lost in you

После принятия того факта, что в голову не лезет абсолютно никакая информация, Тэхен, все-таки, забивает на зубрежку конспекта и откладывает его подальше, чтобы не попадался на глаза и без того на психику испорченную не влиял. Времени уже около семи, а Тэхен совсем в нем потерялся. Потому что из ниоткуда вдруг столько проблем — денежный долг, который непременно появится у него, потому что без таблеток он просто не сможет. Долги по учебе, которая не лезет в голову. Пак Чимин, который своей безмозглой пустой головой может возомнить, что теперь имеет право на то, чтобы шантажировать Тэхена (что, конечно, вряд ли). Сокджин — единственный, кто всегда слушал и разрешал не скрывать все свои самые поганые эмоции — Сокджин обижается, как же глупо. Поэтому, выбор в сторону последнего — надо добраться до него, чтобы, все-таки, извиниться. Тэхен натягивает поверх водолазки разношенный свитер и бросает взгляд на отражение в зеркале, попутно делая попытку уложить отросшую спутавшуюся челку. Не то, чтобы Тэхену было не все равно, там наверняка дождь или подобная гадость. Тэхен тянется к куртке, покоющейся на вешалке, но именно в этот момент дверь распахивается, являя обозрению появившегося на пороге соседа. Тэхен коротко чертыхается, делая попытку свою куртку сдернуть с вешалки, пока Чонгук переодевается где-то в глубине комнаты. — Если ты думаешь, что мы теперь подружки, Чонгук, ошибаешься, — произносит Тэхен, стараясь звучать отчетливее. Оборачивается к младшему, натягивая ветровку. Удовлетворяется полным непонимания и удивления взглядом, и продолжает: — Проясню сразу. За помощь спасибо, но не больше. Я не люблю чувствовать долг перед кем-то, поэтому держу в курсе. — Долг? — ухмыляется младший, скидывая рюкзак на пол и попутно принимаясь раскладывать тетради на полку, — я не похож на человека, который решит связываться с тобой по доброй воле, а то, что ты говоришь это все, — в парне напротив просыпается огонек возмущенности, Тэхен хочет это игнорировать, но вдруг перестает торопиться, аккуратно прослеживая за ходом мыслей Чона, — это только доказывает то, что кое-кто очкует за свою репутацию. Не бойся, я никому не расскажу твой маленький секретик, — Чонгук улыбается краешком губ и бросает на Тэхена взгляд. Тэхен клянется, что в этом взгляде демонического злорадства было более, чем во всех словах, сказанных им самим за годы осознанной речи. Замешательство накрывает волной, и заставляет испытать не самое приятное ощущение обескураженности: что Чонгук имеет в виду? Худшим исходом было бы то, если бы ему все растрепал Чимин. Унижение и стыд в одном флаконе. Чонгук такой же, как и Чимин, и верить ему нельзя. Но что-то больно много у это придурковатых в шкафах скелетов прячется. Неприятнее всего осознавать тот факт, что скелеты эти принадлежат самому Тэхену. — Ляпнешь — получишь, — шипит Тэхен, уже собираясь уходить. — Но ведь я в праве болтать, кому хочу, хён, — зачем-то тянет сосед, явно нарывается. Тогда Чонгук в несколько шагов оказывается совсем близко, и ткань его футболки зажата в кулаке старшего. Чонгука не особо волнует. — Тебе не стоит держать меня за придурка, Тэхен, — шипит он, находясь в нескольких сантиметрах от лица Тэ, — я не собираюсь трепаться из уважения к Сокджину, вот и все. На тебя мне наплевать. Твои комплексы — ни разу не моя проблема. Ударить хочется. Смазать по скуле, разбить губы в кровь, на которых победная, какого-то черта, улыбка. Чтобы он оказался на полу, оказался слишком беспомощным, чтобы язвить Тэхену в ответ. Чтобы тоже боялся, как его дружки-идиоты. Чонгук не должен парировать и отвечать так тоже. — Не смей приплетать Сокджина сюда, — сквозь зубы цедит Тэхен, бегая глазами по лицу напротив и не ослабляя хватки. — Да, ты прав, — слегка робеет Чонгук, отводя взгляд в сторону и делая неловкую попытку попятиться назад. Победная ухмылка на губах Тэхена расцветает привычной эмоцией. — Зачем нам приплетать того, кого ты всего лишь трусливо подставил, — Чонгук поднимает взгляд, настораживающе-уверенный и, приложив немалую силу, выбивает руку Тэхена, отталкивая его на несколько метров. — Если ты думаешь, что ты можешь не следить за языком и распространяться, как тебе угодно, в мою сторону — ошибаешься. И знаешь, что еще? Ты — последний, к кому я обращусь за помощью. — Вот и славно, что ты понял то, что я хотел до тебя донести, — спустя несколько секунд, спокойным и уравновешенным тоном изрекает Тэхен, поправляя рукава кофты, словно бы он совершенно не унижен. В глазах Чонгука — неподдельная искренность, в них такой смешной для этого мира огонек справедливости. И отчего-то очень хочется младшему сказать: да нет никакой справедливости, не пытайся. Выживает сильнейший. Но мысль о том, что Чонгук может оказаться сильнее — куда-то прочь из головы, потому что Тэхен так не привык. Это противоестественно, и если надо будет сломать Чонгука — Тэхен сломает, ничего от него не оставит. Не потому, что Чонгук плохой, а потому, что Чонгук какой-то не из этой реальности. Не закалённый совсем, хотя далеко не глупый. Чонгуку надо держаться поближе к жизнерадостным идиотам, типа Хосока и Чимина, у них забот в жизни не особо много. А у Чонгука, судя по всему, предостаточно — но если надо будет его сломать, Тэхен сломает. Потому что слишком противоестественно то, что Чонгук ставит его на место. Не боится. Это неправильно. Но это вопрос времени. Чонгук на реплику Тэхена только фыркает, отворачивается к окну и стягивает с себя рубашку, неспешно меняя ее на домашнюю растянутую майку. Тэхен к этому моменту уже летит вниз по лестнице, стараясь как можно быстрее достичь выхода. Хочется курить. Вечер проходит в напряжении. Потому что Джин много не болтает, готовит что-то на кухне, что пахнет аппетитно и от этого желудок болезненно скручивает голодом — Тэхен старается подлизаться, потому что, ну, это Сокджин — тут можно и против принципов. А он только глядит устало и выгибает бровь, типа: «ты приехал пожрать?», небрежно ставит тарелку с содержимым перед Тэ и тихо ухмыляется довольной мордахе друга. Объясняться приходится недолго, потому что Кима утомляет слишком быстро, и он просто предлагает расслабиться, забыть о ситуации и срубаться в приставку. — Только больше я помогать тебе не буду, — бурчит он, подрезая на скоростях мчащуюся тачку Тэхена, мерцающую на экране красным пятном. — Я понял, — даже немного виновато выходит, но так и надо. Потому что, ну, а кто, как не Джин, поймет и поддержит? Никто. Юнги — такой себе товарищ в этом деле. — Я смотрю, ты Чонгука посвятил в некоторые наши делишки? — аккуратно начинает Тэхен. Сокджин игнорирует и выворачивает джойстик, максимально сосредоточившись на игре и напряженно прикусив щеку изнутри. — Чего, — глухо переспрашивает он, но для Тэхена вопрос важен, и он повторяет без труда, даже сойдя с дистанции и концентрируя все внимание на приятеле. — Рассказал, почему ты вляпался. — Придурок, — вздыхает Тэхен. — Придурок ты, — спокойно констатирует Сокджин, — а он с мозгами. — Он из компании Намджуна, — и звучит это даже назло. — Ясно. Оно и видно, — спокойно пожимает плечами Сокджин, продолжая рубиться в одного, но Тэхен подмечает нарастающее в старшем напряжение и тихо хмыкает. — Только не пользуй его, чтобы висеть с Намджуном, — и Тэхен, явно, нарывается. — Я не похож на такого человека, — и это звучит отточено, — я не виноват, что весь сброд с тусовок, на которые таскал меня раньше ты сам, живет в вашей общаге. А мне есть, к кому туда приходить. — Твой новоиспеченный приятель? — Тэхену прилетает по голове и прилетает больно, он шипит и косится в сторону старшего. — Ты, придурок. И напряжение исчезает само. Ощущение, что все на своих полочках, так горячо любимое Тэхеном, в первый раз это не иллюзия тепла и уюта, это сам уют. Такой редкий, и снова возвращается к нему. Становится вмиг гораздо спокойнее, и даже не появляется отвращения к тому, чтобы вернуться в ненавистное общежитие, где Тэхен буквально какой клеточкой своего тела чувствует, как деградирует. День бесполезный выдался и совсем бессмысленный, а лучшее, что с ним можно сделать — закончить, и у Тэхена большие планы на завтрашнее утро, а именно отоспаться. С размахом так, за все первые пары, которые он посещал исправно, да и за вторые, на которых уже реже, но появлялся. Ключ шумно поворачивается в замочной скважине и дверь отворяется. Ким проскальзывает внутрь, запирая дверь за собой, и в темноте комнаты неясно ровно ничего. Когда глаза привыкают к темноте, Тэхен фокусирует взгляд на расправленной постели Чонгука, но пустующей в такое позднее время. В общем-то, не дело Тэхена. Да и тем более младший часто разговаривает с каким-то мужчиной, вечно отчитываясь ему за пропуски — вероятно, Чонгук работает. Да и черт с ним, думается Тэхену, потому что Чонгук в его жизни фигура эпизодическая и вообще никто он ему, кроме как формальное «сосед». Поэтому черт с ним, а в сон клонит еще с самой поездки на метро. Тэхену не составляет труда заснуть — глаза смыкаются тут же, стоит его голове соприкоснуться с подушкой. Поэтому он явно упускает момент, когда младший оказывается в комнате и готовится ко сну. Тэхен просыпается ночью. Первые секунды кажется, что он под впечатлением от какого-то бессмысленного, но реалистичного сна, и в реальность прийти сложно. Сложно различить звуки и образы, но уже сейчас перед Тэхеном отчетливо младший — на соседней кровати. У него в ладони, расслабленной, но периодически импульсивно сжимающейся пачка таблеток. Неприятно шуршащая и мешающая спать. Когда раздражение в Тэхене превышает критическую отметку, он решается (при всём своём к Чонгуку неуважении и даже раздражении) аккуратно эту пачку изъять — делов-то. Сил душевных и физических на то, чтобы в наглую разбудить и отчитать за то, что спать мешает, немного, да и желания прерывать сон надолго нет никакого. Поэтому приведя в порядок координацию, постояв пару секунд на расслабленных ногах, Тэхен аккуратно присаживайся у кровати Чонгука. — Таблеток-то у тебя, смотрю, не осталось, — аккуратно изымая из ладони коробку, замечает Тэхен. Переводит взгляд на лицо Чонгука, и от чего-то настолько все равно, что Тэхен задерживаешься на нем взглядом. Чонгук когда спит выглядит сосредоточенным. Он будто бы даже не спит. Чонгук дышит слишком прерывисто и беспокойно. Тэхен не понимает мотивов, не понимает, почему смотрит и с чего в нем вдруг интерес, но позволяет себе это сделать, оттого что попросту никому от этого хуже не станется. Взгляд переводит на коробку из-под таблеток и хмыкает тихо: а обычно прятал. Видимо, слишком устал, чтоб заморачиваться над этой мелочью. Вообще не в характере Тэхена кого-то жалеть. и Тэхену не то, чтобы жалко. Просто он понимает, и от этого невесело. у Чонгука тоже понятие жизни равняется понятию лечение, хотя у него заболевание диаметрально противоположное. Это смешно, правда забавно. Тэхена называли «одаренным». За то лишь, что он умел исцелять. Но дар ли это, если этот «дар» мешает Тэхену жить точно так же, как мешают Чонгуку цветы, прорастающие в нем? Иронично. Чонгук все еще тяжело дышит и сердце у него колотится так, что, кажется, Тэхен даже слышит и может чувствовать. Что-то в голове несется с бешеной скоростью, словно машинка из видеоигр, врезаясь во все предупреждающие и горящие «нельзя» и «стоп», собирая каждое предостерегающее «опасно» — Тэхен ведь знает, что опасно. Что нельзя вот так вот взять и пойти наперекор логике, помочь. Какой вообще смысл в том, чтобы Чонгуку помогать — заносчивому мальчишке, который совершенно потерял страх? На одном понимании не уедешь далеко, так же, как и на доброте душевной, на что в себе Тэхен точно никогда сил не найдет — просто не в его это духе. Нет в нем этого. Он не верит и привык не верить никому, потому что так безопаснее и проще, потому что те, кому помогать хочется — бьют в спину. Так было всегда. И так Тэхену живется несладко, если это будет не слишком мягко сказано. Тэхену тяжело и он едва вывозит суммы, которые отдает за нужные препараты, чтобы просто жить. Тэхен слишком много растрачивал свой дар не на тех, слишком долго позволял собою пользоваться. Тэхен платит за это слишком высокую цену. — А ты тоже решил этим пользоваться, Чонгук? — едва слышным шепотом произносит Тэхен, тихо хмыкает и аккуратно кладет руку на грудь Чонгуку. Сквозь одеяло, практически невесомо. Чонгука снова начинает лихорадить, он хмурится. Он не просыпается, даже когда первый спазм накрывает его не в полную силу — с его губ срывается короткий кашель. «Пока без цветов», отмечает Тэхен. Продолжает наблюдать, сидя рядом, бесцельно абсолютно смотрит на то, как постепенно Чонгука накрывает мука собственным недугом. Пальцы тыльной стороной невесомо касаются чужих губ, опаляющих жарким и прерывистым дыханием. Тэхен наблюдает внимательно, чтобы младший не проснулся. Аккуратно и даже трепетно ведет ими по щеке и перекладывает на лоб, аккуратно поглаживая его. — Болван, — шепчет Техен, не сдерживая слабой невеселой усмешки, — лоб горячий у тебя. Угораздило влюбиться, и невзаимность, да? — Тэхен ведет по откинутым ото лба волосам, приглаживая их, и осторожно перемещает ладони на грудь, аккуратно разглаживая ткань майки. Его руки ложатся примерно туда, где располагаются легкие. Тэхен позволяет себе прикрыть глаза. Вопрос «зачем» старательно в самый дальний ящик отложить и просто сконцентрироваться — Чонгуку сейчас нужно. У него слишком бледное лицо и брови на излом, его неслабо, как оказалось, одолевают приступы. — Сильно, видать, — подмечает Тэхен, — ну, теперь терпи. Сам вляпался, — он ждет. Смотрит и ждет. Прислушивается к неритмичному дыханию, аккуратно водит по грудной клетке, постепенно наблюдая за тем, как дыхание младшего выравнивается. Как выражение лица приобретает спокойствие, как размыкаются губы Чонгука. Как он расслабляется весь, полностью и целиком, под горячими ладонями Тэхена. — Болван, — повторяет Тэхен, чувствуя, как взгляд становится мутный, как тяжелеет голова, — ты никогда не узнаешь, — и отчего-то невеселая улыбка, — считай это благодарностью. Тэхен мягко касается губами разгоряченной кожи. Практически невесомо, Тэхен старается не дышать и не двигаться, но он целует. Ходит по натянутой над пропастью нити, он умело делает это. Он не сорвется. Тэхен бессильно роняет свою голову рядом с головой Чонгука, практически помещаясь на его кровати рядом с ним. Тэхен наблюдает за ровным дыханием младшего, стараясь не концентрировать ощущения на том, что силы медленно покидают его собственное тело.