Погасший луч света

      Прошла неделя, как мы начали лечить Милу. Казалось, ей стало легче — она стала улыбаться, изредка спускаться в холл и иногда даже танцевать. Только Римма спешила обратно отвести её наверх и уложить в кровать. Римма сидела с Милой, как наседка с яйцами, и уходила заниматься своими обязанностями лишь тогда, когда её кто-то сменял — как правило, это были либо я, либо Фред. Но я была не лучшей сиделкой — я это чувствовала.       Я могла забраться на подоконник и часами молча сидеть, пялясь куда-то в неопределённую точку и прокручивая в голове мысли. Тишина прерывалась лишь когда Мила первая начинала разговор. Впрочем, иногда ей, думаю, самой нужна была тишина — наверное, она уставала от постоянной болтовни Риммы, которой та хотела развеять скуку. Со мной же Мила часто просто засыпала, а о чём они разговаривали с Фредом, я не знаю. Но по крайней мере и я, и Римма были вполне довольны сиделкой в лице Фреда. Примерно через день к Миле заходил Себастьян и подвергал её тщательному осмотру. Он, по-моему, даже какие-то рецептики настоек Римме диктовал, и та покорно поила Милу травяной бякой.       И пока мы всем этим занимались, Торен и Чин каждый день добывали нам медяшки, чтобы не шавать. Я со всем этим теперь далеко не всегда выходила с ними на охоту, поэтому дел у них прибавилось. Хотя даже они оба нашли пару раз возможность заглянуть к Миле. Но это больше было формальностью, как мне казалось. — Больше мы сидеть на месте не можем, — как-то вечером объявил Торен, когда мы сидели за нашим любимым столом в трактире Хатабыча. — Послезавтра из Минаева выходит караван, мы должны пойти ему на встречу. Ана, я так понимаю, ты Милу не оставишь?       Я подняла голову: — Не могу, пока она окончательно не выздоровеет… — Тогда останешься на базе. Мы вернёмся дня через три, ты можешь пока расчухивать. — А может ты… — Остальные пойдут на набег, — оборвал меня Торен. — Тебе не в первый раз оставаться на разведке. — Ладно-ладно… — А у нас есть на что закупаться? — спросил Чин. — Пойдём сегодня на охоту. Ана, идёшь с нами — с девчонкой посидит Римма. Всё, собирайтесь — через двадцать минут выходим.       Торен встал из-за стола и отправился куда-то на улицу. Я решила перед выходом подняться к Миле. Она в кои-то веки была в каком-то розово-романтическом настроении. — Знаешь, а я его до сих пор жду… — проговорила она, накручивая прядь волос на палец. — Кого? — Я от удивления выкатила глаза. — Его. — А у него хоть имя-то есть? — спросила я, ища, куда бы сесть, чтобы от шока не свалиться с ходунов. — Да… — Ну и? — А можно, я тебе чуть попозже скажу? Или напишу…       Я потеряла дар речи и зависла с открытым ртом, как задыхающаяся рыбина: — И вот как это понимать? — Ну просто я боюсь, если скажу, то он не придёт. Он сказал, что он обязательно придёт, чтобы я его дождалась. Как думаешь, он придёт? — Понятия не имею.       От такой информации кочан у меня отказался работать напрочь. Я тупо пялилась на Милу, блаженно улыбающуюся своему этому неведомому «ему». — Нет, ты скажи, он придёт или нет? — настаивала Мила. — Слушай, мы сейчас уходим — я Римму позову. — Я попятилась к двери. — Он ведь придёт?       Я выскочила из комнаты, прежде чем она договорила, захлопнув дверь и оставив Милу плавиться в своей ванили. Ахренеть, придёт не придёт! Знать бы хоть, кто!

      Мы только добрались до парка, как увидели трёх каких-то парнишек. Кажется, они уже были слегка поддатые, но судя по внешнему виду, всё те же чада богатеньких родителей. — Давайте, — кивнул в их сторону Торен.       Мы с Чином достали жулики и кинулись на парней. Обычно мы с ним всегда работали в группе захвата. На сей раз к нам присоединился Торен, взяв на себя третьего. И всё бы прошло гладко, но у одного из них оказался пистолет. Он поспешил его достать из кармана, прежде чем Чин обездвижил его. Раздался выстрел, я увидела, как Себастьян повалился на землю. — Не-е-ет! — Я выпустила своего заложника и бросилась к Себастьяну.       Торен и Чин сделали то же самое, а эти сопляки, испугавшись, что натворили, поспешили смыться. Себастьян лежал с открытыми глазами, зажимая двумя руками рану в области живота, а между его пальцами сочился виноградный сок, пачкая руки Себастьяна и одежду. — Себастьян! — Я упала на колени возле моего старика, сдерживая слёзы. — Индиана… — тихо проговорил Себастьян, увидев меня. — Ты моя единственная дочь, я передаю его тебе.       Себастьян поднял руку к своей шее и снял оттуда какой-то небольшой предмет. — Дай руку.       Я молча протянула к нему ладонь, глотая слёзы, и Себастьян вложил в неё предмет. — Он переходит по наследству, ты передаешь его вашему сыну, а он своей дочери. — Ты не… — Я умираю, Ана… — Не умирай, не умирай, не умирай!!! Ты выживешь, ты меня слышишь?       Себастьян улыбнулся мне. — Цени, Индиана, то, что имеешь…       Он замолк. Я обезумевшим взглядом смотрела на то, как погасла жизнь в его глазах, и через мгновение зарыдала, упав на грудь уже мёртвого Себастьяна. Мне хотелось отдать своё жизненное тепло, чтобы сердце Себастьяна опять забилось. Кто-то положил мне руку на плечо, я продолжала плакать, будто время остановилось для меня.       Когда умер мой отец, я была ещё ребёнком. Себастьян тщательно оберегал этого ребёнка, который продолжал во мне жить, в котором было всё то хорошее, что у меня пока ещё оставалось. А теперь он умрёт вместе с Себастьяном.       Как это ужасно — два раза терять отца…

***

      Я не помню, что было в ту ночь. Не помню, каким образом ребята меня дотащили до нашей комнаты в «Свином пятачке», как они похоронили Себастьяна. Наверное, я столько выплакала, что тупо отрубилась там же, и очухалась только в середине следующего дня. Все трое приходили ко мне, пытались предлагать поесть, но я отказывалась, отворачиваясь от них и давая волю новым слезам. Они молча сидели со мной, уходили, возвращались, и опять уходили. А я весь день не могла заставить себя элементарно подняться. В моей голове постоянно был образ Себастьяна, я сжимала в руке тот небольшой талисман, что он мне успел подарить, и мне хотелось разрушить всю планету.       Тот талисман оказался резным деревянным котиком. Дерево уже потемнело от времени, и кое-где были царапины и сколы. Подумать только, Себастьяну, возможно, от деда достался этот котик, а теперь он у меня. И я должна его передать сыну, но у меня не будет детей — откуда у такой помоишной девки, как я, может быть сын?       На второй день я преодолела себя и поднялась к Миле. Она очень удивилась, что меня так долго не было, но моему приходу обрадовалась. А мне стоило столько сил сдержаться и самой не разрыдаться перед ней.       Ребята, разумеется, ни на какой набег в этот раз не пошли. Я знала, что они не хотели оставлять меня, боясь, как бы я не остыла без их присмотра. Им казалось, что мне теперь абсолютно было похрен на свою жизнь, и отчасти они были правы. Я заваливалась спать прямо на холодном полу без одеяла, а просыпалась на матрасе укрытая иногда двумя-тремя. Я продолжала шавать, и однажды Торен пришёл ко мне с полной тарелкой и насильно заставил всё съесть. После этого я отрубилась ещё на несколько часов. Видимо, организм так отвык от работы, что после переваривания еды слишком устал. Один раз даже ко мне заявился Чин с бутылью и предложил нажраться. Я была в таком состоянии, что с радостью поддержала эту идею, но стоило нам сделать по первому глотку, как к нам ворвался разъярённый Торен, отнял бутылку и буквально вытащил Чина в коридор, где ещё долго орал, что мне нельзя бухать, иначе я буду сутки блевать. И пока он орал, я мирно отрубалась. Сон был моим единственным спасением в первое время.       Более — менее я пришла в себя только на третий день. Тогда-то ко мне и пришёл Торен. — Аночка, ты как? — спросил он, сев напротив меня.       Я молчала. Я элементарно не знала, как ответить на этот вопрос. Кажется, я уже привыкла к этой мысли, но она разрывала мне душу. — Ана, послушай, нам надо выйти на охоту завтра. Ты, наверное, захочешь остаться с Миленой? Ты одна как, справишься? — Справлюсь, не тютечка, чтобы со мной возились.       Торен устало вздохнул и ушёл. Меня бесило, что он разговаривает со мной, как с маленьким ребёнком. Столько лет он меня ненавидел, а теперь сюсюкается! Только Себастьян всегда искренне и от чистой души возился со мной. И сейчас даже Чин со своей бутылью был бы мне куда приятней. Но он даже нажраться мне не дал! И что тут со мной может случиться? Не подохну, наверное.       Ночью перед тем, как они собирались выйти, мы с Фредом забрались в Хатабычевский подвал и просидели рядом почти всю ночь. Мы оба остались брошенными. Ведь и Фреда подобрал Себастьян, а теперь мы словно оба как-то осиротели. Только Фред держался, но я-то чувствовала, что внутри у него всё напряжено так же, как и у меня.       Ранним утром я поднялась, чтобы проводить ребят — мы вместе дошли до края города, после чего ребята остановили меня и ушли. Я смотрела им вслед, пока они не скрылись за горизонтом. Как было странно видеть только три спины. А где крепкая, немного сутулая, но уверенная фигура Себастьяна? Нет его… ни с ними, ни со мной. Я ещё долго смотрела вдаль, после чего отправилась в город и купила две розы. Пора было навестить моего родителя.       Я очень редко ходила на могилу отца. Не потому, что я его не помнила. Просто я не хотела, чтобы ребята знали, куда я хожу. Это был ключ к моей прошлой жизни, и на его надгробной плите было написано моё имя, моя фамилия, которую я не произносила семь лет. Одно имя могло им дать много ответов и породить много вопросов, на которые они бы вынудили меня отвечать, рано или поздно. И вторая причина — моя молчунья всегда просыпалась, когда я приходила сюда. Наверное, он бы не обрадовался, увидев, во что я превратилась.       Его могила не выглядела абсолютно заброшенной. Видимо, сёстры изредка всё-таки приходят сюда. Кто знает, что они думают, когда вспоминают его? Они его бросили и предали… И жива ли та сволочь, которая разрушила мою семью и мою жизнь?       Я выдернула все сорняки и положила возле надгробной плиты две розы. Надеюсь, папа на меня не сильно злится за то, что я стала такой. Я правда не могла терпеть этого гада. После я направилась туда, куда раньше никогда не ходила. Мне вдруг стало интересно, что стало с теми, с кем у меня в жилах течёт одна кровь. Я добралась до того места, откуда сбежала семь лет назад и устроилась за деревом метрах в десяти от их дома.       Во дворе резвилось четверо ребятишек: два мальчика и две девочки. Одна из них, самая маленькая, мне так сильно напомнила меня же в детстве. Так же, как и у меня когда-то, тёмные волосы были завязаны в две пока коротенькие косички, на ней было платье, которое когда-то мы с сестрами сами носили. Она была такой же непоседливой, не могла и минуты устоять на месте, постоянно бегая вокруг старших ребят. Я смотрела на этих ребятишек, и видела своё детство, своих сестёр, своего отца и свою мать, пока она ещё не вышла замуж за этого придурка.       На крыльцо вышла светловолосая девушка в домашнем платье. Очень красивая. Я её узнала. Моя старшая сестра Герда. Она всегда была хорошей, послушной девочкой. Мне её с раннего детства ставили в пример, и это меня бесило. Потом я её осуждала, что она стала терпеть того гада, а теперь… Вон она какая красивая, счастливая, имеет прекрасных детей, и наверное, замечательную семью… — Вивьен, одень свитер! — крикнула она. — Мне не холодно, мама! — ответила моя маленькая копия. — Не капризничай, простудишься и будешь хныкать. Одень свитер.       Я с каким-то потрясением смотрела на эту сцену. Герда натягивала на свою Вивьен свитер, а та сопротивлялась, хоть и не вполне активно. Неужели они меня помнят? Неужели помнят, хотя прошло столько лет? Они, наверное, уже похоронили меня…       Я усилием воли развернулась и направилась обратно в свою жизнь. — Мама, смотри! — раздался за моей спиной голос маленькой Вивьен. — Что такое, доченька? — Смотри! Она красивая! Она похожа на меня? Я такая же красивая? — Ты у меня самая красивая, — заверила свою дочку Герда.       Я не сдержалась, чтобы не обернуться. Герда со своей дочерью смотрели в мою сторону. Я ускорила шаг, поспешив скрыться. Герда вряд ли узнает меня — жизнь меня истрепала. А Вивьен… наверное, всё-таки, существует кровная связь. Но не надо тебе быть такой же, как я.

      Когда я зашла в комнату Милы, она сидела на своей кровати и копалась с чем-то, лежащим у неё на коленях. — Ана, наконец-то ты ко мне пришла, — слабо улыбнулась Мила. — Прости меня, что я так долго. — Я бессильно плюхнулась на стул. — Что-то непростые дни выдались. — Да ничего, я ведь понимаю. Жалко, что времени мало осталось… — Что ты имеешь в виду? — Ана, мне кажется, что меня зовёт небо.       Я бессильно опустила голову на колени. Нет, только не смерть. Мила вроде оживилась за последние дни перед смертью Себастьяна. Потом меня долго у неё не было, но что могло измениться? Она поправлялась. И сейчас у неё на лице даже был живой румянец. — Ана, ты как?       Я выпрямилась на стуле и выдавила улыбку. — Всё нормально. Ты, Мила, меньше переживай — береги силы, чтобы они шли на выздоравливание. — Я постараюсь.       Я села рядом с ней на кровать: — Что ты делаешь? — Я хочу оставить вам на память локоны. Знаешь, как в красивых сказках?..       Я не находила сил, чтобы ей возражать — почему она в себя не верит? — Вот этот я отдам Римме, эти я отложила девочкам, этот Фреду. Тебе вот этот, самый красивый… — Она протянула мне прядь своих светлых волос. — Ты ведь будешь меня вспоминать? — Мила, ты не умрёшь, ты меня слышишь? — Я слышу, как меня зовут туда… — Милена указала наверх.       Я в потрясении не могла произнести и слова. — Этот я хочу подарить Фреду. Он так меня веселил… А вот эти Чину и Торену. Не уверена, что им нужно, но всё-таки… Они ведь тоже помогали. Ты передашь? — Передам… — А этот для Себастьяна. Почему он ко мне не заходит? — Он… пока не может. — Скольких сил мне стоило то, чтобы ей соврать! — Они ушли на большую охоту. — А ты осталась? — Да, я на стрёме… — Тогда ты и ему передашь, если он не успеет вернуться?       Я смогла только кивнуть. Нет, на сей раз ты, Мила, сама не успела. Спит наш Себастьян в земном шаре, и забрали его Туда раньше, чем нас. — А этот последний… — Мила взяла последнюю прядь и с каким-то упоением прижала к сердцу. — Я бы отдала ему… — Кому? — Помнишь, я тебе про него говорила. Если он ещё успеет… Надеюсь, он не бросит меня, когда узнает, что я болею. — Да кто он такой?! — Он пришёл ко мне, когда вы ушли на охоту. Потом он сказал, что меня любит, и что заберёт, как только сможет. — И где же он шляется, хотела бы я знать? — Не знаю, но мне кажется, что он помнит про меня. Я думаю, что, возможно, он тоже заболел, поэтому ещё не пришёл. Но он должен поправиться… — Подожди, ты хочешь сказать, что это вот этот твой… заразил тебя?! — Ана, ну он же не специально… — Ахринеть! И ты его ждёшь? Этого гада?! — Ана, а вдруг он меня любит, вдруг он за мной придёт? — Падаль он, сволочь проклятая! — Я вскочила с кровати и нервно начала расхаживать по комнате. — Ана, а вдруг он хороший? — Вот когда я его увижу, тогда я скажу, хороший он, или нет!