Оковы

      — Какая она была?       У Яра в голосе — чистое любопытство, без примеси ревности или грусти. Он в кресле, купленном вместо выкинутого безжалостно дивана, умещается с ногами, притянув колени почти к подбородку, заматывается до носа в дурацкий полосатый плед и пальцами сжимает горячую кружку.       Саша как-то не особо догоняет, что мелкий имеет в виду.       Кто — она? Почему — была, а не есть?       У Ярика в голове дури столько, что Саша ее всю понимать вряд ли когда-нибудь научится. Принимать — уже получается, с остальным пока трудности небольшие.       Неизвестно, исправимые ли.       — Ты о чем? — он переспрашивает, потому что чучело это слишком непонятно выражается, окей, хорошо? Он ведь не обязан мысли его читать, давая тому добрую половину рассуждений выпускать за ненадобностью и озвучивать готовый результат мыслительной деятельности.       Саша однажды его спросил напрямую: о чем ты думаешь? расскажешь?       Яр отшутился тогда, вбросив фансервисную шутку, а теперь... он понимает, что чужим мыслям иногда лучше оставаться в чужой же голове.       Ярик пожимает узкими, острыми плечами.       — Бывшая твоя, — он произносит это так, словно это очевидно. — Про которую ты на стримах говоришь. Так какая?       Саша задумывается. Вспоминает. Больно чуть-чуть.       Не странно, у него впервые так сильно, так ярко было, такое чувство заспиртовывать нужно и хранить, вспоминая с грустью о том, что могло бы, если бы выстрелило.       Что теперь об этом?       Санька не та, наверное, да и он не тем был, так что оно, может, и к лучшему, что не срослось.       — Красивая, — Саша дёргает плечом. — Теплая. Искренняя.       Мелкий ревниво ведёт бровью. Всё-таки не такой невозмутимый, каким казаться хочет.       Глупый он. Сам себя зачем-то добивает.       — Зачем тогда бросил? — Яр спрашивает, глядя в глаза точно, не давая отвести взгляд, и Саша перед ним замирает. Беспомощный и до смешного не умеющий ему отказывать.       Он футболки и рубашки раскладывает в шкафу, медля с ответом. Тяжёлая тема. Опасная. Неприятная. Обойти.       С таким, как Ярик, не обойдешь. Он ведь как пристанет, не отвяжешься.       В мыслях это звучит с не очень логичной нежностью.       — А это она меня бросила, — Саша, наконец, отмирает — чтобы тут же выпрямить спину неестественно, замереть, чувствуя лопатками вопросительный взгляд. — Когда я в Питер уезжал. Много связей тогда порвал. Потерял многих. Друзей. Коллег. Девушку.       Ярик, наверное, что-то замечает — тонкая, родная, на него настроенная малейшими фибрами душа.       Ярик плед отбрасывает, подходит, обнимает за талию, утыкаясь лбом в плечо. Дышит ровно и спокойно, но руки сжимает судорожно почти. Успокаивает и успокаивается сам, чуть-чуть хватку ослабляет.       — Зато я у тебя есть теперь, — он бормочет почти неразборчиво, наверняка полыхает щеками.       Саша улыбается. Накрывает яровские ладони своими.       Вот ведь в чем прикол.       Яр рядом. И от этого уже в несколько раз легче на душе становится. Магия волшебника бессовестного, не иначе. А как ещё это объяснить?       — Есть, — он кивает, закрывая глаза. И шепчет тихо-тихо: — Спасибо, что ты есть.