Королевство синих огней

      Этот большой полутёмный дом уже начинал навевать по-настоящему чёрную тоску. Осаму вроде бы привык существовать в вечном мраке, как создание ночи, однако раньше он видел хотя бы лунный свет и мог время от времени понежиться в его холодном сиянии. Теперь же его лишили и этого, и мир вокруг окончательно потерял для него краски, превратившись в череду множества одинаковых дней и ночей в безрадостной чёрно-серой обстановке.       Арахабаки ушёл давным-давно; ещё до того, как за плотными шторами спальни забрезжил синеватый свет. Вампир сквозь сон почувствовал, как Чуя встал с постели, услышал шуршание его одежды, уловил, как юноша, наклонившись, нежно поцеловал его в нос и, слегка повернув в сторону его голову, медленно лизнул шею, после чего до ушей донёсся скрип захлопываемой двери. Однако звука поворачивающихся в замочной скважине ключей, как раньше, за этим не последовало, что несколько удивило. Чуя всегда уходил вот так, стараясь не разбудить спящего Осаму, он пропадал невесть где целыми днями и возвращался только к ночи. Арахабаки явно всё ещё не до конца верил в связавшие их кровью узы и, хотя совершенно явно планировал превратить вампира в своего напарника, с собой его пока что не брал. Да Осаму и не горел желанием; не зная толком, почему, он пугался реального мира, того, что может ждать его за стенами этого неуютного мрачного дома. И при одной только мысли о том, что на него скоро, возможно, в прямом смысле слова наденут ошейник с цепью и будут таскать при себе, как сторожевую собаку, вампира начинало тошнить. Эти перспективы оказались слишком уж унизительными для гордого юноши.       Осаму медленно раскрыл глаза, убрал со лба руку, глянул на занавешенное окно и осторожно сел на постели, длинными тонкими пальцами пытаясь разделить спутанные чёрные волосы. Свесившись с края кровати, вампир принялся подбирать в беспорядке разбросанные по полу вещи, мягкую чёрную водолазку и узкие джинсы. Эти вещи пару дней назад принёс Чуя — он просто швырнул на подушку свёрток и, увидев удивлённое лицо Осаму, отвернулся и хмуро бросил: «Надень». Вампир только повёл плечами, но возражать не захотел, решив, что если Арахабаки сочтёт нужным, он объяснит желание переодеть будущего напарника.       Осаму недоверчиво оглядел себя и одёрнул водолазку. Вещи так непривычно облегали тело, что от этого становилось даже не по себе, словно этой одежды не было вовсе. Обхватив себя за плечи, вампир вышел из комнаты, спустился на первый этаж, миновал тёмный холл и подошёл к входной двери, медленно надавив на ручку. Обычно запертая створка неожиданно поддалась; Осаму с силой толкнул её вперёд, распахивая настежь. Сильный холодный вихрь с густым солёным ароматом дунул прямо в лицо, всколыхнув кудрявые волосы, красновато-карие глаза изумлённо расширились. Прямо перед вампиром, насколько хватало его взгляда, до самого горизонта простиралось бескрайнее море. Тёмная, почти чёрная вода, едва отражавшая собой синеватый дневной свет, с тихим плеском ударялась в тонкую кромку белого песка, над покрытой рябью поверхностью громко завывал ветер. Осаму осторожно вдохнул и тут же закашлялся — несмотря на то, что вода была так близко, воздух казался сухим, в нём словно витали крохотные частицы пыли и песка, мигом забиваясь в ноздри. Вампир живо натянул на нос высокий ворот водолазки, прошагал немного вперёд и медленно опустился на холодный сухой песок, подтягивая к лицу обтянутые джинсами худые коленки. Уткнувшись в них подбородком, Осаму прикрыл глаза и решил оторваться на время от созерцания прекрасного моря и оглядеться по сторонам. Пейзаж был отнюдь не радостным. Вдоль берега выстроились в ряд почти одинаковые дома, мало чем отличавшиеся от того, из которого только что вышел Осаму, вдалеке по правую сторону торчали силуэты каких-то высотных домов, почти теряясь в густом тумане, а слева оказался довольно крутой утёс, на самом краю которого красовался полуразрушенный маяк. Вампир чувствовал, что сейчас день, но странным образом этот день больше напоминал вечерние сумерки — полутьма, чёрно-фиолетовое небо, затянутое густыми тучами, с трудом пробивающийся сквозь них свет, смахивающий на небольшие синие огни. На таком фоне острая скала с отвесным обрывом и грязно-белая башня выглядели откровенно зловеще, напоминали кадр из какого-то фильма ужасов, которые, как знал Осаму, с восторгом смотрят многие смертные.       — Как странно… — пробормотал вампир, прищурившись и опустив длинные ресницы, и сжался в комочек, пытаясь сильнее натянуть на ладони рукава водолазки. — Сейчас ведь день… А я спокойно сижу под светом, хотя он должен обжигать меня… И где он, этот свет? Что вообще творится с этим дурацким миром? Я не понимаю…       Сзади вдруг послышалось шуршание песка, знакомый хриплый голос, явно насмехаясь, произнёс:       — Я же тебя спрашивал — когда ты солнце последний раз видел, Осаму-кун? Его здесь уж лет десять как нет, одни тучи, день и ночь почти неотличимы друг от друга. И никто не знает, почему так получилось, почему свет вдруг стал синим.       Осаму дёрнулся и обернулся на звук. Арахабаки невесть откуда материализовался за его спиной и, ухмыляясь и скрестив на груди руки, наблюдал за вампиром. Длинная красная куртка с глубоким капюшоном, накинутым на голову, чёрная майка, узкие кожаные брюки с тугим ремнём и высокие ботинки на платформе делали его ещё больше похожим на подростка. Голубые глаза с вертикальными зрачками насмешливо смотрели из-под густой рыжей чёлки, а за приоткрытыми в улыбке губами явственно поблёскивали острые зубы.       Осаму медленно поднялся на ноги, глядя на красивое лицо Арахабаки. Тот хмыкнул и, чеканя каждый шаг, подошёл ближе. Привстал на цыпочки, коснулся скулы вампира костяшками пальцев. Осаму ещё тогда, в первую встречу, заметил, какая у них большая разница в росте — Чуя едва доставал головой до его плеча. Помнится, тогда Осаму не удержался от язвительного комментария на эту тему, за что был нещадно бит по спине тугим кнутом и затем по рёбрам элегантной ножкой божества.       — В тебе теперь течёт моя кровь. С ней ты спокойно можешь жить при свете дня, — проговорил Чуя, мягко поглаживая пальцами холодную бледную кожу. От румянца, горевшего на щеках вампира ночью, не осталось даже следа, его кукольное лицо вновь стало ледяным и твёрдым, как фарфоровая маска. — Его сияние больше не будет жечь тебя, никогда. А то кто вас, вампиров, знает, может, даже и такое подобие дневного света может нанести вам вред.       — Ты… Ты был здесь всё это время? — Осаму прикрыл глаза. — Я думал, ты ушёл.       — Придурок, — Чуя презрительно фыркнул. — Надо мне больно около тебя сидеть и дожидаться, пока ваше величество проснётся после ночной оргии, — вампир дёрнулся и смущённо отвёл взгляд. — Естественно, я ушёл. Но у меня сегодня оказалось на удивление мало работы. И я решил вернуться и понаблюдать, что ты будешь делать, когда поймёшь, что больше не заперт и можешь сбежать.       Тихонько выдохнув, Чуя обнял вампира за шею и поцеловал его в губы. Осаму несмело ответил, обхватив руками его талию и придавив к себе. Вампиру всё ещё трудно было всерьёз воспринимать то, что происходит в его отношениях с божеством, хотя ничего такого уж против он уже не имел. И Осаму вполне отдавал себе отчёт в том, что сказать, будто ему не нравится целоваться с Арахабаки, не нравится извиваться каждую ночь в постели под его страстными прикосновениями, было бы в корне неправильно. Но время от времени у Осаму всё же возникали нехорошие мысли о том, что Чуя при помощи крови приручил его; вампиру очень не хотелось лишний раз даже думать об этом, однако и избавиться от этих раздумий так просто он тоже не мог.       Несколько минут прошло за поцелуями; наконец Чуя с трудом отлепился от вампира, лизнул его щёку и, потянув за волосы и заставив повернуть голову, прижался губами к мочке заострённого уха, нежно прихватывая за неё. Широко раскрыв загоревшиеся огнём голубые глаза, он поглядел на плещущееся за спиной любовника море и плотнее обнял его обеими руками.       — Красиво здесь, правда? — протянул Чуя, опустив ресницы и поглаживая ладонями костлявую спину. — Я весь город облазил, пока нашёл это место и решил, что здесь можно залечь. Оно всегда казалось мне таким, знаешь… Спокойным. Подальше от всякой грязи. Хотя, пожалуй, дело не только в этом, — Арахабаки слегка отстранился от вампира и, повернув голову, указал взглядом на руины башни на краю обрыва. — Там вон, под маяком, — дрогнувшим голосом продолжил он, — находилась лаборатория, в которой меня создали. Только узнал я это, лишь сбежав оттуда, меня никогда не выпускали на поверхность. Так и помню, как впервые увидел это море… Я даже и не представлял, что в мире существует что-то такое огромное, мокрое и солёное.       — Лаборатория? — Осаму нервно прикусил губу. — Ты же божество, при чём тут лаборатория?       — Какой же ты идиот, — раздражённо бросил Чуя. — Ты что, веришь в эти сказочки про то, что богам скучно там, наверху, и они развлечения ради спускаются на землю в человеческом облике? — вампир неуверенно кивнул в ответ. — Господи, ну вот всё объяснять надо. Пардон муа, если разочарую, но божества сами собой в этом мире не появляются. Это происходит только после того, как кто-то нарочно или по глупости снимает нужную печать. Не говоря уж о том, что перед этим необходимо найти или создать искусственно специального носителя этой сущности.       — И к какой из этих категорий относишься ты? — Осаму ядовито улыбнулся. — Искусственная кукла или ребёнок, пойманный и подвергнутый экспериментам?       Арахабаки на пару минут задумался. Его лоб собрался морщинками, глаза слегка сощурились, под чёлкой залегла глубокая тень. Было видно, что он просто в ярости, едва сдерживается, чтобы не пнуть вампира в живот.       — Я…Я не знаю, — наконец сдавленно и сердито произнёс Чуя. — Не могу точно сказать. Я слишком долгое время провёл в полной темноте, а потом вдруг раз — и словно кто-то резко включил свет. И все мои воспоминания до этого самого момента будто вытерли начисто, как ластиком. Если я и был когда-то человеком, то не помню этого, помню себя лишь Арахабаки.       Юноша прижался головой к груди вампира и прикрыл глаза.       — Столько времени уже прошло, а мне до сих пор трудно убедить себя в том, что меня там уже нет, что я сбежал и теперь свободен, — Арахабаки слегка поморщился, как от головной боли. — Поэтому я и выбрал это место — это своеобразная терапия, сижу вот так, смотрю на маяк, вспоминаю, каких ужасов там насмотрелся, думаю о том, что никто больше не посмеет творить со мной такое. И это приносит облегчение на какое-то время. Жуткое место. Там всегда пахло смертью, Осаму-кун. Ты даже не представляешь, сколько подопытных вроде меня там ежедневно умирало. Люди очень жестоки. Это только кажется, что они наиболее слабые из живущих сейчас существ, они способны на такую кровожадность ради своих целей, подчас глупых, что вампирам такие ужасы даже в самых страшных кошмарах не снились.       Осаму не нашёлся, что ответить, просто обнял обеими руками и прижался щекой к виску божества, потираясь носом о мягкую ткань капюшона и вдыхая аромат рыжих кудрей. От него исходило ровное, приятное тепло, и чувствовался запах крови из ещё не зажившего укуса вампира.       — А ты, Осаму-кун? — вдруг тихо спросил Арахабаки.       — А? — Осаму вздрогнул и опустил на него взгляд. В красноватых глазах явственно читалось недоумение. — Ты о чём?       — Ну, у тебя ведь тоже есть леденящая кровь история? — Чуя приподнял голову и посмотрел ему в лицо, плотнее обвивая руками шею. — Что-то мне подсказывает, что ты тоже не добровольно стал вампиром.       Осаму дёрнулся, густо сглотнул и через силу выдавил улыбку:       — С чего ты это взял, Чуя?       — Мало кто заражается вампиризмом добровольно, — Арахабаки слегка сдвинул брови. — Перспективы весьма заманчивые, но и риск огромный. Если организм недостаточно сильный, можно подохнуть в страшных муках в ближайшие пару часов после заражения, а можно выжить, но поехать мозгами. Единицы ухитряются стать вампирами, сумев сохранить при этом свою настоящую личность.       Осаму усмехнулся краешком рта.       — А ты хорошо осведомлён.       — Ещё бы, глупый. Надо же знать, на кого охотишься, — Чуя фыркнул в ответ и, отстранившись от него, плюхнулся на холодный песок, тяня вампира к себе за руку. — Так как ты дошёл до жизни такой?       Осаму не стал противиться и послушно уселся рядом с ним; скривившись, указал взглядом на бинты на своей шее и руках.       — А ты как думаешь? Ты ведь видел мои шрамы, неужели никаких мыслей не возникло? Ты меня разочаруешь, если скажешь, что нет.       По бледному лицу Арахабаки пробежала тень.       — Я подозревал. С собой покончить пытался?       Осаму скромно потупился, словно рассказывает не о попытках свести счёты с жизнью, а о какой-то глупой и забавной детской шалости.       — С самого детства. Всё перепробовал, но ни разу не получилось. И в конце концов одна из моих попыток плохо закончилась. Я попытался сброситься в море с обрыва, надеялся, что точно разобьюсь о камни… Но не знал, что за мной всё это время наблюдал древний вампир. Я помню только, как шагнул с этого обрыва, потом провал. Очнулся уже в этом теле. Тот старик бросился на меня и успел укусить прежде, чем я ударился о скалы. Как он потом говорил, — Осаму опустил ресницы, — не мог допустить, чтобы такое прекрасное существо так бездарно погибло. Сволочь. Лишил меня последней радости. Вот так, — он обречённо улыбнулся и глянул на Арахабаки. Лицо Чуи оставалось непроницаемым, но в глазах запрыгали черти. — Сойдёт за леденящую кровь историю?       — У меня только один вопрос… — вдруг угрожающе протянул Чуя. — Этот древний, он… Он тебя трогал?       Осаму нервно засмеялся и потёр рукой затылок.       — Что ты, Чуя. Я пробыл с ним совсем недолго, от силы пару дней. Он объяснил мне, как следует себя вести вампиру, и исчез, больше я его не видел. Ты что, до сих пор не веришь, что я достался тебе девственником? — он хмыкнул. — Задница недостаточно узкая была?       Чуя гневно фыркнул и отвернулся от него, скрещивая руки на груди. На какое-то время они оба примолкли.       — Скажи мне ещё одну вещь, Осаму-кун, — наконец нарушил эту неловкую паузу Чуя. — Какого чёрта ты так отчаянно пытался помереть?       — А ты видишь смысл цепляться за что-то вроде жизни? — равнодушно бросил Осаму. — Я его не видел. Не понимал, зачем только родился, взрослею и живу. Мне всё время казалось, что я существую в каком-то ядовитом сновидении, всё вокруг меня выглядело каким-то картонным и ненастоящим. Я просто искал способ пробудиться от этого сна. И я до сих пор от этого чувства не избавился, только понимаю, что теперь уж точно застрял в этом сне навсегда.       Чуя вдруг презрительно скривился:       — Меня обычно ужасно бесят такие, как ты. Я слишком много раз видел, как кто-то пытается уцепиться за жизнь зубами и ногтями, выжить вопреки всему, и всё равно в итоге умирает. И такая злость берёт, когда вижу существо вроде тебя, которое абсолютно не ценит то, что оно живое, и мечтает лишь умереть, — он зло сплюнул на песок и подтянул к себе острые коленки, упираясь в них подбородком. Длинная рыжая чёлка выбилась из-под капюшона и упала ему на лицо, скрывая собой глаза; Осаму теперь видел только торчащий вздёрнутый нос и злой оскал острых зубов.       — Если так, то почему ты схватил меня? — вампир сердито насупился. — Твоим заданием, насколько я помню, было притащить меня в Орден и сдать на опыты, а в худшем случае — убить. Но ты этого не сделал, запер меня здесь, заставил голодать и в конце концов насильно вынудил выпить твоей крови, а теперь говоришь, что тебя такие, как я, бесят?! Я совсем тебя не понимаю, Чуя! — он скривил губы, его лицо мигом стало напоминать мордочку обиженного маленького ребёнка.       И вновь между ними повисло тяжёлое молчание.       — А я тебе скажу, почему, — спустя пару минут ледяным голосом произнёс Чуя, повернув к нему бледное лицо со страшно горящими голубым огнём глазами. Осаму выжидательно уставился на него, похлопывая себя по щеке подушечками пальцев. Арахабаки скрипнул зубами и недовольно продолжил: — Потому, что одиночество меня бесит ещё сильнее.       Осаму надулся и отвернулся от него, сделав вид, что поглощён рассматриванием силуэтов высоток, видневшихся вдалеке. Сколько ни имей дел с такими божествами, они всё равно останутся загадкой. В этом был весь Чуя, он не поддавался никаким просчётам вампира, тот не мог угадать, что любовник в следующий момент скажет или сделает. Обычно-то Осаму читал почти всех других существ, как раскрытую книгу, и вполне мог ловко ими манипулировать в своих целях. Но Арахабаки особенный, отличается от них. И этим, пожалуй, всё же привлекает к себе.       — Ты жалеешь о своём прошлом, Чуя? — юноша вздрогнул и посмотрел на вампира. — Грустишь хоть иногда? Ругаешь судьбу за то, что всё это выпало именно на твою долю?       Чуя тяжело вздохнул и, повернув голову, поглядел на зловещий маяк. Мигом вспомнилась большая квадратная комната без окон, со стенами, облицованными безликими серыми панелями, заставленная противно пищащими компьютерами; вспомнилась стеклянная капсула, в которой всегда было ужасно холодно спать, вспомнились провода, опутывающие тело, и присоски в разных местах, оставляющие почти не заживавшие следы; вспомнились болезненные уколы, отдалённые голоса и выплывающие из мрака туманные лица. Ярким пятном на фоне этих тусклых картин промелькнули страшные моменты, когда Чуя, не умеющий управлять собственными силами, с воплями бросался на стены и даже бился об потолок, один раз до крови расколошматив себе голову, и он был не в силах ничего с этим сделать. Он ранил очень многих окружающих его существ, пока учился контролировать себя, заключённое в нём божество обладало слишком уж угрожающими способностями и вдобавок имело дурной характер, оно не желало подчиняться своему носителю, замученному семилетнему мальчику было просто не по силам сломить его. И почему-то именно эти картинки виделись особенно отчётливо. Наверное, потому, что только в те жуткие минуты Чуя был в сознании и мог что-то запоминать, всё остальное же время он проводил в сумрачном состоянии, повиснув где-то между сном и явью, чувствуя и слыша своё окружение, но не в состоянии на него реагировать. Он не мог сказать, что ему холодно, не мог пожаловаться на боль, онемевший язык попросту не подчинялся ему.       Жалел ли Чуя себя и проклинал ли судьбу? Нет. Он просто тогда не знал, что это такое, ему не были знакомы никакие чувства из тех, что делают любое существо живым. Он не чувствовал жалости, страха, желаний. Вообще ничего, кроме боли. Но одно юноша знал точно — то, что он в конце концов сбежал прочь из этой лаборатории, поубивав по пути к чертям всех своих мучителей, было правильным и единственным выходом. Потому что неизвестно, что бы с ним сделали по окончанию эксперимента, вполне вероятно, что и усыпили бы, сообразив, что Арахабаки совершенно неуправляем и использовать его просто опасно. А теперь Чуя был свободен, он получил возможность провести свою бессмертную жизнь так, как захочет сам.       — Ругаю ли я судьбу? — он тихонько засмеялся. — Ну, бывает, наверное, иногда. Но редко. А ты свою небось проклинаешь каждый день.       — И да, и нет, — загадочно ответил Осаму.       — Как это? — заинтересовался Арахабаки.       — А так, что с одной стороны проклинаю, потому что у меня отняли последнюю радость в жизни, — вампир поморщился, — а с другой, я рад, что так вышло; может, хоть за эту бесконечность я смогу найти нечто такое, ради чего стоит жить.       — Не найдёшь, — решительно отрезал Чуя. Осаму дёрнулся и зло поглядел на Арахабаки, заправляя за ухо прядь чёрных волос. — Нельзя познать смысл жизни и захотеть жить, когда ты не можешь умереть. Сам по себе этот смысл состоит в том, что жизнь одна, и что она не бесконечна. Но ты не сможешь этого осознать, пока хоть раз не окажешься на волоске от смерти.       Осаму заметно скис и опустил голову.       — Понятно.       — Именно поэтому бессмертие — в каком-то смысле настоящее проклятие, — продолжил Арахабаки. Он собрал горсть белого песка и разжал руку, пропуская мелкие частички сквозь затянутые в кожаные перчатки пальцы. — Когда понимаешь, что твоей жизни ничто не может навредить, перестаёшь цепляться за неё с таким отчаянием.       Он посильнее натянул на голову капюшон и нахохлился, как сердитая птичка. Осаму секунду молча глядел на него, потом, осмелившись, пододвинулся поближе и положил голову ему на плечо.       — Скажи, ты… Ты правда хочешь сделать меня своим напарником?       — Имеешь что-то против? — буркнул Чуя. — Не заставляю. Можешь валить на все четыре стороны, я тебя верёвками тут не привязываю. Если ты всерьёз захочешь уйти, я всё равно не смогу тебя удержать.       — Лицемер, — хмыкнул Осаму и на секунду прижался губами к его плечу.       Арахабаки зло покосился на него горящим глазом.       — Кто-то, я смотрю, давно по лбу не получал. Чего обзываешься?       — Ты говоришь «вали на все четыре стороны», но при этом знаешь, что я никуда от тебя не денусь, — Осаму слегка сощурился. — Потому что ты меня уже посадил на свою кровь.       — Ты же мечтаешь умереть, в чём проблема? — Чуя пожал плечами.       — Ты ни черта не понял, Чуя. Меня привлекает быстрое и безболезненное самоубийство, — Осаму поджал губы, — а не мучительная смерть от голода. Знаешь небось, как вампиру хреново помирать от нехватки крови, он будто сохнет изнутри, и это очень больно и неприятно.       — А ты-то откуда знаешь? — ухмыльнулся Арахабаки. — Пробовал?       Осаму отвёл взгляд помутневших глаз.       — Было дело. Просто хотел убедиться, что это совсем не то, что мне надо.       Чуя тяжело вздохнул и, завалившись вбок, склонил голову к его острому плечу.       — А я считал себя конченным… Надо же, оказывается, есть существа и ещё более отбитые, чем я.       Вампир легонько дотронулся губами до его виска и втянул носом воздух. Машинально потянувшись к шее Арахабаки, он дёрнулся и замер, прикусив губу клыками.       — Проголодался? — Чуя улыбнулся и, отодвинув в сторону воротник куртки и скинув капюшон, оттянул тонкий кожаный ошейник. Осаму нервно сглотнул, увидев мелкие ранки от зубов сбоку его шеи; они уже подсохли, но ещё не успели совсем затянуться с ночи. Вампир невольно облизнулся и наклонился, но в его губы тут же ткнулись тонкие пальцы.       — Ну нет, не здесь. Тут слишком грязно, ты пыли наглотаешься, а я заразу какую-нибудь через кровь занесу. Если хочешь крови, пошли в постель.       — Извращенец, — констатировал Осаму. — Только об этом и думаешь.       — А ты как хотел? — ухмыльнулся Арахабаки и встал. — Думал, я тебя просто так своей драгоценной кровью кормить буду? Нет, моя радость, в этом мире бесплатно ничего не бывает, придётся отрабатывать. Так что? Хочешь?       Осаму легонько задрожал, прикусив губу. В горле мигом пересохло. Чуя наблюдал за ним, протянув руку и самодовольно усмехаясь краешком рта. Он знал, что долго уговаривать вампира не придётся, жажда слишком велика.       — Чёрт возьми… — Осаму измученно выдохнул и, вцепившись в поданную кисть, поднялся. — Ладно, пойдём.       — Вот и умница, — улыбнулся своим страшным оскалом Арахабаки.       Чуя нервно дёрнулся и запрокинул голову на мягкие подушки, когда Осаму жадно вцепился в его шею. Протянув руки, юноша погладил костлявую спину вампира, спустившись по ней на поясницу и сжимая пальцами в складки мягкую водолазку. Улыбаясь, Арахабаки с наслаждением прислушивался к причмокиванию и постанываниям, которые издавал вампир.       — Это весьма интимный процесс, ты не находишь? — спросил он с усмешкой и прикрыл глаза. — Ты каждый раз так увлечённо сосёшь эту кровь. Как ребёнок соску.       Осаму непременно бы съязвил в ответ, но сейчас ему было не до этого. Вампир слегка разжал зубы, но только для того, чтобы высунуть шершавый язык и широко лизнуть кровоточащую ранку. Сдавив пальцами плечи Арахабаки, он медленно провёл кончиком языка от скулы до основания шеи, вновь присосался к ранке. Чуя крепче придавил его к себе обеими руками и, проведя ладонями по спине вниз, с силой сжал его ягодицы. Осаму вздрогнул, Арахабаки отметил, как порозовели его скулы и налились кровью губы. Чую это забавляло; сколько бы они ни целовались, сколько бы ни занимались сексом, вампир всё равно трогательно краснел каждый раз, когда Арахабаки прикасался к нему.       Он легонько потянул Осаму за волосы, заставляя с громким «чмок» отлепиться от ранки и запрокинуть голову, и поцеловал его забинтованную шею. Пройдясь короткими прикосновениями вверх, он тронул кончиком языка окровавленные губы вампира. Осаму тяжело дышал, мелкие тёмно-красные капельки так и застыли на его губах.       — Эй, — Чуя тихонько усмехнулся, водя по его щеке костяшками пальцев. — Не будь такой жадиной, надо знать, когда остановиться. Ты же не хочешь подсесть окончательно и сойти с ума, правда?       Осаму сам потянулся к нему в ответ и поцеловал, вдавив в подушки.       — Это я-то жадина? — прошептал он с усмешкой. — Ты ведь сам меня от себя отодрал. Хотя в тебе крови столько, что на троих вампиров хватит.       — Если ты будешь пить слишком много, у тебя возникнет такая зависимость, что ты не сможешь выдержать без крови и пары часов, — Чуя тронул пальцами его острый подбородок и хитро сощурился. — А ты мне ещё адекватным нужен. И да, я не стану с тобой нянькаться, если пойму, что ты слетел с катушек. Так и знай.       — Бросишь умирать, — фыркнул Осаму. — Кто бы сомневался.       На лице Арахабаки возникла злая улыбка.       — Именно, — самодовольно протянул он, погладив вампира за заострённым ухом и заправив за него прядь чёрных волос. — И не думай, что у меня дрогнут руки.       И вправду не дрогнут. Божества таких слов на ветер не бросают. Осаму облизнул капельки крови с губ и, стараясь не дрожать, отстранился, стягивая с себя через голову чёрную водолазку. Он даже не успел ещё вывернуться из одежды, а горячие ладони уже прижались к его животу, нащупывая пуговицу на джинсах. Ремень своих брюк Арахабаки успел расстегнуть, и поэтому, когда он, опять обняв вампира обеими руками, опрокинул его на себя и с силой потёрся твёрдым пахом о его бёдра, Осаму изумлённо выдохнул, почувствовав, как он возбуждён.       — Обезьяна похотливая, — не выдержав, язвительно прошептал вампир. — У тебя что, всё время на меня стоит?       — А что, если и так? — голубые глаза загорелись безумным огнём, Чуя лизнул щёку вампира, отчего юношу мигом бросило в дрожь. — Что-то не нравится?       Осаму обнял его за шею, уткнувшись лбом в лоб.       — Нет, ничего… Я просто недоумеваю, откуда у тебя столько сил, в таком-то крошечном тельце.       — За крошечное тельце я тебе позже всыплю. А силы оттуда, радость моя, — Чуя, хмыкнув, с силой хлопнул его по ягодице, вампир ойкнул и подпрыгнул, а Арахабаки прижался губами к его уху и жарко зашептал, — что я хочу тебя. Всё время хочу, каждую секунду. А ещё меня заводит, когда ты так сосёшь мою кровь. А я ведь мог бы дать тебе пососать кое-что другое…       — Прекрати… А-а, — Осаму протяжно застонал, когда Арахабаки просунул руку в перчатке между их тел и обхватил напряжённый член, крепко сжав пальцы на его основании. — Мы же и так почти всю ночь кувыркались, неужели тебе мало…       — Мне всегда будет мало, — жадно прошептал Чуя, облизывая его шею, которую между делом успел освободить от бинтов. — Будь моя воля, я бы тебя трахал днями и ночами напролёт, да только побаиваюсь, что ты от изнеможения помрёшь, вот и даю передышку. Тебе нужна моя кровь, а мне — твоё тело. Вполне честно, ты так не думаешь?       — М-м-м… — Осаму прикусил губу и залился краской, чувствуя, как под движениями его руки член против воли наливается тяжестью. — Странные у тебя понятия о честности…       Он выгнул спину, слегка отстраняясь, перехватил ладонь Арахабаки трясущейся рукой. Чуя с недовольством на него посмотрел.       — Что? Не хочешь? — протянул он.       — …Перчатки сними, фокусник хренов, — вдруг со злостью процедил Осаму и, поднеся его кисть ко рту, с силой потянул за тонкую кожу. Прихватив указательный палец острыми клыками, он легко содрал перчатку и отбросил её в сторону, Арахабаки слегка шевельнул пальцами, касаясь его губ, и вампир поцеловал его подушечки, после чего, взяв за запястье, осторожно вернул руку к своему паху. — Ах… Так гораздо лучше…       — Не нравится, как член о ткань трётся? Изнеженное создание, — с вожделением прошептал Чуя, вновь сжав пальцы и потирая ими набухшую головку. Увидев, как вампир сцепил зубы и шумно выдохнул через ноздри, пытаясь сдержаться, Арахабаки подался вперед и приник к его шее, водя языком по застарелым шрамам. — Ну не сжимай ты так зубы, я хочу послушать твой сладкий голос, — он с силой сдавил пальцами напряжённый член и с нажимом погладил по всей длине, прижимая его к животу, Осаму охнул и упёрся лбом в его плечо, выгибая спину.       — Аах… — почти простонал он, чувствуя, как Арахабаки второй рукой потянул вниз его джинсы и на секунду сжал ягодицу. — Любите же вы помучить, господин Исполнитель… И умеете, надо сказать… — плотоядно улыбнувшись и слегка распрямив коленки, он прижался ко рту божества, упирая руки в подушки параллельно его голове.       — Мучить? — Чуя хмыкнул и, рывком дёрнув и так болтающиеся джинсы вниз, прижал пальцы к его губам. — Это ты ещё не знаешь, что такое «мучить», моя радость, — он слегка надавил на нижнюю губу. — Ну-ка, оближи. Только не вздумай кусать, и так крови высосал чёрт знает сколько. С тебя хватит.       Вампир послушно приоткрыл рот, позволяя длинным пальцам ловко забраться внутрь, и сомкнул вокруг них распухшие губы, легонько посасывая, водя по ним языком. Ухватившись за тонкое запястье Арахабаки обеими руками, Осаму опустил ресницы и слегка наклонил голову; от уголка рта к подбородку потекла тоненькая струйка слюны. Чуя наблюдал за ним с довольной улыбкой, слегка шевеля пальцами, чувствуя, как ловкий шершавый язык проскальзывает между ними. Наконец он высвободил руку, услышав, как вампир негромко закашлялся от нехватки воздуха, и, опять опустив ладонь в низ тела, резко пропихнул в сжатый анус один палец. Прислушиваясь, как Осаму вскрикнул и шумно задышал, Чуя прижался губами к его скуле, пытаясь слегка успокоить. В такие моменты медлить было уже для него невозможно. Секунда — и он протолкнул второй, растягивая неохотно расступающиеся тоненькие горячие стеночки.       — М-м… — протянул Осаму, сжимая пальцами его плечи. — Чу-у-уя… Хватит уже ласк, я с ума сойду…       — Тебе теперь нравится пожёстче? Как скажешь, — Арахабаки ухмыльнулся и извлёк из него пальцы, почти сразу же заменяя их собственным членом. Осаму скривился, чувствуя болезненное проникновение, и вскинул голову; расширившиеся зрачки тонули в его красновато-карих светящихся радужках. Прислушиваясь к тому, как болезненная судорога скручивает мышцы, он стал медленно сгибать коленки, впуская в себя твёрдую плоть. Поморщился, прикусил губы, свои или любовника, пытаясь сдержать крик. И не выдержав всё-таки, вскрикнул и тут же гулко застонал, до боли впившись в рот Арахабаки. В уголках глаз и на длинных ресницах блеснули мелкие слезинки. Буквально через пару движений боль слегка притупилась, словно откатываясь в сторону и уступая место более приятным ощущениям. Скользя губами по его мягкой коже, зализывая глубокие шрамы, Чуя стал довольно жёстко двигаться навстречу, придерживая его под ягодицы и сильно сжимая их ладонями. Он уже не думал о том, как бы не причинить вампиру лишней боли и об осторожности, мысли словно заволокло густым туманом, остались лишь ощущения жаркого желанного тела в руках, и ничего больше. Разомлевший, раскрасневшийся Осаму метался в его объятиях, то выгибаясь до хруста костей, то вновь прижимаясь к Арахабаки, терзая жадными бесчисленными поцелуями приоткрытые губы.       — Как… — простонал Чуя, протягивая руку и гладя его, проводя ладонью от ключиц вниз, к животу. Дотронувшись до стоящего колом члена, Арахабаки слегка надавил на головку и с силой обхватил возбуждённый орган у самого основания, лаская по всей длине. Ответом ему явился изумлённый выдох вампира и его выгнувшееся дугой тело. — Осаму-кун… Как, как можно быть таким неопытным и таким развратным?!..       Осаму плотоядно улыбнулся и облизнул губы.       — Твоя школа… — на выдохе прошептал он и сощурился: — А ты ожидал чего-то другого?       Чуя заткнул ему рот языком. Вампир почувствовал, как на коже под животом началась лихорадочная возня, руки скользили по эрогенной зоне, мягкие, тёплые, быстрые. Они оба выдохнули практически одновременно, то ли с хрипами, то ли со стонами. Замерли, сжимая друг друга до хруста и боли в костях, словно стараясь привыкнуть к такой безумной близости. Не переставая двигаться, Осаму подался вперёд, вцепился побелевшими пальцами в костлявые плечи, и Арахабаки притянул его ещё ближе, разодрав длинными ногтями кожу на спине и оставив сильный укус на ключице. Сосредоточившись на приближающемся оргазме, они упёрлись лбами друг другу в плечи. Постоянно вздрагивая в ложном ощущении его наступления, сдавливали ладони на лопатках всё сильнее, царапая, чуть не сдирая влажную кожу. Чуя судорожно дёрнулся, глухо простонал что-то неразличимое, кончая, а спустя секунду под отчаянными рывками его ладони Осаму с силой выгнулся, давясь хриплым криком и получая наконец столь желанную разрядку. Мелкие белые брызги попали на живот, густая вязкая теплота разлилась внутри.       Пытаясь отдышаться, Чуя приподнялся на локтях и поцеловал расслабившегося вампира в припухшие губы. Осаму не менее жадно ответил, склоняясь к нему и обхватывая голову ладонями, отводя в сторону длинную рыжую чёлку и безуспешно пытаясь заправить кудрявые прядки за уши. Чуя на ощупь собрал пальцами сперму с его живота; вампир не стал сопротивляться, когда длинные скользкие пальцы опять оказались у него во рту. Ловко работая языком, он слизал горьковатую вязкую жидкость с кожи Арахабаки и, не справившись с соблазном, легонько прикусил его палец.       — Жалею ли я о своём прошлом? Проклинаю ли я его?       Чуя, откинувшись на подушку и зажав зубами дымящуюся сигарету, раздражённо покосился на вампира. Осаму, свернувшись в клубочек и зарывшись лицом в подушку, лежал рядом спиной к нему. Спина ходила ходуном, он всё никак не мог успокоиться и словно сотрясался от немых рыданий.       — А? — непонимающе протянул Чуя, вновь затягиваясь едким дымом. — О чём ты опять?       — Ты спросил у меня это потому, что тебе на самом деле интересно? — глухо спросил Осаму. — Или тебе велели разузнать о том, что я на самом деле обо всём этом думаю?       Арахабаки усмехнулся и, тронув его за плечо, потянул к себе, переворачивая на спину. Осаму слегка склонил набок голову, глядя на него влажными красноватыми глазами; растрёпанные кудрявые волосы обрамляли его бледное лицо, очерчивая его тонкие контуры и падая на липкий вспотевший лоб.       — Скажи мне, дурак ты этакий, — томно протянул Арахабаки, отняв ото рта сигарету и глядя прямо в глаза вампира, — а какая тебе разница?       Осаму глянул ему в лицо, увидел вертикальные зрачки и проступающие красноватые узоры и густо сглотнул, вдруг почувствовав противный липкий страх.       — Молчишь? — Чуя недобро улыбнулся самым краешком рта и отстранился. — Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Хотя будь на твоём месте кто-нибудь другой… — он задумчиво посмотрел на свою руку. — …Эта сигарета оказалась бы в его глазу.       Он плюхнулся на свою подушку, затушив тлеющую палочку с табаком в пепельнице, стоящей на тумбочке.       — Это был чисто мой интерес, Осаму-кун. Моё начальство ведь не знает, что ты со мной. Да и твой внутренний мир интересует их меньше, чем прошлогодний снег. Ты для них всего лишь угроза, которую надо поскорей найти и изничтожить.       Осаму шумно вздохнул и прижался к его руке, потираясь, как котёнок, о тонкие пальцы.       — Тебе хочется больше узнать обо мне? Я могу…       — Нет, — резко оборвал его Арахабаки. Повернув голову, он слегка погладил вампира за ухом и равнодушно продолжил: — Пойми, дурья башка, мне совершенно всё равно, кем ты был до обращения и из-за чего ты заразился вампиризмом. Ровно как всё равно на то, кем был я сам до Арахабаки. Это прошлое, с ним уже покончено. И лучше о нём не вспоминать.       Осаму прикусил губу и подполз поближе, укладываясь головой на его коленки.       — Выкинуть то, что тянет тебя назад, да? — он тихонько фыркнул, млея от того, как Арахабаки мягко гладит его по волосам, перебирая кудрявые пряди. — Не могу, Чуя. Мне хочется помнить хоть что-то из того, что раньше приносило тепло. И знаешь… Я до сих пор думаю, что то время, в которое я был смертным, было лучшим во всем моём существовании.       Чуя в ответ только многозначительно хмыкнул и ничего не сказал. А про себя подумал, что ему пора бы уже смириться с такой несправедливостью их мира — мечтающие о бессмертии не получают его никогда, зато бессмертный больше всего на свете мечтает просто умереть.