город ге(ро)ев

несмотря на комнату, полную людей, и громкую рождественскую музыку, донхек и марк умудряются поссориться, и сидят теперь на разных концах дивана, дуются. да, в гребанный сочельник, двадцать четвертого декабря. на самом деле, они в контрах еще с прошлой недели, и, наверное, каждый, включая сиджени, успел это заметить. и кажется, тут как никак виноват марк? – так считает донхек, и своего мнения он не поменяет. по его словам, марк уделяет другим мемберам внимания больше, чем ему. все настолько банально и тупо, но с этим ничего не поделаешь – донхек даже разбираться с этим не собирается. «в пятницу ты обнимал джемина двадцать минут подряд, а потом ты укусил сычена за ухо, блять! ты меня побесить захотел?» обидно, не поспоришь. марк всю эту неделю пытался разговорить хека, обнимал его во сне, покупал ему кофе, целовал в лоб, думая, что тот спит, и постоянно смотрел смотрел смотрел на него, на то, как он двигается, как улыбается и смеется, как чуть ли не до потери пульса практикуется с хенами в зале. донхек – неприступная стена сейчас. может, он кажется легкомысленным врединой с замашками бейонсе, но когда дело касается его отношений – он ужасно серьезен. ему будто не восемнадцать, а все сорок, и он уже замученный жизнью учитель философии в старшей школе, переживший три развода и маленькую зарплату. марк не знает, как к нему такому подойти: между ними почти не возникало слишком серьезных недопониманий, максимум – глупая обида из-за ерунды или донхековых подъебов. он смотрит на нового, неизвестного ему донхека и не прекращает думать: это все из-за размера его сучьего эго, или это марк действительно налажал? в любом случае, несмотря на свою романтическую узколобость, марк крайне сообразителен, и знаете что? он развесил крошечные, почти незаметные веточки волшебной омелы во всех дверных и не дверных проемах, украсив их красными лентами. сказать, что идея странная, и вряд ли из нее что-то выйдет, – ничего не сказать. но попытка не пытка, один раз не пидорас. оказалось, все ценят и следуют специфическим английским традициям в этом доме, так что марк за этот день и вечер успел перецеловать чуть ли не всех своих мемберов: чмокнул джемина на пути в туалет, в коридоре его словил тэн, а потом попались тэиль, чону и даже ебучий японец. после каждого такого "случайного столкновения" под пучком дурацкого паразита, он по чуть-чуть подливал себе шампанского в бокал и каждый раз ловил осуждающий взгляд тэена. удивительно и невероятно, но донхек был настолько занят болтновней с макнэ, что не заметил ни разу, как минхеновы губы касаются чужих. может, это и хорошо? но, как в книжке писалось, под самый конец дня, разгоряченный и румяный марк, непонятным образом сталкивается в проеме балконной двери с его нахохлившейся обиженкой, что стоял с телефоном в руках, покачиваясь из стороны в сторону. хек вздрагивает и скрещивает руки на груди в защитном жесте, замечая присутствие старшего – видно, что он нервничает и был совершенно не готов к такому повороту событий. марк сглатывает и еле смотрит на него, всем видом намекая на разговор. но потом вдруг вспоминает, что прямо над их тупыми головами сейчас висит такая же тупая идея марка, которая, как оказалось, почти сработала. он неуверенно и с надеждой тыкает указательным пальцем вверх, обращая внимание донхека на ягоды. тот сначала не понимает, в чем прикол, ждет пару секунд и, вместе с дурацким «оу, кэнэда» в голове, вспоминает эту традицию. гордость ему шепчет, что он в полном праве отказаться от этого, но голос джонни и его «влюбленные целуются под омелой для того, чтобы всю жизнь быть вместе» ему мешает. а что, если они так никогда и не помирятся или, еще того хуже, поссорятся сильнее? и никогда не будут вместе? катастрофа. поэтому, совсем не желая жертвовать их отношениями, он смотрит ему в глаза с недобрым огоньком во взгляде, хмурит брови, а потом бросает короткое «придурок» и тянет на себя. хек цепляется ладонью за марков затылок, и парни стукаются сначала лбами, а потом зубами. создается впечатление, что они пытаются откусить друг другу языки. точнее, донхек; марк же – пальцами поглаживает его щеки в надежде успокоить непонятную вспышку внутри него и спускается правой рукой на талию, притягивая невозможно близко. он чувствует, как облегчение буквально течет по его венам, и улыбается. донхек мелко дрожит, чувствуя тепло чужого тела так близко; марк пахнет дорогим шампанским, теплым имбирным печеньем, мускатом и совсем немного горячим глинтвейном, и донхек, кажется, готов задохнуться. (но не будет же он признавать, что скучал по этому? нет, конечно, он же не идиот.) их губы опухли слегка от укусов, и уши горят, как звезда на елке. и как донхековы глаза, в них отражаются огни гирлянд и, наверное, маркова привязанность. полночь; кажется, они подарили друг другу себя на рождество. они оба дышат тяжело и сквозь собственное сердцебиение краем уха слышат, как где-то там тэиль и джэхен чокаются и завывают last christmas под бит джено, и донхек на полном серьезе говорит марку в губы: - только посмей проебать мое сердце. марк хихикает и коротко целует его: - не волнуйся, я тот самый «особенный». но кто сказал, что марк прощен? ох, ему предстоит еще пройти через кучу донхекова говна. но он со всем точно справится, если донхек обещает любить его так же сильно и в наступающем году.