***
Утро воскресного дня Бэкхён встретил неохотно, лежа (он не понял, каким образом) на полу, а не на кровати, куда он вроде лег спать поздней ночью. Разбудила его мама, кричавшая с гостиной, что пора просыпаться и готовиться к ужину в семействе Пак, ведь они не должны ударить лицом в грязь. Но который день Бэк находился в необъяснимом состоянии, не в силах выдавить даже пару нормальных фраз, чтобы ответить матери. Он уставился на белоснежный потолок и в задумчивости нахмурил брови. Юноша не чувствовал себя способным решать собственные проблемы и психологически выносить их, потому что устал. Откуда такое эмоциональное истощение или, лучше сказать, выгорание ему было лень даже задумываться. Интерн словно снова пережил всю свою жизнь от начала (сознательного начала) до того дня, когда у него случился нервный срыв. Хотя скорее почти случился, ведь Пак смог успокоить его, а теперь Бэкхён думал, что лучше бы мужчина этого не делал и позволил ему перебеситься. Складывалось ощущение, что вся грязь так и осталась внутри, из-за чего ему приходилось терпеть головные боли и тошноту. Но тошноту не на физическом уровне, а на психологическом. Бёна тошнило от самого себя. Все важные эмоции и чувства попросту были забыты интерном, он не мог искренно улыбнуться, потому что не чувствовал себя способным улыбаться, не мог смеяться, когда отец выдавал очередную шутку, потому что ему не было смешно, не мог даже выдавить из себя те слезы, прячась в ванной, чтобы никто не мешал. Бэкхён взглянул на свое лицо, на котором ясно было написано, насколько он измучен всей чертовщиной, что творилась с ним. Вроде думаешь, что могло быть и хуже, но, черт, почему же так паршиво? Он снял с себя футболку, чтобы посмотреть на шрам от операции на грудной клетке. Небольшой след шва, как напоминание о том, что Бэкхёну чудом удалось выжить. Медленно коснувшись кончиками пальцев шрама, интерн подумал, а что бы было, если бы он не успел… Нет. Что бы было, если бы этого эпизода в их жизни не случилось? Если бы он не прикрыл собой Чанёля и не пролежал два месяца в коме? Что произошло бы с их отношениями? Смог бы Чанёль наступить на свои принципы и страхи, смог бы переступить через глупые оправдания в роде «неправильно» и «не поймут»? А потом он подумал о матери и отце. Что бы было с отношениями семьи? Они бы продолжали ходить и не общаться, пребывая в ссоре и обидах, не пытаясь даже понять. Бэкхён пытался, но считал это предательством менять себя только ради того, чтобы родители были довольны. И именно мысль о родителях дала толчок в его неспособности улавливать собственные чувства. Он испытал горькую обиду и все то же разочарование, ведь все казалось так, будто его попросту пожалели. Здравый ум подсказывал, что эти мысли лишь из-за морального дисбаланса в душе, но ведь похоже на правду! Если бы он не оказался при смерти, то он так и не помирился бы с семьей. Тошнило в два раза больше. Но уже не только от себя, а от каждого кого он знал. Он вышел из ванной, оставив футболку валяться там же на полу, а сам упал на кровать лицом в подушку. — Сколько можно спать? — в комнату вошла его мама с ложкой в руке. Кажется, готовила уже обед. — Почти полдень, сынок. Может, встанешь и начнешь готовиться? Набрав побольше воздуха в легкие, Бэк подавил недовольный стон и прикрыл веки, отвечая: — Нас пригласили на ужин, мама, на ужин, а не на обед. — И что? Посмотри на себя, — рявкнула женщина, прикрывая за собой дверь. — Выглядишь, как зомби. Что с тобой происходит? — Ничего. — Бэк, я же вижу, — Бён присела рядом с ним на кровати и погладила по макушке. — Что случилось? — Я. В порядке, — холодно ответил он, процедив сквозь зубы. А потом наплевал на все свои мысли и переживания, покидая кровать. — Не делай вид, что тебя это интересует. — Бэкхён, ты чего? Конечно, интересует… — Почему ты врешь?! — воскликнул Бён, из-за чего женщина вздрогнула, не ожидавшая такой реакции сына. В комнату вошел отец, забеспокоившись. — Тебе ведь было плевать на меня столько лет! А тут вы решили все меня пожалеть, да? — Интерн взглянул на отца, а потом снова на мать. — Собственный сын чуть не сдох, вот вы и спохватились! Не нужен вам такой сын, которому нравится трахаться с мужиком, или нужен? А? Ну, скажите честно, чего молчите? Вам ведь до комы было плевать, как я поживаю, что делаю и что чувствую! Вы смотрели на меня с омерзением, что же изменилось? Я не менялся, — Бэк взмахнул руками, констатируя очевидное. — Я все так же трахаюсь с мужиком! — Заткнись, — пощечина прозвучала так звонко, что его мама схватилась за сердце, испугавшись, что ее муж мог переборщить. Бэкхён схватился за щеку и посмотрел на отца, у которого также выступили слезы на глазах. — Да, мы совершили много ошибок, но ты не имеешь никаких прав так говорить с нами! Мы не так тебя воспитывали, — Бэкхён судорожно выдохнул, тихо слушая слова отца. Что еще он мог сказать в данной ситуации? Он действительно перешел черту. Не на родителях нужно было срываться как собака с цепи, кусаясь за болячки прошлого. — Есть моменты, которые мы понимаем только спустя некоторое время. Да, возможно, если бы не пуля, то мы бы сейчас продолжали держать обиды друг на друга, но рано или поздно, мы бы пришли к тебе. И не из жалости мы с тобой и даже не потому, что ты наш сын и это наш долг, а потому, что мы тебя любим. Согласен, мы редко звонили и интересовались, — наши чувства были окутаны гордыней, не позволяя сделать первых шагов, — но мы каждый день думали о тебе и говорили о тебе, а мать твоя каждую ночь плакала в подушку. — Х-хватит, дорогой, — сквозь всхлипы произнесла его жена, сидевшая все также на краю кровати, но мужчине нужно было также высказаться. — Я не понимаю этого, — повторил Бён свою позицию. — Честно, сын, не понимаю, как взрослый нормальный мужик может спать с другим мужиком, но я стараюсь закрывать глаза на свои устоявшие взгляды на этот мир и принять это. Ты тоже прояви немного понимания и не обвиняй нас во всех грехах. Мы тоже люди и мы тоже имеем право ошибаться. Если ты не можешь простить то, что мы несколько лет не общались с тобой, то зачем ты здесь? Бэкхён продолжал молчать. Он даже не собирался отвечать, желая исчезнуть прямо сейчас. Испариться так, чтобы его никто не нашел. Отец был прав. Они ведь не виноваты в том, что их так воспитали бабушка с дедушкой, которым также навязали какие-то нормы и правила. И, возможно, он просто пытался выставить себя жертвой во всей ситуации, потому что ему больно, в который раз признаваться самому себе в собственных ошибках. Старший Бён подошел к жене, чтобы помочь подняться с места и вывести из комнаты, давая сыну возможность обо всем подумать. Бэк следил за ними и чувствовал себя мягко говоря отвратно, снова стало тошнить — рвота подступала к горлу, но тут же отступала. Проводив родителей взглядом до двери, он вдруг нашел в себе силы выдавить тихое «стойте». Старшие синхронно обернулись, глядя на сына с прежней любовью, которая никуда не делась и интерн слабо улыбнулся. — Выедем к семье Пак в пять часов, м? В дом семьи Чанёля семейство Бён поехало на такси, не затронув больше тему прошлых обид. Бэкхёна заметно отпустило после пощечины отца, которая так необходима была ему в тот момент. Это трезвило его ум и способность чувствовать возвращалась к нему стремительно быстро. Он решил, что сегодня он все свои мысли выложит на бумаге и сожжет, прощаясь с ошибками и обидами навсегда. Это не значило, что отныне он будет поступать только правильно и обдуманно, ведь это невозможно. Но он будет стараться здраво размышлять и доверять лишь ближним своим, а не всем, кого посчитает хорошими людьми. — Какой красивый сад, — первый комментарий его матери, когда они приехали на место. — Ворота здоровские, — подхватил ее отец, заставляя Бэка закатить глаза. Родители такие родители. Пак встретил их, как подобает, выражая всю свою искренность в словах и действиях. Мать шепнула ему что-то о том, какой же Чанёль воспитанный, на что Бэк довольно улыбнулся. Семья доктора приветствовала их с легкими доброжелательными улыбками на лицах, успокаивая интерна, который всю дорогу от собственной квартиры переживал относительно этой встречи. Он до ужаса боялся, что госпожа Пак или господин Пак на самом деле не желали этого ужина. Почему-то уверенно думал, что это затея Чанёля и он как-то заставил их согласиться. Но знакомство проходило лучше, чем представлял себе это Бэкхён. Даже Чанёль не ожидал такой радушной встречи, предполагая что все пройдет скомкано и строго. Но никаких косых, никаких осуждающих взглядов никто не заметил. Хёну и племянник Пака первое время околачивались возле гостей, но потом им стало скучно среди взрослых и они убежали в детскую, обещав не шуметь очень сильно. Хани не могла определиться, где и с кем ей быть — то просилась на ручки к отцу, то к бабушке, то к Бэкхёну, то убегала к старшему брату, но потом снова возвращалась. Видимо, мальчики не особо уделяли ей внимание. За ужином в основном говорили родители мужчин, пока вторые помалкивали и переглядывались, скрывая смущенные улыбки. — Я бы хотел еще раз поблагодарить вас за то, что вы приехали, уделив нам драгоценное время, — вежливо произнес отец Чанёля, приподняв бокал вина. Они выпили за встречу и тут госпожа Пак попросила Бэка уделить ей минутку внимания, приглашая на балкон. Чанёль проводил их взглядом и ободряюще улыбнулся, кивнув, мол все в порядке. И пока интерн общался с его матерью на балконе, сам аккуратно вклинился в разговор остальных. — Бэкхён, — начала госпожа Пак, стоя на балконе и глядя на небо. Интерну было страшно даже представить, зачем его сюда вызволили. — Я хотела бы извиниться за тот день. Это все мое удивление и шок. — Я понимаю, вам не нужно извиняться, — кивнул Бэк. — И хотела бы выразить искреннюю благодарность за то, что спас жизнь моего сына. Для меня это… — Госпожа Пак, — прервал ее Бён, аккуратно коснувшись ее плеча. Женщина перевела взгляд на интерна. — Прежде чем вы это скажете, я настаиваю, чтобы вы перестали меня благодарить. Я понимаю ваши чувства, но все, чего бы мне хотелось, — это чтобы вы воспринимали меня не как того, кто спас вашего сына, а как того, кто всей душой его любит и кто хочет быть только с ним. Я хочу, чтобы вы узнали меня, Бён Бэкхёна, и забыли о том роковом дне. Очень вас прошу. Женщина молчала некоторое время, продолжая разглядывать лицо интерна, и второй понятливо улыбнулся, потому что его услышали. И его принимали, как Бён Бэкхёна — спутника жизни Чанёля, а не как какого-то героя. Этого было достаточно. Остаток вечера они провели за добродушной беседой в гостиной, узнавая друг друга ближе. Хёну лишь раз вышел в гостиную, чтобы немного посидеть с гостями, но позже племянник доктора снова увел его в свою комнату. А Хани дремала на руках Бэкхёна и госпожа Пак не скрывала удивления. — Дети к тебе действительно привязались, — улыбнулась женщина и поднялась с дивана. — Хочешь я покажу тебе детские фотографии Ёлли? — Мам! — возмутился Пак, который скрывался на кухне, нарезая фрукты для гостей. — С удовольствием посмотрю! — воодушевился Бён и последовал за женщиной, не скрывая довольной ухмылки. Сегодняшний день пропитался всеми возможными эмоциями, поражая Бэкхёна тем, как сильно могло меняться его настроение. Вечер в кругу семьи Пака и собственных родителей наполнили его новыми силами и энергией, которых так не хватало в последние два-три дня. Душой он ощущал, что близился момент, когда он обретет легкость и покой в отношении всего. Этот день не за горами.***
Ужин с родными Чанёля повлиял на состояние Бэкхёна достаточно положительно. Когда госпожа Пак сказала Бэкхёну, что теперь они все родные друг другу и могут считаться большой семьей, беспокойство по поводу отношений с семьей его мужчины развеялось, уступая место успокоению. Бён ехал на работу и чувствовал себя куда лучше в первый рабочий день, не как студента. Он не волновался и не переживал, потому что возвращался на работу, как после длительного отпуска. Его даже не пугало то, что он больше трех месяцев не практиковался и, возможно, это могло как-то повлиять на его работу. Но в себе он был уверен, ведь рядом с ним будет Пак Чанёль. Он не оставит его и обязательно подскажет и направит, если интерн немного растеряется. Даже собрание не пугало Бёна, несмотря на то, что там будет Чунмен — мужчина, который был главной головной болью и Чанёля, и Бэкхёна, и других врачей. По словам О, у них достаточно улик, чтобы выставить Кима за дверь, но ведь не только это играло роль. Он как никак чей-то там родственник. Черт бы их побрал, эти родственные связи. В таких случаях. Стоя перед зданием родильного дома, Бэкхён слабо улыбнулся, вспоминая свой первый день. То, как они с Сехуном также стояли перед воротами этой больницы и сомневались, что попали по адресу. Ведь на самом деле они не верили, что их куратору удалось устроить их в такую хорошую больницу. Интерн прошел ворота, шагая по главной дороге, что вела к центральному входу. Он озирался по сторонам, любуясь пышной зеленью вокруг. Тогда в первый день он также заметил это и не мог не отметить это плюсом, как и свое искреннее изумление стоило им войти в здание. Он помнил, как стал сравнивать свои ощущения в коридорах этого роддома, с теми, что вызывали те клиники, в которых он раньше бывал. Когда Сольхен счастливо стала махать рукой, не скрывая своей радости возвращению Бэка, второй также улыбнулся ей. Эта женщина с первых дней была приветлива к ним с О. Интерн вспомнил, как она намекнула им, что с руководителем интернатуры им крупно повезло. Как перепутал Чунмена с Чанёлем, а потом первое впечатление о человеке, без которого сегодня не представлял свою жизнь. Как в открытую изучал его с ног до головы и сходил с ума каждый раз, когда Пак поправлял очки на переносице, выглядя чертовски серьезным. Бэкхён любил, когда старший был сосредоточен лишь на работе, проявляя настоящий профессионализм. 365 Главный врач Акушер-гинеколог Пак Чанёль Бэкхён несколько секунд смотрел на вывеску и снова улыбнулся, ностальгируя. Пак Чанёль… Ему хотелось произносить это имя в уме не прекращая, потому что оно звучало так красиво, а дарило столько тепла и спокойствия. Боже… О чем он думал? — Ты пришел? — А ты не ждал? — ответил Бэкхён на вопрос удивленного Пака, который стоял позади него с папками в руках. Пак прошел мимо парня, слегка задев плечом, и открыл дверь в кабинет, пропуская интерна. Отсутствие вещей Со Джон не могло не порадовать Бёна, который тут же бросил рюкзак на стул своего рабочего стола, пока старший расставлял папки на полках. Когда главврач поправил очки, щуря глазки, Бэкхён прикусил губу, сохраняя желание поцеловаться при себе. — Если честно, то не ждал, — ответил Пак, хотя Бэк уже и не ждал ответа. Он вскинул брови, мол с чего мужчина вдруг пришел к такому выводу? — Думал, что ты все-таки согласишься на предложение Хвана. — Почему? — Из-за Чунмена, — предположил неуверенно Пак и присел на край стола. — Или из-за статуса. — Думаешь, это так важно для меня? — Я бы не упрекал за это, ведь это правильно, — улыбнулся Пак, спрятав руки в карманах халата. — Всегда нужно стремиться к лучшему. — Возможно, — кивнул Бэкхён и подошел к старшему, сокращая расстояние между ними до минимума. — Да, у них статус и хорошая заработная плата, да, очень много женщин выбирают именно их, но все же есть у них один большой недостаток, — глаза в глаза, проговорил Бэк, поглаживая пальцами плечи мужчины. — И какой же? — шепотом спросил мужчина. Бэкхён с игривой ухмылкой на губах снял очки Пака и отложил их на стол, чтобы потом осторожно коснуться его губ и прошептать в ответ: — У них нет тебя. Скрыть довольную мину Чанёлю не удалось и он чуть ли не мурлыкал от ласки, которую младший дарил ему, пока говорил. Старший не любил похвалу в свой адрес, но именно от интерна постоянно ждал ободряющих слов, поддержку и его безграничную любовь. Ему всегда нужно было подтверждение того, что он оставался для парня самым лучшим. И сейчас Бэкхён действительно успокоил его, ведь столько дней он пребывал в вечном переживании о решении интерна. Он мог попросить его прямо остаться с ним здесь, но мужчина сдержал свое собственническое чувство, позволяя интерну принять решение самостоятельно безо всякого давления. И Паку постоянно думалось, что выбор интерна падет на предложение Хван Сина, но в который раз Бэкхён выбирал его. Он всегда выбирал его. — Я хочу стать профессионалом под вашим руководством, потому что в вашей квалификации я нисколько не сомневаюсь, — добавил Бэк деловито и чмокнул мужчину в кончик носа. — Никаких поблажек, интерн, учти, — подмигнул Пак и рассмеялся, стоило Бэку сморщить носик наигранным недовольством. — Упс, прошу прощения! — нисколько не смущаясь того, что застал мужчин за личным, произнес О Сехун, беспардонно ввалившись в кабинет. — Понимаю, что у вас любовь, но одна проблема осталась нерешенной. Собственно та самая нерешенная проблема явилась на собрание с опозданием на пятнадцать минут, оправдываясь тем, что у него была пациентка. В небольшом кабинете за длинным столом сидели не все сотрудники, лишь те, кого касались определенные проблемы. Чанёль начал говорить уверенно, отчитываясь перед директором четко, как есть. Излагал дальнейший план работы, но в середине речи его прервал сам директор, предлагая перейти к главной теме собрания. Чунмен фыркнул, что не скрылось от интерна, который тут же одарил его осуждающим взглядом. Пусть он и не имел право судить этого человека, но Бэкхён не собирался понимать его. И его грызло чувство любопытства, что же все-таки случилось такого ужасного, что оставлять доктора Кима и дальше стало бы чудовищной ошибкой. — Уважаемый доктор Квон, — Чанёль поднялся со стула, доставая телефон из кармана брюк. — Я не раз обращался к вам с просьбой поставить под сомнение работу нашего сотрудника Ким Чунмена, — называть его доктором у мужчины не поворачивался язык. — Вы повторяли и утверждали, что он хороший врач и в нем нет никаких сомнений. Я попросил вас об этом несколько лет назад, но вы уверили меня в его честности и профессионализме. И не спорю, как врач, он выполнял свои обязанности отлично, но в плане честности мои опасения каждый раз лишь подтверждались с большей вероятностью. Я долгое время закрывал глаза на многие вещи, мои коллеги, — Пак обвел взглядом присутствующих и доктор Лу кивнул ему, соглашаясь с каждым словом, — тоже терпели и молчали, закрывали глаза на его беспардонность и даже хамство… — Ближе к делу, Пак, — недовольно проворчал Квон, покосившись на Чунмена, который молча сидел, уставившись на поверхность стола. — Чрезмерная своевольность и взятничество ни в коем случае не приемлемы в больницах, — строго произнес Пак. — Я прошу вас при всех своих коллегах разрешить мне наконец уволить Чунмена. — Доказательства у тебя есть, Пак? — фыркнул Чунмен, сложив руки на груди. — Нужно было пригласить эту дамочку, — рявкнул О, привлекая к себе внимание. — Интерн О, — Пак дал понять не вмешиваться в разговор без его проса и Сехун притих. — Какую дамочку? — вмешался Квон и Бэкхён заметил, как Чунмен напрягся, а взгляд нервно забегал по сторонам. — Со Джон, — ответил Пак. — Но о ней мы с вами доктор Квон поговорим наедине. — Да что с ней за история? — шепотом спросил Бён, склонившись к Сехуну. Второй взглядом дал понять, что не время это обсуждать. — Ц, — закатил Бэк глаза и О пришлось обещать, что он все выложит, как только они покинут этот кабинет. — Так что, доктор Квон? Ваш ответ? Или вы хотите, чтобы я вашего родственника перед всеми опозорил? — хмыкнул Пак, скрестив руки. — Опозорил? — Чунмен подскочил с места. — Тогда давай поговорим о том, как ты трахаешься с интерном в собственном кабинете в рабочее время! Одна из врачей удивленно вздохнула, прикрывая рот рукой, а некоторые стали шептаться, глядя на доктора Пака и на Бэкхёна, который сжался на стуле, пытаясь спрятаться от осуждающего взгляда Чунмена. Но Чанёль оставался абсолютно спокойным. — Это правда? — все тем же тоном спросил Квон и перевел взгляд на Бэкхёна, которого Пак заставил встать рядом с собой, взяв за руку. Бэк не понимал, что за чертовщина сейчас происходит, почему Чанёль молчал и не пытался придумать какие-то истории, ведь их могли всех поувольнять. Вместо этого Пак покрепче сжал ладонь Бёна и взглянул на младшего, улыбнувшись той улыбкой, которую дарил лишь для него. — Пак! — Да, — с вызовом бросил Чанёль и ухмыльнулся, когда Чунмен ошарашенно осел на стуле. — Мы вместе, но не вижу причин за это увольнять меня, доктор Квон. Наши отношения — это сугубо наши и мы никогда не смешивали их с работой. Личная жизнь оставалось и остается за стенами больницы. Но если вы принципиальны в этом вопросе, то я сам напишу заявление об увольнении. — Вы должны уволить Кима! — взорвался Сехун, также поднимаясь с места. — Он не компетентный врач, к тому же, если вы послушаете доказательство, которое мы для вас подготовили, то сами в этом убедитесь. Он не достоин даже зваться доктором, что говорить о работе! — Довольно! — воскликнул Квон, поднимаясь на ноги. — Чанёль и Чунмен пройдемте за мной, остальные расходятся работать! Бэкхён остановил Чанёля у выхода, взяв крепко за руку. — Я… Спасибо, Чанёль, — все, что смог выдавить Бэкхён, тронутый поведением старшего. — Я люблю тебя. — И я тебя, — выдохнул Пак и чмокнул Бёна в губы, пока никто не видел. Они заперлись в кабинете главврача на несколько минут, чтобы поставить все точки над «и». Бэкхён не отставал от Сеха, в попытках разузнать, что же произошло на самом деле и при чем здесь Со Джон. А когда выяснилось, что Со Джон специально перевелась в эту больницу поближе к Чунмену, чтобы помочь избавиться от Чанёля, то был поражен. Эти люди оказались не просто ужасными, а омерзительными. Он и сам уйдет в другую клинику, если такой аморальный поступок будет прощен. Чунмена обязаны были лишить лицензии на врачебную практику. И справедливость действительно восторжествовала, когда Чанёль с облегчением выдохнул на ушко Бэкхёна «мы сделали это». «Мы сделали это» значило куда больше, чем избавление от двух жалких людишек, которые были по уши в грязи. «Мы сделали это» значило не только победу над этими двумя. «Мы сделали это» значило огромную победу в первую очередь над собственными страхами. «Мы сделали это» значил конец всей недосказанности, значил конец всей неопределенности, значил конец всем переживаниям. «Мы сделали это» означало доказательством тому, что они выдержали все и остались друг с другом. Они вместе, несмотря ни на что и вопреки всему. И вечером, когда Бэкхён заехал в гости домой к Чанёлю, снова убедился в словах старшего. Они действительно сделали это. Пока Хёну и Хани развлекались игрушками, разбросанными в гостиной, Чанёль увел интерна в свою комнату. — Что такое? — не понимал Бэкхён, глядя на чуть взволнованного Пака, который привел его к огромному шкафу у стены. — Ну? — нервничал Бэк, глядя на улыбающегося доктора. Старший, прежде чем открыть дверцы шкафа, наклонился к интерну и оставил чувственный поцелуй на его губах. Бэкхён тут же разомлел и блаженно улыбнулся, на мгновение забывая, зачем они вообще здесь. Чанёль открыл дверцы и указал рукой на вторую половину шкафа, где пустовали полки для вещей и висело несколько тремпелей (плечиков) для одежды. — Чанёль… — Мы с Хёну вчера освобождали полки для твоих вещей, — ответил Пак на немой вопрос. — Переезжай к нам. — Я, — Бэкхён был тронут таким сюрпризом, от которого что-то теплое разливалось в груди. Интерн не в состоянии был связать и пару слов, чтобы согласиться, ведь разве можно было отказать? Это то, чего он хотел всей душой — жить с Чанёлем и его детьми, быть одной семьей, быть в их доме настоящим членом семьи. Но слов не нужно было, ведь доктор все понял сам. Он притянул к себе младшего, крепко обнимая и вдыхая глубоко-глубоко его уже родной запах. Отныне все будет по-другому. И на этот раз об этом знали не только Бэкхён и Чанёль, но и Хёну с Хани, которые стояли и подглядывали за старшими, не скрывая довольной счастливой улыбки.