Оковы

      У Ярика глаза грустные, как у котёнка брошенного, и Даша поражается иногда — сколько в нем воли к жизни, если он с такой тоской в душе рвется к вершинам, все на свете за спиной оставляя без жалости.       Кроме серых чужих радужек и улыбки пухлых губ.       Чьей-то чужой улыбки.       Не для Ярика, конечно, никогда для него.       Только Даше бы самой в тех радужках тонуть, самой бы улыбку с полных губ сцеловывать.       Глупые они оба такие.       С л о м а н н ы е.       З а т е р я в ш и е с я.       В л ю б л е н н ы е.       В человека, у которого на эти чувства — только сочувственно "прости" на выдохе и касание к запястью находится.       Для Ярика.       Даша все же женщина, Даша чувства лучше скрывает — только поводов для гордости здесь мало, приз, он общий, один на двоих тут.       Вместо медали — им сашина нелюбовь удавкой на шею.       Неловкое движение — и кислорода нет.       — Ты же знаешь, как это. Его любить, — Ярик не спрашивает — утверждает, и Даша глаза закрывает. Кивает согласно, капитулирует безоговорочно перед мальчиком, чья любовь — ее собственной сестра родная. — Хреново это. Да?       Даша голову на плечо ему устраивает, плачет беззвучно.       Потому что Сашу Казьмина любить — лучше с крыши вниз с первым снегом. Потому что Саша красивый, талантливый, искренне-светлый какой-то, и к нему бы в руки — и таять в них, плавиться, без остатка себя ему отдать. Потому что губы — наверняка мягкие, наверняка горячие, наверняка в к у с н ы е.       — Ты с ним был? Хоть раз? — Даша с усилием спрашивает, знает, что на кусочки разлетится, если Ярик кивнет вдруг.       Голова в сторону качнется.       Нет.       Н е т.       Даша дышит.       "Значит, мы в равных с тобой условиях"       — Но я очень хотел бы. Сашку не хотеть невозможно, сама ведь знаешь, — Ярик встаёт порывисто — несчастный котенок, обнять бы! — и к окну подходит. Закуривает неумело, дымом почти давится. Только пальцы сигарету как-то привычно уже держат, и на голос ему, наверное, плевать.       Даша плетется за ним, как привязанная, спину вдруг выпрямляет. Потому что Ярик держится. И она будет.       Даша у него сигарету отбирает, глубоко сама затягивается и кашлять начинает. Дым едкий, дым мерзкий, дым горло ей дерет и лёгкие прожигает насквозь.       Так же, как любовь ее дурацкая, никому не нужная.       Они с Яриком оба такие.       Нелюбимые.       Оба в Саше с первого самого взгляда пропавшие.       Даше, помнится, так радостно было, когда она сашину любимую играла, когда пальцы сжимали руки, когда взгляды и улыбки, и голос такой ласковый о любви.       И взгляд чужой, горький, несчастный — в спину ножом. И улыбка — совершенно влюбленная, совершенно очарованная.       Для е е Саши.       Даша думает: а ведь для Ярика Сашка — е г о Саша.       И как же тяжело, оказывается, его нелюбовь на двоих делить.       Ярик вдруг по щеке ее нежно гладит.       — Я тебе отфильтровать могу. Хочешь?       Дашу трясет от холода из открытого окна, от страха, от боли, что в виски ввинчивается, что и Ярика тоже мучает.       — Ты мне как брат, — голосом дрожащим. Только пальцы его не отталкивают, пальцы вместо этого в ворот цепляются.       — Из двух разбитых сердец одно целое собирается, знаешь.       Даша пальцы в темные волосы вплетает, когда Ярик ее целует жадно так, яростно, грубо почти. Когда глаза закрывает и на талию давит больно.       Даша всхлипывает задушенно. И сама к нему губами жмется отчаянно.       И мир — на осколки, когда:       — Саша... Сашечка...       Потому что имя — у самой из груди, из подреберья рвется наружу, ей самой бы его Ярику в губы полустоном-полувыдохом.       — Извините, ребят, я не вовремя зашёл, да? — Саша выдавливает от двери, голову опускает. Даша только на мгновение его взгляд ловит.       Боль. Нежность горькая. И ревности океан.       Даша губу, Яриком зацелованную, прикусывает, глаза на него поднять боится.       Потому что Саша, наверное, всё-таки чей-то. И Даша не готова знать — чей.       Ярик опять затягивается, дым в окно выпускает. И Дашу в тепло своих рук кутает.       Знает же, что они друг друга не отогреют. Глупый. Пытается.       — Даша... — и виновато в глаза.       Даша читает: "я тебе его н е о т д а м".       И улыбается — выходит почти_не криво, почти_не жалко.       Потому что она Сашу тоже — Ярику не отдаст.       [было бы кого отдавать]