Летопись города Хальдберга и его обитателей, их приключений, отважных и достославных. Книга вторая.

Прошло несколько дней — солнечных, но холодных, типичных для середины осени, когда все листья уже опали и утратили свою яркость, став одинакового блекло-оранжевого цвета, когда вода покрывалась гусиной кожей, а под ногами было грязно и слякотно. Уже лежал первый снег, покрывая застывшую грязь, опавшие листья и крыши домов — конечно, ещё не толстыми пушистыми коврами, до которых оставалось еще не меньше двух месяцев, а тоненькой, мелкой порошей, но и она доставляла счастье и радовала глаз. Эреварда, который уже поправился и вернулся к остальным воинам, в один из таких дней отправили на разведку в лес. Ничего ужасного он сам в этом не видел. Но когда он рассказал об этом в таверне, Симон испуганно вытаращил глаза, сжав его руку. — Ведь там бушуют жрицы Зекоры! — В том числе, Ханна и Катрин, которые теперь терпеть не могут нашу компанию, — добавил Годелот, — так что, если они тебя обнаружат… Он многозначительно замолчал, выпустив дым из трубки и неопределенно махнув рукой, мол, понятно, что тогда будет. — Пожалуйста, будь осторожен, — попросил Симон. — Как всегда, — ответил Эревард и вышел из таверны. Он не боялся, поскольку, делая что-то, редко задумывался о последствиях. Да и лес не был ему чужд, и именно поэтому его чаще других отправляли туда в разведку. Ведь детство юноши прошло в ближайшей деревне, и ему была известна почти каждая тропинка. Даже несмотря на то, что сейчас лес был куда опаснее, чем несколько лет назад. И вот, теперь Эревард шёл по тракту, глядя прямо перед собой. Сильный ветер дул в лицо, заставляя развеваться огненно-рыжие волосы и алый плащ. Остановившись у развилки, он увидел, как к нему приближается всадник, и на всякий случай потянул руку к рукояти меча, намереваясь, если что, защититься. Однако вскоре он увидел, что верхом на белом коне сидит женщина в меховой накидке и с черной вуалью на лице. Под уздцы коня вёл мальчик, одетый богато, но скорее, как слуга важной госпожи, коей, скорее всего, и являлась женщина. Оружия при них не было. — Здоровья и доброй дороги путнику! — видно, по обычаю своего народа, обратилась к Эреварду всадница, как только остановилась. — Спасибо, вам того же, — ответил юноша и поклонился. — Правильной ли дорогой я еду в Хальдберг? — Правильной, — сказал рыжеволосый, — вам осталось совсем немного. Но не скажете ли, для чего вам нужно в наш город? Женщина погрустнела и со вздохом сообщила: — Я направляюсь к Аарону, военачальнику местной армии. Знаком ли ты с ним? — вопрос был задан скорее из вежливости, чем из интереса. — Я сам воин Хальдберга, и в своё время был обучен Аароном, — ответил Эревард. — А встречал ли ты его жену и ребенка? Эревард похолодел. Жена и ребенок Аарона. Ирма, о которой отважный воевода так горевал, что обвинил в её смерти своего сына Ириана-Мио. Первого друга Эреварда, с которым они были так близки. Ириана-Мио, чья могила была для юноши не менее важной, чем могилы родителей. Что ответить женщине, он не знал. Лишь опустил голову с печальным вздохом. — Не лучше ли будет, моя госпожа, спросить у самого Аарона, когда мы приедем? — спросил слуга, и этот вопрос спас Эреварда, поскольку женщина кивнула. — Доброго пути и удачи! — пожелала она Эреварду. Тот пошел дальше, печальный и удрученный тоской. Уже скоро он пошел через лес. Стояла тишина, нарушаемая лишь шуршанием листьев. Деревья сгущались, становясь все темнее и глуше. Ноги утопали в грязи, ветви мешали проходу. Вдруг лесную тишину нарушил шипящий голос откуда-то сверху: — Заблудился, красавчик-воин? Эревард инстинктивно вынул меч из ножен и поднял голову. В нескольких шагах от него спрыгнула с дерева девушка. Высокая, крупная, со спутанными черными волосами, окутывающими всё её обнаженное тело. Глаза похотливо горели, будучи устремлёнными на ошеломленного Эреварда, который не знал, куда девать взгляд. — Остановись, времени много! Позабавимся на славу! Воин вскинул меч, делая несколько быстрых шагов назад. Но неожиданно кто-то схватил его за печи, он поскользнулся на мокрых листьях и упал на землю, выронив оружие из рук. От удара головой об корень дерева он временно перестал ориентироваться, но когда смог сфокусировать взгляд, то увидел пару голубых глаз, горящих так же похотливо, как и у первой девушки. — Какая встреча! И Эревард узнал Ханну. Она нависала над ним, шипя что-то гнусное, в то время как первая девушка потянула руки к застежке его плаща, намереваясь избавить от одежды. Ханна смотрела в глаза Эреварда, и под её взглядом он медленно, но верно впадал в транс, теряя волю и силы. Он хотел сжать в руках меч, но не смог. Лишь где-то на затворках сознания стучала мысль «беги, беги как можно дальше». Эта мысль все быстрее заполняла голову, заглушая шипение жриц. Из последних сил он резко поднялся, скинув с себя руки Ханны. Схватив меч, он замахнулся и с силой ударил по рукам черноволосой жрицы. Та взвизгнула и упала на землю. Зашуршали голые кустарники, послышались женские голоса, и Эреврд бросился бежать напролом. Он прорывался сквозь заросли терновника, которые рвали на нем одежду и оставляли кровоточащие царапины. Добежав до поляны, он остановился, переводя дыхание и прислушиваясь. Погони слышно не было, значит, жрицы остались позади. Поняв, что он в безопасности, Эревард без сил упал на землю в тени дикого клёна и провалился в сон. Проснулся он от того, что у него над головой раздавалось пение: — Травушка расскажет мне о том, что случится, Пропоет мне песню ночную… Ляжет мне рассветною росой на ресницы, Расплетет мне косу тугую. Солнце взойдет в огне, Позовет в дорогу далече, Но не подняться мне, Не лететь к нему да навстречу… Эревард поднялся с земли и осмотрелся. Да-да, ему не показалось, голос доносился сверху. А точнее — с вершины дикого клёна. — Сколько раз я видела пожар-пепелище, Сколько я ночей сна не знала. Сколько мое сердце ошибалось, но все ищет — Да судьбы своей не узнало. Поздно ли, рано ли Отыскать тропинку другую, Чтоб из чужой земли Возвратиться в землю родную… Подняв голову и устремив взгляд наверх, Эревард не поверил своим глазам. На толстой ветке сидела худая, невысокая и выглядящая очень хрупкой девушка в длинном белом платье. Спутанные светло-русые волосы ниспадали на плечи и ниже неаккуратными локонами. Она, казалось, не замечала Эреварда и продолжала петь: — Забери меня с собою ты, перепелка, Уведи в чащу глухую. Стану серой птичкой незаметной — да и только, Растоплю тоску ледяную. Речка, моя сестра, Примет и укроет волною, Будет ко мне добра, Разлучит навечно с бедою. Песня кончилась, воцарилась тишина. Девушка внимательно смотрела на Эреварда. В её глазах было удивление и некий страх. А воин, в свою очередь, был заворожен её невинной красотой. — Кто ты? — спросил он тихо, боясь спугнуть прекрасную незнакомку. Та испуганно вцепилась в ветку дерева. — Я не трону тебя! — громче сказал юноша, — я тебя не обижу! Просто скажи своё имя, лесная девушка! Она молчала. Потом спустилась с дерева, но прижалась к стволу как можно крепче, после чего чуть слышно сказала: — Ты не выдашь меня? — Нет, конечно, нет! — воскликнул Эревард, даже не задумываясь о том, кому именно он не должен её выдать. — Я знаю, что ваше, воинское, обещание — самое крепкое, так дай его мне сейчас! Имя мне — Эния! Её голос дрожал, как и она сама. — Хорошо. Я, Эревард, сын Юстиана, даю здесь и сейчас клятву воина Хальдберга, что враг не узнает о тебе, Эния, — сказал Эревард, опустившись на одно колено. Не говоря ни слова, девушка побежала прочь по усыпанной мокрыми листьями тропе. Эревард, не раздумывая, бросился за ней, не разбирая дороги, но уже очень скоро потерял её из виду. И с её исчезновением он почувствовал себя таким одиноким и бессильным, что ему захотелось навсегда опустить меч, бросить его на землю и исчезнуть в лесу, навсегда скрывшись от людских глаз. Он стоял в темноте на опушке леса, у ограды кладбища. Ветер трепал его волосы. Слышалось уханье совы. Было холодно. Но Эревард не замечал ничего — из его головы не выходил мечтательно-прекрасный, воздушный образ лесной девушки в белом платье. Её пение. Её глаза и их испуганный взгляд, когда она сжала ветку, будто чью-то надежную руку. — Я потерял тебя из виду, однако же клянусь здесь, на могиле моего отца, Юстиана Странника, и моей матери Гвиллы, что в любом бою буду совершать подвиги во имя тебя! — крикнул он в темноту, — Я буду знать в любом бою, что защищаю в том числе и тебя! Ведь ты исчезла с моих глаз, но не из моего сердца! После этого Эревард пошел вдаль по тропинке. Вскоре тусклые фонари города показались вдалеке. Среди них приветливо светилось и окно «Меча в бутылке». Юноша вошел туда и сразу почувствовал облегчение. — Как ты? Почему так долго? Ты их видел? — засыпал его вопросами Симон, на ходу протягивая брату пинту с теплым напитком и приобнимая. — Зверские твари, — хмуро ответил воин. Лишь ночью, лёжа в мансарде на соседней кровати с братом, Эревард рассказал ему обо всём. О всаднице. О жрицах и об их нападении. И о девушке, сидящей на диком клёне, которая не выходила у него из головы. — Может, это была Лесная Отшельница? — предположил Симон. Но брат уже не слышал. Он спал, и во сне видел Энию, держал её за руку и признавался в любви. Да, он влюбился в эту девушку, хотя видел её лишь несколько минут.