***
Солнце дарило городу последние солнечные лучи, когда Петира вызвала к себе королева. Сегодняшний день принёс всем много нового и необычного, и Мизинец был недоволен тем, каким образом легли карты. Хаос отлично играл ему на руку во все предыдущие разы, и он медленно поднимался по металлической скользкой лестнице, пока остальные падали со ступеней, но в этот раз все пошло не так, как он планировал. Ему нужно было это предвидеть, но он не смог, и это стало его ошибкой, хотя даже сейчас он обдумывал, как повернуть ситуацию в свою пользу. Аудиенция у Серсеи была ему полезна. Стражники у покоев королевы, Борос Блаунт и Мендон Мур, уже собирались пропустить его, как дверь распахнулась и из неё выбежали заплаканные служанки и фрейлины. — Курицы! — раздался гневный выкрик Серсеи Ланнистер, и Мизинец под шумок проскользнул в солярий королевы. Капли вина стекали по шее золотого льва, вышитого на одном из гобеленов. Разбитые штоф и бокалы кучей живописных осколков сверкали у камина, пока королева мерила гневными шагами оставшуюся в целости и сохранности часть комнаты, сжимая руки в кулаки и что-то яростно шепча. — Ваша Милость, — осторожно поприветствовал её Бейлиш, и Серсея подняла на него взгляд. Её зелёные, словно дикий огонь, глаза полыхнули, и она ухмыльнулась, изогнув в жестокой усмешке яркие губы. — Лорд Бейлиш, — сказала королева, указывая на стул у стола, и Мизинец сел, ожидая, пока на обитое бархатом кресло напротив сядет дочь Тайвина Ланнистера. — Вы верный друг Короны, не так ли? Петир усмехнулся. Серсея Ланнистер мнила себя превосходной интриганкой, искушенной в политике, и ему было на руку её высокомерие. Она, в отличие от лорда Тайвина, легко впадала в ярость и не умела ждать подходящего момента — ему же было лучше. Королева из-за своей злобы или обиды готова погрузить Вестерос в хаос, а уж в нем-то поднимется Мизинец. — Разумеется, Ваша Милость, — ответил он. — Тогда вы поможете мне разобраться кое с чем. Точнее, кое с кем. Вам уже известно, что произошло сегодня? — Сир Григор Клиган напал на сира Лораса Тирелла после своего проигрыша, — кивнул Бейлиш. Он там был и все прекрасно видел. Особенно то, что мальчишка Тиреллов продумал все, кроме нападения Горы. — Мальчишка победил нечестно, — сузила свои зеленые глаза королева. — Вы это прекрасно знаете. Хуже того, в бой с Горой вступили принц Оберин и мальчишка-бастард с Севера, помимо Пса. Гранд мейстер доложил мне, что сир Григор не пришёл в себя, а это значит, что проклятый дорниец смазал копьё ядом, чтобы отомстить за свою мертвую тщедушную сестру и её бесполезных отпрысков. «Если бы Мартеллы преследовали лишь цель отомстить за свою сестру, они выступили бы намного раньше. И принц Доран не позволил бы брату такое, если бы у них не было плана», — подумал Мизинец, хотя вслух говорить не стал. — И эти Тиреллы, — Серсея Ланнистер сжала руки в кулаки и оскалилась. — Мейс Тирелл желал видеть свою дочурку королевой, но его мать решила выдать девчонку за сына Старка. А Старки… — Вы опасаетесь Неда Старка, моя королева? — полюбопытствовал Петир, желая узнать, насколько она самоуверенна в данном вопросе. Как и ожидалось, королева презрительно ухмыльнулась. — Зачем Львице боятся стаи волков? — спросила она с усмешкой в дьявольских глазах. — Но всякой собаке нужно помнить своё место или она сочтется… негодной. Я не верю Неду Старку. Он прятался на Севере пятнадцать лет — с чего бы ему ехать в столицу, да ещё и привозить с собой брата, старшего сына, дочерей и племянников-бастардов, один из которых уже произвёл большое впечатление, а другая похожа на свою мертвую тетку так, что все только об этом и говорят? Он уже успел заключить союз с Дейнами, давними сторонниками Таргариенов, и с Тиреллами, ещё одними подхалимами Драконов. И отказался преследовать мальчишку Таргариена, побирающегося за морем. — Вы думаете, что лорд Старк решился бы поддержать брата человека, который похитил и насиловал его сестру? — Бейлиш изобразил подобие удивления, но его тоже волновало, что Эддард Старк успел договориться о двух помолвках с двумя весьма могущественными домами далекого Юга — с Простором и Дорном у Винтерфелла никогда не было альянсов, но Петир не думал, что у Старка хватило бы мозгов на такой политический ход. Все они были слеплены из одного теста: прямолинейность, честь и благородство, пусть даже мнимые, и наивность. Брандон Старк, этот вспыльчивый идиот, помчался в столицу требовать у кронпринца свою сестру, и не похоже было, чтобы его брат сильно от него отличался. — Нет, — на лице Серсеи Ланнистер была все та же холодная, полубезумная усмешка, — но это не означает, что им дозволено играть в престолы по другим правилам. Племянник Неда Старка помог убить сира Григора, с его сестры мой пьяница-муж не сводит глаз, а их кузина, Санса, кажется, отказала моему старшему сыну в танце на пиру в честь открытия турнира. Тиреллы выбрали поддержать дикарских северян, а они — второй по богатству дом в Вестеросе. Дейны же… Эта скорбная сестра, леди Эшара, ходит по всему Кингс Лэндинг с высоко поднятой головой, будто бы до сих пор является фрейлиной принцессы. И Дейны не поплатились за поддержку Таргариенов в Восстании. Следует напомнить им всем, что в Семи Королевствах правят Золотые Львы. — Что я могу для вас сделать, Ваша Милость? — осведомился Бейлиш, на мгновение почувствовав сухость во рту. Кейтилин была в Винтерфелле, и оставалось лишь убедиться, что объектом мести королева выберет кого-нибудь из тех людей, кто уже находился в столице, или проконтролировать ситуацию на Севере. — Сущий пустяк, — оскалившись, произнесла королева довольным тоном. — Всего лишь несколько посланников и кое-что ещё. То, что больше известно за Узким морем.***
Жизнь в степях Ройны текла неспешно, и иногда Эйнару приходилось напоминать себе, сколько уже прошло времени. Присутствие жены, что была рядом с ним неотлучно с тех пор, как они встретились после той ужасной разлуки в конце войны, заставляло его смаковать каждый прожитый день, наслаждаться этой жизнью, но боль от принятых решений все ещё мучила их обоих, а шрамы на их телах напоминали каждодневно о том, что произошло пятнадцать лет назад, и о том, что им пришлось оставить позади. Алисса роняла тихие слёзы жаркими эссоскими ночами, но разбитую на кусочки душу это тревожило ещё больше. Они оба давно перестали сожалеть о тех бесчисленных ошибках, что совершили давным-давно, но забыть о крови на своих руках так и не смогли, но более всего их души жгли необходимая разлука и жажда расплаты. Но они знали, что ждать осталось недолго. Ночи в Эссосе были жаркими, особенно этим Долгим Летом, но они живо пробуждали подавляемые силой воспоминания. Эйнар был уверен, что не спал без кошмаров с того самого момента, как очнулся в окружении красных жрецов, не понимающий, что происходило, и с трудом вспомнивший, что с ним случилось. Алисса, когда они вновь встретились, тихо призналась ему, что спокойные сны оставили её в ту ночь, когда чёрные крылья воронов принесли чёрные вести о проигранной битве и о взятой столице. Долгие годы прошли с тех пор, как они отплыли с берегов Вестероса с тяжёлыми сердцами, но кошмары не желали оставлять их. Магия, противоположная, но одинаково древняя, текла в их жилах, и они оба прекрасно знали, что кошмары были не кошмарами, а отрывками будущего, часто казавшимися бессмысленными. Эйнару виделись белые тени, что несли холод, снег и смерть, ему виделись разрывающие друг друга на части драконы и пылающий меч в руках юноши в чёрных доспехах, а Алиссе — стаи воронов, древние чардрева, огромные волки, обступавшие со всех сторон живых мертвецов, и подступавшая тьма. О Долгой Ночи Эйнар впервые услышал не от отца или матери, а от двоюродного прадеда, подарившего ему одну из тех книг, что были спрятаны от него в библиотеке замка, где он вырос. Он читал и с каждой страницей понимал, почему он видит разочарование и извечные насторожённость и подозрительность в глазах своего отца и беспокойство со страхом в глазах матери, отказывавшейся отпускать его от себя. «Слишком высока цена, что была уплачена, милый, — говорила она ему, когда он был ещё совсем ребёнком, — и я не готова пожертвовать ещё и тобой после всего, что произошло». Воспоминание оставило горький привкус, и он зажмурился, пытаясь прогнать образ матери — ещё живой, молодой, наполненной счастьем от того, что у неё есть такой сын. Последний раз мать он видел мертвенно бледной, пока она умирала в бушевавший за пределами замка шторм, а затем уже упокоившейся на сложённом специально для неё костре в холодном дворе замка. Его рука не дрогнула, пока он подносил факел к костру, но он отвернулся, не в силах смотреть на то, как языки пламени пожирают холодное тело его матери, которая и после смерти осталась прекрасной и печальной. Тонкие пальцы жены коснулись его лба, и он открыл глаза, смотря на неё. Тени меняли её черты, её светло-серые глаза казались почти чёрными, а крашенные волосы — тёмными, и на мгновение он вернулся на далёкие шестнадцать лет назад, когда они, ещё не знавшие, что их ждёт следующим днём, гнали своих коней дальше на юг и проводили ночи под ярким звёздным небом жаркого и пустынного Дорна. Много лет прошло с тех пор, но единственное, что так и не изменилось, — чувства, которые он к ней испытывал, такие же сумасшедшие, необъяснимые, глубокие и определявшие его суть, заставившие его быть тем, кем он должен был быть всегда. — Лианна, — позвал он тихо, словно боясь спугнуть призрак прошедших лет. Она печально улыбнулась, проводя пальцами по его скуле. — Я вспоминала, — шёпотом отозвалась она, наклонившись к его лицу: её волосы щекотали его кожу, а их запах, все такой же свежий, морозный, с нотками сладости, несмотря на все годы, проведённые в Эссосе, пьянил его. — Я тоже, — отозвался он, пропуская пальцы через её пряди. Сердце на мгновение защемило — это все напомнило ему первую ночь, что они провели вместе. — Рейгар, — прошептала она, поймав его губы своими. Луна, вышедшая из-за облаков, осветила её силуэт, заставляя ее кожу светиться, и он провёл рукой по её шее, плечам, спине и груди, скользнул ниже, к талии и бёдрам, приподнимаясь с жесткого матраса и мысленно молясь, чтобы хотя бы эта ночь не была позже наполнена кошмарами о будущем, что надвигалось на них с каждым днём. Утро встретило их обоих кровавым рассветом, что окрасил багрянцем воды Малой Ройны, одного из притоков Ройны-Матери, как называли реку местные. Гойан Дроэ, некогда зелёный город каналов и фонтанов, купался в лучах необычно красного солнца, и Эйнар слышал, как шептались местные о плохом предзнаменовании: много столетий назад этот город Ройнаров был разрушен Древней Валирией со всей её сокрушительной мощью. Испуганные жители говорили, что перед той битвой был такой же страшный рассвет, предвещавший кровавую бойню. — Нам следует уйти дальше на север, — мрачно заметил Грифф, незаметно появившийся со всеми остальными у корабля. — В чем проблема? — поинтересовалась Алисса, и Эйнар бросил на жену краткий взгляд: Коннингтон ей не понравился ещё на турнире в Харренхолле, и теперь он сам, пожалуй, разделял чувства жены. — Мопатис прислал весточку, — неохотно проговорил его бывший друг. — Огромный кхаласар движется сюда. Сто тысяч человек, из которых сорок тысяч — воины. Их кхал решил немного позабавиться до прибытия в Пентос. — И что нам сделают дотракийцы? — самоуверенно произнёс Юный Грифф, и Эйнар быстро посмотрел на мальчика, чтобы отвести взгляд. Он не понимал, почему никто из этой компании, в особенности Коннингтон, не видел: в юноше не было ничего от него самого или от Элии. Да, у него были валирийские черты лица, но он даже выглядел, по крайней мере, на год или два младше, чем должен был. «Но люди слепы, — как однажды сказал ему мейстер Эймон, — особенно те, кто потерял надежду». — Убьют, возьмут в плен, сделают рабами, искалечат или, если дело касается женщин, то изнасилуют, — пояснила Алисса, крепко сжав ладонь Дейнис. Та вздрогнула, но взгляд не опустила, продолжая смотреть выжидательно на самого Эйнара, на Алиссу и на Эйгона. Последний задумался, и вдруг его лицо просветлело, и он обратился к Гриффу непринуждённым тоном: — А можно ли заключить с дотракийцами альянс? Они могли бы очень сильно помочь при захвате Вестероса. — Безумие, — тихо выругался Полумейстер, и Эйнар был вынужден с ним согласиться. Дотракийская культура была уникальной, но их не зря называли варварами и разбойниками: они грабили и воевали ради удовольствия. После Рока и исчезновения Валирии дотракийцы вышли из своих степей, больше не боясь карательного драконьего пламени Фригольда, и вихрем прошлись по Эссосу в Кровавый век, уничтожив многие древние цивилизации и государства, в том числе Сарнорское Царство, предполагаемую родину Первых Людей, и его Дворец Тысячи Покоев — одно из девяти рукотворных чудес. Дотракийцы уважали лишь силу, и над предложением Юного Гриффа лишь посмеялись бы в лучшем случае, а в худшем — убили бы. Несмотря на все, Эйнар, как и Алисса, прикипел к мальчику, возможно, потому что тот был ненамного младше его сына, которого он видел лишь однажды, пятнадцать лет назад. С Дейнис было тоже самое — их с женой дочь осталась с братом-близнецом в Вестеросе под надежной защитой, а Дейнис и Юный Грифф напоминали им о том, что они потеряли. Но Коннингтон, в отличие от самого Эйнара, задумался над предложением Эйгона и спустя пару минут неохотно кивнул. Эйнар встретился с женой взглядом, понимая, что они разделяют одну мысль: лишенная кошмаров ночь обернулась утром, предвещавшим бурю.***
Крики восхищения и буря аплодисментов грянули в тот момент, когда стрела простого лучника из Дорнийских Марок поразила «яблочко» мишени. Линара следила за всем происходящим с меньшим интересом, чем за турнирными схватками. Из лука она сама стреляла хорошо и невольно думала, смогла ли бы она победить явных фаворитов состязания. Её брат и кузен с каждой выигранной схваткой приближались к финалу, но Линара была уверена, что победит Джон. После всего, что произошло, никто и не думал продолжать турнир вчера, и на пиру вечером король объявил, что Григор Клиган скончался, впрочем, не выражая соболезнований: все знали, что Гора погиб, пытаясь убить победившего его сира Лораса. А слухи о Клигане-старшем говорили сами за себя, и Линара видела, как многие вздохнули с облегчением, узнав, что он умер. Многие, но не королева Серсея. Эта женщина не сводила злого взгляда с Джона и Оберина Мартелла, который в тот вечер не отставал от её брата. Дорнийский принц, казалось, был доволен, что кто-то, кроме него, решился пойти против Горы, хотя изучающий взгляд его племянницы, принцессы Арианны, Линаре совсем не понравился. — А мне больше жалко Джалабхара Ксо, — поделилась Маргери Тирелл, и Линара сообразила, что остальные продолжают разговор об участниках состязания лучников. Принц Летних Островов был самым экзотическим придворным в Красном Замке: с темной, почти угольно-чёрной кожей, одетый в одежды, украшенные драгоценностями и яркими перьями, он был изгнанником из собственного дома. У Линары сложилось впечатление, что Роберт Баратеон держал его словно диковинную птицу, и это не могло не вызывать в ней гнева. — Я не помню, сколько лет он уже находится здесь. Маргери Тирелл, юная Роза Хайгардена, была прекрасна, но Линара знала лучше, чем судить людей по внешности. Узнав о том, что единственная дочь Мейса Тирелла станет невестой Робба, она решила узнать её лучше. Маргери её не разочаровала: южанка, которая, несмотря на любовь к интригам, действительно имела доброе сердце и светлую голову, и кузен казался очарованным ей с первой секунды их разговора. Дианна Сэнд, с другой стороны, оказалась скромной и тихой девочкой, но подо всем этим таилась сталь. За те несколько дней, что она провела в их компании, младшая дочь леди Эшары все больше показывала свою скрытую натуру, и Линара довольно быстро поймала себя на мысли, что с радостью назовёт её сестрой: их роднило клеймо бастарда. Старшая же сестра Дианны, Арра Сэнд, с которой племянница Неда Старка познакомилась чуть позже, оказалась полной противоположностью сестре: упрямая, взрывная и свободолюбивая, она была ближе по духу к самой Линаре или к Арье. — Это ужасно, — решила высказаться Линара, обращая на себя внимание всех троих: Робб и Джон отправились тренироваться с Эрихом, Арья исчезла в неизвестном направлении (хотя племянница Хранителя Севера была убеждена, что названная сестра тренировалась с Иглой), Санса же осталась в компании Джейни Пуль и Бет Кассель, обсуждая свои грядущие двенадцатые именины. — То, как к нему относится король. Ему давно нужно было что-нибудь сделать самому, а не ждать милостыни из года в год. — Миледи, но Корона в долгах, и король не может выделить денег летнийскому принцу, — заметила Маргери, взяв её за локоть. Линара вздохнула: дочь лорда Тирелла продолжала обращаться ко всем ним как к леди, настаивая, что не все благородные дамы заслуживают подобного титула. — Но он не может ему даже отказать, — поджала губы Арра, — и продолжает держать его при себе, словно попугая из Эссоса. Линара согласно кивнула: ей многое не нравилось в Роберте Баратеоне, но его трусость в отношении обыденных ситуаций значилась в этом списке второй. Первым был взгляд, которым он её награждал: долгий, неприятный, изучающий и жадный. Её передергивало от отвращения всякий раз, когда она его замечала, и комок тошноты подступал к горлу, а ведь когда-то она считала, что внимание Теона Грейджоя — худшее, что с ней могло произойти. Тем временем они проходили мимо ярких палаток, в которых остановились некоторые участники и гости, торговцы и актёры. Яркие знамёна со всего Вестероса рябили в глазах, пока солнце медленно плыло к горизонту, окуная окрестности столицы в мягкий фиолетово-розовый цвет. Внезапно Дианна, шедшая рядом с сестрой, остановилась у разноцветной палатки, протянув к ней руку. — Что-то не так? — нахмурилась Линара, тоже останавливаясь у палатки. Ей не понравился холодок, прошедший по спине, когда она взглянула на разноцветную ткань: создавалось впечатление, что палатку сшили из остатков той ткани, которую смогли найти. — Что-то зовёт меня внутрь, — тихо ответила Дианна, все ещё опасаясь касаться ткани, будто та могла укусить, словно дикая змея. Линара переглянулась с внезапно серьёзной Аррой и нахмурившийся Маргери и отвела полог палатки. Она сомневалась, что когда-либо видела настолько странное место: с полотняного потолка свисали какие-то клетки и склянки, на полу стояли и другие кубки и пузырьки, на простом очаге кипела странная жидкость в огромном котле, а рядом с ним сидела старуха настолько старая, что, казалось, она рассыпется в пыль, если её коснуться. И внезапно старуха, нет, ведьма, поняла Линара, открыла свои желтые, нечеловеческие глаза. — Подойдите ближе, все четверо, — позвала она, и Линара не нашла в своих силах сопротивляться её голосу. Старуха изучала их своими глазами долгие минуты, после чего достала небольшой кинжал, на лезвие которого остались следы крови. — Каждая из вас задаст три вопроса про своё будущее, но за ответ придётся заплатить. Капля крови с каждой из вас. — А если я не хочу знать? — спросила Арра, прищурившись. — Тогда иди, — с усмешкой сказала ей ведьма. — Но ты не уйдёшь, потому что тебе любопытно, дитя. — Кто вы такая? — тихо спросила Дианна, посмотрев ведьме прямо в глаза. — В Ланниспорте мне звали ведьмой, — ответила старуха, смотря на них всех. — Называли Мэгги Лягушкой и чудовищем. Я прибыла сюда давно, с мужем, из Эссоса. Я мейга. — Зачем мы тебе? — не вытерпела Линара, вглядываясь в глубокие морщины старухи. Та улыбнулась жуткой улыбкой. — Я служу своему богу, а ему угодно рассказать вам о вашем будущем. Кто первый? — спросила Мэгги, вертя в руках кинжал. Маргери даже не поморщилась, когда сталь царапнула её кожу и когда мейга с жадностью слизнула каплю с ладони. — С моей семьёй ничего не случится? — задала первый вопрос дочь лорда Тирелла. — Пока нет, но затем Огонь поглотит Розы, пусть и не все. — Я стану леди Винтерфелла? — Твои плечи покроет белый плащ с серым лютоволком, но леди замка ты так и не станешь, — туманно ответила мейга, и Линара покачала головой. Все это звучало бессмысленно. — У меня будут дети? — затаила дыхание смущённая предыдущими ответами Маргери. — Да, красавица, — ответила Мэгги, прикрыв свои желтые глаза. — Но ты будешь винить себя всю оставшуюся жизнь за того ребёнка, которого ты потеряешь. И твоё счастье будет недолгим: его Зима заберёт. Маргери отшатнулась, прижав руку ко рту, и Арра, все ещё глядя на ведьму с прищуром, порезала ладонь и отдала каплю своей крови. — Мой дядя заставит меня выйти замуж? — громко спросила она. — Нет, — усмехнувшись, ответила мейга. — Но ты влюбишься в того, кто будет любить другую. — Значит, я проведу всю жизнь в одиночестве? — нахмурилась Арра. — Ты свяжешь свою жизнь с тем, кого любишь, но твоей единственной радостью будет меч. — Я оставлю свою свободу ради каких-то обетов?! — возмутилась старшая дочь Эшары Дейн, и мейга расхохоталась. — Ты будешь первой, кто будет нести рассвет, и твои плечи покроет снежный плащ, когда придёт Весна. — Достаточно, — вмешалась Линара, обращаясь к Мэгги Лягушке. — Хватит… — Хватит говорить загадками? — ухмыльнулась мейга, прожигая её нечеловеческим взглядом. — Неужели ты, девочка, не хочешь узнать, верны ли твои сны? Прежде, чем Линара отреагировала, колдунья провела лезвием по её ладони и слизнула каплю крови. — Задавай свой вопрос, — постановила Мэгги. — Что за песня звучит в моих снах? — все же спросила племянница Хранителя Севера, взглянув на ведьму. Та ухмыльнулась. — Песня тех, кого мир не видел столетиями. Магия вернётся в мир вместе с ними. — Мой брат станет рыцарем, но что останется мне? — изогнула бровь Линара, ожидая услышать новый бред. — Кто сказал, что твой брат свяжет свою жизнь с рыцарством, дитя? — произнесла мейга, не сводя взгляда желтых глаз с Линары. — Он однажды станет тем, от кого будет зависеть судьба мира, и ты будешь рядом с ним в этот момент. В самую тёмную из ночей. — Самая темная из ночей? — переспросила она, уверенная, что ей послышалось. — Они вернутся, девочка, — предупредила мейга, сверкая желтыми глазами. — Настанет ночь, которой не будет конца, но смерть склонит колено перед тем, кто принесёт зарю, как это было однажды. Все ответы скрыты в обители королей, там, где некогда пала Зима. Линара вырвала руку у Мэгги Лягушки и отступила назад, надеясь удержать Дианну от колдуньи, но та уже схватила белую маленькую ладонь дочери леди Дейн и, сделав надрез, припала губами к её коже, слизывая алую каплю крови. Дианна дёрнулась, но ведьма держала её крепко, выжидательно смотря на неё своими желтыми глазами, и Линаре померещилось, что в них мелькнул багрянец. — Почему меня тянуло сюда? — тихо спросила она, посмотрев прямо в глаза мейги своими фиолетовыми глазами. — Ты отмечена огненным Богом, дитя, — ответила ей старуха, и огонь разгорался в её глазах все больше с каждым сказанным словом. — На тебе его клеймо, такое яркое и обжигающее. — Зачем я этому Богу? — У тебя особая роль, — хищно улыбнулась Мэгги, и чёрные зрачки её глаз почти поглотили желтую радужку, — дева, что не знала отца. Р’Глорру нужна твоя кровь на древнем мече, чтобы пробудить и призвать в этот мир Спасителя. И он грядёт, дитя. Твой собственный рок. Твой худший кошмар. — Я умру? — страшась ответа, вопросила Дианна, и старуха расхохоталась, огонь охватил её глаза и мигом потрескавшиеся губы. — В своё время, девочка. Когда застынут реки, околеет ветер, Лето уйдёт, а Зима придёт, ты родишь дитя, чьё рождение знаменует долгожданный мир. Алое пламя поглотит чёрное, белые тени обратятся в ничто, и древний престол исчезнет в огне, но его сталь сплавит все Семь Королевств. Драконы ещё вернутся, — зловеще пообещала мейга, и огонь перекинулся на её руки и спину, поглощая тело старухи. Дианна с криком вырвала руку, и все они выбежали из палатки, подгоняемые безумным смехом позади себя. — Сжигайте их! — это было последнее, что услышала Линара, перед тем, как объятая языками пламени палатка рухнула вниз, припав к земле и погребая под собой все, что там было. Племянница Хранителя Севера повернулась к бледным Маргери, Арре и Дианне, внезапно замечая в их глазах нечто алое. Она повернулась, потеряв дар речи. Отблески в их глазах были не отражением полыхавшей палатки, вокруг которой собрались люди. Это небо пылало кровавым закатом.