Первый день рождения в Берлине

Первым у неё был отец. Растопыренные пальцы хватались за воздух, и рот мокро шамкал: — Моника… где ты, Моника… Он не понял, что умирает, — и никто не понял, что его убила она. Следом от укола больше, и всё. Но его вонючий раззявленный рот с тех пор чудился ей постоянно, даже у самых юных, здоровых и благоуханных. Она собирала букет. Темнокожий американец-патрульный был как черная лилия. Но очень скоро его плоть пошла тигровыми пятнами. Пришлось выкинуть — и прикопать, Люсьен всегда на этом настаивал. Земля скрывает надежнее, чем любая река. И потом, при случае можно вернуться. С истинно французской галантностью Люсьен донес тело до поляны и помог вырыть могилу. Милый старик-антиквар, непригодный даже в гербарий. На следующий день она пришла к нему в лавку в слезах. Она передумала, она хотела побыть вместе еще хоть немного, она слишком устала от слишком живых. Люсьен выслушал молча, не изменившись в лице, и послушно сел в её черный фольксваген. Порой очень трудно бывает расстаться с любимым, Люсьен это знал. Труп, который он взял с собой — клеёнчатый кокон на заднем сидении — был совсем уже перебродившим. Когда они пришли на поляну, могила оказалась разрыта. Кто-то пытался забрать Блэки — её Блэки, и всё осквернил. Отпечатки сапог сорок восьмого размера на подтаявшей влажной земле. У мутанта, которого она выбрала ранее в этот день для букета, тоже был сорок восьмой. Йорг — собачье, дурацкое имя, похожее на шифр или кашель. Не по годам физически развитый, с кожей молочного цвета и изжелта-прозрачными волосами. Почти без запаха. В её букете он скоро станет нарциссом. С самой их первой встречи в ноябре у витрины со штаммами сифилиса она знала, что с этим — получится. Главное, еще немного обкатать технологию. Она должна спасти красоту. Парень с неумело пропоротым на животе юным жирком, домохозяйка с пневмонией, гипертонический пьяница — все они также могут стать очень красивыми. Но это задача для Доктора Смерть. А она возьмет то, что уже несомненно прекрасно. Образование медицинской сестры, кроме преимущества проходить незамеченной, вне подозрения в любые дома, в целом тяготило клеймом недоучки. Только не надо быть профессором — и тем более профессором Гунтером фон Хагенсом, чтобы придумать, как сохранить плоть нетленной. Один укол убивает мозг, второй разжижает кровь. Не паниковать, но и не медлить — на этот раз точно получится. Сцедив кровь, быстро залить в опустевшие вены ацетон. Постепенно вводить пластификатор… Но что-то упорно не ладилось — тела жухли, как цветы без воды, и приходилось сбрасывать их ночью в Шпрее. Возможно, ацетон стоило вводить прижизненно, думала она, созерцая очередной рот в посмертном широком зевке. Прошлая соседка все время жаловалась на вонь химикатов. Потом у неё однажды подскочили давление и сахар. Конечно, Моника была готова помочь! Никто не заметил еще одну точку на синеватом бедре. Квартира стояла пустой две недели, а потом её снял Лотар — добродушный лысый толстяк чуть за сорок. Лотар был таксистом и серийным убийцей. К тому же — мазохистом и неисправимым романтиком. Уже через две недели соседства он позвал её в ресторан, оттоптал все ноги, ужасно напился и по пути домой рассказал, что ненавидит свою мертвую мать и поэтому каждой, кого убивает, красит губы уродливой красной помадой. Моника из вежливости тихо присвистнула. Не остановившись на этом, Лотар задумал покаяться и прибил свой греховный уд к табурету. Вышло крепко. Накинув халат и стеснительно прикрываясь табуретом словно щитом, он пришел к Монике с просьбой о помощи. Пока она выдирала гвоздь плоскогубцами и обрабатывала поврежденное (было бы что повреждать), Лотар сделал ей предложение. Искренне поблагодарив, она отказалась. Лотар был хорошим, но разве что в виде компоста. В качестве утешительного подарка она пожертвовала ему полдюжины ключей от квартир. Разложение плоти, распад материи, разума — всё радостно идёт к энтропии. Каждое утро в зеркале она видит как понемногу, незаметно для стороннего глаза оплывает лицо, всё более ломкими становятся осветленные волосы. К вечеру она и вовсе старуха. Их разделяют какие-то десять лет, но пока она вянет, он ещё расцветает. Когда Йорг впервые целует её, хочется кричать. Хочется ударить его по толстой шее ножом, как закалывают жертву или режут на бойне бычка. Хочется вырвать спираль и рожать от него белесых арийских детей. Но больше — ударить ножом. Вместо этого она с силой отстраняется и укладывает его на спину. Приятно причинять ему боль. Розоватые глаза сразу такие печальные… Еще когда Йорг бредил в жару с пневмонией, и она делала ему инъекции в раздражающе круглую белую задницу — он мило и жалобно ойкал. Но терпел. И электрофорез он терпел, несмотря на щиплющий током контакт. Стерпит и ацетон в вены. Она давала ему шанс спастись в иной смерти — флиртуя в очередной раз, бросила задумчивый взгляд на угловой шкафчик с барбитуратами. В одном из дурацких комиксов, которые Йорг притаскивал на процедуры, как раз было про «сыворотку правды». Настоящее искушение для молодого экспериментатора. Ведь хотел бы он узнать, что люди думают на самом деле, не так ли? Если принять такой порошок вместе с самым близким другом — вы станете еще ближе… Шкафчик был специально не заперт, и к вечеру из него исчез амитал. В понедельник Йорг пришел снова — конечно, живой, и немного смущенный. Он сам подписал приговор. Один укол парализует его, но оставит в сознании. А после он начнет своё превращение в нетленную плоть. Совершенная красота вечной молодости… Она плакала на кухне, когда в дверь позвонили. Лотар услышал её вой через стену. Лучше бы он услышал звуки борьбы часом ранее... Рыдая, она всё ему рассказала. Перед компостом нечего стесняться. Как Йорг почему-то не захотел сегодня исполнить их привычный обряд и вместо того, чтобы тихо лежать, заломил ей руку и подмял под себя. Сделал то, что не было дозволено никому: сегодня это он её трахнул. А потом ушел. Ну и пусть живет теперь без бессмертия, урод! Лотар тихо покачивал её и бормотал, что люди вообще неблагодарные твари: недавно вот в новостях заявили, будто Помадный убийца прекратил свою охоту. А он, Лотар, может и не прекратил, только приостановил временно. По состоянию здоровья. Она взяла с Лотара клятву убить этого белёсого выродка. В первую субботу мая Йорг снова придет к ней. И тогда поглядим, кто кого. Она оскопит его тупым ржавым секатором, отрежет голову и бросит псам. Перед этим, так и быть, разрешит Лотару накрасить голове губы и трахнуть в рот. Она разделит его тело на кусочки не больше ладони и спустит в унитаз, потому что он не заслуживает погребения. Она… Дни бегут пестрой лентой. В ночных кинотеатрах она садится специально за спиной у кого-нибудь из редких зрителей. У большинства сдают нервы — и не только из-за фильмов Марио Бавы на экране. Лишь один из десятка досиживает до конца сеанса. Когда включают свет, выясняется, что это Люсьен. Она живет этой будущей смертью. Иногда она думает, что не станет отрезать ему член и кидать его псам (или как там она собиралась), а сохранит в формалине. Иногда она хочет сделать Йоргу лоботомию, превратив в послушного зомби-раба. Или все-таки отдаст Лотару?.. В первую субботу мая Йорг не приходит. И на следующий день тоже. В гневе она переворачивает ящик ключей — все дубликаты доверенных ей за последние годы. Ключ от квартиры Йорга, конечно, самый большой. В понедельник она обнаруживает, что на входной двери там сменили замок. Она сидит в баре с подругами, когда снова видит его. За дальним столом, рядом с гиперактивным чернявым парнишкой — баварская, чешская, возможно, цыганская кровь, определяет она, чтобы оттянуть момент. Йорг не изменился, всё такой же прозрачно-бесцветный. Всё такой же прекрасный. Он смотрит на неё — узнает, глупо лыбится, порывается встать… В этот момент друг-цыган выливает ему на джинсы стакан. Йорг начинает с неизменной грацией хлопать — по себе, по столу, зачем-то по другу… Сославшись на головную боль, она быстро прощается и уходит. На душе легко — она знает, что сегодня по-настоящему спасла красоту.