***
Чонгук вздрагивает от внезапной вибрации телефона, зажатого в левой руке. Несколько секунд на то, чтобы вернуться в реальность и осознать, что он находится в автобусе, и на то, чтобы отойти от дремоты и снять трубку. — Алло? — хрипло произносит он, откидываясь головой на спинку сидения и устремляя взгляд на город в вечернем сумраке за окном. — Где ты?! — голос Намджуна, старосты их группы, четверокурсника, друга Чонгука, по совместительству — взволнованный. Его перебивает посторонний шум и звуки атмосферы, в которой, видимо, Намджун сейчас находится. — Еду в общагу, — отзывается Чонгук. — А что такое? — Меняй курс, — после продолжительного вздоха произносит Намджун. — Извини, что предупреждаю вот так вот скомкано, но не нужно было сбегать с последней пары — я все доходчиво объяснял. И хотя бы иногда нужно проверять входящие сообщения, Чонгук. — Что? — сонно стонет Чонгук, изо всех сил стараясь осознать, что происходит. — Я сбросил адрес места, куда тебе нужно приехать, незамедлительно забрав свои шмотки из общаги. Кажется, с нашим старым пристанищем конкретные проблемы. — В смысле. — Чонгук, — снова вздыхает Намджун. — Я устал тратить время на объяснения. Мне нужно обзвонить ещё половину таких же безответственных, как и ты. Мы временно переезжаем в новое общежитие, так тебе понятнее? — Чего, — хмурится Чонгук, выдыхая в трубку. Но Намджун, видимо, в край утомленный тем, что Чонгук откровенно тупит, не выдерживает и сбрасывает. Отлично. Автобус почти на месте, средств на такси не хватит, иначе придётся жертвовать ужином. Перспектива отличная. Чонгук зябко кутается в свою толстовку, выходя из автобуса и делая шаг на асфальт. Холодный ветер тут же пробирает тело до костей, а мысль о том, что сейчас придётся снова куда-то путешествовать — отстой.***
Все вещи в сумке через плечо, позади родная и уютная общага (хотя, на самом деле, Чонгук этому значения не придавал абсолютно никакого), в лицо обжигающе-холодный ветер, и это уже совсем не приятно. Чонгук даже не отказался бы от того, чтобы посидеть в замызганной забегаловке, в которой уже две недели на полставки официантом, лишь бы не мерзнуть здесь дальше. Но в правой руке телефон с треснутым стеклом, и из-за этого не очень отчетливо видно напечатанный Намджуном адрес. И ехать, по большому счету, больше некуда. Только в новый «дом». Чонгук бессмысленно продолжает корить себя за свою рассеянность и неумение слушать, параллельно удивляясь, как он все ещё выживает совсем один, без родителей. Без напоминаний бесконечных или просьб. Как-то сам. И как-то это получается. Чонгук почти справляется. Он снова запрыгивает в небольшой автобус с потертыми красными сидениями с низкими спинками, и принципиально усаживается в конце — черт знает, почему там удобнее. Тусклый, но тёплый свет мягкими тенями ложится на развешанные по салону там, где это возможно, объявления, и Чонгук цепляется взглядом за то, что, — не удивительно, — о цветах. Ханахаки не страшно тем, что ты задыхаешься или давишься цветами, вместе с кашлем оказывающимися на твоих губах. Это страшно тем, что ты никогда не знаешь, когда это кончится. Если бы это кончалось с влюбленностью в человека, который в тебе эту болезнь катализировал — беда была бы не так велика. Но исцелиться можно только взаимной любовью. Не обязательно с тем, из-за кого эта болезнь началась. А для Чонгука беда в том, что ему, вроде как, и не нужен никто больше. Коварно? Очень. Да, Сокджин недосягаемый, тот идеал, что никогда не появится рядом, что никогда не обратит внимание на Чонгука, никогда не сможет исцелить его. Но Чонгук не представляет, что сможет полюбить кого-то другого. И не хочет представлять. За окном стемнело совсем, когда автобус делает остановку там, где судя по проложенному в навигаторе пути следует выходить. Осень уже чувствуется, и чувствуется нехило так, что-то внутри подсказывает, что пора менять джинсовую безразмерную куртку на что-то по-теплее и кеды на резиновой подошве на ботинки какие-нибудь, но об этом следует подумать позже.***
Из сумки торчат какие-то провода, которые Чонгук в спешке туда запихнул, они цепляются за чье-то висящее на вешалке пальто, с грохотом роняя все то, что навешано поверх. Вынырнувшего из-под груды вещей Чонгука подхватывает Намджун, оказавшийся как нельзя кстати, и ведёт через узкий коридор, полный людей, в направлении новой комнаты Чонгука. По дороге он объясняет, что, как и где, но Чонгук растерянно и взволнованно вертит головой, стараясь разглядеть все детали происходящего, пока, наконец, они не оказываются у скромной деревянной двери. — Сюда, — кивает Намджун, и подталкивает Чонгука вперёд. Во мраке небольших размеров комнаты силуэты, подчеркнутые холодным свечением от ноутбука, две кровати, сверху покрытые хламом, при чем, равномерно замусоренные. Из распахнутого окна ветер, нехилый такой, и в комнате полнейший дубак. Просить закрыть будет нелогично, потому что тогда вся комната вмиг пропитается сигаретным дымом. Голоса вмиг замолкают, мягко щёлкает клавиша пробела и сигарета между пальцами одного из незнакомцев тушится о стеклянную замызганную пепельницу. Теплый свет коридора из-за спины Чонгука рассеянно ложится на предметы прямо у его ног, и спасибо, потому что это позволяет не запнуться о чью-то обувь. Они все ещё молчат, переглядываются, в темноте можно уловить то, что они наблюдают. А Чонгук только делает вид, что не замечает их. Больше всего на свете желая переодеться в домашнее. Но он не знает, можно ли включать свет. — Ну, — прочистив горло, подаёт голос один из сидящих на второй кровати. Затем, кряхтя, тянется к прикроватной тумбочке и врубает тусклый светильник. Чонгук аккуратно сгребает чужие вещи со своей кровати, раскладывая их на пол. Ему хочется обернуться и разглядеть их. Но напряжение и тревога возрастает до предела — кажется, выше максимального показателя индикатора, — он спиной чувствует взгляды. — Привет, — доносится из-за спины, и Чонгук как-то облегченно выдыхает, поворачиваясь и натягивая подобие дружелюбной улыбки. — Привет, — кивает он. Двое парней переглядываются, и один из них изгибает бровь, издав короткий смешок. Его пихают в плечо. — Соседа принимай, где твои манеры. С грацией какого-то юркого зверька второй слезает с кровати и неловко поправляет на себе футболку по пути к кровати Чонгука. Запускает пятерню в свою растрёпанную и без того чёлку и максимально искренне улыбается, поглядывая на Чона сквозь сощуренные глаза. — Чимин, — произносит он, протягивая Чонгуку ладонь, и тот сначала минуту не въезжает, а затем сжимает по-детски маленькую руку новоиспеченного знакомого. — Чонгук. — Первый курс? — Да, — кивает Чонгук, слегка улыбаясь. Этот Чимин не настроен враждебно, и выглядит он максимально по-домашнему. Безопасно. — Я третий. Хосок-хен — четвёртый. — Хосок, — внезапно улыбается второй, из нежелания вставать с кровати вытягивается на ней и тянет руку Чону. — Приятно, — Чонгук жмёт его ладонь. — Намджун сказал, что со мной будет жить третьекурсник. На это Чимин хмурится и встряхивает головой. — Мы здесь не живем. Скажем, наш друг одолжил нам эту комнату на сегодняшний вечер. Слушай, не хочешь поужинать? — Наверное, ты устал и голодный, — подхватывает Хосок, наконец, поднимаясь. Стряхивает из складок шорт крошки от чипсов и шуршит пакетами из-под них же, скидывая их за кровать. — Но на кухне сейчас жуть, что творится. Все вперемешку и все голодные. Можем сходить в круглосуточный, тут рядом, только дождёмся- Выключатель щёлкает, и в комнате загорается свет. — Почему мои вещи валяются на полу? Чонгук синхронно с двумя новыми знакомыми дергается на звук постороннего голоса. Блондин, вошедший в комнату, скидывает с себя белую плащевую ветровку, не спеша стягивает с ног потрёпанные кроссовки и с неожиданной резкостью устремляет взгляд на Чонгука. У него в лице что-то острое и неподвижное, как будто кукольное — не в хорошем смысле, — и Чонгуку не-по себе от такого взгляда и реакции на присутствие здесь. Взгляд какой-то тяжелый и неприятно-пристальный, он словно рентген сканирует Чонгука, и от этого хочется забиться в самый дальний уголок комнаты. Спрятаться от этого взгляда. Спрятаться от чувства того, что он уже успел как-то перед этим совершенно незнакомым ему типом провиниться. — Это Чонгук, — любезно представляет Чонгука Чимин, вновь растягивая губы в улыбке, и на фоне слишком серьезного незнакомца это выглядит как самоубийство. Чонгуку словно хочется завопить: «нет, не улыбайся, что ты делаешь?!», но, как не странно, блондин вдруг смягчается. Залом между нахмуренных бровей разглаживается, а губы размыкаются, но. Но он не планирует ничего говорить Чонгуку. — Я предупреждал Намджуна, — тихо произносит он, отправляясь к своей кровати. Хосок и Чимин по обе стороны от Чонгука как-то одновременно глядят на нового соседа по комнате. Но Чонгук наблюдает лишь за спиной сожителя. Наблюдает за раскрошившейся краской рисунка на спине футболки блондина, и не слушает Хосока, который едва заметно наклоняется к уху Чонгука: — Лучше не трогать его, если он не в настроении. А в настроении он бывает нечасто.