Чувство, заточённое в сталь

Эвар напряженно осматривался, прижимаясь к холодным камням. Эва забралась на земляной горб выше него, поскольку шла первой. Она тоже распласталась по горному склону, напряженно прислушиваясь. Из-под ее черных сапог скатилось с шуршанием несколько мелких камешков, стукнув Эвара по носу. Эва оторвала голову от земли и, обернувшись, выразительно посмотрела на него, добавив одними губами: «Тихо!» «Это ты шумишь!» — также беззвучно ответил Эвар. Чародейка закатила глаза и отвернулась. Неподалеку раздался подозрительный скрежет камней. Точнее скрежет когтей по камням. Длинных и острых когтей. Смертоносных когтей. Когтей, способных выдрать кишки из человека за долю секунды. И скрежет все приближался. Эва снова приподняла голову, осматриваясь. Черные косы блестящими змеями поползли по земле, задевая шуршащие камешки. Эвар чуть сам не убил ее за эту неосторожность. Скрежет когтей затих. Эва замерла. Эвар оттолкнулся от земли и прыгнул, вытаскивая меч. Поздно. Из-за ближайшего двухметрового валуна в мгновение ока вылетела виверна, устремляя когти прямо в Эвелин. Шарах! Меч скользнул по чешуйчатому хвосту, оставляя кровавый след. Синее огненное облако оттолкнуло летучую змею от чародейки, быстро вскочившей на ноги. Эвара отшвырнуло и пригвоздило к земле. Он вскочил снова, устремляясь к извивающемуся чудовищу. С болезненным воплем тварь саданула хвостом в сторону Эвелин. Та подпрыгнула, но при приземлении поскользнулась на окровавленных камнях, полетев лицом прямо на ядовитые шипы, услужливо подставленные виверной. Уворачиваясь от неловких чар, сотворенных Эвой в падении, Эвар подхватил любимую левой рукой и в то же время отрубил к чертям собачьим ядовитый вивернов хвост. Вопль извивающегося чудища разнесся по камням, заставляя дрожать саму землю. Воин отшвырнул Эвелин как можно дальше от разинутой пасти. Виверна лязгнула челюстями, ломая клыки о хрустальный меч. Истошный вопль вновь прокатился по земле, но деться тварь никуда уже не могла: взметнувшиеся из-под земли корни опутали ее с ног до головы. Которую Эвар тут же и отрубил. — Ты какого черта творишь? К Хелии захотела?! — заорал он на Эвелин. — Во-первых, не ори на меня, — спокойно ответила чародейка, поправляя волосы. — А во-вторых, не понимаю причину твоего возмущения. Я же не виновата, что она напала на меня. Так сложились обстоятельства. Эвар закатил глаза. — Нужно было лежать тихо и не шевелиться, — злобно проворчал воин, обходя мертвое тело крылатой ящерицы, — а не елозить туда-сюда. — Я не елозила! — Нет, елозила, — он подошел к Эве, потирающей бока. — Ушиблась? — Ты еще спрашиваешь?! — возмутилась она. — Так меня швырнул… Это не говоря о том, с какой силой ты меня схватил! Чуть ребра не треснули! — В следующий раз дам виверне тебя сожрать, — спокойно ответил Эвар. — Да я сейчас сама тебя сожру, — буркнула Эва, подходя к чудищу. — Думаешь, много за нее получим? — Меньше, чем хотелось бы, — ответил Эвар. — Ценится яд и шкура… — Еще глаза. — Ну, глаза — это гроши. Алхимики за них десятку дают? — Восемь с половиной. — Вот. Яд соберешь? — Уже, — Эва достала флаконы из каленого стекла и начала колдовать над отрубленным хвостом виверны, нажимая на определенные зоны, чтобы выдавить яд. Эвар же принялся срезать шкуру. — Плохо, что хвост отрубить пришлось. Шкуру теперь за полцены продавать придется. — Ну, прямо за половину. Хотя бы две трети выторгуй. — Велер четко дал понять, что без хвоста только за двести возьмет. — Терпеть не могу этого твоего Велера. — Продолжай в том же духе, я не против. Эвар заметил, что Эва удивленно вскинула брови, но улыбнулась, не глядя на воина. — Тебе же он нравится, — проговорила она, продолжая сцеживать яд. — Нравится, но в жены я бы его не взял, — ответил Эвар, сдирая шкуру с тела, покрывшегося паром. — Думаешь, будет плохой хозяйкой? — рассмеялась Эва. — Нет, просто мое сердце отдано одной жестокой женщине. — Почему же она жестокая? — выпрямилась Эва и направилась к нему. — Потому что, — продолжал возиться со шкурой Эвар, — она хочет моей смерти, раз не может лежать спокойно на земле и не елозить, — с этими словами он отделил последний кусок шкуры от плоти и расстелил ее на земле. — А еще она меня сожрать грозится. — Да она настоящая виверна, — подошла к нему Эва, протягивая мешок с солью. Эвар принялся посыпать ею шкуру для сохранности. — И не говори! — рассмеялся Эвар. — Зачем же она тебе такая? — Незачем. Просто люблю ее. — Я тоже тебя люблю, — тихо проговорила Эва. Эвар поднял взгляд от шкуры и посмотрел на чародейку, прямо в ее темные зеленые глаза. До сих пор она так ни разу и не сказала, что неравнодушна к нему, хотя это было и так понятно по ее поведению. Но все же… что-то внутри у него радостно сжалось и станцевало сумасбродный танец. — Не очень подходящий момент для признания, да? — улыбнулась она, опустив взгляд к земле и начиная ковырять камешки носком сапога. — Это с какой стороны посмотреть. Если бы я не был забрызган кровью и измазан солью, то мог бы заобнимать тебя до смерти, — хрипло проговорил воин, подходя ближе. — Обнимай, я не против, — ответила чародейка. Эвар схватил ее в охапку, отрывая от земли. Их лбы столкнулись, носы скользнули друг по другу, а губы соединились, ласково, но уверенно.

***

Эва задумчиво сидела на скамейке в саду, приложив пальцы к губам, и не отрывая отстраненный взгляд от двух маленьких черненьких птичек, летающих вокруг ивы, то и дело приземляющихся на ветви и воспаряющих вновь. В руках она держала только что написанный ответ на послание от местного торговца пирожными. Во всяком случае, так она сказала Эвару. Сам Эвар сидел на крыльце, вырезая защитный узор на тоненькой дощечке. В его деревне было принято подвешивать такие обереги под конек крыши для защиты от чертей и прочей нечисти. — Мог бы и отдохнуть немного, — мягко проговорила Эвелин, продолжая невидящим взглядом следить за птицами. Эвар мельком глянул на нее, но работу не отложил. — Вот ведь ты неугомонный, неужели не можешь посидеть немного, ничего не делая? — Могу, но я ночи напролет только и занимаюсь ничегонеделанием. Пока светло хочется разнообразить досуг. — Ночью можно читать… — Все наши книги я уже прочел, — ответил воин и сдул стружку с дощечки. — Да и разоримся на свечах… — Может быть, сделать для тебя магический светильник? — Эвар снова глянул на чародейку. Она с улыбкой смотрела на него, перебрасывая из ладони в ладонь небольшой светящийся шарик. — Можно. Но тогда нужно покупать книги, а учитывая то, что благодаря некоторым присутствующим дамам мы заработали вдвое меньше, чем рассчитывали, такие расходы нам пока не по карману. Эвелин закатила глаза и снова посмотрела на птичек. Те уселись на одной из веток и чирикали между собой на какую-то важную птичью тему. — Мне кажется, что мы с тобой похожи на этих двоих, — кивнула она в сторону летуний. — Кружили, кружили вокруг да около, пока не приютились на одной ветке. — Значит, мы с тобой чернавки? — улыбнулся Эвар, приглядываясь, ровным ли выходит узор. — Забавно, ведь они, как лебеди: пару выбирают на всю жизнь, а потом вьют гнездо. — И эти две свили? — Вон там, между самых толстых веток… Эва встала со скамейки и подошла ближе к дереву, задрав голову. — Нашла? — Да, кажется… да! — заметила она, наконец, птичье жилище. — Эвар… — М-м? — А ведь у нас с тобой все так неправильно получилось… — проговорила она, прислоняясь спиной к стволу. — Почему? — Потому что по правилам ты должен был признаться мне в любви. При этом я должна была быть одетой! Эвар рассмеялся. — Потом я бы подумала и тоже призналась в любви. Затем мы бы гуляли, держались за руки, разговаривали, потом обручились бы, поженились и только после этого стали бы вместе спать. А у нас все невпопад получилось… — Ну, мягко говоря, мы же не делаем того, чем занимаются муж и жена. Гуляем, держимся за руки и разговариваем. Все как ты и сказала. Помолчали. Эвар завершил резьбу. Прохладные лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь ивовую листву. — Я люблю тебя, — просто сказала Эвелин. — А я тебя, моя виверночка, — улыбнулся Эвар, вставая с крыльца. Чародейка стремительно подлетела к воину, оплетая его талию руками и глядя ему в лицо снизу вверх. Он обнял Эву в ответ и сорвал невесомое прикосновение ее губ. Эва смущенно уткнулась лицом в его грудь. — Что такое? — с улыбкой спросил Эвар, поглаживая ее по волосам, своевольно торчащим в разные стороны. Она промолчала, а потом тихо спросила: — Пойдем ужинать? — Пойдем, — спокойно ответил Эвар. Эва взяла его за руку и повела в дом.

***

Хорошенько искупавшись в горячем источнике, Эвар вошел в спальню Эвелин, сжимая в руках рубашку и распространяя вокруг себя запах лавандового мыла. Другого они не держали. Он остановился в ногах кровати, завешенной бежево-голубым прозрачным балдахином. Одеяло раскрыло свои объятия, но пока они пустовали. Белая дверь в комнату с одеждой и прочими женскими штучками была приоткрыта, но Эвелин и там не было. Она неподвижно стояла у дальнего из высоких, в человеческий рост, окон, укутавшись в голубую ткань легкой шторы, и любовалась звездным небом. — Я хотела спрятаться, но тебя так долго не было, что мне надоело просто стоять за занавеской, — улыбнувшись, проговорила она, пока он, скинув ботинки, неспешно приближался. — Я долго старался отмыть раствор, которым пропитывал дерево, чтобы оно не сгнило от дождя и снега. Руки пропахли, — Эвар понюхал свою ладонь. — До сих пор запах остался. Эвелин высвободилась из занавески и взяла его ладонь. Поднесла ее к лицу, глубоко вдохнула, прикоснулась губами к кончикам пальцев. Второй своей рукой Эвар приобнял ее за талию, ладонь скользнула по тонкой белой ткани ночной сорочки. — Ты сегодня принарядилась, — улыбнулся он, отнимая пальцы от ее губ и нежно проводя ими по скулам и щекам Эвелин. — В смысле? — лукаво стрельнула глазками она. — Где же накрахмаленная льняная рубаха вместе с широченными панталонами до щиколоток? — В стирке. — Мне казалось, у тебя неиссякаемый запас таких костюмов, — усмехнулся он. — Нет. — Думаю, мне будет не хватать этих колючих рюшечек с тех рубашек! Они так приятно царапали мне кожу… — Ты договоришься сейчас до того, что я тебя выгоню, — с наигранной обидой в голосе проговорила Эва, отходя от Эвара и устремляясь к мягкой манящей постели. Он любовался переливами шелковой ткани, играющими в лунном свете, очерчивая притягательные формы фигуры Эвелин. Она уселась на кровати поудобнее, подложив под спину пухлые голубые подушки и укрыв ноги одеялом, после чего похлопала по постели, приглашая Эвара присоединиться к ней. Он тут же устроился рядом, приобняв Эву за плечи. — Знаешь, я сегодня подумала, что все это такая глупость… эти правила. Этот порядок действий, — проговорила она, поглаживая его пальцы. — Ты про ухаживания? — Да. — В нашем с тобой случае эти правила, действительно, несколько бессмысленны, — согласился Эвар. — Я тоже так думаю, ведь ты… ты для меня… мне никто, кроме тебя не нужен. И ни с кем другим я быть не хочу. Я к тому, что… берегла свою честь для мужа, но… какой смысл беречь ее теперь, если ты и есть мой единственный? — Эва посмотрела в лицо Эвару. Тот не шевелился. Только сердце стучало, как барабан, где-то в глотке и в голове. Она ждала его реакции. Он молчал: она не понимала, какую бурю разбудила внутри него своими робкими словами. — А ты чего хочешь? — спросила Эва, поглаживая его по обнаженной груди. — Хочу, — он уложил ее на спину, глядя в немного испуганные, но игривые зеленые глаза, — чтобы ты, — поцелуй в шею и шепот в самое ухо, — стала моей. Вся. Во всех смыслах. И навсегда. — Твоя… — прошептала Эвелин, поднимая руки, чтобы он мог освободить ее тело от белого шелка. — Моя. Моя виверночка.

***

Эвар и Эвелин прогуливались мимо маленькой часовни Всеобщей Матери. Переглянувшись, они вошли под каменный свод, удерживаемый вечными деревьями. Короткий разговор с первой матерью часовни, обряд, обратившийся для них лишь в символ, и пара выходит из-под каменной кроны вечного древа уже в статусе законных супругов. — Кажется, при следующей встрече мне не придется поправлять Велера, — рассмеялась Эвелин, пряча маленький пергамент с гербом, подтверждающий их брак. — А это важно? — усмехнулся Эвар. — Нет, просто к слову пришлось. Над головами у них, счастливо чирикая, пронеслась пара чернавок.