Эффект бабочки

— У нас не прибрано, уж извините.       Бальтазар взялся за железную ручку огромной двери бывшего Метро. Старое железо с отвратительным, режущим уши скрипом с трудом поддалась и, словно желая отомстить всем тем, кто потревожил её покой, издавала свой жалобный плач, будто прося о покое. — Миледи, будьте любезны ваш фонарь, — Бальт посветил на пол неприятным жёлтым светом. На заросших сухой травой лестнице, заметив опасность, разбежались здоровенные исхудавшие крысы. Они и другая оставшаяся живность — частые гости в их нынешнем доме. Животные, как и люди пытались выжить, все пытались найти хотя бы временное укрытие в мире, где правит Смерть.       Сначала мир плакал и корчился в судорогах от боли. Потом он кричал, моля о пощаде, но никто не слышал его немого крика, продолжая медленно убивать изнутри. А потом всё стихло и наступила тишина. Эта тишина была ужасающей. Ничто так не пугало, как тишина, которая теперь гуляла на просторах. Она пугала и убивала. Давила и сводила с ума каждого, кто осмеливался бросать ей вызов. И именно она выходила победителем в каждой схватке. — Отвратительные создания, — с отвращением прокомментировал ангел, заметив в дальнем углу погрызенный труп собаки.        В памяти был ещё жив тот страшный вечер, когда огромные, серые, мокрые крысы хлынули безо всякого предупреждения из одного из тёмных боковых туннелей. Он нырял в сторону незаметным ответвлением от главного северного перегона и спускался на большие глубины, чтобы затеряться в сложном переплетении сотен коридоров, в лабиринтах, полных ужаса, ледяного холода и отвратительного смрада. Туннель этот уходил в царство крыс, место, куда не решился бы ступить самый отчаянный человек. Даже заблудившийся и не разбирающийся в подземных картах и дорогах скиталец, остановившись на его пороге, чутьём определил бы чёрную, жуткую опасность, исходившую оттуда, и шарахнулся бы от зияющего провала входа, как от ворот зачумленного города.       Много народу погибло в тот день, когда живым потоком гигантские крысы, такие большие, каких никогда не видели ни на станции, ни в туннелях, затопили и выставленные кордоны, и станцию, погребая под собой её защитников и население, заглушая массой своих тел их предсмертные вопли. Пожирая всё на своем пути: и мёртвых, и живых людей, и своих убитых собратьев — слепо, неумолимо, движимые непостижимой человеческому разуму силой, крысы рвались вперед, все дальше и дальше. Они накрыли всех подобно огромной морской волной, утягивая каждого несчастного на дно агонии и крови. — Выжили немногие, — ответила девушка на немой вопрос рядом идущего Гавриила. — Но, к счастью врач у нас имеется. Он осмотрит твою ножку, не бойся. — А я и не боюсь! — хмыкнула Лина, смотря во тьму глубокий подземных туннелей, которые казались ей бесконечными и страшными. — А как вы смогли отбиться от полчища крыс? — спросил Гейб. — Чудо-техника! — хохотнул Бальтазар. — Огнемёт — самая лучшая штука, которую только изобретал человек.       Участившиеся — а быть может, затянувшиеся — конвульсии фонарика заставили маленькую группу остановиться. — Да твою ж… — Бальт потряс фонарик и тот, будто издеваясь — окончательно сдох, оставляя всех в кромешной темноте. — Милая, достань факел. — Уже, — факел поджигали торопливо, боясь захлебнуться в этой тьме, которая давила на всех присутствующих, которые посмели вторгнуться в её владения. Резкие вспышки зажигалки, хаотичные искры, робкий, трепещущий при полном отсутствии ветра огонёк — тьма смеялась над неуклюжими людьми и была посрамлена, когда с громким шипением родился настоящий огонь: он вступил в схватку с хозяйкой, прожигая её чёрный плащ, даря свет. С этим светом не могло сравниться неживое пластиковое свечения фонаря, который не разгонял тьму вокруг себя, а скорее приманивал её, как пчелу на мёд. — Уже недалеко. — Почему вы не живёте на поверхности? — спросил Гейб, осматривая мрачные стены старого туннеля. — Потому что нам не нравятся соседи, у которых начинается бессонница. — Твари более активны ночью нежели днём, — разъяснила девушка. — Движимые злостью и необузданным желанием заразить здорового — они находят лагеря и опустошают их. У них нет цели сожрать человека. Это скорее животный инстинкт, пополнять свои ряды.       Они свернули направо возле толстой железной решётки. Лина услышала какой-то шум глубоко в темноте, ей казалось, что за ними кто-то наблюдает. Девочка сжалась на руках архангела, плотнее прижимаясь к нему. — Правительство продержалось около двух лет, — рассказывала девушка, идя впереди небольшой группы. — Но и оно пало, когда заражённых стало слишком много. Ходят слухи, что болезнь пришла из Египта, но подтверждения никакого нет. Некоторые страны всё ещё держаться, например Канада, Антарктида… Если делать вывод из слухов, то есть основания полагать, что эта зараза теплолюбивая. — Но если вспомнить прошлую зиму, то… как-то не особо вериться в твои предположения, — подал голос Бальтазар. — Мы еле отбились. В холодное время года они сбиваются в большие стада и передвигаются вместе.       Впереди их ждала ещё одна толстая железная дверь. На ней была выжженная надпись, видимо название бывшей станции. — Мичиган Авеню? — Мы находимся на станции Детройта, если ты не заметил, — усмехнулась девушка и постучала в дверь. — Заброшенность этого места сыграла на руку и сейчас это самый безопасный город. — До определённого момента, — задумчиво хмыкнул Бальтазар и обернулся, когда огромная дверь начала с большим трудом открываться. Они вошли внутрь и Гавриил увидел не просто станцию, а самый настоящий карликовый подземный город. Палатки, маленькие домики, в окнах которых горит свет, множество детей возраста Лины и младше носятся по этому месту, играя в салочки, женщины вешают бельё на натянутую проволоку. Почти везде горит костёр и стоят масляные лампы, факелы, которые были единственными источниками света в этом месте, которое люди называют своим домом. Тут и там на страже стоят мужчины и некоторые женщины с автоматами. Они внимательно наблюдают за всеми, подобно сторожевым псам, которые готовы сорваться с поводка при любой возможной угрозе. — Расслабьтесь, ребята, эти с нами.       Гейб скосил глаза на идущего в их сторону мужчину в одежде, похожую на военную форму. На бедре у него был небольшой топорик, на лезвии которого остались засохшие пятна крови. Грубые черты лица и суровый взгляд сразу говорили о том, что этот человек юмор может не понять и лучше его обходить стороной. — Ты тут главный? — спросил Гейб у Бальта. Тот хохотнул и засунул руку в карман потёртых штанов. — Хоть что-то пригодилось со времён ангельского гарнизона, верно? — француз опустил усталый взгляд, смотря на кривые рельсы и камни под своими ногами.       Они дошли до небольшой будки. Над деревянными дверями был нарисован красный крестик. — Док, — девушка постучала и, не дожидаясь приглашения вошла внутрь. В маленьком помещении пахло дезинфицирующими растворами и лекарствами, над круглым столиком на проводе висела лампочка, которая периодически мигала, погружая помещение в полу мрак. На узком подоконнике лежала пачка ваты, какой-то пузырёк с прозрачной жидкостью, упаковка шприцов, на тумбочке с покосившимися ящиками стояла масляная лампа, старый подсвечник, который в данный момент не горел, на табурете лежал портфель из которого виднелись медицинские перчатки и маски.       Из-за импровизированной ширмы, растянутой во всю стену вышел лысый мужчина средних лет в круглых очках. Одна линза была треснута, но видимо работать это ему не мешало. Халат, надетый поверх чёрной кофты раньше имел белый цвет, но сейчас он весь был покрыт растёкшимися красными пятнами, которые по всей видимости не раз пытались отстирать, выцветшие джинсы были порваны в районе коленок и кроссовки уже настолько износились, что подошва правого начинала отваливаться. — Что у вас? — бесцветным голосом спросил доктор. — Осколок в ноге, — ответил Гавриил, усаживая изнеможённую Лину на кушетку.       Врач осторожно снял пропитанную кровью повязку, придерживая ногу дёрнувшейся от боли девочки. — Голова кружится? — спросил он. — Немного, — тихо ответила Лина, начиная покачиваться от бессилия. — И в ушах шумит. — Понятно, — кивнул своим мыслям доктор и обернулся к троим застывшим в проходе людям. — Попрошу вас удалиться. Я сообщу, как закончу или, если мне что-нибудь понадобится.       Гавриил взглянул на слабо улыбнувшуюся ему Лину и проследовал вслед за Бальтазаром и его знакомой. Всё, то время, что он здесь его не покидало чувство, что с этим местом что-то не так, что здесь есть что-то, его быть не должно. И это ощущение ему было знакомо. Будто-то эта вещь часть его самого. — Хочешь есть? — спросила девушка. — У нас, конечно, не первоклассная кухня, но хоть что-то. — Может, для начала и ты представишься? — скрестил руки на груди архангел. — Странно, что ты не узнал, — с насмешливой улыбкой подал голос Бальт. — Хотя, столько времени прошло. — Я не хотела говорить это перед ней, — она хихикнула. — Прозвучало странно… Такое ощущение, что видишь своё маленькое отражение.       Брови Гавриила взлетели вверх, когда до него дошёл смысл сказанных девушкой слов. Архангел, не веря в происходящее замотал головой, усмехаясь, не зная, как ещё выразить свои вспыхнувшие эмоции. — Ты… не человек?.. — Человек-человек! — хихикнул Бальтазар, опираясь плечом о какую-то огромную металлическую балку. — Кем же ей ещё быть? Хотя, за киборга бы наверное отлично зашла!       Лина сняла с рук чёрные кожаные перчатки, обнажая металлические протезы. Они были сплавлены неаккуратно, будто наскоро и в некоторых местах были видны тонкие трещинки. Протезы доходили до локтей и Гейб поморщился, когда увидел неровный стык, где начиналась кожа, которую будто натянули на этот протез. — Погодите, но… если сейчас три тысячи пятнадцатый, то почему?.. — Даже, если мир уничтожен — люди продолжают совершенствоваться, имея даже обычные ножницы, — пожала плечами Лина, улыбаясь. — Нам повезло в тот день столкнуться с небольшой группой. Там был один человек, который и сделал эти протезы, — Лина взглянула на металлическую руку. — Они не доработаны и иногда мне приходится сложно, но жить так можно. — Я имею ввиду — почему ты так молодо выглядишь, — пояснил архангел, только теперь осознавая весь ужас. — И где… — Они погибли, — холодно ответил Бальтазар, смотря на мимо проходящих женщин с детьми. — Все. Остались лишь я и Лина. Неприятно осознавать, что ты погиб? — Надеюсь, моя смерть была героическая… — скрывая за своим сарказмом первые росточки тревоги ответил Гавриил. — Более чем, — Гавриил ощутил прикосновение холодного металла, даже через ткань рубашки. Девушка сжала скулы, смотря на того, кто когда-то спас ей жизнь, кто заменил ей семью и помог найти смысл существования. Лина каждую ночь видит ту роковую ночь, каждую ночь она срывает голос и просыпается в слезах, сжимая металлическими руками край тонкого оделяла, сшитого из найденных тряпок. Эта боль не проходит, её нельзя вылечить или хоть как-нибудь заглушить обезболивающими. Она пробовала пить, но алкоголь сделал лишь хуже и тогда всё чуть не вышло из-под контроля.       Лина просто смирилась.       Смирилась со всем и начала просто жить. Она не раз играла со смертью, но видимо никто не хочет забирать её на тот свет. Всё время происходит какой-то момент, когда ей удаётся спастись. И иногда, она действительно жалеет об этом. — Всё началось ещё во Флориде, — бесцветно начал ангел, продолжая смотреть куда-то в стену. Он вновь погрузился в старые воспоминания, будто открывая запылённую страницу заброшенного в тёмный угол альбома. — Мы нашли школу. Винчестеры как всегда проверили входы и выходы перед тем, как лечь спать — всё было закрыто. Я ушёл на крышу, а ты вместе с Линой был в библиотеке, она хотела научиться читать, — Бальт заметил, как Лина грустно улыбается. — Было около второго часа ночи, когда я услышал крики Винчестера и какой-то вопль. Когда я пришёл, то увидел, как Кастиил собственными руками ломает Сэму шею, как будто ломает тонкую спичку. Он… Он просто свихнулся, видимо зараза, полученная ещё в доме подействовала только спустя два месяца. Правда… Немного не так, как на обычных людей. Кас… Озверел, слетел с катушек. Мы не хотели его убивать, но на кону были наши жизни… Тогда во всех нас что-то надломилось, сломалось. Особенно в Дине. Ему было тяжелее всего, он потерял сразу брата и лучшего друга. Дин стал как… монстр. Равнодушный, холодный и одинокий. Он всё чаще уходил один, словно искал смерти, но видимо старик решил, что жизнь куда большая мука, чем смерть. — А потом Дин ушёл совсем, — подала внезапно охрипший голос Лина. — И мы остались втроём. — Да, — кивнул Бальт. — Мы нашли Метро. Тогда уже начиналась зима и становилось холоднее. Но тогда мы не знали, что в этом мире помимо заражённых есть опасность, куда более серьёзная — люди. Озверевшие, голодные и злые. Сил оставалось мало, оружия не было и никто из нас не хотел рисковать. Нас некоторое время держали в соседней части метро вместе с другими людьми, использовали, как рабочую силу и в принципе нас всё устраивало. Мы думали, что когда наступит лето — мы уйдём, несмотря ни на что, но… кхм, думаю тебе будет неприятно слышать это… — Один из начальников группы державшей нас в заложниках надругался надо мной, — выпалила Лина сухим голосом, смотря куда-то себе под ноги. — Да, кхм… — Бальт заметил, как архангел нахмурился и непроизвольно сжал кулаки, смотря на бледное лицо Лины. — Я, ты и несколько других людей, которым надоело быть рабами ночью без особых усилий смогли перебить почти всех. Но один из сбежавших открыл дверь и… там было настоящее стадо. Видимо они пришли на звуки выстрелов. Мы начали бежать в другую часть подземки, понимая, что не оторвёмся… Тогда ты… решился обрушить туннель. У тебя было больше сил и… хотел спасти не только нас, но и людей с нами… — ангел ощущал, как что-то внутри больно сжимается. Глаза начало жечь огнём и Бальт понимал, что впервые за очень долгое время он может расплакаться, как ребёнок. — Мы не виделись девятьсот девяносто семь лет, а теперь ты стоишь передо мной, как будто ничего не произошло! Какого хрена ты так делаешь, козёл?! — Сам в шоке. — Послушай, вы должны поступить иначе, чтобы такого ебанутого будущего не было. Я не хочу… Никто из нас не хочет так жить! Возьмите Судьбу за её очаровательный зад, убейте Смерть, плюньте Люциферу в лицо, но измените это! Я уверен, что такого исхода можно было бы избежать, если бы в какой-то точке невозврата что-то пошло иначе.       Гавриил смотрел на измученное лицо младшего брата, замечая только теперь насколько тот изменился. Гейб понимал, что сейчас в этом будущем, где надежда практически умерла люди боролись за выживание в метро, где станции копили военную мощь, чтобы отвечать на набеги, чтобы теснить своих цивилизованных соседей с жизненно важного пространства, если не удавалось достичь договорённостей мирным путём, и наконец, чтобы давать отпор этой нечисти, что лезла снаружи и туннелей. Так похожие на людей, они подчиняются лишь одному движимому ими инстинкту, но и они были частью этого мира. Испорченного, изуродованного, но всё же мира.