***
Ключ скрежещет в замке, и Вольфганг поднимает голову — но нет, это дальше по коридору. Пришли не к нему. Он сидит на узкой кровати в участке и очень старается не запускать руки в волосы. Зря он, что ли, мочил их ледяной водой из умывальника, больше напоминающего ржавую кружку, а потом приглаживал до состояния китайского шлема. В шесть утра смуглый молодой полицейский обрадовал его, что по воскресеньям подобные дела не рассматриваются. Инспектор прибудет в начале недели, тогда и посмотрим. «Но вы не можете держать меня здесь просто так!» — возопил Вольфганг, почему-то на нейтральном английском. Полицейский молча посмотрел на него. «Мы всё теперь можем, капустник. Vive la résistance». И вот Вольфганг сидит здесь в неизвестности и обкончанных брюках, и кормить его, видимо, тоже не собираются… Ключ скрежещет еще раз, теперь совсем рядом. Открывают соседнюю камеру, слышны шаги и французская ругань. Сейчас выпустят Бойса! Вольфганг кидается к решетке, забыв про гордость, забыв обо всем, чтобы хоть мельком увидеть… Мимо него проводят двухметрового негра в каком-то рванье. Тот радостно сверкает зубами, и вообще очень милый, Вольфганг не против, чтобы он однажды ему позвонил… Но это не Бойс. Совершенно не Бойс! — И ведь специально для этой швали вызвали сурдопереводчика, — сетует один полицейский другому. — Пошёл! Глухая обезьяна… Вольфганг обессиленно сползает на пол. Одна надежда — его не могут и вправду держать здесь до завтра! Он лезет в карман, чтобы уточнить время вылета на билете. И понимает, на чём именно записал телефон.***
Йорг захлопывает дверь, и тут в Максе вдруг просыпается соблазнитель. С русалочьим хохотом он влечёт Йорга на кухню. Взгромоздившись на стол, порочно раздвигает колени. И опять отключается. Йорг вздыхает. Ну что ж, не сегодня. Ждали год — подождут и еще один день. Он подходит ближе, обнимает Макса — тот обхватывает его всеми конечностями, словно большая коала, и бормочет: — Д-давай. Ты же этого хочешь. — А еще я спать хочу, — Йорг дует ему в ухо. — И помыться. — Давай! Завтра… зассым же, — повышает Макс градус романтики и мило всхрапывает. Если его сейчас просто отнести в комнату — точно обидится. И тогда Йорг прибегает к коварству. Он осторожно отпускает Макса: — Знаешь, я хочу полной… это. Осознанности. Подождем одну минуту. Макс кивает и открывает глаза, теперь особенно мило косящие. Облизывает сухие красивые губы, которые Йорг больше всего на свете хотел бы увидеть на своем члене, а еще — часами их целовать. Макс улыбается. И громко, слюняво чихнув сползает по стенке. Йорг оглядывается. Многочисленные шкафчики заняты кастрюльками, турками, ситичками… Должно быть, аптечка в буфете. Но в верхних отделениях свалены зачем-то старые брошюры Христианско-демократического союза, на средней полке подозрительно много ножей, а нижний ящик вообще не открыть. Может, в ванной?.. В этот момент Макс глухо стонет — не очень удобно лежать, когда голова свесилась почти до пола. Йорг подхватывает его на руки и несет в комнату. Она огромная, с крашеными в белый стенами, но совсем не такая как в его страшном сне. Слева чернеет кожаный блестящий диванчик. На него Йорг и укладывает Макса, предусмотрительно лицом вниз. Не, вообще не похоже на интерьер из кошмара: шкафы из золотистого дерева, стол у окна, весь заставленный разноцветными баночками колеров, плетеное кресло и огромная меренга-кровать. Зеркало напротив нее, красный телефон на полу, разрезающий паркет зигзагом шнура… И тут Йорг замечает странные светлые квадраты, расставленные на свободных участках у стен. Он опускается на корточки к ближайшему. Это холст на подрамнике, но не чистый, а покрытый белой клеевой краской — толстым слоем, с комками и кратерами пузырей. И соседний такой же. Интересное искусство… Но Макс на диване ворчит во сне, и Йорг торопится за аптечкой. Ванная больше похожа на операционную. Йорг никогда не видал такой чистоты, и прежде чем ступить на нежно-голубой кафель, с уважением снимает сандалии. Пара белых пушистых халатов на крючках под миниатюрной эмалевой табличкой «Для наших гостей» напоминает о детстве и единственной в жизни поездке на Рюген. Йорг трясет головой и лезет в зеркальный шкафчик, но там только пестрые тюбики, гели и кремы, и ничего похожего на аптечку. Его самого уже подрубает. Хочется просто лечь где-нибудь, хотя бы в сверкающей ванне, и наконец-то заснуть. Но надо найти чертов уголь! Йорг по стенке переползает обратно в комнату и начинает методично исследовать шкафы. Нехорошо рыться в чужом, только иначе завтра голову будет вообще не собрать. Платяной с полными вешалками пиджаков и рубашек в два яруса. Шкаф с постельным бельем: снежные горы, оглушительный запах лаванды. Туго забитый книжный: Библия, Виттгенштейн, альбомы Финского Тома. Всё не то. На три четверти лишившись надежды, Йорг открывает последний. Там вообще какие-то трубки, воронки, складная стойка для капельницы и прозрачные пакеты. Фу, гадость. Но угля — нет. Йорг захлопывает дверцу, и вдруг замечает на шкафу белый пластиковый чемоданчик. Это вполне могло бы быть аптечкой. По-хорошему, надо взять стул, но Йорг тянется — он же каланча, как сказал Макс, он достанет. Чемоданчик отскакивает от руки, как живой, и Йорг повисает на кромке шкафа, хрипя в страшной жажде угля. Совсем чуть-чуть! Он подпрыгивает — и слышит сухой громкий хруст. Шкаф быстро кренится, и Йорг едва успевает отбежать к противоположной стене. Основная часть с грохотом падает вперед, оставив куцую привинченную к полу подставку. Заветный чемоданчик отлетает к двери, раскрывается, и видно что внутри там какая-то плоская бархатная коробка — в похожих хранят ожерелья, явно не уголь. Шум затихает не сразу, что-то долго булькает и побрякивает. Йорг стоит не дыша. Наконец, находит силы обернуться к Максу, но тот мирно сопит, обнимая глянцевый валик, и всё ему нипочем. Йорг подходит к месту крушения. От стыда хочется забиться в треугольную щель между шкафом, подставкой и полом. Из-под дверцы вытекает что-то прозрачное. — Трусокрад, уходи, — вдруг раздельно говорит Макс. — Что?.. — Йорг вздрагивает, делая шаг назад — и запинается о шнур телефона. Аппарат со звоном подскакивает, трубка катится по полу. — Не трогай меня, трусокрад! — кричит Макс, вцепившись обеими руками в пояс шортов. — Отстань! — Тихо, тихо, это я. — А? Ну да, — невозмутимо соглашается Макс и зевает. — Уже утро, что ли?.. — Макс, а где у вас уголь? Аптечка. — Уголь в духовке. Очень смешно. Но Макс повторяет: — Посмотри сам. Вольф говорит, это метод глубинных асс… социаций… — и снова сворачивается калачиком. — Чтобы легче… искать… Йорг делит дюжину таблеток поровну на двоих. Мало, конечно, но лучше чем ничего. Он ждет, пока Макс проглотит свою порцию, и забирает стакан. — Может, умоешься? Помочь раздеться? — Вот так и знал, что ты трусокрад, — Макс грозит пальцем. — Не, пасиб… — и снова валится на диванчик. — Эй, эй, прости, а где пижамы? Что-нибудь?.. — Мы обычно спим без них! — радостно заявляет Макс, и закрывает лицо от света локтем.***
Николаус просыпается от запаха свежего кофе и горелого хлеба. Он с минуту ворочается, размышляя, какой нынче день, и почему Макс так быстро вернулся. Но это не Макс, тот бы точно пел страшным голосом зонги из «Кабаре». И не Вольфганг, который в Париже развлекается в компании фашистской элиты. И не Райнер, потому что он кофе не пьет — говорит, вредно для сердца… Но тут раздается топоток по паркету, и в щеку ему утыкается холодный пластмассовый нос. «Я там сварил… ну это… Угощайся, — говорит Темпельхоф и застенчиво кашляет. — А гренки я сжег».***
В кармане халата Йорг находит одноразовую бритву и новую зубную щетку. Перед Вольфгангом становится еще более стыдно, и он обещает себе, что первым делом починит несчастный шкаф. Нельзя платить злом за добро. Почистив зубы, он долго топчется под горячим душем, разминает уставшие мышцы. Все раны и ссадины щиплет, но похмельная мигрень отступает, не начавшись в полную силу. Йорг смотрит на исцарапанные опухшие щиколотки, содранные колени, локти в синяках и каком-то мазуте… Мама точно начнет причитать. Ну и пусть. Главное, чтоб не увидела шею. Он высовывает руку за шторку и вслепую шарит среди флаконов и тюбиков. Какой-нибудь сладкий пидорский гель… О, вот этот в форме медвежонка, наверно, подойдет. Йорг выдавливает на ладонь пригоршню белой массы с запахом сливок и растирает по груди, животу… Вдруг дверь открывается, мазнув свежим воздухом, и вваливается Макс — голый и очень весёлый. Йорг видит сквозь полу-прозрачную шторку, как он мочится в раковину и пританцовывает, а потом, довольно крякнув, принимается чистить зубы. Его, Йорга, щеткой. Гель почему-то не мылится, а только лоснится и пахнет тянучкой. Йорг нервно читает на пузе у мишки: «Уникальная смазка на жировой основе. Подходит для игр под водой». Чертыхнувшись, он высовывает руку и пытается пристроить флакончик обратно, что-то роняет… Макс ржет: — Вижу, ты уже подготовился? — и отдернув шторку, забирается к Йоргу.***
— На выход. Вольфганг сидит, отвернувшись к стене. Он игнорирует этих палачей-лягушатников. И будет давать показания только в присутствии немецко-язычного адвоката. — За вас залог внесли, выходите. Вольфганг рывком оборачивается. — Месье, эээ… Бойес передал нужную сумму, — объясняет молодой полицейский, словно тупому. — Теперь вы можете провести время до завтрашнего заседания суда где угодно, не покидая пределы Парижа. Вы меня понимаете?.. Вольфганг тоскливо гладит пустой карман, вызывая призрак билета. И степенно говорит: — Вполне. Благодарю за ночлег. Хера с два он будет ждать суда вашего, купит на ближайший рейс и улетит, как Красный Барон. Вольфганг дает какую-то расписку и выползает из участка на солнечную узкую улочку. Пара панков кемарит на остановке, толстая торговка раскладывает зелень на козлах. А напротив него, прислонившись к стене, стоит Йозеф Бойс. С перевязанной левой рукой, с веселой улыбкой. И в крутейшем рыболовном жилете.***
Макс целует его, напористо, жадно, а потом вдруг резким движением прижимает запястья Йорга к теплому кафелю и весело смотрит в глаза. Это похоже на маленькую месть за тот случай в апреле, — но черт, никогда еще Йорг не чувствовал себя так правильно как сейчас, с руками, беспомощно поднятыми по обеим сторонам от лица, и с членом Макса, упирающимся в живот. У него самого сразу встал, и Макс кивнув вниз улыбается как заговорщик: — По-моему, они подружатся. А потом оба корчатся от хохота и обнимают друг друга. Кто-то задевает кран, — их окатывает холодным, Макс шутливо вопит, и Йорг выключает воду. Теперь точно нельзя сказать, что они просто принимали вместе душ. Макс тоже весь в смазке, блестящий и сладкий — Йорг лижет на пробу плечо в покрасневших от тепла старых шрамах. Макс в ответ традиционно облизывает ему левую бровь, и они снова целуются. В эту секунду Йорг верит, что всё будет так, как они захотят. Завтра он уйдет из дома. И они отправятся с Максом в лучшее в мире путешествие, которое никогда не закончится. И они будут целовать друг друга во всех душевых мира. Хорошо бы только там была горячая вода. Макс ставит ногу на бортик ванны у стены, прижимается плотнее и начинает легко, медленно тереться о живот Йорга, не размыкая объятий. Йорг глухо постанывает, когда его член скользит по коже Макса и касается шрамов, по ощущению более прохладных и плотных. По правде, он просто тащится от шрамов, но ведь он же больной, да?.. Совсем не так ведут себя лучшие друзья. Или… Макс запрокидывает голову, болезненно сжав губы, но не останавливается. Йорг осторожно придерживает его за бедра и сам начинает толкаться навстречу, чувствуя подступающую дрожь. Сердце глухо отдается в ушах. Макс клонится вперед, прижимаясь плотнее, и тогда Йорг снова целует его. Макс стонет ему в рот, небольно кусает в уголок губ — а потом с громким всхлипом обмякает у Йорга в обьятиях. Тот заканчивает на несколько секунд позже, оглушенный накатившей волной. Наверно, он выпускает Макса из ослабевших рук, потому что тот мягко сползает на дно ванны. Утыкается носом Йоргу в живот: — Тополиный пух! — и пытается сдуть волосы. Йорг смеется, насколько хватает дыхания, и включает душ. Колени немного дрожат. Макс совсем засыпает под тёплыми струями, и Йорг моет его, на этот раз выбрав нормальный гель. Ну, как нормальный — клубничный. Он смывает смазку с живота, груди Макса, с каким-то глупым восторгом касаясь розовых шрамов; оттирает с руки непонятный мазут. Макс безвольно сидит, привалившись к нагретой стенке. Поэтому надо ловить момент. — Надеюсь, ты меня простишь… Но я уже очень давно хочу сделать с тобой одну вещь. Макс с закрытыми глазами кивает. Наверно, это можно считать за согласие. И тогда Йорг намыливает ему голову. В последний месяц благодаря купанию каждый день в озере это не было проблемой, но Йоргу хочется сделать Макса совсем чистым, и он щедро льет шампунь с экстрактом исландского эдельвейса (если верить упаковке). Вспенивает, растирая каждую прядь, на две трети уже мягкую и темно-каштановую, и долго промывает из душа. Макс забавно морщится и один раз коротко чихает как кот. Но Йорг почему-то думает, что результат ему очень понравится. Наконец они оба чистые до скрипа, и Йорг не может отказать себе в одном, последнем удовольствии. Он осторожно укладывает Макса в ванну и сам устраивается рядом. Как в том дурацком майском сне, — но они оба живы, и завтра будет новый чудесный день. И никаких заявок на пластинацию. Только во сне, конечно, было легче уместить в ванне ноги. Йорг обнимает Макса и быстро целует в висок. Жаль, нет фотоаппарата или камеры… — Я достану деньги, — вдруг твердо говорит Макс. — Что? Ты о чем?.. Но Макс уже спит, доверчиво уткнувшись ему в плечо.