больно?