Королевство синих огней

      Никогда бы до этого момента Арахабаки не подумал, что темнота бывает такой разной. Что порой она приятная, мягкая такая, словно обнимает тебя бархатными лапами и шепчет «забудь обо всём», но иногда и противная, похожая на вязкую трясину, по которой ты колотишь руками, пытаясь выбраться, но поверхности так и не видать. Чуя сейчас угодил ровно во второй вариант — он отчаянно пытался проснуться, морщась и дёргая головой, но глаза не желали открываться.       «Нет. НЕТ! Проснись немедленно!»       Внутренний голос выл об опасности, бешеные удары сердца эхом отдавались в голове. Ценой неимоверных усилий Чуя сумел всё же разлепить веки. Каждое из них, казалось, весило килограмм по сто, настолько трудно оказалось заставить их подняться. Юноша медленно похлопал ресницами, привыкая к темноте. Контуры предметов обстановки едва вырисовывались в ней, и Чуя сначала даже испугался, ему спросонок показалось, что он опять очутился в Муравейнике. Но в голове тут же прояснилось, и вместе с воспоминаниями вернулась и горечь.       — Я живой… — прошептал он чуть слышно и нервно сглотнул. — Я всё ещё здесь… Но почему, я же должен был умереть…       Чуя попытался пошевелиться, но не тут-то было, тело будто превратилось в один гигантский синяк, отзываясь болью в костях на малейшее движение. А руки и вовсе не желали двигаться, их будто что-то блокировало. Арахабаки подёргал кистями и понял, в чём дело — кто-то стянул ему запястья крепким кожаным ремнём.       — Очнулся? — зло послышалось сбоку.       Чуя подскочил и наткнулся взглядом на Мичидзо, сидевшего на краю постели. Лицо его казалось непривычно ожесточённым, брови сдвинулись к переносице, губы сжались в нитку, а в жёлтых глазах полыхал демонический огонь.       — Ну, и как самочувствие, господин Исполнитель?       Арахабаки растерянно заморгал и ещё разок дёрнул руками. Нет, не показалось. По спине поползли мурашки, Чуя вдруг всем нутром ощутил скорую беду. Что-то здесь не так… Но юноша постарался взять себя в руки.       — Тачихара-кун, что происходит? — нервно спросил Чуя, неловко пытаясь приподняться и сесть. Куда там, без помощи рук это было почти невозможно, тело словно утонуло в простынях, казавшихся сейчас ужасно горячими. — Развяжи меня, что это ещё за дурацкие шутки? Я думал, что ты давно уже свою страсть к БДСМ излечил, вроде вырос уже…       — Э, нет, Чуя. Шутки кончились. Мы уже достаточно повеселились за эти годы, сейчас уже все серьёзно.       Мичидзо пододвинулся поближе к нему и ухватил за подбородок. Жутковатые жёлтые глаза оказались совсем близко. Чуя скрипнул зубами, сощуриваясь и недобро глядя на него из-под растрепавшейся рыжей чёлки.       — Ну и? Что серьёзного, в таком случае, скажешь? — ухмыльнулся он. — Вот странность, а я и не знал, что ты умеешь спокойно разговаривать, не лыбясь при этом во всю пасть.       Странным образом Чуя уже не чувствовал боли в ноге; мало того, ему казалось, что к нему медленно, но верно возвращаются былые силы.       — Не язви, а то по лицу кулаком случайно заеду. Знаешь, руки как чешутся? — Тачихара ядовито улыбнулся в ответ. — Но мне пока не хочется уродовать твою очаровательную мордашку. Нам с тобой ещё очень длинный разговор предстоит. Я, знаешь ли, такой нерешительный… — он погладил божество по щеке, чуть-чуть надавив на нижнюю губу кончиком указательного пальца. — Вот всё хотел с тобой поговорить, а случая не представлялось, ты же с красавчиком не расставался, а это не для его ушей. Но теперь мне удалось наконец убрать его с дороги, и теперь мы с тобой можем поболтать по душам.       Чуя расслабленно прикрыл глаза.       — Понятно. Смерть от потери крови мне не грозила, ты просто хотел убрать Осаму-куна и наврал ему с три короба.       — Да, — Мичидзо засмеялся. Арахабаки передёрнулся — почему он только раньше не замечал, до чего же мерзко он хихикает, просто как гиена. — Господи, видел бы ты его, когда он уходил. Он же ревел, как девчонка. Вот уж я повеселился, жаль, нельзя было поржать, надо было изображать убитого горем влюблённого.       Тачихара, потянувшись вперёд, дотронулся до рта Арахабаки, Чуя скривился и с омерзением отвернул в сторону голову.       — Не лезь ко мне целоваться. Я верное существо, мне плевать, что Осаму-куна тут нет, не собираюсь ему изменять.       — Ты-то верное? — Мичидзо округлил глаза, поглаживая пальцами его подбородок. — Ну да, конечно, именно поэтому ты бегал ко мне по поводу и без все эти годы.       — Ты не сравнивай, я обращался к тебе по рабочим вопросам, — Чуя сощурился. — У нас с тобой последние несколько лет было дружеское партнёрство и не более того. Мы хоть раз целовались? Или в постель укладывались? Не помню такого.       Тачихара напустил на лицо выражение глубочайшей скорби и опять приложил пальцы к его сухим губам.       — Печально осознавать, что ты расценивал меня только как инструмент. Всего несколько лет прошло, а ты уже забыл, как нам было хорошо вместе… Я скучаю по тем денькам. Забавно — тогда мне казалось, что мы были рядом целую вечность… — он прикрыл глаза и упёрся лбом в шею Арахабаки. — А на самом деле всего четыре месяца… Но зато так любили…       — Хватит уже хрень нести. Любили, любили… Да мы детьми были, — Чуя слегка поморщился. — Маленькими и жутко глупыми, принимали половое созревание и бушующие гормоны за любовь, вот и всё.       — Ну, ты, наверное, считал так. А я ведь был привязан к тебе, — Мичидзо вздохнул и прижался губами к его подбородку. — По-настоящему привязан, Чуя. И я до сих пор не смог найти кого-нибудь, кто бы заменил мне тебя, хотя так хотелось… Но сейчас уже не хочу. Ты и так скоро вернёшься ко мне, — он тихонько фыркнул и обнял юношу, перехватив его связанные руки и гладя запястья пальцами.       — Это с чего ты взял? — Чуя криво усмехнулся на один бок. — Даже не собираюсь.       — Так с того, моя любовь, — Тачихара облизнул губы и дотронулся до уголка его рта, — что ты теперь враг Ордена. Если они тебя найдут, то схватят и запрут здесь уже как преступника. А значит, мы с тобой окажемся в равных позициях, и ты опять будешь моим.       Чуя нервно прикусил губу.       — Да я даже под угрозой расстрела под тебя не лягу, — процедил он сквозь зубы. — Размечтался.       — А тебе придётся на это пойти, независимо от того, хочешь ты или нет, — улыбаясь, продолжал Мичидзо. — Знаешь, почему? Можешь себе представить, что сделают местные с Исполнителем, который оказался с ними на равных, они ведь тебя ненавидят от всей души. Припомнят тебе всех казнённых. И тебе ничего не останется, кроме как вернуться ко мне.       Арахабаки почувствовал, как по спине потёк ледяной пот вперемешку с огромными мурашками. Чуя очень хорошо знал, как относятся к Исполнителям заключённые здесь вампиры и преступники; если бы не было угрозы быть убитым на месте за нападение на начальство, члены Ордена уже давно бы передвигались по Зоне только в кольце вооружённой до зубов охраны, и то не факт, что эта охрана бы смогла защитить. А уж что будет с Исполнителем, которого понизили до общего уровня и лишили всех полномочий… Даже представить страшно. Да его в первые же десять минут такого положения зажмут в ближайшей подворотне, изобьют до полусмерти и пустят по кругу.       — И вампир твой тебя не защитит, — хихикал Тачихара, — потому, что его заберут отсюда подальше, и станет он постельной принадлежностью другого существа, которое посильнее тебя будет. Не скажу, что сильно завидная судьба, но тебе придётся куда хуже, ты-то останешься в городе грехов и будешь служить всеобщей подстилкой.       — Что? — севшим голосом прошептал Чуя, бледнея. Если бы Мичидзо просто про подстилку сказал, Арахабаки бы ему врезал, но сейчас юноша услышал нечто более жуткое для него. — …Куда его заберут? О чём ты?       Тачихара медленно убрал с его лица спутанную прядь рыжих волос.       — Ты поверил в то, что я хочу помочь, и спокойно отправил его в своё убежище за пропуском, так? — Чуя прикусил губу. Откуда узнал? — Можешь не кивать, это и дураку понятно. Ну вот. Орден схватит твоё сокровище, потому что босс и его личная охрана сейчас находятся в твоём особняке, — Арахабаки в ужасе распахнул глаза. Мичидзо, явно гордясь собой, ласково улыбнулся и поцеловал его в лоб: — Надеюсь, ты успел сказать ему прощальные слова?       — Я тебя убью! — взвыл Чуя и, рванувшись вперёд, с силой боднул его головой в грудь. Тачихара вздрогнул, но не растерялся и, резко выставив руку, сцепил пальцы на его горле, Арахабаки захрипел и закатил глаза. — Тварь, ты же с самого начала… С самого начала всё это задумал! И как я только не догадался, что ты врёшь о моей скорой смерти, я ведь знаю, что даже при истощении Арахабаки такой мелочи не хватит, чтобы меня убить! Даже меня ухитрился загипнотизировать так, что я позволил Осаму-куну уйти! Чёртов мафиози, ты всегда был мерзавцем и так им и остался, как я мог тебе поверить?!       Мичидзо выпустил его шею из захвата и с силой ударил ладонью по щеке; Чуя с визгом свалился обратно на подушку, кривясь и стискивая зубы.       — Мерзавец? Ну да, так и есть, — спокойно передёрнул юноша плечами. — Бывших мафиози не бывает, Чуя. Даже если мафии больше нет.       Чуя, бессильно захлёбываясь, отчаянно дёргал руками. Внутри, казалось, всё свело судорогой от осознания того, как же ужасно он прокололся. Арахабаки хотел уберечь вампира, а в итоге, получается, сам же и подставил его под удар, сделал лишь хуже; надо было вцепиться в вампира и не дать ему сдвинуться, какого чёрта Чуя повёлся на актёрства бывшего любовника и сам велел Осаму уходить прочь, не дожидаясь его смерти? У него ведь уже тогда зародились подозрения в том, что Мичидзо что-то темнит и недоговаривает…       С трудом успокоившись, он вжался головой в подушку и сжал губы, шумно дыша через ноздри. Мичидзо, улыбнувшись, принялся убирать с его лица волосы.       — Мне следовало догадаться обо всём раньше, — шептал Чуя, медленно моргая. — Эти уроды в балахонах, кровь, которую они пытались украсть, склад этой самой крови в порту, о котором никто не знал… Это ведь всё твои выкидоны, Тачихара-кун…       Тачихара вновь ухмыльнулся краешком рта и кивнул. А Арахабаки, не замечая его жеста, продолжал бормотать:       — Это ты… Это ты доложил ищейкам, что я прячу древнего вампира, сразу же, как только я впервые привёл Осаму-куна в бар. Ты указал им на моё убежище, в тот самый день, когда меня обеспокоило поведение босса, и я попросил тебя разузнать о Муравейнике… И ты же сказал им, что я бегу домой, чтобы они успели подстроить засаду и всадить мне шприц в шею. Ты знал, что на старых складах есть запасы крови из тамошних лабораторий, те бандиты подчинялись тебе, тебе зачем-то понадобилась эта кровь, и ты отправил их за пакетами, думая, что там нет никакой охраны. Охраны-то и не было, да, но ты всё равно прокололся, их камеры засекли, вот и пришлось тебе изображать, что ты пытаешься их поймать… Это с самого начала был ты и только ты… Преступник, завербованный в Орден…       Мичидзо вяло похлопал в ладоши.       — Браво, моя любовь. Я уж думал, ты не сообразишь, — он ухмыльнулся и наклонил голову. — Да только всё равно ты глупый, Чуя! Знаешь, в чём твоя главная проблема? Ты уж чересчур самоуверенный, даже самовлюблённый, я бы сказал, и при этом наивный, а особенно ты веришь тем существам, которых любишь. Даже я догадался, что босс Ордена просто использует твою сущность, сбрасывая тебе самую грязную и тяжёлую работу, чтобы людей в расход не пускать, а ты этого даже не понимал и с радостной улыбкой кидался выполнять любой приказ. И для чего? Чтобы доказать, что ты заслужил эту жизнь?       — Хватит, Осаму-кун мне это до тебя уже сказал, — Чуя скривился. — Ты прав, я всегда был самовлюблённым, привык к своей неуязвимости и был склонен слишком доверять тем, кто мне близок. Тебе, боссу, Коё-сан. Но сейчас маски упали, одна за другой, — Арахабаки опять вжался в подушку. — Всё же люди отвратительные создания… Ненавидят вампиров за то, что те пьют у них кровь, а сами-то кто? Кучка моральных уродов, верящих во всякую чушь и готовых ради достижения этой чуши на любую жестокость…       Мичидзо сердито поджал губы.       — Ты и про себя? Ты ведь тоже был человеком, до того, как в тебя Арахабаки посадили. Не задирай нос, щёлкнут.       — Нет, я не был человеком. Без Арахабаки я был просто сосудом, куклой без души и разума, — Чуя сощурил глаза. — Но я и не божество. Если бы им понадобилось, они бы сделали новую куклу и пересадили сущность в неё. Я…Я просто больше не знаю, что я такое на самом деле.       Внезапно вновь навалилась жуткая усталость, голова закружилась, а во рту появился мерзкий привкус крови. Чуя безнадёжно подёргал руками и прикрыл глаза, густо сглатывая.       «Вот чёрт… Ну почему Арахабаки всё ещё спит? Почему даже сейчас, когда он так мне нужен…»       Тачихара помолчал минуту, потом потянул его за плечо, поднимая, и обнял обеими руками. Чуя дёрнулся было, но это оказалось бесполезным.       — Ну вот почему, Чуя? — горестно спросил юноша, поглаживая его спину. — Почему ты тогда так слепо послушался босса и согласился участвовать в зачистке?       — Я ничего не смог бы с этим сделать, даже если бы хотел, — Арахабаки стиснул зубы. — Единственное, что я мог — это предупредить тебя и попросить спрятаться. Я спас тебя, именно благодаря мне ты сейчас здесь, чего ты ещё от меня хотел?       — Я-то жив, но вот знаешь, мысли о том, что я выжил, а все мои друзья погибли, заставляют меня ощущать себя крайне мерзко. Ты не допускал мысли о том, что у меня появится желание отомстить за них? — Мичидзо зло сузил глаза. — Может, я и спасался только ради этого!       — Я не думал, что все члены мафии так близки между собой. Мне казалось, что в преступном мире у тебя вроде как нет друзей, есть лишь враги или соперники. В Ордене всегда было так, там никто ни с кем близко не общается и вряд ли полезет мстить в такой ситуации, — Чуя поморщился и уткнулся носом ему в плечо. — Не рассчитал. Дурак был малолетний.       — Может, в Ордене и рассадник крокодилов, это вполне в стиле босса, — сердито отметил Тачихара, — а у мафии другие законы.       — Да наплевать. Вышло то, что вышло. Ничего уже не поправишь, столько лет прошло, трава на могилах уже выросла, — Арахабаки прикрыл глаза. — Что ты собираешься со мной делать? Убьёшь? Или сдашь Ордену?       — Убил бы, если бы мне разрешили, — раздражённо протянул парень. — Но пока что я не могу этого сделать, приказа не было. А если я вздумаю самовольничать, это за предательство посчитают. У меня положение и так чересчур шаткое, нельзя рисковать.       — Что ж, ясно… Тогда давай ещё поболтаем, пока ты приказ ждёшь, — Чуя улыбнулся краешком рта. — А можем даже чем-то более интересным позаниматься, чтобы время скоротать… — он потянулся к бывшему возлюбленному и почти прижался губами к его уху.       — Ты же сказал, что тебе противно, — Тачихара ухмыльнулся.       — Хоть развлекусь напоследок, — Чуя томно прикрыл глаза и запрокинул назад голову. — Скучно же просто ждать…       Мичидзо секунду молчал, кусая губу, явно пытаясь перебороть своё желание, но всё же не удержался и, наклонившись, прижался губами к бледному горлу, прихватывая нежную кожу. Чуя, нервно сглотнув, прикрыл глаза. Терпи, терпи. Так нужно, если хочешь освободиться, надо усыпить его бдительность, дать понять, что ты смирился со своей участью.       Тачихара ловко опрокинул его в подушки, не отрываясь от шеи, обнял обеими руками, крепко притискивая к себе. Пройдясь поцелуями чуть вверх, он почти нежно дотронулся до подбородка, прикоснулся к уголку рта; руки его потянулись к просторным белым брюкам, слегка приспустили их, погладили мускулистый живот, переместились на ягодицы. Арахабаки вяло отвечал на поцелуи, прикрывая глаза. Как же всё-таки Чуя ненавидел оказываться на пассивной стороне действия, сказывался болезненный обряд посвящения, воспоминания о котором не могли забить даже те, что были связаны с самим Тачихарой. А связанные ремнём руки только усиливали неприятные ощущения, Арахабаки чувствовал себя слишком неуклюжим и беспомощным.       — Иди сюда, рыжее чудо, — Мичидзо, хмыкнув, дёрнул его за бёдра и вжался в него пахом. Чуя зажмурился, отворачивая в сторону голову. — Развлечься напоследок, говоришь? Как скажешь, я тебе устрою весёлую ночь. Буду тебя трахать, пока не сдохнешь.       Задрав залитую кровью кофту, парень жадно впился губами в кость ключиц, поцеловал сосок, спустился на живот. Чуя упустил тот момент, когда он расстегнул «молнию» на своих джинсах; Арахабаки только скривился, почувствовав, как он резким движением толкнулся внутрь и сразу же, не давая привыкнуть, начал двигаться, вбивая дрожащего юношу в кровать.       Чуе казалось, что он буквально кожей чувствует, как горят щёки и уши. Стёртые в кровь руки отчаянно болели, ремень ужасно впивался в них, травмируя всё сильнее. По щекам текли слёзы, попадая на губы и оставляя за собой солёный привкус. Никакого удовольствия и упоения, присущих таким моментам раньше, Арахабаки не чувствовал, было только жутко больно и противно, ничего больше. Он дёрнулся, почувствовав, как внутри резко стало горячо; Мичидзо подался слегка назад, но тут же перевернул дрожащего юношу на живот и резко дёрнул на себя, насаживая обратно. Обхватив его поперёк живота и сжав пальцами полутвёрдый член, он обцеловывал трясущиеся плечи божества, прихватывал его за мочку уха, зарывался носом в мягкие рыжие волосы. Чуя, кривясь, сам потихоньку приподнимался, понимая, что у него нет другого выхода. При одной только мысли о том, что если он останется в Зоне, такое ему и впрямь придётся переживать каждый день, начинало тошнить. Нет, ни за что он тут не останется, лучше умереть.       Конец был уже почти в тумане; у Арахабаки от боли и омерзения буквально потемнело в глазах. Ощутив на руке вязкую влагу, Мичидзо выпустил его, грубо бросил на постель и отстранился, застёгивая брюки.       — Бревно… — процедил он сквозь зубы и наклонился, ухватывая парня за подбородок скользкими пальцами. — А раньше ведь не был таким. Впрочем, наплевать. Всё равно ты мой, Чуя, и ты только что это доказал.       Чуя отстранённо смотрел в сторону заплаканными глазами. Почувствовав, как Тачихара прижался губами к его подбородку, он вздрогнул.       — Подожди… — слегка откинув голову, Чуя прикусил губу и посмотрел ему в лицо. — Пока ты не разошёлся… Можно задать тебе один вопрос?       Мичидзо отстранился от него и слегка сощурился.       — Валяй. Но если не захочу, отвечать не буду.       — Да пожалуйста, — Арахабаки, приподнявшись, неловко ткнулся носом ему под ухо. — Скажи-ка мне, а зачем тебе понадобилась эта кровь со складов? Она там валялась без малого десять лет, и вдруг сейчас ты решил её достать, зачем?       Тачихара ухмыльнулся, проводя пальцами за его ушами и заправляя за них рыжие прядки волос.       — Ты уверен, что хочешь это узнать? Для тебя это точно шоком окажется.       — Я столько дерьма за последние пару дней повидал, что мне кажется, что я уже ничему не удивлюсь, — Чуя наклонил голову. — Говори.       Мичидзо вновь дотронулся до уголка его рта, лизнув нижнюю губу, и наклонился к уху.       — Это был приказ босса, — вкрадчиво прошептал он. — Кровь нужна ему, и эксперименты тут ни при чём. Сказать тебе, зачем, или, может, сам догадаешься?       По спине побежал холодок, Чуя нервно сглотнул. Перед глазами вдруг встало бледное лицо босса, его вечно нездорово-сероватая кожа, красные глаза и синяки под ними, вспомнилось, как Арахабаки тогда, в последнюю их встречу, думал, что даже древний вампир Осаму больше похож на человека, чем босс…       — Нет… — прошептал Арахабаки чуть слышно, бледнея. — Ты же не хочешь сказать…       — Точно, — Тачихара язвительно улыбнулся. — Босс Ордена — вампир, древний, куда древнее твоего красавчика. И такой же каннибал, — он наклонил набок голову и прищурился. — А вот попробуй-ка теперь отгадать с одной попытки — зачем же он пытался ловить других вампиров?       Вся кровь резко бросилась в голову; Чуя налился синевой и сжал в кулаки онемевшие пальцы. Уже даже не пытаясь сопротивляться Тачихаре, который опять прижал его к себе и зацеловывал шею, он прикрыл глаза.       — Те вампиры, которых на опыты забирали… — чуть слышно прошептал Чуя и густо сглотнул. Куда там, в горле будто встал здоровенный колючий комок. — Те, у которых всю кровь вытаскивали… Это вовсе не для изучения было, боссу просто самому постоянно она нужна, чтобы поддерживать себя в нормальном состоянии!       — Бинго! — весело воскликнул Мичидзо, ущипнув его за щёку. — Чего только не узнаешь порой о том, кто тебе ближе отца был, а? Извини, моя любовь, но сегодня мне придётся порушить ещё кучу твоих иллюзий. Боссу ты больше не нужен, поимка красавчика была твоим последним заданием.       — Но зачем ему Осаму-кун? — Арахабаки прикусил губу.       Тачихара закатил жёлтые глаза.       — Вот непонятливый, — в сердцах воскликнул он. — Да затем, что это его дитя. Единственное и потому особо ценное. А что, красавчик тебе не рассказывал никогда о том, кто его обратил?       — Рассказывал, но не называл никаких имён. Сказал, что не помнит лица того древнего, — Чуя сморщился, — и что обративший бросил его спустя буквально пару дней после обращения.       — Бросил, потому что тогда ему было не до того, — Мичидзо покачал головой. — У босса без того проблем было навалом. Это были славные времена охоты на ведьм и другую нечисть, тогда вампиров по-настоящему ловили и уничтожали, он как раз попал под колпак, и ему пришлось уйти, чтобы не угодить в лапы охотникам. А теперь вампиры существуют в относительном спокойствии, и босс хочет своё дитя назад, а то, что в красавчике теперь течёт и твоя кровь, будет ещё и очень приятным бонусом.       Чуя устало помотал головой. Вся эта картинка мгновенно встала у него перед глазами, и ему оставалось только ужасаться чужой подлости.       — Босс обратил Осаму-куна лишь потому, что он собрался с обрыва сброситься… Древнего вампира привлекла необычная красота смертного юноши, кровопийца сначала просто наблюдал, зная, что обращать нельзя, а потом, осознав, что прекрасное создание имеет пристрастие к самоубийствам и может погибнуть, спас его и обратил. Просто не мог позволить такому случиться, хотя и понимал, что не сможет долго быть рядом со своим творением, — Арахабаки сморщился и опустил голову. — Истории известна чёртова прорва случаев, когда древние вампиры влюблялись в смертных и кусали их, обрекая многих на мучительную гибель, ведь чтобы человек мог пережить обращение, у него должен быть невероятно сильный организм. Малейшая слабость, ошибка, болезненность — и последует смерть. Боссу тогда пришлось уйти, он планировал в конце концов вернуться за Осаму-куном, но процесс возвращения затянулся аж на двести лет… Я прав? — Чуя поднял на парня опустевшие, потускневшие глаза. — Он ведь сам тебе всё это рассказал, верно? Иначе откуда бы тебе быть в курсе таких мелочей?       Мичидзо кивнул и пожал плечами.       — Да, он объяснил мне это перед тем, как я сообщил ему, где находится твоё убежище. Не знаю, правда, зачем он это сделал, но мне пришлось выслушать его историю.       — Понятно… А когда ты убедил Осаму-куна, что я уже труп, и он ушёл, ты связался с боссом, — сдавленно продолжил Чуя. — Ты не мог слышать, о чём мы говорили, я шептал указания ему в ухо, но ты догадался, что Осаму-кун сначала обязательно вернётся в убежище, и сообщил об этом. И босс расставил засаду.       — Вот и конец сказочке, — Мичидзо театрально развёл руками в стороны. — Босс получил назад своё бесценное дитя, а ты останешься здесь, вместе со мной, каждый получил своё. Не совсем хэппи-энд, конечно, но что поделать, в жизни всё далеко не так красиво, как в настоящих сказках.       — Вот оно как…       Арахабаки отстранился от него и опустился на подушку, вжимаясь в неё щекой. Слёзы опять скопились в глазах, застилая их, в груди противно сжалось. Чуя ведь думал, что босс хочет пустить вампира на опыты, чтобы понять, чем каннибал отличается от обычного вампира; юноша боялся, что если Осаму попадёт в руки Ордену, его уничтожат, как и остальных, потому и прятал, хотел защитить. А если боссу он нужен затем, что это его единственное творение, которому он вряд ли причинит вред… Стоит ли Чуе вообще вмешиваться в их отношения? Осаму, наверное, будет лучше с вампиром, который обратил его… Арахабаки скривился и зарылся лицом в подушку.       — Какого чёрта… — Тачихара дёрнулся, услышав сдавленный голос. — Какого чёрта так больно?!.. Я не могу, я просто больше так не могу… — Чуя, неловко повернувшись на спину, уставился на него широко раскрытыми, заплаканными глазами.       — Зато теперь ты будешь знать, каково было мне, когда я увидел тебя руководящим зачисткой, — Мичидзо потянулся к нему, чтобы поцеловать.       Арахабаки секунду лежал неподвижно, глядя на него расширенными глазами, а потом вдруг резко рванулся от него в сторону.       — Не притрагивайся, тварь! — взревел Чуя не своим голосом и пнул его коленкой в живот. Тачихара, ойкнув, отскочил от него, потирая ушибленное место. Арахабаки сощурил загоревшиеся яростью глаза, из них опять потекли слёзы. — Хватит уже мучить, убей меня!       Мичидзо дёрнулся и в шоке уставился на него.       — Убей, убей, убей! — кричал Чуя, кривясь и стискивая зубы. — Пристрели, горло мне перережь, задуши, делай, что хочешь! Пусть лучше будет один раз очень больно, чем вот так вот постоянно, пожалуйста… — он захлебнулся слезами и закатил глаза. — Меня в любом случае ждёт жизнь страшнее, чем смерть, я не хочу, не хочу так…       Мичидзо нервно прикусил губу. Выкрикивая такие просьбы, захлёбываясь и корчась, Арахабаки выглядел откровенно жалким; этот встрёпанный, бледный, зарёванный и несчастный мальчик мало напоминал собой гордого, вечно прямого, как вязальная спица, сильного Чую, который никогда никого не боялся и мог обратить врага в бегство одним только взглядом яростно горящих голубых глаз, но всё же это был он.       Рука машинально потянулась к ремню, к рукоятке заткнутого за него пистолета. Тачихара медленно вытащил его и приставил ко лбу юноши. Странно, но рука не дрожала. Чуя, ощутив ткнувшееся в лоб дуло, притих; опустив ресницы, он слабо улыбнулся:       — Да, вот так. Давай, пока я слаб и пока мне хватит одного выстрела…       Но Тачихара медлил. Перед глазами, как слайд-шоу, проскакивали обрывочные воспоминания. Самая первая их встреча, тёмный переулок в центре тогда ещё не заброшенной Йокогамы, каблук, давящий на живот, выбивающиеся из-под чёрной шляпы мягкие рыжие волосы, горящие в полутьме голубые глаза. Первый поцелуй под дождём на опустевшей улице, такой мокрый и неумелый, будто детский; как испуганные и смущённые, они после этого старательно отводили в сторону глаза, не осмеливаясь поднимать взгляд. И как после этого они всё-таки уже не могли не прикасаться друг к другу. Самый дальний столик в баре, стены которого сейчас окрасились кровью, как они порой целыми часами напролёт могли сидеть там, пить вино и целоваться. Как вся эта робость и смущение словно в секунду превратились в возбуждённость и решимость, когда они первый раз занимались сексом; как громкие стоны вперемешку со вздохами эхом разлетались в комнате с высоким потолком. Все эти счастливые моменты, они ведь были на самом деле, не приснились, не виделись лишь в мечтах…       А теперь Мичидзо держит приставленный к голове Чуи пистолет, и Арахабаки умоляет его убить. Как же дошло до такого? Почему такое случилось именно с ними?       Чувствуя, как рука начала дрожать, Тачихара нервно сглотнул и зажмурился. Как бы то ни было, тот Чуя уже не вернётся, никогда; ровно в ту секунду, когда парня уводили боевики Ордена после нападения на отряд, он увидел, как из голубых глаз мрачно наблюдавшего за ним юноши окончательно ушли отголоски былой ласки и наивности, как взгляд в одно мгновение стал цепким и необычайно жестоким. Чуя, сидящий сейчас перед ним, не имеет к мальчику, в которого Мичидзо тогда влюбился, никакого отношения. И это сердце навечно отдано вампиру.       Тугой горький комок подкатился к горлу. И Мичидзо нажал на курок.       Всё заняло, наверное, секунду, хотя показалась она целой вечностью. Тачихара видел, как Чуя, дёрнувшись, упал на подушку, как из круглой раны на лбу тонкой струйкой потекла кровь. Пистолет выпал из разжавшейся руки; Мичидзо зажмурился, тщетно пытаясь удержать наплывающие слёзы, и обхватил себя за плечи, кусая губы. С трудом заставив себя открыть глаза, он посмотрел на Арахабаки. Чуя лежал неподвижно, слегка запрокинув назад голову; безвольно раскинувшийся на белых простынях, с рассыпавшимися по подушке кудрявыми рыжими волосами и опущенными ресницами, которые почти до половины закрыли бледные скулы, он казался сломанной куклой. Воротник его залитой кровью кофты слегка отвернулся, на белой коже отчего-то проступили красные пятна, смахивавшие на следы от пальцев, они слегка пульсировали, меняя размеры и очертания… Это царапнуло взгляд, но Мичидзо предпочёл не обращать внимания. Он, слегка шатаясь, встал с кровати, наклонился, развязал крепкий ремень на руках и поднял безвольное тело. Не хотелось оставлять его здесь, на растерзание Ордену, даже мёртвого, его всё же следовало похоронить.       — Что там красавчик говорил… — бормотал Тачихара, прижимая повисшего в его руках тряпочкой юношу к себе. — На кладбище, под ивой…       Чуя вдруг сипло втянул в себя воздух и захрипел; Мичидзо от неожиданности взвизгнул и уронил его, тут же отскакивая подальше и выхватывая второй пистолет. Арахабаки с грохотом свалился на полированный пол, стукнувшись затылком, и раскинул в стороны руки. Грудь его ходила ходуном, он ужасно хрипел и вытягивал шею.       — Живой? — почти в ужасе прошептал Мичидзо, чувствуя, как по спине побежали огромные мурашки. — Не может быть!       Арахабаки резко распахнул глаза; зрачки в них сузились до размеров ниточек, радужки загорелись ещё ярче обычного. Вокруг раны на лбу запульсировали красные пятна. След от пули затянулся в секунду, превратившись в крохотную точку; по шее и рукам поползли ядовитые узоры, переплетаясь в сеть. Чуя резко сел и наклонил голову, дотрагиваясь ладонями до грудной клетки.       — Неужели проснулся, тварь такая, — он оскалился, демонстрируя жуткие удлинившиеся зубы. — А я уж думал, что ты сдох. Что, понял, что реально помереть можешь, струхнул и решил на всякий случай вмешаться? И как я не догадался, надо было сразу Осаму-куна попросить меня задушить, столько времени впустую.       Арахабаки встал, неловко подвернув под себя травмированную ногу. Тачихара в ужасе вжался в стену. Чуя встряхнул головой и вполне твёрдым шагом, чуть-чуть прихрамывая, двинулся к нему.       — Благодарю, — язвительно протянул он, сверкая сумасшедшими глазами. — Мне этого последнего штриха и не хватало. Сам бы я не решился, я же не Осаму-кун, чтобы мечтать о самоубийстве.       — Твоя рана… — чуть слышно прошептал Мичидзо, вдруг осознав, что он твёрдо наступает на ногу, которая ещё буквально пару часов назад напоминала кровавое мессиво.       Чуя наклонился и задрал брючину. Яркие метки проклятия покрыли всё ещё кровоточащую рану на лодыжке; словно щупальца, они стягивали её края, кожа быстро срасталась. В конце концов на месте ужасающего ранения, от которого Арахабаки ещё буквально несколько часов назад умирал, остался лишь небольшой шрам, окружённый потемневшими узорами. Тачихара ойкнул и зажал себе рот рукой.       — Не ожидал, да? Я тоже, умирать уже приготовился, — Чуя хмыкнул и выпрямился. — Это был совсем уж экстремальный вариант, на случай, когда ничего уже не помогает. И сработал, надо же. Теперь буду знать, как будить Арахабаки, когда он чересчур долго дрыхнет.       Мичидзо вновь схватился за пистолет; выстрел, второй, третий, четвёртый… Пули в обойме кончились, и парень опустил оружие, кусая губы. Чуя теперь уже не отводил от себя патроны, одна пуля влетела ему в плечо, вторая вонзилась в живот, ещё две попали в колени. Арахабаки слегка прогнулся в спине, а раны, не успев даже закровоточить, исчезли. Радужка в правом глазу резко сузилась; оскалив зубы, Арахабаки молнией метнулся к бывшему любовнику. Тачихара даже опомниться толком не успел, как длинные пальцы с острыми чёрными ногтями сомкнулись на его горле.       — Итак, — Чуя, скалясь, как злобная гиена, прибил его к стене, крепко приложив об неё затылком. Тачихара вскрикнул; на обоях за его головой появилось кровавое пятно, тоненькие струйки потекли по шее, заливаясь за воротник свитера. Наблюдая, как Мичидзо морщится от боли, Арахабаки потянулся к нему, широко и медленно лизнул скулу и сощурился. — Напомни-ка мне, моя любовь, на чём мы с тобой остановились? Кажется, на том, что босс обратил Осаму-куна и охотился за ним всё это время, а теперь, с твоей лёгкой руки, моя радость почти у него в руках, м-м-м? — он почти прижался к губам, дыша в них. — Знаешь, что я с тобой за такое предательство сейчас сделаю? — голос резко сорвался на злое шипение, Чуя сморщил нос. — Глаза тебе выдавлю, медленно, по одному.       Мичидзо глянул в его безумные глаза и нервно сглотнул. Не шутит, он на полном серьёзе. Тачихара до этого никогда не видел Чую в таком состоянии; если бы взглядом можно было убивать, от него давно бы уже осталась едва ли кучка дымящегося пепла.       Чуя медленно приподнял свободную руку. Почти нежно провёл по лицу задрожавшего парня кончиками пальцев, задержав их на губах, уцепил рыжую прядку волос, слегка подкручивая её, скользнул подушечками по скуле… Мичидзо прикрыл глаза, стараясь унять бешено колотящееся сердце и не показать охвативший его ужас. А Чуя вдруг зло поджал губы и резко вонзил ему в глаз длинный заострённый ноготь.       Воплю, изданному парнем, позавидовала бы труба, от которой пали стены Иерихона; едва не оглохнув от своего же крика, Тачихара выгнулся и изо всех сил вцепился пальцами в тонкое запястье, пытаясь вырвать руку и отвести её в сторону. Боль была невыносимой, в глазное яблоко словно воткнулся раскалённый нож, который постоянно ворочался и травмировал ещё сильнее.       — Что, плохо? — равнодушно бросил Арахабаки, наклоняя набок голову. — Больно, да?       — Вот же тварь бессмертная… — всхлипывая, сквозь стиснутые зубы прошипел Мичидзо. Чуя резко отдернул руку прочь; юноша, всхлипывая, осел на пол, прижимая ладонь к повреждённому глазу. Он так и чувствовал, как по лицу текут струи крови; в этой области пульсировала тупая боль, прокатываясь к вискам и лбу. — Зачем… Зачем ты так, Чуя?.. Неужели у тебя совсем не осталось никаких чувств ко мне, что ты ради своего красавчика вытворяешь такое?!       Чуя с брезгливостью осмотрел его.       — Не осталось никаких чувств? — зло спросил он. — А они должны были? Как может остаться то, чего никогда не было? Они умерли уже давным-давно, практически сразу после того, как появились. Я же тебе ещё тогда сказал — ты меня интересовал исключительно как существо, с которым можно потрахаться пару ночей без всяких обязательств. И я на тебя внимание обратил только потому, что никого получше не нашлось. Да, может, я и относился к тебе неплохо, но поверь, этому отношению до любви, как до Луны пешком. Откуда ты вообще взял, что я что-то к тебе чувствовал?       Мичидзо изо всех сил стиснул зубы.       — Но ты же сам сказал, что хотел защитить меня, когда просил уйти подальше перед нападением на мафию!..       Чуя захохотал.       — Господи, и на этом что, вся твоя теория о моих чувствах к тебе строится?! Да, я предупредил тебя, потому что ты был мне симпатичен, и я не хотел терять партнёра и полезного информатора в одном лице. Да только половина моего хорошего отношения к тебе испарилась после уничтожения того отряда, а вторая — сейчас, после того, как ты к Ордену тайком, за моей спиной, метнулся, и сдал ему существо, которое я, может, всю свою жизнь ждал… — Чуя захлебнулся от гнева и злобно плюнул на пол: — Да меня тошнит от тебя!       — …А как ещё ты предлагаешь выживать в таких условиях?! — взвыл Тачихара. — Ты хорошо устроился, кайфовал под тёплым крылышком босса-папочки и ни о чём не думал, ты ведь даже не знаешь, что это такое, когда ты мотаешься по трущобам, еле волоча ноги от слабости, когда у тебя от голода и холода темнеет в глазах, когда ты не знаешь, доживёшь ли вообще до завтрашнего дня! Нам только и оставалось, что пойти в мафию и работать на неё, а потом появился Орден и отнял последнюю надежду на нормальное существование! А в Зоне как выживать? Ты мечтал, чтобы я тут свернулся и сдох где-нибудь в помойке, когда меня сюда вернули?! А не дождёшься, я живучий, я из любой западни вылезу, и насрать, какими методами! — он вцепился в глаз пальцами и стиснул зубы. — Ты сам-то что без босса, Чуя? Всего лишь неудачный лабораторный эксперимент, вся твоя мощь, как и ты сам, родом из пробирки. И где бы ты был сейчас, если бы босс не подобрал тебя тогда? Да обслуживал бы за бесплатно клиентов в подвале борделя, ни на что большее ты бы не сгодился!       Чуя с силой пнул его ногой в живот; изо рта брызнула кровь, Мичидзо поперхнулся ей и закашлялся, сгибаясь чуть не вполовину.       — Неудачный эксперимент? — Арахабаки ухмыльнулся. — Да, так и есть, я не пытаюсь это отрицать. Только вот знаешь, в чём заключается моя неудачность? В том, что я живой, только и всего. Я знаю, босс и те ублюдки-учёные хотели навсегда меня оставить в куклах, я должен был быть послушной игрушкой с чудовищной силой в их руках, да только не получилось, кукла проснулась, у неё появились собственные мысли и желания. Не знаю уж, благодаря Арахабаки это случилось, или же у меня и до этого были задатки личности. Они бы усыпили меня, но босс решил, что я ему ещё пригожусь. А чтобы я был полностью им парализован, доверял ему и делал всё, что он скажет, он устроил весь этот цирк, пожертвовал целой лабораторией.       Чуя сощурил глаза и, присев на корточки, с силой дёрнул парня за волосы.       — Что он тебе сказал? — голос сорвался на злой хрип. — Что он приказал тебе со мной сделать?       — Твою судьбу он оставил на моё усмотрение, — Тачихара презрительно фыркнул. — Теперь, когда босс нашёл твоего красавчика, ты, Чуя, для него не более чем отработанный материал. И он выбросит тебя сюда, как ненужный хлам, а уж что будет дальше с этим хламом, его не интересует. Кого вообще волнует, что происходит с испорченными вещами, которые на помойку выбрасывают? Ты сам бы стал этим интересоваться?       Ещё один удар в живот заставил его с криком повалиться на бок и вцепиться в повреждённое место.       — Слизняк. Убивать тебя даже неохота, противно, — Чуя скривился. — Так и быть, живи дальше без глаза. А если повезёт, так и сдохнешь тут от потери крови, — проговорил он язвительно. — У людей, слава богу, такие повреждения не восстанавливаются.       Почти неслышно ступая и уже даже не хромая, он пошёл к двери.       — Ты всё равно ничего не сможешь сделать, — Мичидзо вдруг приподнял голову и сдавленно засмеялся. — Ни-че-го! Босс уже наверняка схватил твоего красавчика и летит с ним в столицу на вертолёте, ты даже при огромном желании их не догонишь!       Арахабаки ухмыльнулся и засунул руки в карманы белых брюк.       — Я уже нашёл Осаму-куна один раз и смог его от Ордена спрятать надолго. Значит, найду и во второй. А если босс его хоть пальцем тронет, я ему глотку перегрызу, и мне насрать, что он вампир. Раз я для него отработанный материал, значит, и он ничего больше для меня не значит.       — Ты думаешь, что Орден тебя вот так к нему подпустит? — Тачихара фыркнул. — Да тебя убьют быстрее, чем ты на километр приблизишься, и Арахабаки не спасёт.       Чуя картинно отбросил со лба прядь волос.       — Ничего. Мне не привыкать быть одному против всего мира. И если дело касается Осаму-куна, я этот мир с лёгкостью разнесу к хренам собачьим.       Резко развернувшись, он исчез на лестничной клетке, дверь захлопнулась. Мичидзо, кривясь и ощупывая рукой всё вокруг себя, пополз обратно в спальню, искать обезболивающие, которые он сам же сюда и принёс. Перед глазами летали яркие искры, он практически ничего не видел. Вот ведь ирония — Тачихара опять понадеялся, что сможет отомстить, а Чуя опять с лёгкостью укатал его в асфальт. Это становилось уже какой-то дурной традицией.