Эффект бабочки

       В этом месте царил запах плесени. Мерзко и влажно, холод пронизывает до костей. Свет сюда попадает через маленькие щели в стенах. Они двинулись вперёд, но вдруг обнаружили, что вода под ногами медленно поднимается. В висках неприятно пульсировало, и головная боль становилась сильнее. Снаружи было слышно, как поднялся сильный ветер, который своей устрашающей музыкой заполнил всё пространство. Девушка дёрнулась, обо что-то споткнувшись, зацепилась за парня, и оба вместе провалились с громким шумом.        И здесь груда ненужного металла довольно пугающе заскрежетала. Буря снаружи усиливалась, и помещение будто стало живым, начали «ходить» стены. Маленькие лампы на стене зажглись, что дало нормальное освещение. Ошарашенная пара осмотрелась, а затем выключила собственные фонари. Мёртвые всплывшие крысы покоились на поверхности грязной воды. — Что мы тут делаем? — просил парень. Его фонарик на телефоне выхватывал заброшенные в этом подвале старые вещи жильцов: ржавый велосипед, покрытая плесенью от частой влаги стопка книг, какие-то коробки, всеми забытые картины, которые уже потеряли своё былое очарование красок… — Я слышала здесь какой-то шум, — шёпотом ответила девушка. — Может стоило бы сказать это тем парням? Они вроде профи в этом деле… — Ого, что же я слышу? — изумилась девушка оборачиваясь и светя своим фонариком прямо в лицо молодому человеку. — Ты боишься? — В связи с последними событиями… это вполне оправдано! — Ну что за мужики пошли! — всплеснула она руками. — Прямо-таки настоящие бабы! Боятся каждого шороха! — Я просто стараюсь мыслить объективно! — запротестовал парень, нахмурившись. Он тяжело выдохнул, переводя дыхание. И почему с ней всегда настолько трудно? Иногда он просто не понимал, что он сделал не так. Он всегда знал, что Сара девушка отважная и в любой ситуации полезет на рожон, даже если исход уже будет решён заранее. Это в её характере, который всё меньше походил на женский. — Пф, — фыркнула Сара и заправила выпавший из причёски красный локон. — Если тебе настолько страшно — иди, прячься за юбочкой своей бабульки! Только, что же ты будешь делать, когда она трагически умрёт от инфаркта?        В эту секунду он сдержался только каким-то чудом. Парень ощущал, как скрипят плотно сжатые зубы, а на лбу вздувается венка, которая начинает неприятно пульсировать. Умом он понимал, что ударив Сару — ничего не изменится, да и вряд ли она поймёт что-нибудь. Разбалованная вниманием своих родителей, она редко замечала кого-либо кроме своего высокого я, которое больше походило на небоскрёб. Только вот, она ещё не знает, что небоскрёбы могут рухнуть также быстро, как и дружба, а всё из-за необдуманного брошенного слова, которое может послужить настоящей бомбой. — Куда ты пошёл?! — Спрячусь за юбкой своей бабульки, — рыкнул он, светя себе под ноги фонариком, чтобы не споткнуться о что-нибудь в непроглядной темноте. — Ты обиделся что ли? — негодующе спросила Сара, оглядываясь по сторонам. — Да ладно тебе, Кевин! Не бросай меня здесь одну! — Знаешь, Сара, ты же такая смелая, почему бы тебе тогда не доказать свою храбрость на деле? — парень поднялся по скрипучим ступенькам, открывая дверь подвала дома. В коридоре было темно, только тьма казалась не такой густой, как там, внизу подвала. — Урод, — рыкнула девушка, заправляя красный локон за ухо. Она глубоко вздохнула, вбирая в свои лёгкие плесневелый запах и тут же заходясь кашлем. — Ну и вонь!        Осторожно ступая по затопленному водой полу, девушка не сразу заметила как из темноты за ней наблюдает пара глаз. Сара погрузилась в свои мысли, воображая себе, как она выйдет из этого страшного подвала, которого так сильно пугаются сопливые детишки. Девушка уже представила себе их восхищённые взгляды и то, как они будут приходить к ней, прося рассказать как же ей хватило духу отправиться в такое страшное место одной.        Позади послышался тихий всплеск и девушка резко обернулась, направляя желтоватый свет фонаря на предполагаемый источник звука. Манекен. Высокий мужской манекен с облезшим лицом и неровными дырочками вместо глаз, создавалось такое ощущение, что кто-то специально сидел и вырезал ножом глаза.        Тихо хихикнув себе под нос, девушка развернулась к пластиковой фигуре спиной, желая продолжить своё исследование, когда на голову ей накинули какой-то провонявший рыбой полиэтиленовый мешок.

~✡~

       В доме играет пластинка Пинк Флойд, а пахнет лимонными леденцами с шипучкой внутри, земляничными пирогами и немножко сиренью. Это туман, который наносят на глазные яблоки Каса, как грим в театре, пушистой кисточкой колющей скулы и веки. Он одет в простую растянутую футболку и обычные домашние брюки. Глаза слипаются, а голова раскалывается на кусочки от звенящей боли в висках.        Ангел сидит за столом, подперев голову рукой, наблюдая, как девочка рисует в блокноте птиц, сидящих на ветке дерева за окном. Малютка болтает ножками иногда бросая на него осторожные взгляды, а Кас лишь вымученно улыбается, когда их гляделки затягиваются. — Что-то хотела? — прохрипел Кастиил. — У тебя тоже есть крылья? — Да… У меня тоже есть крылья, — кивнул ангел. — А покажешь? — хитренько заулыбалась девчушка. Ей хотелось добавить в свою тайную коллекцию ещё несколько пёрышек, но вот только Гавриил отказывался показывать свои крылья, как бы она его не просила. Может, Кастиил покажет? — Эм, прости, но я сейчас не в лучшей форме…        Ангел зашёлся удушливым кашлем и поспешил отойти в ванную, боясь, что таким темпом он выплюнет свои саднящие лёгкие.        Лина проводила его задумчивым взглядом. Ей оставалось только догадываться, что же происходит с крылатым дядей.        Девочка взглянула на свой рисунок, который ей совершенно не нравился — слишком грустным он получился. Глядя на неаккуратно нарисованных птичек, девочка невольно вспомнила, как она рисовала рисунки на стенах своей квартиры.        Девятилетняя Лина частенько пряталась под одеялом, особенно ночью, когда ужасная когтистая ветка царапала окно. Пряталась, затаив дыхание и даже не моргая, словно вновь смотрела один из тех ужастиков, от которых потом было невозможно уснуть.         Лунные лучи осветили, комнату прогнав темноту рядом с пушистым полосатым ковром. На улице проревела какая-то машина, и тишину на мгновение нарушил жалобный собачий вой.        Он рождался ровно в полночь. Лина много раз говорила об этом маме, но она редко слушала её. Чаще смеялась. Чаще отмахивались от неё.        Ну правильно, ведь она никогда не засыпала с ужасом в душе, а маленький плюшевый медвежонок с пришитым мечом не превращался для неё в единственного защитника, готового отдать жизнь, если бы у него таковая была.        Лина прижала его к груди. Дышала медленно, поджала пальчики на ножках. Боялась даже моргнуть.        Лёгкий сквозняк трепал прозрачные занавески.        Она вспоминала, как однажды в пожарный гидрант, стоящий неподалеку, врезалась машина и всех, в том числе и саму Лину, обрызгало освежающей холодной водой.         Она вспоминала, но…        Стук. Затем ещё один и ещё. Вскоре он сменился на звук падающих бусинок. Никого не было видно, но сердце билось, билось и билось. Дышалось трудно, хотелось убежать, но одеяло прижало, словно груда камней.        Заскрипела люстра. Затем падающих бусинок стало больше, и все это сводило Лину с ума. Она закрыла ладошками уши, отвернулась в угол. Было не просто страшно — было холодно, мурашки бегали по всему телу, а в горле будто застрял ком. Младший братик тоже слышал этот стук, но он никогда не жаловался, никогда не говорил, как ему страшно. Лина лишь слышала тихие всхлипы под тонким одеялом, которое невыносимо воняло затхлостью и потом. Тогда пересиливая страх, девочка поднималась с кроватки и шла на диван к братику, обнимая его. Вдвоём не так страшно.        Неожиданно сквозняк сменился ветром, который вряд ли мог появиться от одной лишь форточки. Что-то распахнуло окно, залезло в маленькую комнату испуганных одиноких детей, Лина прижала к груди маленького плюшевого мишку.         Заскрипели старые половицы, совсем рядом, вероятно, в паре шагов. Лунный свет затмился, сквозняк усилился и кто-то аккуратно сел на край кровати. Лина немного отвела взгляд и сквозь прозрачную наволочку увидела высокий тощий силуэт, смотрящий прямо на неё.        И тут же почувствовала его тяжёлое дыхание, что казалось ужаснее сотен ночных кошмаров.        Дыхание, которое рождалось ровно в полночь.        Лина проснулась от звука полицейской сирены. От сна в одной позе её ноги сильно затекли, а спина болела до невозможности. Братик по-прежнему спал, но почему-то он казался слишком холодным. Может, замёрз?        Лина медленно и лениво выползла из-под одеяла, потянулась во весь рост. Зевнула, расслабилась, но тут же резко замерла: она не осмотрелась по сторонам, не прислушалась к мелким шорохам, не обняла мишку — своего единственного верного защитника.        Она слишком быстро покинула свое убежище, забыв, что Оно могло быть ещё рядом. Укрыв братика и своим одеялом тоже, она потрепала его по волосам.        И вновь появился страх, от которого словно ломались кости, горло съёживалось, а сердце билось так, что, казалось, могло с любой момент вырваться из груди.         Лина хотела повернуться и закричать, чтобы хоть кто-то ворвался в комнату и спас ее от этого кошмара.        Глаза ещё плохо видели. Перед ними стояла какая-то противная пелена. Может, ресничка попала? Или соринка? Лина потерла закрытые веки, а затем, открыв глаза, зажмурилась от ярчайшего света.        Встало солнце.        Лина взбодрилась, собралась и резко, еле сдерживая крик, повернулась.        Пускай оно будет там. Пускай улыбается своими белоснежными зубами и пожирает её взглядом из широченных и голодных глаз. Пускай. Прямо сейчас.        Пускай этот ужас в кои-то веки закончится…        Ничего. Пустота. Пустота, которая ещё никогда так не радовала её.        Она размяла затекшие стопы. Попыталась подняться, но щекотливая боль в мышцах сковывала движения. Она не знала, где ночной гость. Не знала, куда он уходил после восхода солнца, куда прятался, откуда наблюдал за ней. Может, в шкаф, а может, на чердак, хотя вход на потолке был давно запечатан.        Она быстро выбежала из комнаты и громко хлопнула дверью.        Теперь она чувствовала себя в безопасности, за огромной каменной стеной, хоть и немного треснутой, но стеной, где никакой монстр точно не достал бы её. Но там остался её младший братик… Мишка обязательно защитит его, а она постарается вернуться как можно скорее.        Она вздохнула полной грудью, но тут же откашлялась словно от кострового дыма. Перегар. Ужасный, порой доводящий до рвоты, от которого кружилась голова — он уже давно осел здесь, словно зола после извержения вулкана.         Ещё в первую неделю, где-то полгода назад, когда мама изменилась после какой-то болячки в голове, Лине стало мерзко и, самое главное, больно дышать. Она даже боялась, что однажды задохнется во сне.        Но потом привыкла. Привыкла к отвратному привкусу, к лёгкому головокружению, к чтению сказок самой себе, к хлопьям без молока, которое быстро портилось, а новое появлялось реже, чем на небе полная луна.         А особенно Лина привыкла к страшному ору на любую её просьбу, на любую мольбу, от которого, возможно, даже зависела её жизнь. Она всегда вытягивала носик навстречу аромату, когда соседи жарили на улице мясо или чьи-то мамы пекли, как на какой-то хлебный праздник. Тогда она воображала, что их собственная кухня была заляпана тестом и мукой, столешницы были заставлены банками с вареньем, а на плите тушилось какое-нибудь мясное лакомство.        Она мечтала, чтобы жёлтую ковровую дорожку больше не засоряли бычки, прилипшие жвачки и сгнившая банановая кожура. Чтобы мышки наконец-то нашли себе другой дом, а не кидались под ноги, как люди под машины от плохой жизни.        Она перешагнула через ту самую банановую кожуру, чуть не вляпалась в какую-то коричневую гадость. Под босыми ногами ощущалась каждая крошка, каждая песчинка, каждая неровность в полу.         Хорошо, что хоть занозы больше не впивались в пятки, ведь Лина их, ох как не любила.         Она отводила взгляд от кучи мусорных мешков, скопившихся у выхода, откуда вылетали эти мерзкие мухи, которые часто садились на неё и щекотали своими маленькими лапками не хуже гусиных перьев.         Запах перегара становился невыносимым, и Лина пулей метнулась на кухню. Но перед ней предстала весьма необычная картина: мама сидела на коленях у какого-то толстого лысого дяди. Они то ли целовались, то ли кусали друг друга за губы. Дядя обнимал её за талию, мял грудь, словно надувные шарики, и Лине стало от этого противно. — Мама? — позвала она её неохотно, как будто подошла её очередь к зубному врачу. — Стук. Он снова появился.        Но мама словно не слышала, продолжая облизывать дядю как карамель на палочке. И на удивление первым, кто прервал это, был как раз он.        Дядя рукой отпихнул её от себя, медленно повернул огромное небритое лицо. Из его широких ноздрей росли волосы, и так уродливый второй подбородок портила выпуклая родинка, похожая на волдырь. Маленькими поросячьими глазками он будто поедал Лину, медленно, с каким-то животным удовольствием.        Тем временем мама, сидя у него на коленках, что-то прорычала сквозь зубы, поднялась на ноги и тяжелыми шагами направилась к дочери.        Та испугалась, прижала ручки к лицу, спряталась за длинными кучерявыми волосами. Но это не спасло — мама грубо схватила её за ухо и вытолкала в коридор. — Мама, мне больно. Не веди меня обратно в комнату! Прошу, не веди. — Но за мольбу Лина получила лишь оплеуху.        Она не смотрела под ноги. Не смотрела на маленькую плачущую дочь, не чувствовала к ней жалости, сострадания и поэтому быстро поскользнулась на банановой кожуре.         Лина вырвалась. Ухо горело огнем, от слёз щипало глаза, а в горле зудело от невыносимого перегара, вырывавшегося из маминого рта.         Схватив братика, девочка спряталась в гостиной возле батареи. За окном начиналась гроза, и она всегда вздрагивала, когда громыхал гром. Она боялась, что молния, именуемая шаровой, залетит к ней в комнату и сожжет её длинные кучерявые волосы. Но бросить братика и мишку, который всегда защищал их верой и правдой, она не могла.        Лина вновь собрала волю в кулак, повторила, что ничего не боится. Повторила еще раз и ещё… пока не почувствовала, что кто-то стоит рядом с ними.        Это был молодой мужчина с красивыми глазами, которые напоминали ей талую карамель. Он напомнил Лине доброго волшебника из сказок, которые она когда-то смотрела вместе с братиком, почему-то он по-прежнему не просыпался. Незнакомец осторожно протянул ей леденец на палочки и во рту сразу же появилось обилие слюны, а животик заурчал. Она боялась его, но всего лишь несколько секунд. Что-то подсказывало ей, что этот человек отличается ото всех, кого она видела раньше. Он сказал, что братик сейчас на звёздочках, на очень далёком острове, а мама никогда больше не обидит её.        В этой квартире не было страшного стука и ветер не пел свою песню по ночам. Здесь её не преследовал ужасный зубастый монстр и не пахло перегаром. Теперь Лина могла выбирать, что же приготовить на завтрак и даже пыталась готовить сама! Это был первый урок готовки в её жизни! А ещё у неё появились новые друзья: Дин, Сэм и Бальтазар. Дин смешно корчил рожицы, а Сэм рассказывал много интересного, правда иногда Лина не понимала некоторые слова, но ей нравилось слушать про непонятную экономику. Бальт часто ворчал на каком-то странном языке, который был схож для неё с магическим заклинанием. Может, он тоже волшебник, как Гавриил? — Что делает маленькая карамелька? — она подняла взгляд на вошедшего на кухню Гейба. Он подошёл к столу, с интересом разглядывая рисунок, на котором изображены птички на дереве. — Тебе не кажется, что тут не хватает ярких цветов? — Но у меня нет карандашей больше, — покачала головой девочка. — Разве? — он скосил взгляд на подоконник, где лежали не только цветные ручки и карандаши, но и новые краски, кисточки разных размеров, альбом для рисования и раскраска с принцессами. — Как?! — воскликнула девочка, спрыгивая со стула. — Этого всего здесь не было! — Может ты просто не заметила? — развёл руками архангел и хитренько усмехнулся, когда Лина сгребла все вещички и перенесла на стол, чтобы как следует рассмотреть. — Этого точно не было здесь! — утверждала Лина и с улыбкой вертела упаковку с цветными карандашами. Она ещё никогда не была так счастлива, как сегодня. — Спасибо! Спасибо тебе огромное! — Покажи потом, — подмигнул ей архангел перед тем, как скрыться за дверями ванной комнаты, откуда доносились ужасные хрипы. — У, чувак, отпадно выглядишь. — Почему? — спросил Кастиил, смотря на Гавриила через отражение в зеркале. — Почему ты заботишься об этой девочке? — Мне задавали тот же самый вопрос, когда я нянькался с тобой, Касси, — Гавриил подал ангелу полотенце, когда тот смысл кровь с подбородка. — Я отвечу тебе так же, как когда-то ответил Рафаилу: она ещё совсем маленькая, чтобы позаботиться о себе самостоятельно и она нуждается в семье. — Но она человек. — Когда тебя стала заботить различие между расами? — закатил глаза архангел. — Она такой же человек, как эти противные Винчестеры, с которыми ты сюсюкаешься. Мы её новая семья, Кас. — А когда она вырастет и захочет уйти? — сузил глаза ангел. — Сможешь ли ты отпустить её? — А ты бы смог отпустить Дина? — с лукавой улыбкой спросил старший брат. Сейчас он был похож на чеширского кота, который задумал какую-то пакость. — Не забивай свою голову лишним. Лучше поищи своих братцев-кроликов.        Гавриил вернулся на кухню, где топтался Бальтазар. Ангел рылся по навесным ящикам, пытаясь среди пакетиков с кофе и чая найти виски. — Признавайся, мелочь, ты выпила мой виски пока я спал!        Лина уставилась на него с большими глазами, в которых читалось полное непонимание происходящего, её обвиняли в том, что она не могла сделать. Она замотала головой в стороны, улыбаясь. — А доказательства у вас имеются, юная мадемуазель? — Лина вновь замотала головой, сжимая своими маленькими пальчиками зелёный карандашик. — Ну всё, раз доказательств нет, то я конфискую ваш сок.        Лина схватилась за стакан с апельсиновым соком и выпила всё одним большим глотком, пока Бальт смотрел на неё с усмешкой, наверняка думая, что за людьми, особенно маленькими людьми, наблюдать очень интересно. — Гейб, ты видал? Эта язва выпила весь мой виски и опохмелиться не забыла! Что за дети пошли?!