Королевство синих огней

      Мелкие горячие капли сильно били по спине, растекаясь тоненькими струйками по коже, заставляя постоянно вздрагивать и поёживаться, как от колотящего озноба. Каждый раз, возвращаясь сюда, в это некое подобие укрытия, после очередной прогулки по Зоне, Чуя быстрее лез под душ — сам не понимая, отчего, он чувствовал себя ужасно грязным, очень хотелось побыстрее залезть под воду и потереться как следует мочалкой. И дело было даже не в крови, которой он частенько под вечер оказывался перемазан просто по уши, раздражала скорее противная мелкая пыль, висевшая в воздухе, она, перемешиваясь с кровью, налипала на кожу и волосы, заставляла постоянно скрести себя ногтями в попытках избавиться от налёта. Арахабаки только удивлялся, как местные люди, которых здесь немало, ухитряются нормально дышать этой дрянью, если даже божество чувствует себя так неважно.       Чуя тихо выдохнул и сильнее упёрся влажной дрожащей рукой в стену. Мокрые рыжие волосы, ещё сильнее закудрявившиеся от влаги, свешивались с опущенной головы и целиком закрывали его бледное лицо, было видно лишь, как он морщит нос и с силой стискивает страшные острые зубы. Голова буквально раскалывалась, словно что-то давило на череп изнутри. И, на свою беду, Чуя знал, что это обычно означает.       — Отвяжись… — прошипел он сквозь зубы, скривившись так, будто разжевал целиком незрелый лимон. По его телу начали медленно расползаться светящиеся красные полосы, которые словно кто-то с остервенением драл изнутри, вызывая противный зуд. — Не выпущу, твоё время не пришло… И не придёт…       Голову опять противно сдавило, Чуя пошатнулся и едва удержал равновесие, переступив на месте ногами. Длинные чёрные ногти бессильно проскребли по белому кафелю, пальцы до того согнулись, что суставы свело болезненной судорогой. Из горла невольно вырвался громкий хриплый вскрик, Чуя резко вскинул голову, глядя перед собой расширенными глазами. Зрачок в них менял форму с невероятной скоростью, круглый, вертикальный, опять круглый, снова сузился до состояния нитки…       — Да отвали, сказал! — прорычал Арахабаки и зажмурил глаза. — Когда до тебя уже дойдёт, что тебе не удастся меня сломать? Достал уже! Будешь безобразничать — запечатаю, и мне похер, что я сам умру от этого!       Странным образом подействовало: боль слегка притихла, откатываясь от головы, узоры поблёкли. Чуя выдохнул и упёрся лбом в стену. Ощущение холода кафеля слегка отрезвило его, заставив вздрогнуть и прикрыть глаза.       — Испугался? — он криво усмехнулся на один бок. — Вот и молчи в тряпочку… Я уже не такой слабый, как был когда-то. Даже существа родом из пробирки взрослеют и становятся умнее, разве ты этого не знал?       Он слегка расслабил спину и пальцы, прислушиваясь к своему сердцебиению. Колотившееся о рёбра сердце начало потихоньку возвращаться в свой обычный ритм, оно уже не ударялось в кости с такой силой. Кровь волной отхлынула от головы, виски перестало так сильно сжимать. Чуя прикусил губу. Похоже, пронесло.       Дверь сзади тихонько скрипнула, Арахабаки дёрнулся и слегка скосил глаза. В заполненную паром ванную заглянул растрёпанный Осаму; тревожное выражение его бескровного лица без слов говорило, что он прекрасно слышал все движения и крики божества, хотя и находился в комнате.       — Чуя, — беспокойно спросил Осаму, — ты с кем там разговариваешь?       — Ни с кем, — Чуя скрипнул зубами. — Всё нормально, иди ложись, сейчас выйду.       Он надеялся, что вампир тут же ускользнёт в комнату и не станет лезть в душу, но не тут-то было — чуткий Осаму мигом отметил его сдавленный голос и трясущиеся пальцы.       — Да нет, что-то же не так…       — Нормально, сказал, не приставай, — Арахабаки с трудом выпрямился, прислушиваясь к каждому своему движению. Повернув голову, он хитро сощурился. — Или, если хочешь, иди ко мне.       Он знал, что это подействует, напарника в постель добровольно не затащить, только в обмен на кровь, и то с трудом. Осаму пожал плечами и исчез в спальне. Чуя вздохнул и приподнял голову, отводя в сторону мокрые волосы. Арахабаки сегодня успокоился на удивление быстро, обычно приступ безумия длился гораздо дольше и был куда разрушительней. Он всегда накатывал внезапно, и всегда это было одинаково: острая, злая боль, прошибавшая всё тело, особенно голову, зудящая кожа, словно кто-то с силой царапает её когтями изнутри, выступающие на теле узоры с нередко вытекающей из них кровью. Чуя как мог пытался бороться с живущим внутри монстром, и большую часть времени ему удавалось с ним справляться, но иногда Арахабаки всё же показывал своё нутро, и юноше стоило больших усилий удержать его.       Чуя невольно подумал о том, что сказал ему когда-то вампир, о злости на судьбу за такие испытания. И вот сейчас он бы смог с точностью ответить на этот вопрос — конечно, злоба у него есть, чёрная, даже удушливая. Он хотел бы избавиться от Арахабаки, жрущего его, как зловредная опухоль, однако за столько времени они уже стали неразделимы, божество можно лишь попытаться запечатать обратно, а это гарантированно убьёт носителя.       Дверь опять негромко заскрипела. Чуя медленно приоткрыл глаза и ухмыльнулся, догадываясь, что за этим последует. Холодные тонкие руки обхватили его за талию, губы прижались к плечу, длинные чёрные волосы защекотали шею.       — Решил всё же присоединиться ко мне, а? — усмехнувшись, Арахабаки накрыл его ладони своими, слегка поглаживая и сжимая. Дотронувшись до рукавов белой рубашки на запястьях, он слегка повернул голову и коснулся губами острой скулы вампира. — Дурачок, намокнешь же, хоть рубашку бы снял.       — Я подумал, что, может, тебе самому захочется это сделать, снять её с меня, — Осаму тихонько фыркнул ему в самое ухо и поцелуями спустился с шеи на плечо, одновременно плотнее стискивая руки на его животе. Чуя застонал, чувствуя, как он легонько прикусил клыками нежную кожу.       — Зубы наготове? — Арахабаки хихикнул и закинул назад руку, сжимая вьющиеся прядки волос. — Ненасытное создание. Кусай давай уже.       Но Осаму явно не собирался пить кровь, он медленно лизнул шею божества и придавил его к себе. Забинтованная рука сползла по животу вниз и дотронулась до ноющего члена. Чуя дёрнулся и прикусил губу; слегка запрокинув голову и подставляя горло прикосновениям, он плотнее прижался спиной к напарнику.       — У тебя пульс участился… — Осаму приложился губами к впадинке под ухом. — Ты нервничаешь. Что случилось?       Чуя заскрипел зубами. Чёрт бы этого вампира побрал, он слишком быстро считывает настроение по пульсу, ловко чувствуя его меняющийся ритм. У самого Осаму ведь такого нет, он мёртвый, поэтому у других он биение сердца и такое пульсирование крови под кожей чует особенно отчётливо.       — Ничего, сказал же… Уж и поистерить немного нельзя, — Чуя хмыкнул и, развернувшись в руках вампира, обнял его за шею. — Я иногда могу разговаривать сам с собой и сам себя же доводить до слёз. Не пугайся. Тебе придётся к этому привыкнуть, если ты надолго останешься со мной.       Привстав на цыпочки, он мягко прижался к губам, провёл ладонями по спине, собирая в складки прилипшую к коже рубашку. Скользнув руками обратно вверх, по мягким бинтам, он принялся расстёгивать мелкие пуговки. Кругляши выскальзывали из мокрых дрожащих пальцев, Чуя тихонько чертыхнулся, отлепившись ото рта любовника и ткнувшись носом ему в подбородок. С трудом справившись наконец с непосильной задачей расстёгивания пуговиц, Арахабаки буквально содрал с него рубашку и швырнул её подальше, к двери. Обнимая его обеими ладонями, гладя влажную холодную спину, Чуя тихонько застонал, когда Осаму всё же несильно впил зубы в его шею. Кровь его по-прежнему не интересовала, он просто легонько куснул, игриво, как кот. Сытый, ему это сейчас не нужно. Нежно облизнув ранку, вампир переместился чуть ниже, прихватывая плечо, оставляя и на нём красноватый след. Чуя прикусил губу и ухватил его за край бинта, притягивая к себе; облизав кончиком языка розоватые губы, он запустил его внутрь, ощупывая острые клыки и затрагивая нёбо. Осаму прикрыл глаза и придавил его собой к стене, опустил руку в низ тела, поглаживая, снова дотронулся пальцами до головки напряжённого члена; Арахабаки выдохнул ему в губы и опустил ресницы, пальцы слегка сжались на плечах.       — М-м-м…       — Что? — тревожно спросил Осаму, прихватывая его губы.       Чуя пару секунд молчал, шумно дыша; подавшись вперёд, он с силой прижался к нему животом и, повернув голову и почти касаясь губами заострённого уха, прошептал:       — Поласкай меня, Осаму-кун… — вампир распахнул красноватые глаза. — Вот здесь, — Арахабаки потянул его за бинт, заставляя присесть на корточки и прижаться к животу. Осаму догадался, чего от него хотят, и, улыбнувшись, обхватил его за талию. Он принялся вылизывать мускулистый живот шершавым языком, запуская его в ямочку пупка, и одновременно поглаживать ладонями бока и бёдра. Не отрываясь от кожи, Осаму опустился чуть ниже, прихватывая косточку и настойчиво минуя требующую к себе внимания часть тела. Ему нравилось притрагиваться к Чуе таким образом — тело у божества было необычайно привлекательное, вроде и худое, даже хрупкое, а вроде и есть, где погладить и пощупать, не наткнувшись при этом на острые кости. Едва справляясь с желанием замурлыкать, как кот, Осаму поцеловал его в самый низ живота и всё же обхватил рукой уже стоящий член, мерно поглаживая. Чуя шумно выдохнул, откинул назад голову, прикусывая губу, и слегка подался бёдрами вперёд, вплотную к вампиру.       — Я ещё даже ничего сделать не успел, а ты уже так возбуждён, — томно прошептал Осаму, легонько прикусив его живот, оставив на нём красноватый след. — И меня ещё в излишней похотливости обвинял…       — Ааах… Захлопнись, — простонал Чуя, проскальзывая пальцами по мокрой плитке. — Всё из-за тебя, чёрт побери, ты меня одним своим видом возбуждаешь…       — Конечно, — почти ласково протянул вампир, на секунду дотронувшись языком до головки. Чую как током пронзило, он вскрикнул и выгнулся всем телом. — Не ври, тебя возбуждаю не я, а то, как я пью у тебя кровь. Это у всех вызывает эйфорию.       Арахабаки с силой дёрнул его за бинт, заставляя резко забрать возбуждённый орган в рот целиком. Осаму от неожиданности широко распахнул глаза и закашлялся, но ладонь божества тут же надавила на его затылок, не позволив отстраниться.       — Я сказал, заткнись и соси, — с явной злостью процедил Чуя, крепко придерживая его за волосы. — Если ты сейчас оставишь меня в таком состоянии, я тебе потом так засажу, что неделю ни сидеть, ни лежать, ни ходить нормально не сможешь.       Деваться было некуда, в планы вампира не входило всерьёз злить и без того нервного Арахабаки. Чуя был скор на расправу и вполне мог выполнить свою угрозу, а Осаму вовсе не хотел потом страдать от боли в бёдрах. Он прикрыл глаза, слегка повернул набок голову и начал медленно двигать ей вперёд и назад, стараясь найти свой ритм. Чуя расслабленно вздохнул и перестал так сжимать его волосы, сменив жёсткую хватку на поглаживание, но Осаму чувствовал, что эта расслабленность обманчива, Арахабаки настороже и в любой момент может снова больно дёрнуть за волосы.       Чуя не думал, что ему когда-нибудь удастся склонить вампира на такое, и уже приготовился злобно шипеть от боли, но, к его удивлению, это оказалось вполне приятным. Осаму был не очень умелым, зато сполна компенсировал это осторожностью и старательностью, даже рот раскрывал пошире, чтобы острые клыки не задевали чувствительное место. Поглаживая свободной рукой живот божества, вампир потихоньку смелел и ускорялся, он то вбирал затвердевший член глубоко в горло, едва не кашляя при этом, то выпускал его, щекоча кончиком языка матовую головку. Чуя уже начал глубоко дышать, вцепившись мокрыми пальцами в холодный кафель. Влажные рыжие волосы прядями облепили его лицо и шею, зрачки в глазах сузились до состояния едва заметных ниточек, а на плечах уже обозначились налившиеся кровью знаки проклятия. Опустив длинные ресницы, он медленно протянул руку, запуская её в мягкие чёрные волосы, слегка взлохмачивая их, провёл пальцами за заострённым ухом. Осаму понял эти движения как одобрение и удвоил старания, помогая себе рукой, царапая ногтями живот.       — Ахх… — выдохнул Арахабаки, наблюдая за ним из-под влажных ресниц. — Чё-ё-ё-ёрт… Почему ты раньше ни разу этого не делал?..       — А раньше ты меня не заставлял, — Осаму выпустил его член изо рта, заменяя язык рукой, и поднял голову, глядя на лицо божества хитро сощуренными глазами. — Чу-у-у-уя… — томно протянул он, лизнув головку, юноша вскрикнул и вжался в стену. — А ты, оказывается, бываешь очаровательным. И умеешь издавать чудесные звуки.       — Замолчи-и-и-и, — почти жалобно протянул Чуя, закатывая глаза и чувствуя, что у него почти не осталось сил держаться. Рот вампира оказался таким горячим, таким нежным… Ловкие движения шершавого языка заставляли до боли выгибаться в спине и стонать в голос, покрывшаяся кровавыми метками кожа полыхала, горячие губы жгли его член так, словно были сделаны из раскалённого докрасна металла. Весь окружающий мир с грохотом взорвался и разлетелся на миллионы мгновенно ставших чёрно-белыми осколков. Из прокушенной губы потекла капелька крови, Чуя ощущал её привкус на языке. Не выдержав в конце концов этой пытки, юноша захныкал, забился, как придавленная камнем бабочка, и, разодрав до крови собственные ладони ногтями, кончил прямо ему в рот. Осаму дёрнулся и вцепился пальцами в его бёдра; подался было назад, но Чуя живо надавил ладонью ему на затылок, чтобы не дать отстраниться.       — Глотай, — срывающимся голосом приказал Арахабаки.       Вампир медленно опустил ресницы, шумно вдыхая через нос, напрягся и с трудом сделал судорожное глотательное движение, чувствуя горьковатый привкус в горле и на языке. Чуя не выпускал его, пока не убедился, что он проглотил всё до капли; только тогда легонько потянул за волосы, позволяя выпустить член изо рта и поднять голову. Осаму тяжело дышал, глядя на него мутными глазами, вязкие белые капли застыли на его губах и в уголках рта. Наблюдая за взглядом Арахабаки, он томно прикрыл глаза и быстро облизнулся.       — Иди сюда, моя радость, — Чуя за бинт потянул его к себе и жадно поцеловал, слизывая остатки спермы. Он слегка дёрнул край повязки, и та соскользнула, с тихим шорохом упав на пол. Пальцы с чёрными ногтями слегка надавили на ложбинку между острыми ключицами, сползли ниже, с силой зажимая сосок. Заметив, как вампир прикусил губу и опять шумно задышал, Чуя подался вперёд и прижался губами к шее под ухом. — Ну что, прямо здесь, или пойдём в кровать? Тебе как больше нравится?       Вампир, дрожа, несильно впил клыки в его плечо, Арахабаки вскрикнул; по руке потекли струйки крови.       — Ясно. Глупость спросил, я ведь знаю, что тебе по фигу, — бросил сквозь зубы Чуя, вставая на цыпочки, чтобы ему было удобней кусать плечо. — Тогда отымею тебя здесь. Не могу ждать…       Он с трудом отодрал напарника от своей кожи и легко прибил его к стене; Осаму с силой упёрся в неё руками и сморщился, чувствуя, как Арахабаки прижался к его спине, пристраиваясь, облизнул палец и с силой надавил им на сжатый анус, с удовлетворением прислушиваясь к тому, как вампир вскрикнул и зажмурил глаза.       — Знаешь, что мне в тебе нравится?.. — прошептал Чуя ему в ухо, вытянув шею. — То, что сколько бы я тебя ни трахал, ты всё равно как девственник…       — Аккуратнее, коротыш… — сквозь зубы прошипел Осаму, стойко терпя усиливающееся жжение в низу тела. — Будь нежным хоть раз в жизни!       — О чём ты? — Чуя легонько укусил его за мочку и назло резко пропихнул второй палец. — Я сама нежность, Осаму-кун.       — Не-е-ет, — простонал, выгибаясь в ответ на его движение, вампир, вскинув голову и глядя в стену перед собой расширенными глазами. — Ты грубый! «Сама нежность» совершенно не так себя ведёт!       — Да что ты говоришь, — с вожделением протянул Арахабаки, поглаживая свободной ладонью его живот. — Ты не знаешь, что такое «грубо», Осаму-кун… Но я тебе покажу, если не веришь в мою нежность.       Зарывшись носом в мягкие чёрные волосы на затылке и прикрыв глаза, он вытащил пальцы, пододвинулся чуть ближе и неожиданно резким и жёстким толчком вошёл в него сразу и до конца.       Осаму кричал, пока в лёгких не закончился воздух; под конец он уже захрипел, скривившись и опустив голову, сжал в кулаки руки, упирая побелевшие костяшки в мокрый кафель. Чуя, хмыкнув, опять наклонился к его уху.       — Ну, понял разницу? Думаю, это не то, чего ты хочешь, — он потихоньку подался бёдрами назад, потом вновь вперёд, уже аккуратнее и мягче. Осаму с хрипом втянул в себя спёртый влажный воздух, которого отчаянно не хватало, и царапнул стену длинными ногтями. — Ты можешь обманывать кого угодно, Осаму-кун, но только не меня. Всё-таки ты очень нежное создание, этим и привлекаешь, — он лизнул затылок любовника, обхватил его за талию и начал двигаться, сначала медленно, а потом всё быстрей и быстрей, вбивая его в стену, упиваясь каждым громким стоном, удушеньем и царапаньем. Осаму напрягся и судорожно сдавил пальцами его запястье, из горла вырывались сдавленные стоны вперемешку со всхлипываниями, мелкие слезинки невольно скатывались по щекам, смешиваясь с текущей из душа водой.       — Чуя… — прошептал он едва слышно, встряхнув головой, пряча глаза за мокрыми волосами. Арахабаки прижался к нему, касаясь губами шеи под ухом.       — Что, моя радость?..       Осаму вскинулся и, невероятным образом вывернув длинную шею, уткнулся губами в висок.       — …Я тебе уже говорил, что ты чудовище?.. — прошептал он с лёгкой усмешкой, сдавив его руку на своём животе. — Милое маленькое чудовище.       — Вот как? — Чуя хмыкнул и, схватив его за волосы, наклонил голову к себе, жадно целуя розоватые губы. — А что ты скажешь, когда милое маленькое чудовище задушит тебя кнутом? Или рукой, что ещё проще, — он скользнул ладонью на покрытое шрамами горло и слегка сжал пальцы, придушивая, одновременно опять с силой толкнувшись бёдрами вперёд. Осаму закашлялся, прикрыв полные слёз глаза.       — Не задушишь, не задушишь, — протянул он с усмешкой, опустив ресницы, — я слишком тебе дорог, хотя бы в том плане, что тебе ещё придётся побегать, чтобы найти кого-то, кто заменит меня в постели.       — В постели ты пока что так себе, так что не обольщайся, — Чуя фыркнул и с силой дёрнул его поближе к себе. — Двигай сюда свой зад, хватит выскальзывать уже!       — М-м-м… — чувствуя, как к телу начинают приливать первые волны удовольствия, оттеснив боль на второй план, вампир застонал, запрокидывая назад голову. Руки божества, казалось, были везде — они то оказывались сверху, поглаживая нежную шею и пощупывая чувствительные соски, то спускались вниз, по напряжённому животу, лаская и без того возбуждённую плоть любовника. Арахабаки продолжал размеренно двигаться, постепенно увеличивая темп и глубину толчков. Осаму сильнее упёрся руками в стену, стараясь устоять под быстрыми движениями парня. Длинные чёрные волосы, намокнув, облепили его лицо и шею, изо рта вырывалось тяжёлое дыхание вперемешку со стонами.       — Ах!.. Ааах! М-м… Чуя!.. Я сейчас… Чёрт!..       Чуя по-своему понял его стоны и, прикусив клыками плечо, обхватил свободной рукой стоящий колом член, с нажимом поглаживая в такт движениям. Осаму стал задыхаться, вскинув голову и отчаянно хватая воздух распухшими губами.       — Давай вместе… — прохрипел Арахабаки ему в ухо и поцеловал впадинку под ним.       Резкий и сильный удар по ягодице заставил вампира взвизгнуть, проскрести ногтями по стене и с силой податься бёдрами навстречу напарнику. Это оказалось последней каплей — оргазм накрыл, как цунами, сразу обоих. Осаму обмяк в руках божества, шумно дыша через рот и закатывая глаза, и Чуя, повернув его к себе лицом, устало поцеловал закрытые веки и дрожащие ресницы.       — Не смей засыпать. Мы ещё не закончили, — бросил он с усмешкой и потянулся за полотенцем.       Как они добрались до кровати, Осаму уже не помнил; сознание будто отключилось в какой-то конкретный момент, и когда вампир толком осознал, что происходит, он уже лежал на шёлковых простынях, раскинув руки, а Чуя жадно выводил языком какие-то узоры на его шее. Возбуждённый Арахабаки окончательно перешёл в режим «порчи», голубые глаза со зрачками-ниточками горели безумным огнём, метки расползлись по всему телу, подсвечиваясь и даже слегка сочась кровью. Осаму наблюдал за ним замутневшим взглядом. Именно в такие моменты он начинал всерьёз осознавать, как же правдивы его собственные шутливые слова насчёт чудовища — находясь в таком состоянии, Чуя и впрямь самый настоящий монстр, которым движут лишь инстинкты, желание овладеть своей добычей. Но каким же красивым он сейчас казался — горячий, влажный, с горящими на теле проклятиями и сверкающими глазами, Чуя походил на прекрасного, сильного хищника. У Осаму даже в глазах закололо, он с трудом приподнял руки, обнимая его за шею.       — Моя горячка, моё безумие… — он вздрогнул, услышав срывающийся хриплый голос прямо над ухом. Это была ещё одна немаловажная вещь — Осаму не мог не отдавать себе отчёт в том, что ему безумно нравится голос Арахабаки, что он временами даже повергает вампира в нечто вроде транса. Хрипловатый, с резкими перепадами высот, возможностью в секунду перейти на истеричный визг, он буквально сводил с ума. А особенно вот в такие мгновения, когда обезумевший Чуя шептал слова, которые в обычное время не сказал бы никогда. — Никому не отдам, моё…       С глухим рычанием он яростно зацеловывал дрожащее влажное тело, оставляя яркие засосы везде, где только мог. Его горячее дыхание чувствовалось где-то на ключицах и плечах, и это была не только страсть. Это была уверенность. Сила. Непоколебимость. Необходимость идти вперёд, что бы ни случилось. То, чего так не хватало вампиру, то, за что он всегда цеплялся со страшным отчаянием. Сильно прикусив без того ярко-пунцовые точки сосков, Арахабаки с рвением впился в рот напарника страстным, почти грубым поцелуем. Чуя покусывал его губы, облизывал шершавый язык, ответно лезущий к нему в рот, проворно ласкал нёбо и белоснежную эмаль острых зубов, уже не боясь пораниться об них. Осаму не возражал, охотно отвечая и обнимая руками за шею. Лишь когда перестало хватать дыхания, он с трудом отлепился от юноши и провёл языком от уголка губ до основания шеи. Пульсирующие под кожей выступающие синие вены так и завораживали своим видом; не справившись с соблазном, вампир с силой вцепился в его шею, высасывая буквально кипящую кровь, которая, обжигая всё на своём пути, потекла в горло. А Чуя этого, казалось, и не заметил, он уже поглаживал ладонями бёдра напарника, слегка разводя их в стороны, потирался об него всем телом, кожей по коже.       — Осаму-кун… — прохрипел он чуть слышно, запрокидывая голову. Осаму прикрыл потемневшие глаза, сделав вид, что не расслышал; но дальше наслаждаться кровью ему не удалось, Чуя вдруг с силой дёрнул его за волосы, заставляя поднять голову, сорвал с распухших губ ещё один поцелуй. Сжав пальцами костлявые бёдра, он резко подтянул вампира к себе, устраиваясь между его раздвинутых ног и сразу же мощным толчком оказываясь в нём. Осаму застонал, понимая, что они уже занимаются сексом, закинул ноги на его поясницу, сдавливая её острыми коленками, сильнее сжал его обеими руками. Шепча какие-то глупости, они целовались как ненормальные, всё крепче сплетаясь телами. Ни один не отводил глаз от партнёра; Осаму видел жадность во взгляде Арахабаки и понимал, что сам, наверное, даже отдалённо не может себе представить, как выглядит со стороны — весь мокрый, частично от воды, а частично от пота, с почти развязавшимися бинтами на руках и кучей засосов, а ещё у него наверняка заплывшие слезами глаза и влажные всклокоченные волосы. Вампир уже не чувствовал боли, она оказалась полностью вытеснена абсолютно безумным удовольствием, от которого хотелось кричать во весь голос, срывая его до хрипа. Обрывки лишних фраз буквально утонули, растворились в прикосновениях, таких властных, грубых, жарких…обоим было уже не до всяких там правил или запретов, страсть и похоть затмевали все мысли, а два тела намертво переплетались в безумном сочетании, окончательно сводящем с ума.       — Ты мой, Осаму-кун! — простонал Чуя ему в ухо. — И всегда будешь только моим, не посмеешь никуда от меня уйти!       — Тогда и ты не смей оставлять меня! — прохрипел вампир, раздирая ногтями до крови его мускулистую спину: — Даже если я сойду с ума, слышишь?!       Арахабаки с яростью впился в его губы, прикусив их до боли.       — Никогда… Никогда!       Где-то глубоко внутри Осаму, конечно, понимал, что веры этим словам нет никакой, сейчас Чуя просто обезумел от этой страсти и поэтому легко может нести всякую чушь. А такое помутнение ведь пройдёт, и очень быстро. И он опять скажет, что не станет возиться с сошедшим с ума вампиром. Но думать об этом всерьёз не хотелось совершенно. Всё, что ему оставалось — это только подчиняться существу, которое сейчас выцеловывало его бледную кожу и до синяков стискивало пальцы на талии, проталкиваясь в узкое тело.       Желанная разрядка наступила очень быстро, оба уже были на грани и слишком расслаблены, чтобы долго держаться. И опять Осаму упустил тот момент, когда до боли в пояснице выгнулся в руках Чуи, с громким криком изливаясь на собственный живот, а спустя пару секунд густая, вязкая теплота разлилась в теле. Арахабаки бессильно рухнул на него, зарываясь лицом в шею, и сгрёб под себя, бессвязно шепча какие-то глупости и целуя влажные от слёз скулы.       …Сколько времени прошло в тишине, Осаму бы точно не сказал. Даже примерно. Предрассветные синие огни уже светили в окно, заливая сиянием внутренний дворик дома и проскальзывая тоненькими лучиками по спальне. Вампир с трудом приоткрыл наконец прояснившиеся глаза и, улыбнувшись, заставил себя пошевелиться.       — М-м…       Чуя, обнявший его обеими руками и дремавший на плече, вполне осознанным взглядом посмотрел на любовника, ощутив, что он задвигался.       — Проснулся? — Арахабаки улыбнулся и потянулся к нему. Осаму медленно повернулся на бок, обнимая его, и ответно прижался к покусанным сухим губам. Они всё ещё казались ужасно горячими, словно тлеющие угли, обжигающие прикосновением. Не прекращая поцелуя, Чуя медленно провёл пальцами по его горлу, по тёмным шрамам, и задержал подушечки где-то в районе остро выпирающих ключиц. Такая нежность казалась даже удивительной при воспоминании о том, что они творили ночью.       — И всё-таки, — Осаму наконец отлепился от его рта, пристально глядя в глаза. — С кем ты разговаривал, Чуя? Я же слышал, как ты там кричал на кого-то. И явно не на самого себя.       Чуя прикрыл глаза, чувствуя, как он мягко водит кончиками холодных бледных пальцев по лицу, обводя контуры. Они приятно холодили пылающие щёки.       — С Арахабаки.       Осаму слегка вскинул брови.       — В смысле?       — В прямом, — Чуя медленно моргнул. Видя недоумение в красновато-карих глазах, он тяжело вздохнул и, чмокнув напоследок вампира в губы, отстранился от него, садясь и потирая ладонями зудящую от царапин спину. Те мгновенно затянулись, едва Арахабаки к ним прикоснулся. — Знаю, по-дурацки звучит, но… Так оно и есть. Наверное, следует уже тебе рассказать, в чём дело…       Осаму приподнялся на локте, вопросительно глядя на него. Чуя тяжело вздохнул и подтянул к груди колени, упирая в них подбородок.       — Видишь ли, этой заразе ужасно не нравится то, что я держу ее под контролем, и иногда она всерьёз объявляет мне войну и пытается вылезти, — вампир от удивления широко распахнул глаза. — Только хрен ей в зубы, не дождётся. Будет сидеть, пока полностью мне мозг не сожрёт.       — Ты хочешь сказать, что Арахабаки делает тебя бессмертным, но одновременно и убивает тебя потихоньку? — Осаму прикусил губу, у него холодок по телу побежал от таких мыслей. — Такое вообще возможно?       Чуя потёр рукой лоб, отводя назад длинную рыжую чёлку.       — Он не убивает, Осаму-кун. Ему, слава богу, хватает ума, чтобы понимать, что если я умру, то утяну и его за собой в ад. Поэтому он просто тихо сидит и злобно жрёт мне мозги. Обычно я вполне могу держать его в узде, и он мне не докучает, но иногда вот так и лезет своим рылом наружу, и из-за этого у меня случаются припадки безумия. Это с самого начала так было и всегда будет, ни один носитель не может полностью подчинить себе божество. В конце концов, это всего лишь человеческое тело — даже изменённое при помощи экспериментов, оно всё равно остаётся слабым.       Вампир осторожно сел и обнял его за талию со спины, целуя впадинку за ухом.       — Но ты ведь не исключаешь вероятности, что он рано или поздно убьёт тебя, — вкрадчиво произнёс Осаму.       — Возможно, — Чуя накрыл ладонями его руки и слегка запрокинул голову, шумно выдыхая и прикрывая глаза. — Когда с Арахабаки сняли печать и заключили его в меня, я… Я сам очень плохо помню, потому что ничего не соображал после эксперимента, но эти крысы в белых халатах потом говорили, что я первые недели две постоянно колотился в припадках, и меня даже приходилось приковывать наручниками, чтобы я не покалечил себя, других подопытных и персонал. Никто не мог точно сказать, выживу ли я в итоге и сколько продержусь в таком состоянии, кое-кто был уверен, что я не доживу даже до пятнадцати лет. Облажались, кретины, — Арахабаки зло улыбнулся и наклонил голову. — Мне уже намного больше пятнадцати, а я всё ещё жив и вполне хорошо себя чувствую, зато они все давно в могиле гниют.       Осаму мягко погладил его волосы, убирая с лица вьющиеся спутанные пряди; уцепив шелковистый рыжий локон, вампир стал легонько накручивать его на тонкий палец.       — …Вернее, нет, — продолжил Чуя. — Может, в каком-то плане они и были правы. Останься я в лаборатории, я бы не дожил до пятнадцати лет. Они бы меня усыпили намного раньше. Кому нужно оружие, которым нельзя управлять, — повернувшись, он уткнулся лицом в шею Осаму, легонько лизнув кончиком языка шрам от кнута, сжал пальцами его плечи и, чувствуя его дрожь, усмехнулся. — Что, ты уже нафантазировал себе, как я умираю у тебя на руках? Рано обрадовался, никуда я от тебя не денусь, можешь не трястись. Помнишь, я же тебе сказал — ты будешь со мной, пока сам не погибнешь естественной смертью.       — Ничего я не обрадовался, — машинально отозвался Осаму и покраснел; до него только сейчас дошло, что он сказал. Смутившись, он мигом отвёл в сторону глаза и прикусил губу.       Чуя, хмыкнув, посмотрел ему в лицо и тронул порозовевшую скулу костяшками пальцев.       — Ой-ой, что я слышу. Неужели ты привязался ко мне, Осаму-кун? — он погладил напарника по щеке, задерживая кончики пальцев на губах.       Осаму криво улыбнулся, пытаясь сделать вид, что нарочно бросил эту фразу.       — Привязался? Ты это о чём? — он чмокнул напарника в уголок губ. — Я привязан к тебе разве что петлёй из крови на шее, потому что я умру в мучениях, если ты меня оставишь.       Вампир изо всех сил постарался придать своему голосу насмешливый тон, чтобы скрыть охватившее его беспокойство. Впервые за всё это время он вдруг задумался о том, что Чуя в каком-то плане и впрямь стал дорог ему, и дело даже не в крови — наверное, то, что Арахабаки не убил его, и интимные отношения с ним с самого начала как-то повлияли на мировоззрение Осаму; он иногда ловил себя на мыслях, что беспокоится, когда божества долго нет поблизости, что не хочет отпускать его от себя далеко и боится оставаться тут один, что секс с ним уже не приносит такой неприязни, как в первый раз, скорее даже наоборот… Но вампир не был уверен в том, что мог бы назвать это привязанностью — скорее, Осаму просто привык к Чуе, смирился со своей судьбой, тем, что принадлежит ему. Юноша ведь попросту не знал, что такое привязанность, ни разу за всё своё длительное существование ему не довелось познакомиться с таким чувством, ведь и при жизни, и после обращения Осаму мечтал лишь умереть, отношения с кем-то ещё его совершенно не волновали, их ведь и не было, за исключением нескольких женщин, которым он предлагал двойное самоубийство и чьих лиц сейчас даже и не помнил.       В глазах Чуи мелькнул какой-то странный блеск, зрачки расширились, заняв почти всю радужную оболочку. Усмехнувшись краем рта, Арахабаки обнял вампира, прижимая его к себе, и стал перебирать пальцами чёрные пряди волос. Осаму прикрыл глаза. И почему он был уверен, что Чуя прекрасно знает об этих его мыслях, но не говорит, предпочитая ухмыляться про себя?       — А ты… Ты знаешь, что такое настоящая привязанность, Чуя? — вампир приподнял голову, заглядывая ему в лицо. — Ты так легко говоришь это слово.       Глаза Арахабаки почернели.       — Знаю, — сдавленно отозвался Чуя и уткнулся губами в лоб Осаму. — Хотя, наверное, хотел бы навсегда забыть, при каких обстоятельствах это понял. И поэтому я с удовольствием узнаю это заново. Вместе с тобой.       Вампир не противился, когда его опять завалили в мягкие подушки; Чуя ловко оседлал его, сжимая коленями бёдра, упёр ладони в покрывало параллельно его голове. Осаму отвернул в сторону голову, подставляя шею его поцелуям. Опустевший взгляд упёрся в выходящее во внутренний дворик окно — даже с такого расстояния было хорошо видно, как кружатся в синеватом утреннем свете мелкие белые крупинки.       — Снег?.. — чуть слышно прошептал вампир, Чуя, дёрнувшись, отлепился от его шеи и посмотрел в порозовевшее лицо. — Он здесь бывает?..       Арахабаки проследил за его взглядом, повернул голову и вдруг улыбнулся краешком рта.       — Конечно, бывает. Только он выпадает и сразу же тает. Одна грязь от него, по правде говоря.       Осаму шумно вздохнул.       — Как же давно я его не видел… Забыл уже, что он существует, — он почувствовал, как Арахабаки сполз с него и улёгся на бок рядом, утыкаясь губами в плечо, и повернулся на другой бок, лицом к стеклу. — Красиво как…       — Знаешь, я тоже когда-то так говорил… Когда только выбрался на поверхность, — Чуя обхватил его за талию и притянул к своей груди. — Только тогда было холодно, и снегом все окрестности завалило. Так и помню, как шёл по нему босиком и в одной футболке. Тогда же я и понял, что на самом деле в нём нет ничего хорошего, просто мокро и холодно.       Осаму вдруг улыбнулся краешком рта.       — А мне всегда казалось, что у снега есть некоторая способность обнулять всё. Вот так он выпадет, засыплет всё — и не видно ни крови, ни грязи, ни разворошённой земли. Наверняка, если бы у него имелась сверхспособность, она была бы именно такой, нейтрализующей.       Чуя секунду молча хлопал ресницами, приподнявшись на локте и глядя на его лицо, потом фыркнул и опять улёгся на подушку.       — Любишь же ты философские рассуждения, Осаму-кун. И скажи, вот почему меня это сейчас совсем не раздражает?       Осаму повернулся на другой бок и прижался к нему, зарываясь лицом в шею.       — Это не философские рассуждения, Чуя. Это попытка найти в происходящем хоть какой-то смысл.