Оковы

      Они в экран вдвоем втыкают уже пару часов, и это, наверное, самый спокойный стрим с Баярунасом из всех. Ярик не тормошит его, не флиртует на грани фола, не болтает без перерыва, суматошный и ненормальный. Сидит рядом, плечом плеча касается вплотную и залипает в игру. Улыбается тоже не как всегда — застенчиво как-то, неуловимо нежно.       Саша, может, и не против был бы такого тихого Яра, только вот он не для того ведь его звал и ждал, чтобы тот молча рядом сидел, улыбаясь точно блаженный.       Саше, вообще-то, все равно, на самом деле. Саше уже тридцать, на секундочку, и сколько бы детской непосредственности и ощущения шила в заднице ни было, ему бы хоть в личной жизни какого-то спокойствия.       Только с Яром его не жди.       Ярик — взрывной вулкан, сверхновая над головой, Ярик не греет, Ярик сжигает напрочь и болит у Саши в лёгких.       Саша не против.       Саша в этот огонь сам, без секунды на раздумья, пусть и хочется не страшных подростковых страстей, а тихой спокойной нежности.       Чат зажигается сообщением.       >>как-то спокойно у вас. от стрима с Баярунасом больше жара ожидала.       Девочки спор развязывают, делятся на два лагеря: "устал человек, не клоун же он" и "даёшь фан-сервис)))".       Ярик вдруг сашину руку под столом нащупывает, сжимает крепко. Хорошо, что в камере не видно. Яр пальцы разжимать не планирует, давит почти до боли, придвигается незаметно ещё ближе — хотя куда уж ближе-то, он и без того у Саши внутри, вплавился, вросся, вошёл в жизнь легко и по-кошачьи, мурлыкая песенку под нос.       Бедром к бедру. Плечом к плечу. Рука в руке.       Можно Саше такое на всю жизнь, пожалуйста? Или дольше?       Саша Яра под сердцем носит, хранит его там, где никто не найдет и не достанет. Яр ведь его только, зачем ему с кем-то чувствами делиться, нежностью своей трепетной?       — Соскучился я. По атмосфере. У Саши на стримах она все равно другая, знаете.       И снова в экран, не обращая внимания на взрывающийся воплями и признаниями в любви чат.       Саша бросается на амбразуру грудью.       Флиртует с публикой, глазки строит, бросает глупые шутки-самосмейки, ржет и много улыбается.       На прилетевший донат шепчет эротично в микрофон — получает довольно чувствительно локтем в бок. Подкол в сторону асмр и "эффекта присутствия" — испепеляющий взгляд. Очередная шутка про Моцарта и Сальери с камнем в собственный огород — тихое непереводимое шипение.       Отношения у них — точно игра очередная. Кто первый сдастся, кто первый упадет с головой в пропасть, кто сорвётся ненароком — и лететь сквозь этажи навстречу бездонной бездне.       Саше проигрывать не хочется ужасно, а Яра поцеловать хоть раз — ещё ужаснее.       Саша сам не знает, как до сих пор держится.       Саша стрим вырубает довольно быстро, как для обычного, а тем более — с Яром. Саша с ним боится вообще-то наедине оставаться, так, чтобы он, Ярик — и никого больше. Одни в огромном, темном мире.       Не сдержаться боится. Проиграть.       Пути назад потому что уже не найдешь. Взорвешься вместе с ним, с яростной сверхновой.       Ярик вздыхает, кажется, с облегчением. Встаёт, обнимает за плечи со спины, лицом в затылок и дышит-дышит-дышит.       — Ты чего? — у Саши голос ломкий, неуверенный. Яр молчит, крепче только прижимается и головой мотает, носом в волосы зарываясь.       — Я правда скучал, Саш. Очень-очень.       Саша разворачивается на кресле, так, чтобы лицом к лицу, чтобы смотреть на него — Саше и через век не насмотреться, только на Ярика ему смотреть хочется всегда.       Саша, вообще-то, умный. Саша знает давным-давно, что Яр им надышаться не может, только поверить никак не получается. Чтобы Ярик — в него, это же какое чудо должно произойти? Ярик ведь... волшебный, пусть и бессовестный совершенно в довесок.       Что ему до ординарного, заурядного Саши?       — У тебя ведь свои стримы теперь есть.       — Твои — это другое. Тут эффект присутствия не нужен, ты рядом, под боком. Мой.       Саша в курсе, какой Яр гребаный собственник, как его типает всякий раз от чужих на Саше рук, от касаний фанаток, от объятий партнёрш.       Саша его в охапку сейчас сгребает, к себе прижимает вплотную, утыкается губами в венку на шее. Тепло. Пахнет вкусно. Хорошо так.       — Моцарт хренов. В тебя тут толпы влюбляются с твоим голосом, а ты у нас музыкант, влюбленное в искусство вдохновение ходячее. Что тебе всякие Сальери? — Саша посмеивается тихо и не понимает в первую секунду, почему Ярик у него под руками напрягается, почему отстраняется и смотрит в лицо взглядом пронзительным.       — Сашенька, — Саша глаза смущённо опускает, так это звучит у Яра всегда. — Я прошу тебя, Сашенька. Не говори так больше никогда в жизни. И не думай. Никакой ты не Сальери, и я не Моцарт, и... — у него голос отчаянный становится, срывается немного. — И живу я тобой только, понял?       Саша чувствует, как лицо краска смущения заливает, лицо ещё ниже наклоняет. Потому что... Ярик такого ни разу ему не говорил. И так хочется ему поверить. Хотя бы раз.       — Сашенька, посмотри на меня, а, — у Яра голос что мед пополам с сахаром, у Яра голос напоминает искусителя из библии, точно сейчас яблоко с запретного дерева протянет и соблазнять начнет.       Саша ни сладости, ни яблоки особо не любит. — Зачем? — Саша взгляд покорно поднимает, вглядывается в лицо Ярика и не видит ничего, кроме смеха звенящего и жуткой влюбленности.       — Глаза красивые, — Яр улыбается, за подбородок его цепляет и голову — чуть выше. — Нереальные.       И Саша... Саша так не может больше, правда.       Саша ртом рот накрывает, глядя в глаза эти огромные, удивлённые, л ю б и м ы е, пальцами давит на скулы — Ярик рот послушно раскрывает, Ярик пальцы Саше на шею, давит чуть-чуть на чувствительную точку у основания затылка и языком по ряду зубов старательно проезжается.       Саша волосы чужие в кулак собирает, оттягивает до лёгкой боли и искрящегося в яровых глазах удовольствия, слышит громкий стон.       И понимает так ясно:       в игре этой победа в том скрыта, чтобы проебать в пух и прах.