Пошлая Молли - Буду твоим песиком
Гэвин осознал, что жизнь - дерьмо, еще до того, как открыл глаза. Потому что сложно думать иначе, когда головная боль просыпается раньше мозга и ебошит набатом по вискам вместо будильника, прикрикивая для пущего эффекта самым противным голосом. Рид никогда не сомневался в правдивости данного тезиса, но в это утро он прям уверовал. Да, наверное, это называется так. Церковь разочарованных в жизни восемнадцатилетних грешников, встречай нового адепта. Прежде, чем увидеть потолок и за пятнадцать секунд тупняка понять, в какой именно локации - под мостом, у себя в кровати плюс свободный вариант ответа - расположилось его бренное тело, парень сначала прислушался к ощущениям, насколько это позволял перезвон сатанинских колоколов в голове. Телу было тепло и сухо - самый дерьмовый вариант развития событий отпал сам собой, но матрас (матрас ли) и подушка (тоже вот вопрос) ощущались как-то непривычно для затасканных временем и активными действиями постельных принадлежностей Гэвина. Слишком мягко, слишком обволакивающе, как будто тебя не хотели отпускать из теплого пододеялочного пространства в холодных внешний мир, слишком приятно. Слишком дорого. Тело Гэвина будто пронзило током, и он, так же не раскрывая глаз, осторожно принюхался, пытаясь уловить хоть какие-то признаки дома обычной среднестатистической американской семьи - тяжелый аромат отцовского тройного одеколона, горечь подгоревших блинчиков и легкий флер неделями не мытого кошачьего лотка. Но все, что учуял ищейка Рид - это еле ощутимый запах порошка (кажется, белая роза, но это не точно) и колючий морозный воздух, который потоком хлынул на парня, заставив того прикрыть лицо ладонью, возмущенно застонав. - Ты проснулся еще пять минут назад, ничего не выйдет, - голос, от машинных интонаций которого мурашек по телу стало в разу больше, чем от холодного ветра из открытого окна, был одним из того, что Гэвин не хотел бы слышать как минимум в ближайшие восемьдесят лет своей никчемной жизни, наряду с Гучи Гэнг и результатами итоговых тестов, которые он, ожидаемо, просрал. - У тебя есть пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок и убраться из моего дома, пока отец не вышел к завтраку. Парня просто тряхануло после этих слов, и он резко подорвался с кровати, окончательно смаргивая сонную пелену и пытаясь не упасть от резкого подъема. Огляделся - он действительно был где-то, больше напоминающее особняк Камски, чем любой другой дом на свете. Светлые обои в мягкий объемный узор, паркет цвета песка Лазурного берега, занавески, даже выглядящие дороже машины отца Рида - отовсюду сквозила едкая насмешка: "Малыш Гэвин, ты не подходишь этому месту в своей застиранной серой футболке, не-а, вали отсюда лучше сам, пока тебе не вышвырнули", - и все это премерзко шепталось на ухо самым волнующим голосом. Сам же Коннор, что удивительно, молчал, расположившись в кресле возле окна и, видимо, читал. В руках у него была довольно потрепанная книга, название которой прочитать было уже невозможно - настолько сильно стерлись золотистые буквы. Несмотря на то, что одноклассник сидел спиной к свету и рассмотреть его лицо было сложно, взгляд Гэвина зацепился за ссадину, наливающийся синяк на левой скуле и разбитую губу. Интересно, кто умудрился надрать зад самому охраняемому мальчику Детройта? И не зассал ведь, хотя знал, что проблем потом не оберешься. - Ты что, меня сюда как ниндзя затащил, что ли? В обход всех этих ваших камер, чтобы папочка не увидел? - в комнате была ванная (и слава всем богам, в коридор лишний раз соваться вообще не хотелось), и парень прошел к ней, краем глаза выцепляя новые детали интерьера. Например, отсутствие любых атрибутов обжитой жилплощади - ни плакатов, ни фотографий, ни даже ебаного букета старых, давно иссохших цветов, которые так любила его мать и ласково называла их "икебана", на японский манер растягивая гласные. Либо Коннор реально ебнутый на всю голову, либо робот, у которого нет никаких интересов, либо... - Слушай, это же не твоя комната, верно? - Конечно, нет. Мы здесь размещаем гостей. Отец распорядился, чтобы Хэнк положил тебя сюда, - Коннор не отвлекался от чтения, но на последней фразе на мгновение поднял неожиданно игривый взгляд на гостя, выбивая из-под его ног твердый пол, - Папочка знает, что ты здесь. И это он дал тебе пятнадцать минут. Рид нервно сглотнул. Замершие над очередной страницей длинные пальцы не могли обещать ничего хорошего. - Я бы выкинул тебя сразу. - Эй-эй, ты полегче давай, - Гэвин поднял одну руку, другой открывая дверь в ванную. После резкой фразы сердце зашлось в бешеном темпе, его стуки гулко отдавались на барабанных перепонках, добавляя лишних шумов в и так не самую ясную голову. - Лучше скажи, кто тебя отмудохал? Не с лестницы же ты упал, в такое даже первоклашки не поверят. - Уровень твоего развития не сильно отстает от их, так что думаю да, тебя таким не проведешь, - необычайно плавным, слитным движением сынок Камски встал с кресла, одновременно захлопывая книгу и, подойдя к Риду, уверенно сжал его плечо. Так, что у Гэвина скрипнули зубы и дернулась рука, еле справляясь с желанием поставить синяк еще и на правой щеке. - Могу посоветовать тебе только меньше пить, алкоголь убивает клетки мозга. Крепкая хватка сменилась снисходительным похлопыванием по плечу, и Коннор развернулся к выходу, старательно выводя шаг от бедра. - У тебя осталось семь минут. Приятно подрочить. Когда Рид, наконец-то, снова смог дышать, парень обнаружил у себя в ладони нагревшийся от тепла его тела хромированный металл дверной ручки, которую он умудрился выломать. Он уставился на нее невидящим взглядом, перебирая в памяти тонкие пальцы, нежно касающиеся пожелтевших от времени страниц книги, слегка вьющиеся, наверняка после душа, волосы, неестественно алую ссадину на щеке, игривый взгляд, пробирающий до мурашек, распухшие губы, то ли от бесконечных покусываний во время чтения, то ли от удара, что пришелся на лицо, то ли от страстных поцелуев. От последнего его бросило в дрожь, температура всего тела будто поднялась градусов на двадцать, а низ живота свело в болезненном предвкушении скорой разрядки. Гэвин осел на пол. Он не мог так облажаться. Не мог же?***
У бара, в который без приветствий ввалился Гэвин, только коротко кивнув охраннику, была целая тонна недостатков, но вместе с тем и два неоспоримых достоинства: он располагался абсолютно полярно к маршруту, которым возвращались домой с работы чета Ридов-старших, и в нем наливали Риду-младшему, потому что тот был просто пиздецки злым, чтобы вышвыривать всякую шваль на улицу без предупреждений и лишних разбирательств с полицией. И еще он был настолько гавеным, что в него не заглядывали всякие хорошие мальчики, вроде того-кого-нельзя-называть-без-тянущей-боли-в-груди. Гэвин уселся сразу за барную стойку и заказал себе виски со льдом, чтобы выкинуть из головы любое воспоминание, связанное с джин-тоником (нахуй эту бурду), клубным басом и невероятно живыми, по-мальчишечьи восторженными карими глазами. Подумал секунду и повторил заказ, намереваясь напиться если не в хлам, то в очень близкое к тому состояние. Потому что хватит терпеть это дерьмо. Уже ебаных два месяца в голове Рида по кругу вертятся одни и те же мысли, которые можно описать всего одним блядским именем: "КОННОР". Причем, Гэвин даже не понимал, почему так получилось. Нельзя было сказать, что сынишка Камски обладал феноменальной внешностью - парень, например, понимал, что чувак из параллельного, на которого с начала года залипал Аллен (как его зовут-то, капец, Дэвид прожужжал все уши, а запомнилось только то, что там была буква "А" и еще, кажется, "П"), раз в сто смазливей и дрочибельней, но было в Конноре что-то такое, что притягивало взгляд и не отпускало, затягивая в этот омут с каждой секундой все глубже. Рид барахтался в тягучем очаровании, делая резкие движения, отчаянно пытаясь вырваться, но второе имя Коннора Камски было определенно "сраные зыбучие пески", потому что все активные действия Гэвина: настойчивое игнорирование, удаление "МакГрегора" из контактов (его чуть инфаркт не хватил, когда он случайно увидел в исходящих вызовах то самое имя), алкоголетерапия - не приносили ни грамма пользы, лишь в очередной раз заставляя исстрадавшуюся память прогонять в мельчайших подробностях момент, когда Хэнк (ебучий) оттолкнул Коннора (ебучего), у которого было такое лицо (восхитительно прекрасное), что его хотелось обнять как можно крепче (полегче, Гэвин), провести носом вдоль шеи (еще легче), втянуть пряный аромат одеколона (о нет) и пьянящий - тела и пота (пиздец), прикусить мочку уха (тебе пизда, Гэвин) и прошептать какую-нибудь глупость, вроде "не бойся, я с тобой" (давай заново, Рид, все хуйня). Гэвин залпом опрокинул в себя содержимое стакана и, громко стукнув им об стойку, притянул к себе второй, кивая бармену, чтобы тот повторил. Виски грел изнутри, языками алкогольного пламени облизывая слишком живые картинки с прошедшей две недели назад вечеринки, опаляя их края. Воспоминания съеживались, теряя в красках и деталях, становясь мутными под смогом опьянения - Рид сделал первый пробный вздох и с нескрываемым удовольствием ощутил, что вновь может дышать. На его лице расплылась блаженная улыбка, в голове стало привычно пусто, и парень пригубил очередной напиток, как краем глаза зацепил странное, слишком выделяющееся среди общего фона, движение. Повернув голову, он прыснул, выплевывая виски, и неверяще уставился на прямую спину, обтянутую белоснежной рубашкой (она-то и привлекла внимание - была слишком чистой для этого места), вытирая рукавом рот. Этого не может быть. Это место для таких, как Гэвин, а не золотых мальчиков, единственной задачей которых в жизни было слизывание соли с идеально плоских животов моделей и закусывание текилы лаймом из хорошеньких ротиков с накрашенными губами. Их место было в школе, где они изображали прилежных учеников, на улице в качестве случайных прохожих, в крутых особняках с шелковыми халатами на голое тело - где угодно, но точно не в этом баре, смеясь над тупыми шутками местного быдла, балансируя стопкой водки на краю локтя, скрытого манжетом, и срывая восхищенные выкрики всего лишь одним точным опрокидыванием ее в рот, обхватывая стеклянные стенки своим хорошеньким ротиком. Рид раздраженно скрипнул зубами и, соскользнув с барного стула, начал проталкиваться к выходу сквозь образовавшуюся толпу (интересно, почему, блять), параллельно нашаривая в нагрудном кармане куртки пачку сигарет и зажигалку. Улица встретила парня порывом холодного ветра вкупе с острыми снежинками в разгоряченное алкоголем лицо - ноябрь во всей своей детройтской красе. Зато народу снаружи было гораздо меньше, чем внутри (где толпа возле Бентли, так, стоп, где вообще Бентли?) - это приятно радовало, позволяя спокойно прикурить и выпустить первый клубок дыма, тут же растворившийся в морозном воздухе. За попытками успокоить свою вновь встревоженную душу, Гэвин упустил тот момент, когда в темном закутке за углом бара он оказался не один. - Не найдется сигаретки, свои в машине оставил, - хриплые нотки, в очередной раз заставляющие поверить в существование сучных ангелов, которые невозможно перепутать ни с чем другим, разбили все надежды Рида на спокойный сон этой ночью вдребезги. Коннор стоял, привалившись плечом к кирпичной стене, пачкая рубашку (какого черта, где его куртка, на улице градусов тридцать максимум), рассеянно улыбаясь, и внимательно, насколько позволял осоловелый от выпитого взгляд, наблюдал за реакцией одноклассника. Непослушная прядь волос выбилась из прически и упала на лоб, придавая самому желанному парню школы (личный топ один имени Гэвина Рид) настолько уютный вид, что Гэвин забыл донести сигарету до рта. Камски этим, конечно, воспользовался, выхватывая ее из рук Рида, лишь слегка касаясь пальцами, но этого было достаточно, чтобы парень все еще заторможено уставился на него, недоуменно наблюдая, как губами, которые еще несколько минут назад обхватывали стопку водки, сейчас обхватывают фильтр, который еще несколько мгновений назад точно так же обхватывал Гэвин. Коннор сделал одну глубокую затяжку, щуря глаза от удовольствия, и, выдохнув в сторону от лица одноклассника, попытался вернуть сигарету хозяину, но опасно завалился на бок, проезжаясь плечом по стене, от чего закатанный рукав рубашки поднялся выше локтя, обнажая покрасневшую от холода кожу. Рид успел поймать парня, закинув руку на спину, ладонью обхватывая обжигающе горячую шею сына Камски. Он чувствовал его дыхание на своей щеке и, повернув голову, столкнулся с взглядом абсолютно диких глаз. А в следующую секунду Коннор его поцеловал.