because the world can't hold us down

— Ты не видел Дженни? — шипит сквозь зубы на ухо уж было перепугавшемуся Чимину грозная Лалиса, наклоняясь к спинке кожаного дивана. Чеён и Джису всё ещё нет; скорее всего, Ким всё ещё успокаивает подругу; только неизвестно, где. Чимин поворачивается к блондинке лицом: — Она была тут недавно, но потом снова ушла. А что такое? — Мне очень нужно с ней поговорить, — говорит Лиса, пытаясь звучать как можно спокойнее, дабы Чимин не начал задавать лишних вопросов. — Куда она пошла? Он указывает пальцем на лестницу: — Наверх, на второй этаж. — Второй этаж? — Лиса хмурится. — Разве ты не говорил нам, что ходить наверх — запрещено? — Джен уже была там сто тысяч раз, поэтому это правило на неё, вроде как, не распространяется, — подчёркивает Чимин, закидывая ногу на ногу. — Я не хочу, чтобы чужие мне люди заходили в комнату моих родителей и брата. Но, если ты действительно хочешь увидеть Дженни и поговорить с ней тет-а-тет, то ты, так уж и быть, можешь подняться. Скорее всего, она сидит в моей спальне; она прямо над гостиной, если что. Ты не должна запутаться. — Хорошо, спасибо, — Лиса уже было собирается уходить, но она резко вспоминает о словах Скотта. — Чимин, ты же знаешь, что Наён и Скотт встречались? — Да, именно поэтому тогда, на ланче, я сказал вам, ребята, что она придет. Чтобы Скотт был заранее в курсе. А ещё я не знал, захочет ли Чеён находиться на вечеринке с бывшей своего парня, — говорит Чимин. — Но, думаю, всё прошло уж очень даже славненько, потому что они даже не разговаривали друг с другом. Возможно потому, что Чеён и Скотт сейчас где-то зацеловывают друг друга до смерти; честно, знать даже не хочу. Всё прошло далеко не «славненько», а Скотт с Чеён вряд ли вообще ещё когда-то поцелуются. Но Чимину об этом лучше не знать, поэтому Лиса, стиснув зубы, говорит: — Ты не знаешь, как они расстались? Чимин морщит лоб и вскидывает брови: — Ты про Наён и Скотта? Я не спрашивал. Ну, точнее… — и сейчас он немного смущённо краснеет, — все в школе говорили об этом, когда это произошло. Одни слухи, да и только. Хотя этого и следовало ожидать, ведь он один из главных квотербеков, а она капитан болельщиков. — Так ты знаешь что-то или…? — Я знаю, что по мнению большинства ребят, именно Скотт бросил Наён, — вспоминает Чимин. — Но подробностей я, увы, не знаю. И вообще: чего это ты меня об этом спрашиваешь? Лиса не отвечает, так как она уже на середине пути к комнате Чимина; было не очень ловко проталкиваться между людьми на кухне, чтобы пробраться к лестнице, как только Чимин подтвердил слова Скотта о разрыве с Наён. Лиса буквально летит по ступенькам, пропуская по две, а то и по три, чуть не заваливаясь на деревянные перила. Дверь в комнату Чимина закрыта не полностью, оставлена лишь маленькая щель, будто тот, кто зашёл внутрь, и вовсе забыл закрыть за собой дверь. Сквозь маленькую щёлку Лиса видит голубые обои и огромное количество разноцветных плакатов с танцующими на них силуэтами. Манобан незамедлительно приоткрывает дверь пошире и быстро прошмыгивает внутрь, захлопывая её за собой спиной. У огромного окна стоит уже знакомый силуэт девушки. Дженни мигом оборачивается, как только слышит хлопок закрывающейся дубовой двери; выражение лица ничуть не меняется, когда она замечает неожиданно появившуюся Лалису: — Привет. — Дженни, — Лиса медленно подходит к окну, из которого открывается вид на сад Чимина на заднем дворе, где находится целая площадка с всяческого рода разноцветными клумбами, цветами и разными незамысловатыми садовыми украшениями. В центре сада растёт огромное дерево, пускающее тень на весь уютный и атмосферный задний дворик. Дженни, видимо, в курсе, почему сюда заявилась Лиса и почему Чеён захлёбывается своими слезами в узенькой ванной комнате; Дженни должна прекрасно понимать, что Лиса уже знает всю правду. Но Дженни, похоже, не собирается ни в чём признаваться, а Лиса, честно, даже не знает, как правильно начать этот неловкий и провокационный разговор. — Уже осень, — вдруг говорит Дженни из ниоткуда, ладонью прижимаясь к прохладному окну; девушка водит по стеклу пальцами, вырисовывая какие-то странные узоры, в это время задумываясь над чем-то важным и поджимая при этом пухлые губы, — ты только взгляни на опавшие листья. Лиса немного озадачена; она не понимает, к чему вообще клонит Ким. Но Манобан почему-то всё равно опускает взгляд на уже опавшую и пожелтевшую листву, хаотично расположившуюся на прекрасном газоне заднего дворика: — Да, их цвет меняется. — Всё меняется, — Дженни грустно вздыхает, отрывая руку от окна и рассеянно опуская глаза в пол. Пальцы тут же цепляются за рукав кофты, и Дженни растерянно покачивается с ноги на ногу, нервно перебирая ткань между тонкими пальцами. — Лиса, я хотела тебе сказать, что… — Да? Что же? — Лиса слегка подаётся вперёд, почти бессознательно. Это чистосердечное признание? — Да так… не бери в голову. Ничего особенного. Эх, как же это сложно. Что-то внутри Лисы просто хочет крепко вцепиться в плечи Дженни и начать потряхивать её вперёд-назад, требуя при этом чётких объяснений. Но Лиса не любит спешить с выводами, хотя все доказательства уже и так разложены перед ней; девушка хочет задать парочку вопросов, прежде чем сделать что-то опрометчивое: — Дженни, мне кажется, что ты должна мне кое-что рассказать. — М-м? — вопросительно тянет Дженни, поднимая бровь и облокачиваясь спиной о холодную стену у окна; девушка выглядит уж очень странно. Возможно, даже взволнованно. — Что именно рассказать? — Ну, во-первых, — говорит Лиса, решив всё-таки начать издалека, с более лёгкой для обсуждения темы. — Наён — это, как я полагаю, и есть та подруга, о которой ты мне завуалированно говорила. Именно она и встречалась со Скоттом, верно? Так вот, правда ли, что это не она отвергла его, а он её бросил? — Откуда ты… — Дженни выглядит смутно ошеломлённой, но на лицо тут же, как по щелчку пальцев, возвращается непоколебимое и безразличное выражение. — Я не знаю. Взгляд Дженни выдаёт хозяйку, и Лиса, ухмыляясь то ли от ситуации, то ли от подтверждения всех своих предположений, заставляет темноволосую странно съёжиться. — Ладно, да. Это правда, — выдыхая, произносит Ким. — Значит всё это дерьмо: «с ним лучше не связываться» — было наглой ложью, да? — ладно, немного непонятно и глупо, что Дженни даже не пытается скрыть свой обман, да даже не пытается, блин, хоть как-то опровергнуть его; Лиса настораживается, но это ещё больше начинает злить. — Ты придумала это только потому, что не хотела, чтобы Чеён начала встречаться со Скоттом. Дженни, кажется, загадочно удивлена пухом, прилипшим к рукаву; девушка даже не смотрит на Лису, которая с каждой секундой становится всё злее и злее: — Ладно, как я уже и сказала тебе, я могла слегка переиначить правду; но не сильно же! — Слегка?! Не сильно?! — Лиса вспыхивает с новой силой; на лице играет недоверие и разочарование. — Ты сказала мне, что Скотт и Наён никогда не встречались. Ты сказала мне, что Наён отшила Скотта, а не наоборот. — Да какая к чёрту разница? — говорит Дженни и выбрасывает наружу все накопившиеся эмоции, пожимая плечами. Теперь её взгляд чересчур холоден и недоверчив, и Ким медленно поднимает его на Лису. — Это не имеет значения. Всё уже давно кончено. — Я слышала, что ты ускорила этот процесс, — Лиса пытается сохранить внутреннее спокойствие. — Надеюсь. Ну, видимо, Дженни ужасно нравится то, что она всё продолжает обманывать Лису уже на протяжении нескольких месяцев. Ким заставила Лису думать о том, что она встаёт на путь исправления, на праведный путь, где она помогает Джису и Чеён, когда на самом деле в её голове был лишь подлый и жалкий мотив; и всё для того, чтобы отомстить ради обиженной лучшей подруги. — Так и случилось, — намеренно начинает Лиса, а в глазах видны искры. — Ты угрожала Скотту, не так ли? Ты сказала ему, что он должен бросить Чеён; а иначе ты бы выгнала его из школьной команды. Дженни тихо, будто припеваючи, соглашается: — Он этого полностью заслуживает. И именно сейчас Лиса мечтает о том, чтобы Дженни соврала ей лишний раз; чтобы всё просто встало на свои места, и они бы помирились. С другой стороны, Ким, вероятно, с треском провалится, потому что Лиса видит её насквозь, ведь у девушки не получается нормально соврать. И всё это приведёт их к тому же самому сценарию: вот они, тесно стоят у огромной двухспальной кровати Пак Чимина, осторожно изучая друг друга и перебрасываясь обидными высказываниями, находясь при этом заключёнными в четырех стенах с голубоватого оттенка обоями. — И почему же он этого заслуживает, Дженни? — резко спрашивает Лалиса. — Потому что ты была обижена тем, что он сделал с Наён? Скотт абсолютно не виновен в том, что твоя многоуважаемая подруга всё не может справиться с тем, что он бросил её ради того самого человека, которого он действительно любит. — Прости, что? — Дженни выпрямляется, напрягая спину. — Не говори мне, что ты имеешь в виду то, о чём сейчас говоришь. Лиса надвигается прямо на Дженни, не обращая внимания на то, что Ким прекрасно даёт ей понять, что это переходит все рамки дозволенного: — Именно это я и имею в виду. Потому что вы с Наён, кажется, настолько сильно озабочены мыслями об этом никчёмном разрыве, что пытаетесь разрушить другие отношения, которые вас уже никаким боком не касаются. Я думаю, что со стороны Наён это выглядит жалко. Да и с твоей тоже. — Ты абсолютно ничего не знаешь, — Дженни говорит таким серьёзным и суровым тоном, что даже Лиса невольно напрягается. С каждой секундой её гнев нарастает, а в голове лишь мысли о том, что верить Дженни нельзя, — так что даже не говори так о Наён. — Так это же правда! — Лиса скрещивает руки на груди. — Не могу поверить, что ты дошла до того, чтобы шантажировать людей из-за этого! — Я вообще не понимаю, почему ты так злишься. Я думала, что ты хочешь, чтобы Скотт и Чеён расстались! — Я хотела этого только потому, что ты сказала мне, что Скотт — плохой человек! — восклицает Лиса. — Но оказывается, что ты просто врала мне насчёт всего. Ты не хотела помогать Джису; тебе было плевать на неё. А меня ты просто нагло использовала. — Я бы не сказала, что я тебя использовала, Лиса, — усмехается Дженни. — И, наблюдая за твоей реакцией сейчас, я понимаю: хорошо, что тогда я не рассказала тебе всей правды. Ты вообще не имеешь права на меня злиться. — Не имею права?! — громко, недоверчиво возникает разгорячённая Лалиса. — Чеён сейчас на первом этаже, плачет навзрыд, сидя на полу крохотной ванной комнаты, так что я имею полное право злиться на тебя и на то, что ты сделала. — А чего ты от меня ожидала, прости меня? — яростно бросает в ответ Ким. — То, что я спою Чеён успокаивающую колыбельную, чтобы она перестала плакать? — Да я не об этом вообще! Не переиначивай мои слова! — Лиса переходит на срывающийся крик. — Я ожидала от тебя того, что ты не будешь заставлять их расставаться! Это бы было разумней! — Да не заставляла я никого расставаться! — Дженни тоже повышает голос, крича на Манобан. — Ага, конечно! Ты ведь предоставила им так много вариантов выбора! — говорит Лиса, сарказмом веет от каждого произнесённого слога. — Скотт сам это предложил! — огрызается Дженни. — Почему тебя так волнует то, что я его шантажировала? Он заслуживает этого. — Ты не можешь просто так угрожать людям, чтобы получить то, чего желаешь! — Лиса кричит громко, слегка рвано; она разъярена до неузнаваемости, но в то же время ужасно разочарована. Почему Дженни так сложно понять всё это? — Это неправильно. — Я не сделала ничего плохого, — Дженни качает головой и начинает двигаться к выходу из комнаты, но Лиса блокирует ей проход своим телом. — Нет, ты, как раз-таки, сделала кое-что плохое! Очень плохое! — Я до сих пор не могу понять, о чём ты, — говорит Дженни, вновь поднимая бровь. — Просвети уж. Лиса кивает и радуется, что наконец может спокойно объяснить Дженни, что её действия были просто некорректны и неприемлемы в данной ситуации: — Хм, с чего же мне начать? Ах, да: ты пользуешься своей популярностью, чтобы шантажировать людей, заставляя их делать то, что нужно тебе. Ты угрожаешь людям только для того, чтоб достичь своей эгоистичной и лицемерной цели. Дженни даже не вздрагивает, что уж тут говорить о том, что она даже не моргает: — Ты закончила? Лиса уж точно не закончила: — Ты угрожала Скотту. И хуже только то, что ты угрожала моему лучшему другу. Не могу поверить, что я считала тебя кем-то особенным, а не обычным лицемерным задирой. И последнее предложение просто разбивает вдребезги все малейшие надежды на безобидное и спокойное перемирие. Дженни выглядит, на удивление, обиженной, и Лиса вообще не понимает, почему; те, кто действительно должен быть обижен, это сама Лиса, Скотт и Чеён. Чеён, лучший друг Лисы, который такого отношения к себе просто не заслуживает. Лиса смутно вспоминает о том, как Дженни говорила, что Чеён не такая уж и плохая; и Лиса уверяет себя в том, что и это являлось наглой ложью. Это всё было частью подлой мести. Но это удивлённое и разбитое выражение лица исчезает так же быстро, как и появляется, и теперь на лице Дженни можно увидеть явную злость, что-то презрительное и яростное, что-то ужасно уродливое для такого прекрасного и симпатичного человека: — Значит ты злишься, что я угрожала твоему другу, да? Знаешь что? Я нахожу твоего тупого друга абсолютно отвратительным, и всё, что я сделала, абсолютно оправдано. — Иди нахуй, Дженни, — скрипит сквозь зубы Лиса. В жизни она особо не матерится, но сейчас она на пике, на вершине возможной злости; девушка еле подавляет желание ударить Дженни по лицу, впиваясь ногтями в собственные ладони. — Давай мысленно добавим то, что ты назвала Чеён тупой и отвратительной, в воображаемый лист, где написано, что именно ты делаешь неправильно. Ты просто не имеешь права обзывать моих друзей… это лицемерно. Ты, блин, больна на голову. И теперь на лице Дженни играет что-то новое, что-то странное, вроде… замешательства? Но эта эмоция тоже недолговечна, потому что Дженни замечает собравшиеся в кулаки ладони Лисы и злостно ухмыляется: — И что же ты сделаешь, Лалиса? Ударишь меня? Или ты просто позволишь большому, такому лицемерному и подлому задире издеваться над тобой и твоими никчёмными друзьями? — Закрой. Свой. Рот. — медленно и резко произносит Манобан. — Я не собираюсь затыкаться, Лалиса! — Дженни громко и нахально смеётся, так по-дьявольски наигранно, даже страшно. Она делает угрожающий шаг вперёд. — Да, я соврала, но мне плевать, как ты к этому относишься. Мне плевать, что ты думаешь о том, что я делаю правильно, а что нет. Ох, вот и она, собственной персоной. Лиса уже очень давно не видела эту сторону Дженни, и Манобан совершенно не рада возвращению именно такой Ким: — Дженни, не надо. — Не надо! — злобно передразнивает Дженни, и, обычно, такая Дженни не вызывает у Лисы никаких эмоций; Манобан всегда хочется лишь только закатить глаза. Но не сейчас. Этот хищный прищуренный взгляд, дьявольская ухмылка и медленный шаг в сторону блондинки устрашает. Лисе действительно становится страшно; она понимает, что Дженни уже перегибает палку. — Чего не надо, Лалиса? Не надо быть такой подлой? Но задиры ведь таковыми и являются, а? Разве нет? — Хватит, — тихо говорит Лиса. — Видишь, в чём суть, — Дженни поднимает подбородок и теперь смотрит Лисе прямо в глаза. — Ты продолжаешь диктовать мне, что делать, будто я буду тебя слушаться. Боюсь тебе об этом говорить, но нет. Слушать тебя я не собираюсь. Я буду продолжать пользоваться своей популярностью, буду продолжать угрожать людям и буду продолжать оставаться той самой задирой, которой ты меня назвала. — Да, я назвала тебя так, потому что ты и есть задира, — грубо бросает в девушку Манобан. — Тогда я, пожалуй, выгоню Скотта из футбольной команды, если ты не против. Ах да, мне же плевать на то, что ты думаешь, — и в этот раз Дженни не выглядит разбитой; она не останавливается на этом, продолжая ухудшать всё расположение дел. — А что касается тебя, Лалиса… Ты же помнишь, что я тебе больше ничего не должна? Так что, на твоём месте я бы хорошенько начала готовиться к началу школьных занятий, потому что тебе, Лалиса, уж точно придётся несладко. — И это твои цели на новую четверть? — Лиса даже не знает, какими словами выразить всё то, что сейчас бурлит внутри; девушка сейчас так сильно злится на Дженни, и она, собравшись с силами, старается выдать то, о чём сейчас думает. — Господи, ты такая сука! — Упс, — вылетает из губ Дженни, когда она опускает взгляд на свой маникюр. — А вот это было зря. Следи за языком, или я придумаю, что бы такого сделать с Чеён и Джису. Лиса прикусывает язык, но всё же не сдерживается, выкидывая: — Да ладно тебе, Дженни, не делай этого. Ким отрывает взгляд от своих ногтей и, громко и томно выдохнув, двигается прямо на Лису, намеренно так, прищуривая глаза. Манобан отходит от девушки на шаг, но тут её ноги врезаются в деревянную кровать Чимина: — Я думала, мы уже решили, что ты не будешь советовать мне, что делать. — Отойди, — говорит Лиса, и ей действительно страшно; у неё начинается приступ клаустрофобии. В комнате будто резко заканчивается воздух; становится очень трудно дышать, и Лиса всеми силами пытается успокоить нарастающую бурю волнения внутри. — И вот снова ты взялась за своё! — хихикает Дженни, и звучит это, если мягко сказать, чрезмерно странно, как-то расстроено и совсем не по-девчачьи; больше похоже на истерическое хихиканье, в котором нет ни капли стеснения. И вместо того, чтобы отступить, Дженни двигается ещё ближе, пока их ступни не начинают соприкасаться; Дженни буквально упирается в шокированную Лису. — Почему? Тебя что, беспокоит то, что я так близко? Когда Лиса слышит это, к лицу моментально приливает жар; мозг тут же переиначивает всю фразу и саму интонацию Дженни, и от этого становится ужасно стыдно. А ещё и по-дурацки страшно, потому что создаётся впечатление, что за всё то время общения с Лисой, Дженни заметила то самое физическое (и только физическое) влечение к себе со стороны Манобан. И теперь Дженни пытается это нагло высмеять. К счастью, Лиса отбрасывает эти мысли, и к ней возвращается дар речи: — Да, ты беспокоишь меня. Дженни разочарованно мычит: — Думаю, стоит добавить твоих друзей в мой списочек, — затем она поднимает руку и толкает Лису в грудь так, что девушка теряет равновесие и, с распахнутыми от шока глазами, садится на ужасно мягкую кровать Чимина, начиная в неё проваливаться. И это конец. Лиса нервно сглатывает, резко встаёт на ватные ноги и прижимает Дженни к холодной стене. Блондинка замахивается и глухо бьёт Дженни прямо по лицу; костяшки больно ударяются в твёрдую скулу, так сильно, что голова Дженни моментально запрокидывается назад, стукаясь о бетонную стену. — Я же сказала тебе, — произносит сквозь зубы Лалиса, тяжело и обрывисто дыша, — отойти. И Дженни, наконец, повинуется; кивает и сползает спиной по синей стене, держась правой рукой за глаз и щёку. — Т-ты… ты ударила меня, — говорит она, так тихо и так беспомощно; будто не веря своим же словам. И у Лисы нет времени на бесполезные сожаления, потому что в комнату тут же залетает Чимин, вставая между двумя девушками. Он отталкивает Лису назад: — Что стряслось? Я слышал крики… — голос отскакивает от стен; в ушах Лисы лишь белый шум. — Что тут произошло… О Боже, Дженни, твоё лицо… Чимин в ужасе поворачивается к каменно стоящей Лисе; на лице видна ярость и явное разочарование: — Какого, блин, чёрта, Лиса? Что ты, блять, натворила? Лису выводит из ступора мат из уст разъярённого Чимина: — Я… — Ты врезала ей! У тебя, блять, всё, вообще, нормально с головой? Гнев Лисы вновь усиливается из-за глупых обвинений в свой адрес: — Всё ли со мной нормально? Почему бы тебе не спросить об этом её?! — Я спрашиваю тебя, потому что твоё лицо, блять, в порядке! А не такое, будто его только что переехал ёбаный трактор! — и Чимин явно перебарщивает, потому что, да: Лиса ударила сильно. Но не настолько сильно, чтобы превратить лицо Дженни в подобие мясного фарша. — Зато, может, тебе стоит спросить Дженни о том, что она сделала с другими твоими друзьями. Если ты, конечно, перестанешь постоянно защищать только Дженни и вставать на её сторону, а не, допустим, на сторону бедной Чеён! — Чеён? — ярость Чимина моментально испаряется, когда он слышит это имя. Парень тут же поворачивается к девушке, которая всё ещё, будто в оцепенении, сидит у стены. — Дженни, что? Дженни лишь только качает головой и ничего не говорит. — Ага, — горячо говорит Лиса. — Почему бы тебе не рассказать ему? А, Дженни? О том, как же Чеён и Скотт расстались. Или о том, как ты испортишь нам жизнь, когда начнётся новая четверть. — Джен… — неуверенно и слегка шокировано тянет Чимин. — Чимин, давай не сейчас, — Дженни, наконец, поднимает голову. И, нет. Её лицо шибко не изменилось: совсем не похоже на то, что её переехал трактор. Похоже только на то, что ей со всей силы врезала Лиса. — Можно мы просто уйдём отсюда? — Но… — Чимин, я хочу уехать домой, — говорит Дженни как-то по-детски, так жалобно; с такой надеждой и грустью. — Пожалуйста, не задавай сейчас никаких лишних вопросов. — Л-ладно, хорошо, — Чимин мгновенно меняется в лице, смущённо приобнимает Дженни за талию и поднимает её на ноги. — Давай, я отвезу тебя домой. Парень бросает на Лису уж слишком неоднозначный взгляд, когда выводит Дженни из спальни; сама Ким, к слову, не оглядывается ни разу. И это, отчасти, хорошо, ведь Лиса не сможет увидеть покрасневшее и припухшее лицо Дженни, где вскоре появится огромная гематома. Лиса не должна чувствовать себя плохо за то, что ударила Дженни; темноволосая полностью заслуживает этого, хоть Лису и учили ни в коем случае не прибегать к насильственным мерам, даже во время самых яростных споров. Просто, в одно мгновение, Дженни просто перегнула палку, и внутри Лисы что-то сломалось. Девушка откидывается назад, нелепо плюхаясь на кровать Чимина. Она потирает уставшие глаза холодными ладонями, глубоко вздыхая. Какой же странный день. И он становится ещё более странным, когда в комнату заходят Чеён и Джису; и Чеён, кажется, немного успокоилась и оклемалась. Девушки встают прямо перед Лисой, которая смотрит на них снизу вверх, измотанно и как-то безнадёжно: — Привет, Чеён. Ты как? В порядке? — Да, я буду в порядке, — говорит Чеён ещё немного скомкано, но ей уже заметно лучше. — А ты то как? — а вот Джису произносит это вполне обычным голосом, но очень даже озадачено. — Просто мы, когда поднимались сюда, увидели Дженни и Чимина; они выходили из дома. Чимин сказал нам, что ты тут, у него в комнате, и… Лиса, у Дженни было такое безобразно опухшее лицо. Ты что, ударила её? — Я, если честно, не хотела, — Лиса нервно отрывает свисающие с простыни Чимина нитки, — но... да. — Ладно… — медленно тянет Джису. — Но мне всё-таки кажется, что удар по лицу — довольно-таки странный способ сказать «спасибо». — Спасибо? — в недоумении повторяет Лиса. — За что это я должна благодарить Дженни? Джису и Чеён удивлённо переглядываются: — Ну, знаешь… — Нет, не знаю. За что? За враньё мне? За шантаж Чеён и Скотта? За вечные угрозы, которые были устроены только для того, чтобы Чеён и Скотт расстались? Кстати, Чеён, мне так жаль, что всё так вышло… если бы не Дженни, то у вас бы всё было хорошо, — Лиса с сочувствием смотрит на лучшую подругу. Чеён медленно опускается на корточки перед огромной и мягкой кроватью, чтобы сравняться с Лисой. Её глаза слегка опухшие от слёз, но тёмные и прищуренные от замешательства, когда она удивлённо спрашивает: — Лиса, ты вообще о чём?