Открытая линия

      В первый раз Анна так далеко и надолго уезжала из дома. На сердце было тяжело и неспокойно. Поначалу меняющийся пейзаж за окном, новые люди и постоялые дворы, где они останавливались, отвлекали ее, потом приелись и стали утомлять. Осознание необратимости произошедшего пришло к ней не сразу, а накатывало постепенно. Каждый дом, каждое дерево, каждый человек, мимо которого они проезжали, увозили ее из любимого поместья, разлучали с Мишей и мечтами о сцене, и изменить уже ничего нельзя. И будто бы этого мало, напротив сидел Владимир – живое напоминание о том, кто решил ее участь столь беспощадно. Она не могла ни смотреть на него, ни разговаривать с ним, предпочитая глядеть в окно или читать книгу – все что угодно, только бы забыть о вынужденном соседстве.       Несмотря на покровительство Ивана Ивановича, Анна была крепостной и не единожды сталкивалась с несправедливостью. Добросердечная от природы, она ни на кого долго зла не держала. Да и как тут будешь обижаться, когда то Варя напомнит, как ей повезло быть любимицей старого барона, то сам Иван Иванович скажет, что не пристало барышне грустить по пустякам. Сейчас мудрых советчиков и утешителей рядом не было, и справляться с чувствами приходилось самостоятельно. Не имея возможности высказать свои упреки вслух, она могла лишь мысленно обвинять Владимира. Представлять, как бросит ему в лицо самые жестокие и обидные слова, какие знает, чтобы и барону на мгновение стало хотя б вполовину так же больно, как ей.       Как же она злилась на Владимира! Сначала признался ей в любви, потом оттолкнул, а сейчас увозит на край света. Зачем она ему? Ведь мог приказать любому из крепостных! Но нет! Он по своему упрямству и жестокосердию не захотел, чтобы она оставалась с Мишей. Если бы в ту ночь перед дуэлью он не отказался от нее, тогда порыв барона забрать ее с собой был бы понятен. Но уже на следующее утро он превратился в того гордеца, который мучил ее своими придирками всю жизнь. Нежный влюбленный, шепчущий слова любви, пропал. Вспоминая его объяснение, Анна предполагала разное: от минутной прихоти до желания похвастаться победой перед лучшим другом. Но никогда не позволяла себе думать, будто его слова могли быть искренними. Иногда казалось, что их и вовсе не было. Барин, отдающий распоряжения холодным тоном и смотрящий на нее равнодушными глазами, не мог быть тем мужчиной, который с робкой надеждой глядел на нее и пылко говорил о своих чувствах. Ей показалось, она все себе придумала – не было ничего. Ее морок. Его блажь.       Владимир чувствовал презрение и ненависть Анны и понимал, что частично виноват в этом он сам. Скажи он ей, что его принудили взять ее с собой, поведай правду о вкладе Мишиного отца в их поспешный отъезд - может, она бы относилась к нему иначе. Что толку? Сделанного не воротишь. Признался бы ей тогда – причинил боль, сознается сейчас – она ему уже не поверит.       Когда сил терпеть ее молчание и невысказанные обиды совсем не оставалось, Владимир пересаживался на коня. Тогда к ней присоединялся сопровождавший их Александр Михайлович Свиридов, который проникся к Анне искренней симпатией и всячески старался успокоить молодую встревоженную барышню. Он не просто сухо рассказывал ей про крепость и перечислял военные события, но и всячески пытался вовлечь ее в беседу, действуя не как надзиратель, а как любезный кавалер. Однажды Анна попробовала узнать у него, почему приказ, который получил Владимир, такой срочный, но он быстро перевел разговор на другую тему, и больше спрашивать она не решилась.       Свой самый первый рассказ Александр Михайлович начал с описания местных красот, надеясь этим увлечь Анну.       - Я не бывал в Ильинской крепости, но по рассказам знаю, что пейзажи там чудесные! Вы видели когда-нибудь море?       - Нет, - покачала головой Анна.       - Увидите. Море, оно разным бывает. То такое спокойное и ровное – кажется, по нему идти можно, то бурное и беспощадное, как человеческая жизнь.       - Да Вы романтик, Александр Михайлович.       - Что Вы, Анна, не смущайте меня. Давайте, я Вам я еще про те места расскажу?       Анна согласилась.       - Сейчас все активные действия ведутся на Черноморском побережье, - объяснял он. - Да вы не волнуйтесь, барышня. Не воюют они особо, а возводят крепости, дабы побережье было полностью защищено. Форты здесь стали строить пару лет назад, когда на берег высадился флот под командованием адмирала Лазарева. Разогнали черкесов пушками, да пустили десант.       - Насколько там безопасно?       - Ну, случаются стычки с черкесами время от времени, но это происходит на границе поселка. Они приедут, постреляют, наши им ответят, черкесы уезжают. Так что я рекомендую вам не выходить за пределы поселка. И селитесь, по возможности, ближе к крепости.       До Владимира порой доносились голоса Анны и Свиридова. Он прислушивался к ним, завидуя их непринужденной беседе. Всю дорогу его одолевали сомнения. Неужто влюбленный добряк Мишель не защитил бы свою возлюбленную? На худой конец отправил бы ее в театр, под попечительство заботливого дядюшки. Чего было больше в его решении взять Анну с собой: страх за нее или страх за себя? Расстаться с ней было невозможно, немыслимо, но разве он практически не сделал это, когда хотел оформить ей вольную перед дуэлью? Перед собой можно было не оправдываться. Потащить женщину на войну – ниже падать уже некуда. И пусть Свиридов убеждает и его, и Анну в безопасности крепости, случись что, кто позаботится о ней? Никита? А если и с ним какая беда приключится?       Эта мысль не давала Владимиру покоя, и он все больше и больше мрачнел. Он понимал, решение менять слишком поздно: не бросит же он ее посреди дороги, но что делать с Анной по приезду? Как представить ее? Крепостной? Обычной прислугой? Но, приключись какая опасность, спасать ее будут последней. Воспитанницей отца? Но как тогда защитить ее честь от досужих сплетен и разговоров? Сестрой? Никогда! Может быть, он станет ей опекуном? Вариант. Троюродная сестрица из обнищалой семьи, седьмая вода на киселе – податься, бедняжке, некуда – вот и взял ее с собой. Практически перед самой крепостью он решил обговорить этот вопрос с Анной.       - Анна, у меня к Вам есть разговор.       - Я слушаю Вас, Владимир Иванович.       - Нам надо как-то представить Вас по приезду.       - Анна Платонова, крепостная барона Владимира Ивановича Корфа, - ответила она холодно.       - Так не пойдет, - не желая открывать свое беспокойство за ее судьбу, он продолжил, - мы скажем, что Вы моя дальняя родственница, а я Ваш опекун.       - Владимир, вы ли это? – Анна резко засмеялась. - Не так давно Вы хотели объявить всем, что я крепостная. Что ж изменилось сейчас?       - Обстоятельства. Однако взамен я прошу вести себя согласно Вашему положению. Бедная родственница – это не крепостная, но и не благородная воспитанница барона.       - Боитесь за свою репутацию? – презрительно спросила она, вспоминая слухи обо всех его дуэлях, женщинах и карточных долгах.       - Моя репутация – моя забота. Не хочу, чтоб на мою крепостную ходил весь гарнизон глазеть.       - Возможно, стоило дать Марье Алексеевне обжечь меня кочергой?       - Возможно, - холодно ответил он. - Если я скажу, что это приказ, это остановит Ваши препирательства со мной?       - Как скажете, барин.