Песня Дракона и Волка

Был очередной погожий летний день в Кастерли Рок, когда Джейме во второй раз за этот год должен был покинуть родную твердыню. Его лорд-отец настаивал, чтобы он посетил свадьбу Робба Старка и Маргери Тирелл, которая должна была состояться в Хайгардене через несколько недель. Мирцеллу и Джейме, и лорд Тайвин хотели оставить в родной твердыне, но та воспротивилась, заявив, что хочет увидеть свою подругу, с которой вела переписку. Старший сын Хранителя Запада был уверен, что его отца удар хватит, когда тот узнает, что его внучка, которая однажды унаследует все Западные земли, подружилась с Сансой Старк. Он и сам был удивлён и первое время настроен весьма скептически, но его дочери нужны были друзья. Джейме прекрасно помнил себя в её возрасте: он тогда служил сквайром у Самнера Крейкхолла в окружении мальчишек-ровесников и не знал скуки, а Мирцелле компанию могли составлять разве что Джой, тихая и скромная девочка, и более дальние кузины, с которыми она не ладила. Как она поладила и что нашла в Сансе Старк, для наследника Кастерли Рок тоже осталось загадкой, но их общению и поездке Мирцеллы он не препятствовал. — Ты хотел со мной что-то обсудить, отец? — спросил он, войдя в солярий лорда Кастерли Рок. Джейме вообще с трудом вспоминал, когда после смерти его леди-матери гордый лорд Тайвин не посвящал себя работе. — Иначе я не стал бы за тобой посылать, — раздраженно заметил его лорд-отец и кивнул на свободный стул. Джейме сел, внезапно чувствуя себя провинившимся мальчишкой, и ему это чувство не понравилось. Сколько лет пройдёт, прежде чем он перестанет себя так чувствовать в присутствии отца? — Я хочу поговорить насчёт Мирцеллы. Наследник Запада уже знал, куда пойдёт этот разговор, и злость начала в нем кипеть — он уже множество раз говорил отцу, что дочь останется его наследницей и что жениться второй раз он не станет. — Ты так и не женился после смерти матери, — отметил Джейме, бросив краткий взгляд на большой портрет, висевший в солярии отца над камином. Леди Джоанна, светловолосая и зеленоглазая, прекрасная, словно Дева, улыбалась с него мужу и старшему сыну нежной улыбкой. Его сестра, Серсея, была как две капли воды похожа на их леди-мать, если бы не её вечная опасная и надменная ухмылка вместо мягкой улыбки Джоанны Ланнистер. Его тётя Дженна не раз говорила, что именно Джейме был похож на мать больше всего. «Сын Тайвина — Тирион, а не ты, — поделилась с ним тетушка как-то раз, когда приехала из Твинс, — ты — сын Джоанны. А Серсея… Впрочем, о твоей сестре лучше не говорить». — Нет, — согласился его лорд-отец, тоже бросив взгляд на портрет, — но я любил Джоанну. Ты никогда не проявлял к Серенне что-то большее, чем забота. Джейме сжал зубы: он, возможно, и не любил свою покойную жену так, как её следовало бы любить, но он не только заботился о ней и питал к ней дружеские чувства. Со временем, уже ближе к её смерти, он действительно чувствовал к Серенне нечто настоящее, но это выскользнуло из его пальцев прежде, чем он успел осознать, и исчезло в холодных подземельях Кастерли Рок, где покоились его предки, а теперь жена и потомок. Осталась только Мирцелла. — Я, может, и не любил свою жену так, как она заслуживала, — тихо, но яростно произнёс он, чувствуя, что пожалеет о следующих словах, — но настолько ли сильно ты любил мою леди-мать, как говоришь? — О чем ты говоришь, Джейме? — потребовал ответа Тайвин Ланнистер, его холодные глаза пронзали его старшего сына насквозь, но наследник Кастерли Рок лишь усмехнулся. — Я много времени провёл в столице, почти всю свою юность, — сказал Джейме, не отводя взгляд от отца. — Двор полнился интересными слухами, особенно в твоё отсутствие. Я бы никогда не поверил, будь это только Безумный Король или твои противники, но я поверил королеве Рейлле. Матушка в юности была её фрейлиной и подругой, пока однажды не стала яблоком раздора между двумя закадычными друзьями. Говорили, что своему кузену она предпочитала принца, уже обручённого со своей сестрой, но любившего лишь её. Говорили, что после трагедии Саммерхолла она утешила наследного принца, отдав ему своё девичество, — в зелёных глазах его лорда-отца пылала ярость, но Джейме продолжал давить, зная, что ему необходима правда. В юности, когда он все это услышал, ему было так плохо, что он не знал куда от этого деться, и лишь годы смогли примирить его с мыслью, что его леди-мать, будучи совсем юной девушкой, любила Эйриса Таргариена. — Королева Рейлла не сказала, правда ли это, но сказала, что её подруга действительно любила её мужа, не желая этого, но любила, даже когда выходила замуж. Скажи мне, отец, насколько тяжело было искренне любить женщину, которая предпочла бы тебя другому, твоему лучшему другу, если бы могла? Джейме был уверен, что его лорд-отец сейчас выгонит его из солярия, запретив когда-либо об этом вспоминать. В конце концов, даже золотой сын Тайвина Ланнистера не мог задавать лорду Кастерли Рок такие вопросы. За все эти годы, прошедшие с разорения Кингс Лэндинг, он так и не смог простить отца за то, что тот сделал: за жесточайшее и кровавое взятие города, за смерти Элии и её детей, пострадавших только из-за того, что Эйрис Таргариен когда-то не согласился поженить принца Рейгара и Серсею, за то, что отец заставил смотреть его, обездвиженного мощной хваткой Горы, на то, как кинжал Амори Лорха раз за разом пронзает маленькое тело принцессы Рейнис, смотревшей на него полными слез глазами и хватавшейся ручками за многочисленные раны на животе, из которых вытекала жизнь. «Пом-помогите, сир Джейме, — вспомнил он её последние, тихие слова, когда эта маленькая невинная девочка нашла взглядом знакомое лицо, пока жизнь покидала её, — мама кричала. Мне страшно, и Балерион убежал. Почему так темно? Мне страшно». Кровь принцессы тогда заливала каменный красный пол, пачкая его белоснежный плащ, смешивалась с кровью её матери, на сломанное тело которой Джейме даже не мог смотреть, и тем, что когда-то было головой её брата, превратившимся в месиво из крови, мозга и костей. Тогда еще Королевскому гвардейцу казалось, что он тонет в красном цвете, который отдавал железом, и само воспоминание об этом сейчас помутило его сознание. — Я своего не упускаю никогда, Джейме, — внезапно послышался голос его лорда-отца, и наследник Запада вздрогнул, выплывая из своих воспоминаний. Холодные зеленые глаза Тайвина Ланнистера будто пронзали его насквозь. — Эйрис Таргариен не смирился с тем, что твоя мать досталась мне. Она могла быть влюблена в него когда-то, но она стала моей женой и матерью моих детей. Это было важно, а не те слухи, которые распускал Двор. «Ты никогда не признал бы, даже если она сама тебе бы сказала», — подумал мужчина, ощущая острое разочарование. Для отца всегда было важно имя «Ланнистер», а все прочее оставлялось вне внимания. Именно поэтому лорд Тайвин и хотел, чтобы его старший сын женился вновь. Все для фамилии. — Я не буду жениться во второй раз, — проговорил сквозь зубы бывший Королевский гвардеец, прямо смотря на своего лорда-отца. — Мирцелла останется моей наследницей. — Визерис Таргариен собирает армию для войны, — холодно заметил грандлорд Запада, и Джейме нахмурился. — Я не думаю, что он соберёт достаточно войск для этого, но нельзя полагаться лишь на мои расчеты. Я не знаю всей ситуации за Узким морем. Если он придёт сюда с наемниками, то к нему присоединится Дорн и, скорее всего, Речные земли. Там всегда было много сторонников Таргариенов, а с браком Арианны Мартелл и Эдмура Талли они будут обязаны это сделать. Если Хостер Талли достаточно умён, а он, в отличие от сына, умён, то он тем более ухватится за шанс обелить себя после своего предательства. Простор всегда был верен Таргариенам, а после свадьбы с наследником Севера они получили ещё и его. Если Эддард Старк станет помехой, то Королева Шипов устранит его, освободив место его сыну, а тот, несомненно, для защиты своей семьи выступит на стороне Таргариенов. Союз с Дейнами убеждает меня в этом ещё больше. Долина связана кровными узами с теми же Старками. Скажи мне, что ты умеешь считать, Джейме. — Королевские земли тоже поддержат Таргариена, — ответил наследник Кастерли Рок медленно. — Это оставляет только Запад и Штормовые земли. — Именно поэтому нам нужны другие великие дома. Даже если Мирцелла останется твоей наследницей, она уязвима. Если Визерис Таргариен явится сюда, то он не пощадит никого из нас. «Благодаря тебе и твоей гордыне», — едва ли не сказал Джейме, но смолчал. — Ни у кого из великих домов нет подходящих невест, — произнёс он вместо этого. — И никто не будет заключать союз с теми, кто проиграет. И это все «если Визерис Таргариен преуспеет». — Кузин у Тиреллов много, у Старка есть две дочери, даже у Хайтауэров есть младшие ветви, — заметил лорд Тайвин. — Но они все годятся тебе в дочери. Если ты хочешь защитить Мирцеллу, то тебе лучше поискать ей жениха, чья семья сможет её защитить на время войны. И было бы ещё лучше, если ты намерен обеспечить ей полную безопасность, если бы ты женился во второй раз. Если у тебя будет сын, то Мирцелла будет в большей безопасности. С Джейме было достаточно. Он прекрасно знал, что его лорд-отец хотел, чтобы Кастерли Рок достался наследнику мужского пола, но эта идея уже была самому Джейме точно кость в горле. Тайвин Ланнистер наверняка бы подставил собственную внучку под нож врага, если бы у него был внук. — Этот разговор закончен, — холодно, не хуже Старого Льва, сказал его сын, поднимаясь с кресла, намереваясь уйти. Лишь в дверях лорд Тайвин окликнул его. — Джейме, — он, сжав зубы, повернулся к человеку, который был его отцом, с трудом скрывая отвращение к нему. Взгляд Тайвина Ланнистера был также холоден и остер, как валирийская сталь. — О смерти Серенны. Мейстер вычислил яд, от которого она и твой сын скончались.

***

Ребёнок в колыбели спокойно лежал, смотря на мир и своего отца большими фиолетовыми глазами, закутанный в белые пелёнки, на фоне которых почти не были заметны серебристые пряди волос, пронизанные золотом. Визерис за долгие годы позабыл, какими бывают младенцы. До него у матери и отца выжил лишь один ребёнок, Рейгар, а все остальные старшие братья и сестра родились мертворожденными или умерли через некоторое время после рождения. Он слышал об этом в детстве, от замковых слуг, шептавшихся, что покаянное шествие короля Эйриса все же даровало ему долгожданного второго сына, избавив Таргариенов от проклятья, наложенного на их род в тот день, когда сгорел Саммерхолл. Младших братьев и сестёр у Визериса тоже не было, пока он рос в Красном замке, и младенцами он видел только детей Рейгара, да и то лишь Рейнис, похожую на свою мать-дорнийку, но здоровую и крепкую. Ему было пять лет, когда родилась племянница, и брат тогда осторожно провёл его в покои, где в резной колыбели лежала смуглая и темноволосая девочка, от которой, как потом сказал отец, воняло Дорном. Визерис помнил, какой маленькой и непонятной показалась ему дочь брата, издававшая какие-то непонятные звуки, на что Рейгар лишь посмеялся и заметил, что она вырастет. Эйгона, родившегося через год, он в таком возрасте уже не видел: мальчик родился слабым и болезненным, и никого к нему, кроме мейстера, кормилицы, нянек и родителей, не пускали. И никто из его племянников не выжил. Его король-отец наверняка бы сказал, что это из-за того, что они были дорнийскими отродьями, ненастоящими Драконами, но ни его, ни мать тоже ничего не спасло, когда чей-то предательский клинок вонзился в спину Эйриса, а маленькая мертворожденная сестрица забрала с собой Рейллу. Возможно, к лучшему, как в последний месяц думал Визерис. Вряд ли бы его мать перенесла все тяготы, которые выпали на долю её младшего сына. Он все ещё помнил, как пылал её погребальный костёр, пока корабль, покачивавшийся на больших волнах, уносил его все дальше и дальше от берегов Дрэгонстоуна, с которого его вывезли лоялисты, едва стало известно, что королева не переживёт роды, как и ребёнок. Шторм норовил потопить их, как топил корабли Станниса Баратеона, но каким-то чудом они выжили. Визерис помнил лишь, как стоял на палубе, не обращая внимания на бушующее море, сжимая в руках корону своей королевы-матери и смотря на то, как удаляется все дальше столб дыма от костра, пока по его лицу текли слезы. Тогда какая-то его часть надеялась, что мейстер ошибся и Рейлла выживет, что его сестра выживет, что хотя бы кто-то ещё останется. Тогда он ощущал себя опустошённым и потерянным: Рейгар, старший брат, погиб, отец предательски убит, мать и новорожденная сестра мертвы, Рейнис, Эйгон и Элия тоже, а он остался лишь изгнанником, последним из рода Драконов. Сейчас, глядя на своего сына, Визерис чувствовал, как в груди появляется какое-то новое чувство. Он за все годы скитаний привык быть последним Таргариеном, развлечением для богачей Вольных Городов, забавной обезьянкой, которую было весело подержать в доме на потеху, постоянной целью убийц Узурпатора, и одно он знал точно: он не позволит, чтобы с его сыном случилось тоже самое. Он долгие годы винил Рейгара за Восстание, мертворожденную сестру — за смерть матери, но с рождением ребёнка что-то словно оттаяло в сердце, замёрзшем тогда, в Узком море на пути в Эссос. Возможно, потому что он увидел, как Джейнара смотрела на их сына: с невероятной материнской любовью. Взгляд её сиреневых глаз мог превращаться в убийственный, если она видела, что к сыну приближается кто-то чужой, и её слова о том, что она умерла бы за Деймона, не раздумывая, если бы ему грозила опасность, заставили его понять, что его королева-мать тоже была готова на все ради своих детей. И вспомнить, что она Рейгара за Восстание не винила. Деймон издал какой-то звук, привлекая внимание Визериса, и он осторожно взял сына на руки и вышел на балкон, с которого было видно Узкое море, в котором далеко-далеко на северо-западе располагался вулканический остров со своей древней чёрной крепостью в виде огромного каменного дракона. — Наш дом, — сказал Визерис сыну, смотря в направлении, где, как он полагал, был Дрэгонстоун. — Мы вернем то, что наше по праву. Свергнем Узурпатора и казним его верных псов. Корона опустится на мою голову, когда я сяду на Железный Трон, а наша древняя твердыня будет принадлежать тебе, пока не придёт твой час. Мы — последние Драконы. Желание оказаться в Вестеросе было почти невыносимо, но он напомнил себе, что осталось недолго. Джейнара недавно предложила переманить на их сторону Золотых Мечей, заметив, что знает, как это сделать. Визерису идея сначала не понравилась: он помнил надменные взгляды капитанов, к которым обратился, когда ему минуло шестнадцать. Они все смеялись над ним, называя его жалкой тенью, красной ящерицей без короны и прочими нелестными прозвищами. Он терпел тогда, мысленно вызывая на их головы несчастье за несчастьем, обещая расплатиться пламенем и кровью, когда придёт час. Иллирио, которого он посетил несколько месяцев назад, предложил заручиться поддержкой других Вольных Городов, но для Визериса это вариантом не было: ресурсы Лохаров, конечно, были весьма полезны, но ему категорически не нравилась идея зависеть от кого-то полностью, но в данный момент артельнатив не было — Железный Банк никогда не полагался на ненадежных клиентов, и ему не нравились взгляды леди Каллы, матери Джейнары. Так смотрели на него все те богачи из разных городов Эссоса, когда размышляли над тем сколько пользы их набитым кошелькам принесёт последний Таргариен, а потом они пинками вышвыривали его из своих домов, особенно когда наёмные убийцы брали след. Леди Калла смотрела на него с той же алчностью, а на своего внука — с ещё большей, и Визерис ловил убийственные взгляды жены, когда её мать приближалась к Деймону. Джейнара, кажется, хотела испепелить свою мать взглядом заживо. Он не сразу заметил в жене перемены. Вернувшись от Иллирио, разочарованный глупыми советами, которые торговец пряностями раздавал, когда они сидели в саду и у его дома и Визерис от нечего делать смотрел на статую юноши с валирийскими чертами, он сначала не заметил, что Джейнара начала вести себя более скованно в обществе своих родителей и более открыто — в его. Его сначала это смутило, потому что до этого жена, казалось бы, тщательно взвешивала слова, чтобы не разбудить в нем Дракона, то теперь спорила с ним раз за разом, и Визерис не знал, что ответить на её слова. У него тогда появилось ощущение, что его где-то крупно обдурили, но он решил перетерпеть и попытаться найти положительные стороны — за все годы скитаний это он научился делать лучше всего, пусть это всегда задевало его драконью гордость. Джейнара, впрочем, быстро успокоилась, но стала вести себя увереннее, больше разговаривать о войне, обсуждать планы: поначалу он негативно отнёсся к её советам, но постепенно признал, что в них есть смысл. Его жена, не будучи Таргариеном, раз разом доказывала, что главное, что он выиграл от союза с семьей Лохар, — она, и вряд ли бы, если его сестра выжила, она бы смогла так его поддерживать. — Ты думаешь о Вестеросе? — послышался позади него знакомый женский голос, и Визерис обернулся, чтобы взглянуть на Джейнару. Она стояла, запахнувшись в шелковый халат сиреневого цвета, смотря на них обоих. — Да, — ответил он, вновь поворачиваясь к бившим о берег волнам, что вдали сливались с небом. Несколько почти неслышных шагов, и она встала рядом с ним, тоже смотря на море. — Я не был там шестнадцать лет. Когда я верну себе Железный Трон, Деймон станет принцем Дрэгонстоуна. — Этот титул даётся всем наследникам? — полюбопытствовала Джейнара, но Визерис покачал головой. — Наследникам мужского пола после идиотки Рейниры и Танца Драконов. — Разве она виновата была в том, что её мачеха решила посадить на трон своего сына? — Визерис с удивлением посмотрел на неё. О Танце Драконов ему рассказывали и старый мейстер, и Рейгар, но он сам всегда считал, что в войне и смерти драконов была виновата Рейнира. Алисента Хайтауэр, конечно, плела свои интриги, но её приёмная дочь хотела не только сесть на Железный Трон, но и после себя посадить туда кого-то из своих троих бастардов от Стронга. Пожертвовала своими детьми, чтобы добраться до власти. Эйгон II в сравнении с сестрой казался всего лишь безвредным дураком. — А после Рейниры на трон сел бы ее старший бастард, Джекейрис. Её муж, Деймон Таргариен, так жаждал власти, что только и ждал минуты учинить резню, а при их сыне погиб последний из драконов. Джейнара подавила смешок. — Я слышала как-то историю, что Эйгон II пытался высидеть себе нового дракона после смерти Санфайра. Визерис эту историю тоже слышал ещё ребёнком, его королева-мать рассказывала ему сказки о былых Таргариенах и их драконах, пока он, зачарованный ими, обнимал своё драконье яйцо, надеясь почувствовать, как оно согревается в его руках. Но Рейлла, когда он, будучи наивным и глупым мальчишкой, рассказал ей об этой мечте, лишь грустно покачала головой и объяснила, что больше драконов в этом мире нет. По крайней мере, до тех пор, пока их не пробудит из камня Обещанный Принц, как тогда сказала мать, но он не слушал. — Он вскоре умер, но история — чистая правда, — ответил Визерис, и его жена коснулась его руки, сжимая её. — А что с теми тремя яйцами, что тебе подарил Иллирио? — спросила она о последнем подарке магистра. Когда Визерис, раздражённый глупыми советами пентошийца, собрался возвращаться в Лис, Мопатис встретил его внизу, со слугами, которые несли богато украшенный сундук, при виде содержимого которого он охнул. То были три драконьих яйца: чёрное с красным, зелено-бронзовое и серебристо-золотое — словно в цвет чешуи драконов Эйгона Завоевателя и его сестёр. «Драконьи яйца из Края Теней, что за Асшаем, Ваша Милость, — произнёс тогда Иллирио, поклонившись настолько, насколько позволял его толстый живот. — В знак моей величайшей преданности Драконами и надежды на дальнейший союз». Визерис прекрасно знал, что даже с одним таким яйцом он мог бы купить сразу несколько компаний наемников и сразу захватить Вестерос, но он решил, что оставит это на крайний случай, потому что он мог получить поддержку и без продажи бесценной реликвии и семейного наследия. — Холодны, как камень, — сказал он, вспоминая неровную поверхность драконьих яиц. В детстве все яйца на Дрэгонстоуне казались такими же, холодными и каменными. — Ты обдумал мое предложение насчёт Золотых Мечей? — раздался в воздухе вопрос Джейнары, и Визерис взглянул на заснувшего сына в своих руках, вспоминая все, что когда-то пережил в Эссосе сам. Деймону так страдать никогда не придётся, как не должно было и ему самому, но с собственной жизнью Визерис сделать ничего не мог, а с жизнью своего наследника — мог. — Да, — медленно произнёс он, вновь посмотрев на море, что связывало его с далёким домом. — Через несколько месяцев мы отправимся к Золотым Мечам. «А через пару лет, — подумал Визерис, вспоминая ночь, когда его увезли с Дрэгонстоуна, когда умерла родами мертворожденной сестры мать, — мы ступим на вулканический песок нашего дома».

***

Новое утро в столице не приносило облегчения: солнце палило так, словно стремилось выжечь всех обитателей Кингс Лэндинг и его окрестностей, оставив их только в летописях мейстеров, южный, сухой и резкий ветер разносил по улицам пыль, попадавшую в глаза даже в блаженной прохладе Красного замка. Посевы вокруг столицы чахли, воды в колодцах и фонтанах было мало, а страдающих от внезапно разразившихся болезней — много, а все деньги, точнее, новые долги Короны уходили на военные расходы, а не облегчения жизни местных. Мигрени мучили лорда Аррена последние несколько недель почти без перерывов. Роберт не желал его слушать, в своей ненависти к Таргариенам он вообще ничего не слышал, кроме отчетов о подготовке армии и кораблей. В моменты отчаяния, на очередных Малых Советах, когда названный сын с блеском в синих глазах слушал о подготовке нового флота, Джон даже начинал думать, что драконья кровь Роберта показывает себя — «каждый раз, когда рождается новый Таргариен, Боги подбрасывают монету, и весь мир, затаив дыхание, ждёт, какой стороной она ляжет» — но гнал от себя такие мысли, отказываясь принимать тот факт, что мальчик, которого он вырастил, из-за своей ненависти медленно скатывается в безумие. «Эта шлюха уже родила Визерису Таргариену одного сына, — орал король на последнем собрании Малого Совета, когда они получили новости от пташек Вариса о рождении Деймона Таргариена. — Сколько, ты думаешь, пройдёт до того, как она родит ещё одного?! Гнилая кровь, и я не позволю, что бы этот мальчишка пришёл в Вестерос». Лорд Аррен тогда пришёл в ужас от злых слов бывшего воспитанника. Роберт видел угрозу в мальчике, который не собрал бы достаточно сил, чтобы напасть на Семь Королевств в ближайшем будущем, ведь у него, в отличие от его предков, не было драконов, а вот действия короля угрожали разрушить Вестерос намного быстрее. У Короны не было денег, и рано или поздно Железный Банк пришёл бы взять своё. «Пошлите воронов лорду Велариону, милорд, — сказал ему Варис, когда Джон обратился к мастеру над шептунами. Он знал, что Паук беспокоился прежде всего о государстве, и в его же интересах было сократить или выплатить этот долг, — и лорду Старку. Корлис Веларион некогда нашёл на Востоке сокровища, сделавшие его самым богатым человеком в Семи Королевствах. А вашему бывшему воспитаннику вы, несомненно, можете доверять больше, чем кому бы то ни было. Снарядите тайную экспедицию из людей Веларионов под их командованием и северян. Отправьте их на Восток. Другой надежды, кроме новых долгов, у нас при короле Роберте нет». Весточка на Дрифтмарк была отправлена незамедлительно, и лорд Веларион прибыл в столицу с двумя братьями, придя на аудиенцию к Деснице в его башню, едва приведя себя в порядок. Лорд Монфорд, нынешний глава дома, был старшим сыном Люцериса Велариона, мастера над кораблями в Малом Совете Безумного Короля, погибшего в Восстании Роберта. И лорд Веларион, и два его брата: младший брат Лейнор, юноша лет восемнадцати, и незаконнорождённый брат Ауран Уотерс — унаследовали валирийскую внешность отца и его серебристо-золотые волосы, однако бастард Дрифтмарка, в отличие от братьев, не перенял фиолетовые и лиловые глаза братьев: у него они были зелено-серыми, а у Монфорда и Лейнора — фиалковые. — Лорд Аррен, — поприветствовал его лорд Веларион, слегка склонив голову. — Прошу, садитесь, — кивнул Джон на три стула, стоявшие в его солярии у его стола. — Вы получили моего ворона о просьбе приехать сюда, чтобы снарядить экспедицию на Восток. Что вы об думаете, милорд? — Вы знаете историю моего дома не хуже меня, лорд Аррен, — заметил лорд Монфорд, чуть склонив голову, всматриваясь в Десницу короля будто в поисках чего-то. — Он всегда славился своими мореплавателями и капитанами. Давным-давно, ещё до Эйгона Завоевателя, но после Рока, Таргариены с Дрэгонстоуна владели небом, а Веларионы с Дрифтмарка — морями. С тех пор, как король Роберт, — имя его названного сына прозвучало с нескрываемой иронией, но Джон не поморщился. Веларионам не за что было любить Роберта, — сел на Железный Трон, никто в столице предпочитает не вспоминать о том, что мы существуем. Скажите мне, лорд Аррен, что изменилось, что вы решили сменить гнев на милость и пригласить меня сюда? Десница короля вздохнул. Веларионы всегда были верными сторонниками Таргариенов, и пусть они не поднимали восстание против Роберта, но их презрение к нему скрыть было сложно. Он назначил своего брата, Станниса, мастером над кораблями — пост, традиционно занимаемый Веларионами, — и отдал ему Дрэгонстоун, то есть, власть над всеми Королевскими землями, которая до этого традиционно переходила к наследному принцу Вестероса, фактически принадлежа Веларионам. Да, лорд-отец Монфорда Велариона был верным соратником Эйриса Безумного, но ведь и Тиреллы бились за Драконов до самого конца и не были лишены за этого титулов и богатств. — Корона в долгах, — просто сказал он, смотря на лорда Дрифтмарка. Тот все ещё продолжил смотреть на него. — Лорд Варис посоветовал снарядить экспедицию на Восток. Ауран Уотерс издал смешок, чуть склонившись вперёд, и Джон уловил в его глазах алчный блеск. — У Редвинов есть флот, — заметил бастард Дрифтмарка, нарочито растягивая слова. Десница знал этот тип людей: Ауран явно был жаден до власти и внимания, которых не имел в силу своего происхождения, — как и у Грейджоев и Хайтауэров, и у Дорна, даже у Севера наверняка что-нибудь найдётся. Почему Веларионы, лорд Аррен? — Репутация вашей семьи говорит сама за себя, — спокойно ответил лорд Долины. — О ваших мореплавателях ходят легенды. Никто не плавал так далеко, как Корлис Веларион и Алин Веларион, и многие другие. — Легенды о многом говорят, лорд Аррен, — послышался наконец голос Лейнора Велариона, и Джон посмотрел на него. Тот, в отличие от братьев, явно скрывал веселье и воодушевление: юношеский задор в нем так и пылал, а фиалковые глаза смеялись. — Об Элиссе Фарман, например. Говорят, что она переплыла Западное море и осталась в Асшае. Но легенды не всегда являются правдой. — Не всегда, — подтвердил Десница короля, делая вывод, что больше всего из троих братьев ему нравится именно Лейнор. — Но… Речь идёт о Короне, милорд, — обратился он вновь к Монфорду Велариону, — а не о короле. Глаза того слегка расширились, но он вернул себе самообладание: пожалуй, теперь грандлорд Долины понимал, почему даже нелюдимый лорд Станнис из всех своих вассалов больше всего ценил Монфорда Велариона — тот был спокоен и не боялся высказывать собственное мнение. — О Короне? — переспросил с алчным блеском в глазах Ауран Уотерс, и Джон заметил, как поморщился из-за слов сводного брата Лейнор. — О Короне, — подтвердил Десница короля шепотом, будто это могло бы помочь что-то спрятать в Красном замке. — Король тратит огромные деньги на армию, разоряя все Семь Королевств, которые, стоит только прийти Осени, начнут жаловаться на эту политику. Кто бы не унаследовал Железный Трон после Роберта, ему придётся разбираться с огромными долгами Короны, и сейчас уже никакие похищенные драконьи яйца не решат этой проблемы, как они решили ту, что была у Джейхейриса Миротворца. Грандлорд Долины уже видел, что хотел, в глазах лорда Велариона — проблеск надежды на возвращение Дракона. Джон знал, что это будет сильной картой и что после такого аргумента ближайшие сторонники Таргариенов обязательно примут его предложение. И его ожидания оправдались, когда после долгих раздумий лорд Монфорд неторопливо кивнул, явно придя к такому же заключению, к которому пришёл сам Десница короля: в разных вариациях событий кто-то из них оказывался в минусе, тогда как другой — в плюсе. — Я не могу плыть, лорд Аррен, — твёрдо ответил лорд Дрифтмарка. — Мой наследник — малолетний сын, и король Роберт несомненно заинтересуется, куда именно отправился лорд, чей дом веками был предан Таргариенам. Но мой брат, Лейнор, может повести наши корабли. Он провёл в море больше времени, чем я. Лейнор Веларион явно едва сдерживал довольную улыбку, так и грозившуюся появиться на его губах, когда он услышал решение брата. Молодость и желание приключений — Джон прекрасно помнил, каково это было. — Вам следует отправиться на Север, чтобы поговорить с Недом Старком, — произнёс Десница, и, в отличие от братьев, бастард Дрифтмарка усмехнулся. — Какой толк в разговоре с лордом Старком, — спросил он у грандлорда Долины, и Джон вгляделся в его черты. Многие говорили, что Ауран Уотерс похож на Рейгара Таргариена, но лорд Орлиного Гнезда ничего общего в них не нашёл. — Что он может предложить? — Людей, — ответил Десница короля, — припасы, корабли и моряков, которых в Уайт Харбор предостаточно. Отправьтесь к нему, когда он вернётся со свадьбы сына. Я воспитал Неда Старка, как собственного сына, и он также не одобряет того, что делает наш король сейчас. Вы можете рассчитывать на его помощь. Братья Веларионы переглянулись, будто ведя безмолвный диалог, и Джон видел, что они пришли к окончательному решению, но Ауран Уоторс остался явно недоволен. Настолько, что едва они закончили обсуждать экспедицию, попросил остаться в столице в качестве гостя, аргументировав это тем, что в данный момент он не нужен ни на Дрифтмарке, ни в путешествии. Лорду Аррену совершенно не понравился взгляд, которым его наградил бастард Дрифтмарка — скользкий и хитрый, словно у дорнийского гада, который жил в песках бесконечной пустыни. «За это мне ещё придётся расплачиваться, — задумчиво подумал Джон Аррен, когда гости покинули Башню Десницы. — Боги, как бы Ауран Уотерс не стал причиной моей смерти».

***

Винтерфелл вновь укрыло тонким белым покрывалом, а с ещё более дальнего Севера подули холодные ветра, но Арья всегда любила его морозные порывы, которые сотрясали ставни в ее комнате, и девственно-белый снег, украшавший серые стены родного замка. Начало нового года традиционно отмечалось в древней твердыне Старков пиром, на который приглашались все лорды Севера, но этот год стал исключением: во время отъезда лорда Старка и его наследника никто и не подумал собираться на общее празднование, и Арья чувствовала разочарование и одиночество в родном замке. Её лорд-отец, Робб и Санса отправились в Хайгарден, леди-мать в последнее время выглядела усталой и напряжённой, младшие братья мучались кошмарами и страхами, Линара проводила все своё время с Аррой в Волчьем Лесу или на тренировочном дворе, дядя Бенджен — с Аллирией Дейн (Арья совершенно не понимала, что между ними двумя происходит и отвечать ей никто не собирался, сколько бы она не спрашивала), а Джон… Джон все своё время проводил или с женой, или с сестрой, или помогая в управлении замком. Ему было некогда, и младшая дочь Неда Старка это понимала, но легче от этого не было. Дианна пыталась её разговорить, но Арья лишь огрызалась и убегала в Богорощу, хотя её щеки горели от стыда из-за несчастного выражения лица жены того, кого она считала братом. Не то чтобы дочери Хранителя Севера не нравилась младшая из дочерей леди Эшары, но Арью грызла обида, потому что из-за жены Джон совсем про неё забыл. И когда родится ребёнок, он даже замечать её вряд ли будет. Септа Мордейн что-то занудно бубнила про Семерых, про молитвы и благочестие, и Арья едва не закатывала глаза: в отсутствии сестры сбежать с этих глупых уроков было невозможно. Санса была истинной леди, пусть и после столицы она взялась за верховую езду, но все же она была гораздо лучше Арьи во всем, что касалось «женских» искусств: в молитвах, вышивке, даже в дурацкой игре на колокольчиках и в пении. Младшая дочь Неда Старка решительно не понимала, зачем это все необходимо, но её леди-мать настаивала на этих занятиях, хотя сама Арья сейчас бы с куда большим удовольствием послушала уроки мейстера Лювина, прокатилась бы верхом на своей лошади, потренировалась бы в стрельбе из лука или поучилась бы фехтованию в тренировочном дворе, но приходилось слушать занудную септу, которая, по мнению девочки, несла полную чепуху. С септой Мордейн, которую леди Старк привезла с собой из Риверрана, Арья не поладила, кажется, с момента своего появления на свет. Старая Нэн, которая была нянькой не только младшей дочери Неда Старка, но и её братьям и сестре, поощряла непоседливую девочку на различные игры с братьями, кузеном и кузиной, приговаривая что-то о волчьей крови, а септа бесконечно злилась на многочисленные каверзы и шутки Арьи, пыталась запретить общаться с Джоном и Линарой. «Бастарды — порок семьи, оскорбление для Богов», — верещала эта женщина, когда Арья заявила ей, что с кузеном и кузиной в сотни раз лучше общаться, чем с Сансой. Младшая дочь Хранителя Севера сказала тогда всё, что думала о вере, которая порицала детей за то, кем были их родители, и септа попыталась её наказать, заставив читать Семиконечную Звезду и стоять на горохе, но девочка полностью проигнорировала её нравоучения и спряталась в криптах Винтерфелла, за что ей позже действительно влетело, правда уже от родителей. — Вы меня слушаете, леди Арья? — явно сквозь зубы спросила септа Мордейн, и та вынырнула из своих мыслей. — Нет, — просто ответила младшая дочь Неда Старка, поморщившись. — Я не понимаю, зачем мне знать эту чепуху. Ноздри септы раздулись, настолько она вышла из себя. Арья едва не расхохоталась, глядя на её покрасневшее, вздувшееся, словно готовое взорваться, лицо. — Мерзкая, непослушная и глупая девочка, — едва слышно прошипела она. — Семеро, за что мне такое наказание? Вера — это основа нашей жизни. Правильная вера научит тебя, как нужно жить, научит тебя правилам и порядкам нашего мира, которым ты обязана подчиняться. Только благочестивые юные леди могут стать верными жёнами, только у них рождается много детей, только они… — Я не обязана подчиняться каким-то глупым правилам! — возмутилась Арья, вскочив со стула, гневно посмотрев на септу. — И я не хочу быть леди! Не хочу замуж и не хочу рожать детей, не хочу управлять замком! — С такими греховными мыслями и богохульными словами ты ей и не станешь, — процедила Мордейн, критично смотря на выбившиеся из косы тёмные волосы Арьи, на её помявшееся платье, пылавшие возмущением светло-серые глаза и длинное лицо. — Ни один мужчина никогда не возьмёт в жены такую невоспитанную дикарку, как ты! Ни принц, ни лорд, ни крестьянин. Тебя следовало бы отослать подальше от воспитанных и благочестивых людей в тот же лес, в который тебе так нравится ездить верхом, словно ты мальчишка, а не леди благородного происхождения! Ты — позор для своей семьи! С Арьи было довольно. Никогда прежде септа Мордейн не позволяла себе говорить так о ней. В душе кипела обида, злость и гнев, и девочка, не заботясь больше о том, что ещё ей собираются сказать, выскочила за дверь, сопровождаемая гневными окриками, но ей было все равно. В мгновение ока младшая дочь Хранителя Севера оказалась около своих покоев, где её дожидалась Нимерия, встретившая её приветственным воем, и её тонкая Игла. Арья с трудом разобралась с узлами на платье, переоделась в тунику и бриджи, повесила на пояс свой тонкий клинок и вместе со своей лютоволчицей бросилась вниз, чтобы спрятаться в Богороще. Никто по пути ей так и не попался, кроме новой служанки, от испуга выронившей поднос с едой — в последние несколько дней кошмары Брана усилились, он отказывался выходить из своих покоев, и леди Кейтилин почти все время проводила со средним сыном, приказав приносить им еду туда, — и Арья успешно добежала до древнего леса, где злость все же взяла своё. Её обида и гнев нашли выход в тонком страж-древе, на которое обрушились удары её браавосийского клинка. Она махала Иглой, оставляя зазубрины на коре, понимая, что делает все неправильно, но в тот момент её это не заботило. Ей хотелось излить свою злость на что-нибудь, выпустить свой гнев, чтобы почувствовать себя лучше, но она не могла. Обида на септу не утихала, но Арья отказывалась лить слезы из-за злых слов в свой адрес и предпочитала представлять на месте ни в чем неповинного дерева Мордейн. Она бы понаделала в ней дырок своей Иглой, и мерзкая женщина никогда бы больше не сказала, что у Арьи руки кузнеца. В конце концов, рука младшей дочери Неда Старка устала, и злость постепенно улетучилась, уступив место усталости и разочарованию. Нимерия, до этого спокойно лежавшая в стороне, подошла к ней, лизнув ей руку, и Арья улыбнулась: её лютоволчица, как и она сама, умудрилась где-то выпачкать свой красивый серо-белый мех мгновенно, но девочку поражало, что обычно нетерпеливая и порывистая Нимерия в этот раз дала ей время — несомненно, что-то магическое было между ними, детьми-Старками, и их лютоволками. Арья перевела дыхание и взглянула на свой меч с сожалением: удары по дереву покорежили лезвие, а ведь это был подарок, которым она очень дорожила. Как скоро Миккен сможет исправить это, и не расскажет ли он Джону и Линаре? В кузнице Миккена не оказалось, и младшая дочь Хранителя Севера подавила разочарованный вздох: видимо, ей придётся искать его завтра, а значит больше шанс, что кузен или кузина узнают о том, что она испортила их подарок. — Что ты здесь делаешь? — послышался удивлённый юношеский голос, и Арья вскинула голову. На неё непонимающе смотрел черноволосый юноша примерно одного возраста с Роббом. Его невероятно синие глаза отыскали меч у неё в руках, а затем и лютоволчицу у ног, и он, казалось, подавился собственными словами. И внезапно девочка узнала его: её лорд-отец взял из столицы подмастерье знаменитого кузнеца, мальчишку по имени Джендри, но до этого момента Арья видела его лишь мельком, пусть и знала, что это он выковал меч, который подарил Джону сир Эрих. — Я — Арья Старк, — представилась она, смотря на него с любопытством. — И мне нужно почить мой меч. Брови юного кузнеца взлетели вверх, и он ещё раз посмотрел на клинок в её руке. — А разве леди носят мечи? — полюбопытствовал Джендри, и Арья фыркнула. — Я не леди, — отмахнулась она беспечно, решив в тот момент, что септа Мордейн больше никогда не сможет задеть её своими словами. — Как скоро ты сможешь починить клинок? Юноша забрал у неё клинок и внимательно осмотрел повреждённое лезвие, нахмурился, словно что-то обдумывая, после чего отложил его в сторону и открыто улыбнулся ей, настолько заразительной и яркой улыбкой, что у девочки улучшилось настроение. — Завтра сможете его забрать, — сказал ей Джендри, усмехнувшись в конце, — миледи. — Я не леди, — одернула его Арья, фыркнув над обращением, выходя из кузни.