Ты распространяешь ложь, просто еще один способ оправдать Тот факт, что мы умираем, но мы должны двигаться дальше Но что если так не должно быть Мне нужно было еще немного времени, я хотел лишь попрощаться Я не могу двигаться дальше, это все так неправильно Я не хочу верить в это
И всё же, сцена была и правда до безумия странная. Как в редких ситкомах, где любят шутить над подобным. Поведя правым плечом, пытаясь освободить руку из объятий Коннора, лейтенант Андерсон запихнул ее в карман потёртых джинсов и вытащил оттуда то самое, скомканное еще днём, приглашение на мероприятие. Суккуб с уже высохшими глазами, но продолжающими хранить красноватый оттенок, отстранился и взял протянутую ему бумажку, словно какой-то дар. Он сощурился, пытаясь прочитать то, что было напечатано на цветном фоне, после чего удивлённо поднял голову, пытаясь уяснить очевидную недосказанность. — Вы приглашаете меня с собой? — с хриплым, как у Черчилля голосом, спросил Коннор. Он говорил размереннее, чем обычно, пытаясь найти некий подвох в такой, вроде самой обыденной вещи. Хэнк понимал, что подобная осторожность появилась не с потолка. Их нельзя было назвать даже обычными друзьями, чтобы так щедро разбрасываться подобными подарками. Вот только для самого Хэнка этот корпоратив ничего не стоил. Он ничего не потеряет, если пропустит шестой год пьянок и гулянок коллег, что соберутся вместе. Да и выпалил он это не думая, лишь только пытаясь успокоить того, кого довёл до слёз. — Я просто подумал, что если человек, связанный с другой тварью, работает в полиции, то он вполне может появиться на празднике, — звучало слишком неправдоподобно. Хэнк и сам это понял, но если уж начал врать, то стоило идти до конца, иначе ситуация могла показаться двоякой, а ему этого вообще никак не хотелось. Коннор всё еще смотрел на приглашение, стараясь не моргать, словно оно, аки особый дар Волхвов, могло испариться, оставив за собой лёгкую дымку, появляющуюся на сценах после фокусов. — Спасибо, — тяжесть после разговора улеглась, стоило Коннору слабо улыбнуться, но он быстро подавил эту эмоцию и растерянно, в какой-то мере опечаленно спросил: — Скажите, лейтенант. Вы хотите от меня что-то взамен? — Что? — банальное подозрение в лицемерии, что не удивительно, ведь этот мир давно прогнил, а живущие в нём, никогда не станут раскошеливаться за так. Хэнк ожидал странные вопросы в свою сторону, но к этому он был совершенно не готов. — С чего ты решил? — Люди не делают ничего безвозмездно. Каждый пытается получить выгоду. Я сомневаюсь, что и вы действуете без корыстных побуждений, — суккуб отложил мятое приглашение на стол и отодвинул его подальше, дабы то не упало на пол. Хэнк не осуждал его за такое решение. Коннор попросту не привык к иному отношению и его нельзя винить за поспешные выводы, поэтому нахлобучив на себя самый рыцарский вид, который только мог представить, мужчина попытался вставить объяснение. — Забудь это! Я просто… — попытка начать второе предложение закончилась также плачевно, как и попытка хоть немного отодвинуться назад, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между ними, ставшее итак маленьким, благодаря объятиям. Всё просто потому, что Коннор уже не хотел ничего слушать. Он категорично мотнул головой, призывая помолчать, и прижал свою ладонь ко рту Андерсона, не давая ему закончить фразу. — Я уже говорил вам, что не дурак, хоть и ценю ваши попытки. Не волнуйтесь, я смогу достойно отплатить за столь щедрый подарок, — Хэнк, который уже было сжал чужое запястье, пытаясь оттащить чужую руку, мешавшую не только говорить, но и дышать, непонимающе нахмурил брови. Он пошутил про себя, что последняя фраза суккуба прозвучала как-то слишком похабно и ее можно трактовать по-разному. Вот только не было в ней иного смысла, а вернее, Коннор сказал всё довольно прямо. Он опустил голову, и в мгновение ока его волосы начали светлеть, что вызвало нехилое удивление. Хэнк уже видел пару раз, как суккуб меняет облик, перевоплощаясь в разных людей, но сейчас всё было куда страннее. Пять секунд. Что можно сделать за пять секунд? Практически ничего значительного. Хэнк даже зевал дольше, если сильно уставал. На все остальные дела ему требовалось гораздо больше времени, но сейчас он явно поставил рекорд. За пять секунд он смог сменить негодование на шок и чувство полной безнадёги, что обвило его за шею и сжало, как удавка. Всего за пять секунд от обычной внешности Коннора не осталось и следа, а на коленях Хэнка восседала Элизабет. Не та Элизабет, что пару дней назад поливала его грязью не хуже, чем ведущие в звёздных программах, а та, что улыбалась на их общем фото, придерживая за руку Коула. Всё те же тёмные тени, которые позволяли ей накинуть пару лет, завязанные в пучок светлые волосы и слегка вскинутые брови, словно она удивлялась всему вокруг. Когда она убрала руку от губ Хэнка, то всё, что он успел сказать, было: — Коннор, — остальные слова улетели за невидимые грани. Бывшая жена улыбнулась той улыбкой, что давно была позабыта и выкинута на помойку больных и ненужных воспоминаний. Она близко наклонилась, прижимаясь носом к щеке Хэнка, словно они и не расставались. Словно он вернулся на шесть лет назад и сидит с ней на кухне, пока Коул на уроках. Следуя ностальгическим позывам, Андерсон легко провёл руками по тонкой талии (всё та вегетарианская диета), вдыхая аромат кожи. Он знал, что это не она. Знал, что перед ним сейчас сидит демон, который далеко не женщина, но соблазн вернуться в прошлое был слишком велик, а тело уже расслабилось, отвечая на столь приятные ласки. — Всё хорошо, дорогой, — прошептала Элизабет, путая свои пальцы в седых волосах и подставляя шею для поцелуев. Тот же голос, та же внешность, те же черты. Они дурманили и игрались с разумом, как котёнок с клубком ниток. Рубашка, что была надета на изящное женское тело, соскользнула ниже, обнажая бледное плечо. Хэнк давно похоронил все прошлое на кладбище воспоминаний, связанных с Элизабет. Он не хотел его доставать. Он не хотел вновь вести себя, как влюбленный школьник, что может наслаждаться даже самыми обычными касаниями. Но он просто не мог остановиться. Ее тело, что превратилось в наркотик не по причине привыкания, а по причине недоступности, обворожительно выгибалось. Элизабет провела тоненькой ручкой по своей ключице, оглаживая выпирающую косточку. Она подцепила указательным пальцем край рубашки и потянула ее ниже, показывая красивый бюст. И стоило сжать ее бёдра, что в ответ вздрогнули, как сердце наполнилось невыносимым чувством тоски. — Я скучаю, — прошептал Хэнк, понимая, что его просто поймали в ловушку. Элизабет, которая была лишь иллюзией, созданной коварным суккубом, прижала Андерсона к своей груди и медленно поглаживала по волосам, пытаясь как-то успокоить и залечить раны. Коннор просто не мог быть с ней знаком. Они никогда не встречались лично и никогда не разговаривали, но он, отчего-то, прекрасно знал, какой тембр был у Элизабет. Как изящно она двигалась и с какой лаской смотрела. И сейчас, под этой красивой оболочкой, что неплохо играла на нервах, билось сердце. Хэнк не мог сказать, принадлежало ли оно Элизабет, а может это частичка Коннора, но этот звук успокаивал. Он словно говорил, что всё скоро будет хорошо. Что чёрная полоса жизни исчезнет и, в силу своей настоящей продолжительности, никогда больше не вернется. Женщина продолжила гладить его волосы, не давая отстраниться, словно понимая, как влияет ее присутствие. Что уж говорить, Хэнк даже вспомнил запах того лавандового шампуня, которым она всегда мыла волосы. О том, что после столь тяжелого расставания и той ненависти, объявшей ее последние слова, он вновь сможет прижиматься к ней и вдыхать такой ностальгический запах, Андерсон не мог уже мечтать. Он продолжал сжимать в руках ее мягкие бёдра, словно пытаясь удержать на месте, боясь, что она испарится. — Я люблю тебя, Хэнк, — прошептали губы Элизабет и она наклонилась чуть ли не вплотную, пряча своё лицо в седых волосах. Никаких оскорблений, никаких обид. Они могли просидеть так целую вечность, наслаждаясь лишь друг другом и воспоминаниями, что тянулись следом, словно след из крошек хлеба. Но всему должен наступить конец. И эта история не исключение. — Коннор, хватит, — промолвил Хэнк, но так и не смог отстраниться. Он чувствовал, как мягкая женская грудь уменьшается, возвращаясь к мужской. Руки уже не столь маленькие, но всё такие же нежные. А стук сердца никуда не делся. Да и Коннор не пытался отодвинуться, а продолжал поглаживать отросшие волосы Хэнка, пока тот не пришел в себя окончательно и он поднял голову. Вырвавшись из прекрасных и цепких лап грёз, мужчина понял, что он так и не убрал руки с бедер, хотя те давно не принадлежали его бывшей жене. И правда, донельзя странная ситуация. — Лейтенант Андерсон, — в ответ на своё обращение Коннор получил лишь хмурый взгляд, что означал отказ от расспросов. Поэтому суккуб осторожно слез с чужих колен, натаскивая на себя рубашку, обвисшую после перевоплощения. Видимо он понял, что сейчас не время для разговоров и развернулся, собравшись уйти, но Хэнк всё же поймал его за запястье, сжав пальцами метку. — Спасибо, — только и выдал Андерсон, отмечая учащённый пульс суккуба. Он немного разжал пальцы и они пробежали по всей ладони демона, что скромно сжалась. Коннор помог вернуть те ощущения, что давно были забыты. Вот только образ Элизабет не залечил старые раны и не заставил вновь влюбиться в нее. Он лишь напомнил Хэнку о том, что он любил ее далеко не за внутренний мир. И только от этого стало чуточку теплее.***
— Так ты идёшь? — умом Фаулера не понять. Пусть он и был царём всего отдела, но начальство поручило ему раздавать и собирать какие-то дурацкие брошюрки Новогоднего мероприятия. И, конечно, от Хэнка он ожидал получить ее в последнюю очередь. Пробежав по надписям, что украшали графы, Фаулер смерил Андерсона недоверчивым взглядом, словно тот мог в любую секунду рассмеяться и ткнуть пальцем в любой из углов, информируя о скрытой камере. — Мне не стоит приходить? — вытянув руку, словно собираясь забрать приглашение обратно, Хэнк сухо сглотнул. Он был на девяносто девять процентов уверен, что Фаулера удивило не столько присутствие Хэнка, сколько второй человек, который пойдёт с ним. — Нет, стоит, конечно. Просто я первый раз слышу о… — он кратко глянул на второе имя, что значилось под «Хэнком Андерсоном» и вновь продолжил тему, — о Коннор. Это кто? Почему не вписал фамилию? — Это необязательный пункт. И не твоего ума дело, я же не лезу в твою личную жизнь, — ответ прозвучал настолько отрезано, что и Фаулер понял. Он кивнул, соглашаясь со словами Хэнка, после чего запихнул приглашение куда-то себе в ящик. Верно, личная жизнь лейтенанта его не касается и не должна касаться. Вот только уже через полчаса про некую незнакомку, которую зовут «Коннор», знали уже, если и не вся полиция Детройта, то убойный отдел точно. — Хэнк, поздравляю. А что за девчушка? — Познакомишь нас? Я думал, ты уже никого не найдёшь. — А это точно не твоя родственница? Мало ли. Этими вопросами его осыпали уже не первый час. Фаулер, паразит такой, просто не мог не сказать кому-то из своих дружков, который явно страдал неизлечимым словарным поносом. Спросили буквально всё, начиная от возраста и заканчивая фамилией, которую Хэнк, по чистой случайности забыл указать. Работать в такой атмосфере было просто невозможно и Хэнк почувствовал себя совсем уже безнадёжным случаем, словно он был импотентом, а тут резко нашлась деваха, у которой получилось помочь ему с этой проблемой. — Нашли, из-за чего разводить галдеж. Он просто закажет проститутку и нарядит ее в дорогие цацки, чтобы выпендриться, — ну и куда Рид, не без своих тупых подколов? Ожидать от него что-то другое — всё равно что ждать снега в июле. А ведь недавно он еще пытался держать свой гнилой язык за зубами, но и прекрасные мгновения тиши не могли длиться вечно. Хэнку было даже насрать на то, что кто-то воспринял те слова за правду, когда в ответ на столь дерзкое заявление, он ничего не ответил. Но даже так, теперь идея привести Коннора на корпоратив казалась не такой уж хорошей, ведь стоит ему появиться на горизонте, как тут же забросают вопросами и измерят длину щиколотки. Да, всё же их сюжет знакомства стоило проработать: людям не расскажешь о знаменательной встрече в переулке и парном убийстве. Весь галдеж, что стал сенсацией полицейского департамента, всё-таки улёгся, но перешёптывания остались. Хэнк подумал, что ей Богу, этим людям стоило идти работать не в полицию, а на Американское телевидение, где любили поливать говном, благодаря сплетням. Но так, где-то внутри, рядом с усталостью от жизни, появились капельки детской радости: он смог удивить каждого местного выпендрёжника, а значит есть еще порох в пороховницах. «Ты не такой уж и старый Хэнк, чтобы так говорить про себя.» Даже по возвращении домой Хэнк смог получить пару дежурных комплиментов от охранника на парковке, который тоже стал частью этих массовых россказней и баек. Он даже переспросил, а правда ли, что Андерсон приведёт на Новогоднее мероприятие девчушку, которая работает в эскорте? Да, слухи и правда быстро расползались и Гэвин явно мог бы быть собой доволен — он сделал всё, чтобы столь приятный плюс в жизни Хэнка смог обрасти липкими фактами. Через две недели Коннору стоило бы подать действительно хорошее впечатление, дабы они оба не упали лицом в грязь. Каким же круглым был мир и каким маленьким был Детройт. Когда Хэнк заехал в цветочный магазин, то какая-то коллега увидела его за покупкой орхидей и покраснев, как майская роза в прекрасную пору, умилительно вздохнула. Все ее надежды и гадания рухнули слишком быстро, стоило посчитать количество цветов. Четыре штуки — столько не дарят любимым. Вернее, не дарят тем, кто еще жив. На кладбище было прохладнее, чем в остальном городском округе. Не удивительно, ведь деревья были вырублены для свободного пространства и ничто не мешало ветру полностью разгуляться, делая это место только мрачнее. Могила Коула потрепалась за шесть лет. Хэнк прекрасно помнил тот день, когда ее возвели. Когда он не хотел покидать это место, словно еще мог спасти родное дитя. На каменном надгробии уже лежал свежий венок из цветов — следы Элизабет. Она всегда приносила белые цветы, чтобы подчеркнуть светлые черты Коула. Прошлое следует забывать и начинать жить заново, не давая ему тяготить тебя. Вот только смерть сына так и крутилась перед глазами, как на поблекшей видеоплёнке. Как Хэнк держал в руках его всё еще слабо дышащее тельце, которое не переставало истекать кровью, а светлые глаза потухали, когда его покидала жизнь. Хэнк старался никогда не врать сам себе и быть рассудительнее, чем всегда в молодости, и выделялся на фоне многих друзей. Вот только каждый год, на протяжении шести лет, он молча окидывал взглядом холодное надгробие с родным именем и повторял сквозь зубы, что только он виноват в той трагедии. Что поверни он время вспять, то сделал бы всё возможное, чтобы больше никогда не потерять своего мальчика. Эти иллюзии делали еще больнее, ведь являлись пусть и призрачной, но надеждой. Надежда умирает последней. Букет орхидей медленно опустился на надгробную плиту, уместившись рядом с венком Элизабет. Листочки тихо зашевелились, стоило ветру коснуться их. Хэнк всегда долго стоял, пялясь в одну точку. Долгие годы он был разбит, а ветер просто разбрасывал острые осколки. Первое, что пришло на ум сразу после того, как Андерсон хоть немного отошёл от шока, — мысли о суициде. Он уже потерял всё, что имел, и не хотел продолжать жить с мыслями о том, что больше не сможет найти место, которое назовёт домом. Вот только Коул бы не позволил пустить пулю себе в висок, и Хэнк не скрывал этого. Он жил не потому, что хотел или имел что-то в этом мире, за что мог держаться. Он жил только потому, что так хотел бы его сын. Хотя, невозможно было назвать всё это жизнью. Хэнк просто существовал. На небе звёзд стало куда больше, что не удивительно. Хэнк простоял здесь явно не час и не два. Он терял счёт времени, когда смотрел на имя своего сына, выбитое на граните. Из года в год эта традиция не покидала его, ведь его и так никто не искал и не ждал. Только Сумо, который спал дома, изредка почёсывая лапой слюнявую морду. Так было все шесть лет. Вот только… — Лейтенант Андерсон, на улице холодно. Вам не стоит так долго стоять на одном месте, — этот голос нарушил воцарившуюся тишину и перебил звук свистящего ветра. Коннор, который судя по всему стоял за несколько метров позади, даже и шороха не издал. А может просто Хэнк оглох и не услышал, как он сюда подошёл. — Как ты меня нашёл? — голос предательски дрогнул, но Хэнк быстро прокашлялся и вновь придал себе безразличие. — Вы никогда так долго не задерживались на работе, а метку уже пару часов пощипывает. Приняв во внимание ваше нестабильное состояние, я попытался предположить где вы можете находиться. Судя по письмам, хранящимся у вас в коробке, в этот день шесть лет назад у вас хоронили сына. Смог найти кладбище по карте, а вас по запаху, — «так от меня пахнет?» — пронеслась в голове ироничная шутка. Коннор был далеко не тем, кого хотелось видеть в подобные моменты. — Я же говорил тебе не копаться в моих вещах, тупая… — Хэнк так и не смог договорить слово «тварь». Судя по их последним беседам, Коннор был далеко не тем, кого можно было назвать столь некрасивым словом. Да и не стоило срываться на него по той теме, которую они обсуждали. В воздухе заскрипел снег и Коннор подошёл ближе, встав рядом по левую сторону. Хэнк отметил, что в кои-то веки он оделся нормально и походил на гражданина Детройта, а не на психа, сбежавшего из больницы. Пусть он и надел вещи Хэнка. Однако, его присутствие сильно мешало вновь погрузиться в свои мысли, а горячий пар, выходивший из приоткрытого рта, только отвлекал внимание. Суккуб не пытался начать диалог, а лишь стоял рядом, словно ждал, когда Хэнк перестанет тонуть в себе и поедет домой. И за это его тоже нельзя было судить, ведь как он и сказал, психологическая нестабильность сказывается болью в метке. Вот только стоять рядом было всё равно неловко. Проще было бы отвечать на тупые вопросы, чем перекидываться молчанием, что только порождало куда большие предположения. — Умер в шесть лет? Довольно юный был мальчик, — констатировал факт Коннор, которому явно тоже надоело стоять на месте и ждать. Да и на улице не июль месяц для таких вот моментов. — Коул бы не умер, если бы не я, — эта фраза не пыталась воззвать к жалости или к презрению. Хэнк просто пытался показать, что здесь стоит далеко не один бессовестный монстр, но Коннор уже не подходил под это определение. — Люди постоянно так говорят. Вы не можете судить о том, что было бы, не зная наверняка, — слова точно из какого-то учебника по человеческой психологии. И даже в этом был смысл, вот только вся картина была и так явной. — Не хотите рассказать о том, что произошло? Хэнк только хмыкнул. Он не собирался делиться такими вот личными вещами с тем, с кем знаком чуть больше недели. Но не стоило забывать, что эти самые подробности прекрасно знала даже та родня, что и на похороны не приехала. Они были куда более злобными тварями и пытаться умалчивать это от создания, что само недавно раскрывало свою душу, было более, чем свинством. — Мы возвращались домой после гостей. Элизабет уехала раньше, чтобы успеть на церковную службу, — после упоминания церкви Коннор отвращено поджал губы, — а я вёз Коула на машине. Я и так не спал последние пару суток из-за навалившихся рабочих дел, но не придал этому значения. Из-за этого я не сразу заметил машину, что несется на нас по встречке — пьяный водитель. И из-за этого не смог вовремя вывернуть руль, чтобы столкновения не произошло. Мне повезло, и я отделался лишь сильными ушибами и порезами, а вот Коулу перерезало горло оконным стеклом. Хэнк прекрасно знал все подробности. Он не раз вспоминал эту историю и слышал ее интерпретации от других людей, но сам никогда не рассказывал. Чувство вины еще больше навалилось на поникшие плечи, словно пытаясь окончательно втоптать Андерсона в грязь. — Я не смог спасти Коула. Он умер у меня на руках, когда я вытащил его из машины, — перед глазами так и пронеслась та сцена, где Хэнк, сам истекающий кровью от порезов, со слезами на глазах пытался как-то остановить кровотечение сына. Это приносило столько же пользы, сколько попытка перекрыть ручей лишь одним бревном. Сонная артерия была перерезана слишком глубоко и кровь просто не останавливалась. Коул Андерсон умер без страха или боли в глазах. Он просто сжал отца за большой палец и поджал губы, словно сам понимал, что ему уже ничего не поможет. Элизабет же приехала в больницу так быстро, как смогла. Вот тогда Хэнк и увидел ту ее эмоцию, что никогда не видел прежде. Она смотрела на него, как на человека, что лично прирезал их сына. Долго плакала, надрывая горло и когда Хэнк хотел как-то ее успокоить, она отпихнула его руку и сорвавшимся от истерики голосом, назвала его тупой тварью. Хэнк Андерсон был сильным мужчиной. Он всегда был очень спокойным и пытался не срываться даже в такие моменты. И даже сейчас он, зная, что не один и рядом стоит Коннор, пытался сдержать весь навалившийся груз. Эта трагедия нанесла рану на сердце, которая не зажила спустя столько лет. Она всё еще кровоточила и болела, стоило лишь немного надавить. Все, кто знал эту историю, считали Хэнка виноватым. Он сам считал себя виноватым, ведь ему стоило лишь немного напрячься и разглядеть яркие фары на тёмном фоне, что несутся в сторону его машины. Весь груз, который принесла авария, повесили на Хэнка, как на козла отпущения, но он и не мог отказаться. Точнее, даже не хотел. Пальцы сильно замёрзли на морозе и Андерсон почти их не чувствовал. Он не сразу понял, что Коннор взял его за руку, согревая теплом своей. Никаких упрёков. Никаких вопросов. Никаких оскорблений. Было настолько тошно от самого себя, что Хэнк даже не выдернул руку, как сделал бы любой мужчина. Вот только суккуба явно не устраивала это минутка самообвинений и он, пытаясь сделать хоть что-то, с силой сжимал замёрзшие пальцы мужчины. — Хэнк, — услышав своё имя, Андерсон медленно повернулся, окинув взглядом стеклянные глаза Коннора, что выглядел немного подавленным. — Пошли домой. Суккуб неспешно сделал шаг назад, потянув за руку Хэнка, который послушно отвернулся от надгробия и последовал за демоном. Только сейчас, сделав пару шагов, он понял, как замёрз. Замёрзшее лицо, замёрзшие конечности, замерзшая душа. И только тепло мягкой руки продолжало согревать, подобно июльскому солнышку.