Летопись города Хальдберга и его обитателей, их приключений, отважных и достославных. Книга вторая.

Эревард очнулся от прикосновения чего-то мокрого к лицу. Голова все ещё кружилась, было холодно, в конечностях чувствовалась дрожь. Перед глазами все плыло, но когда юноше удалось сфокусировать взгляд, он понял, что находится на полу кухни родного дома. Первый вопрос, который пришел в его неспокойную голову, был "интересно, как я сюда попал?" - Все в порядке, - услышал он голос рядом с собой. Возле него сидела полноватая женщина со светло-каштановой косой. Протянув руку, она провела по лицу Эреварда влажным полотенцем. В сознание врезались прошедшие события. Эревард все вспомнил. Лес, кладбище, Ингрид, Вилфрида, Летицию, дорогу и то, что они пришли в дом, который когда-то принадлежал Гвилле. Дом, где Эревард прожил двенадцать лет. Юноша приподнялся на локтях и осмотрелся. Действительно, это была родная, привычная, любимая кухня. Та, где совсем маленький Симон спал в деревянном чане у печки. Та, где Гвилла вешала сушить промокшую одежду, сердито при этом ворча, хотя сыновья знали, что она злится не по-настоящему. Та, где он нередко сидел допоздна, делясь переживаниями с матерью, когда брат уже засыпал у него на коленях, и его предстояло отнести в кровать. - Почему с вами это случилось? Вы больны? - спросила хозяйка, вкладывая в ладони Эреварда кружку с чем-то горячим и приятно пахнущим, - откуда вы? Странствуете? - Нет, не странствую, я воин Хальдберга, - ответил он, - был в лесу на разведке. Проходил мимо кладбища, где похоронены мои родители, лучший друг и близкие. И у могилы друга встретил недавно прибывшую к нам высокопоставленную особу. Оказалось, она его тетушка. Мы поговорили. Я рассказывал ей о нём. А потом она оставила мне своего пажа, Вилфрида, и сказала что хочет чтобы он стал хальдбергским воином. И уехала. Потом мы встретили Летицию, которая попросила проводить её домой. Повезло, что я вырос здесь, в этой деревне. - Так вы отсюда? - удивлённо спросила женщина. - Почти, - вздохнул Эревард, - родился я в Хальдберге, но когда мне было пять, мы переехали сюда с мамой и братом. До семнадцати лет я жил здесь. В этом доме. Брови хозяйки ползли все выше. - Продолжайте! - выдавила она. - А потом меня забрали на воинское обучение. Вскоре после этого здесь разразилась эпидемия. Брат был одним из немногих, кто выжил. После смерти мамы он ушел в город, и с тех пор мы живём там, - закончил Эревард, поднимаясь с пола. Мать Летиции горько вздохнула, вытирая глаза носовым платком. - Я даже не знаю, что сказать, - проговорила она сквозь слёзы, - мы здесь живем всего три года, я не знала, что тут кто-то жил до нас. Вернее, догадывалась, но не думала об этом. Из соседей ведь никого не осталось после той ужасной эпидемии. А господин Калиэн, которому мы заплатили, чтобы тут жить, ничего не сказал об этом. Эревард не ответил. Прошёлся по кухне, снова погружаясь в воспоминания, и потом спросил: - Где Вилфрид? - В маленькой комнате, - ответила хозяйка, - если вы не возражаете, я постелю там вам на одной кровати. Ведь ночью идти опасно. Останьтесь у нас, а утром пойдете. Да, а как вас зовут? - Эревард, - ответил воин, - и с вашей стороны очень любезно предоставить нам ночлег, но все же... Он не представлял себе, как будет проводить ночь здесь. Но отказаться было бы невежливо. - Очень приятно, Эревард. Меня зовут Абигейл, - не дала ему договорить женщина, - идёмте со мной, Летиция, должно быть, уже постелила. . Так оно и было. Единственная кровать в этой комнате, связанной у Эреварда с воспоминаниями о зимних вечерах, когда Симон засыпал у него на плече под сказки, была уже застелена. Вилфрид сидел на полу, отрешённо смотря в точку. Летиция, увидев Эреварда, сделала смешной книксен и выбежала из комнаты. - Доброй ночи, - сказала Абигейл, ставя на тумбочку возле кровати свечу, и вышла из комнаты, оставив Эреварда и Вилфрида наедине. Мальчишка, очевидно, не считал правильным расспрашивать его про обморок. Спросил он только: - А как мне вам говорить? - Извини, что ты имеешь в виду? - не понял Эревард. - Ну, леди Ингрид я говорил "моя госпожа" или "миледи". Князю Реджинальду - "ваше сиятельство". А всем остальным, кто к их семье не относился, говорил "господин" или "госпожа". Тем, кто был младше или не сильно старше - "мастер". А как вам говорить? - Лучше зови меня просто Эревардом, - усмехнулся юноша. - А можно? Просто у их сиятельства Реджинальда я говорил так только детям слуг. - Ну, теперь ты не при дайнхельмском дворе, а в Хальдберге. Здесь так говорят всем, кроме Аарона и бургомистра. Ну, и каких-нибудь важных гостей. - Я постараюсь привыкнуть снова, - Вилфрид робко улыбнулся, - там, откуда я родом, тоже так говорили. - А откуда ты? - спросил Эревард. - Их сиятельство Реджинальд говорили, что здесь очень многие даже не знают об этой стране, она далеко за морем. Вы слышали про Торону? Рыжеволосый задумался. Да, про Торону он определенно слышал, но не знал о ней практически ничего, кроме того, что тамошний народ пытаются затравить коварные твайры. Твайром был его отец, и Эревард помнил, как он рассказывал, что покинул страну именно из-за того, что ненавидел их за рвение поработить других. - Слышал, - ответил он. - Так вот. Дайнхельмы - это те же твайры. Просто некоторые перебрались сюда уже давно, и теперь помогают оставшимся на родине избавиться от нас. От торонитов. Вилфрид обхватил руками колени и продолжал рассказывать, отвернувшись: - Мою семью взяли в плен, когда мне было семь лет. Отца убили ещё до отплытия сюда, в Лэелин. Дедушка не выдержал и умер на корабле. Нас с мамой и младшей сестрой привезли как пленных. Меня выкупили как раба и подарили их сиятельству Реджинальду. Князь оказались добры ко мне и сняли с меня рабское клеймо, оставив при дворе. С тех пор, как меня купили, я ни маму, ни сестру не видел. Он грустно вздохнул и шмыгнул носом. Эревард положил руку на его плечо. Вилфрид повернулся, и юноша заметил в его глазах нестерпимую внутреннюю боль. Перенести такое ребенком - при мысли об этом Эревард приходил в ужас. - Айлэ ореванн ди, - сказал Вилфрид, чуть улыбнувшись. - Это по-торонски? А что это значит? - спросил Эревард. - Это значит "я доверяю тебе". То есть, Вам. - Не надо "Вам". Оставь, как есть. Здесь даже "Вы" почти никто никому не говорит, только бургомистру, Аарону и приезжим. В Тороне ведь так же? - Так же. - Ну, вот и говори как в Тороне, - Эревард потрепал его по черным кудрявым волосам и вернулся на кровать. Вилфрид сел рядом с ним, все ещё кутаясь в красный плащ, как в одеяло. - Спать не хочешь ещё? - спросил рыжеволосый. Торонит пожал плечами, неуверенно двигаясь ближе. - А вы... ты можешь рассказать про Аарона? Я его видел, но недолго. Он все время говорил с миледи, а мне присутствовать не разрешили. - Аарон, - задумчиво проговорил Эревард, - Аарон довольно строг во время обучения. На выражения он порой не скупится. Некоторых из нас он даже бил, но только первые дни, когда мы были новобранцами. Не знаю, повлияла ли на это смерть Ириана-Мио, или нет, но в какой-то момент он перестал быть таким... жестоким. Да, он строг. Но справедлив. Если у ученика все получается, он не поскупится на одобрение и похвалу. Ты хоть немного обучен технике боя, Вилфрид? - Да, я ещё в Тороне начал учиться, а при дворе мне позволили продолжить, когда я стал пажом миледи. Когда мы были у господина Аарона, мне предложил потренироваться один из учеников. Я даже победил. И господин Аарон был, кажется, приятно удивлен, - мальчишка смущённо покраснел и опустил взгляд. - А хочешь попробовать со мной? - спросил Эревард, - здесь недалеко тренировочная площадка. Мне очень интересно, что ты можешь. - Но ведь уже поздно, - заметил Вилфрид. - Ничего страшного, мы зажжем факел. - Тогда ладно. Мне тоже интересно попробовать сразиться с вами. Там же есть тренировочное оружие? - Разумеется, - с этими словами Эревард оторвал лоскут ткани от котты и намотал на палку, которую Летиция использовала в лесу как посох и забыла в комнате. Потом достал из кармана плаща склянку с маслом и смазал им ткань, после чего поджёг ее от свечи. Факел вспыхнул. - Можно, я понесу? - спросил Вилфрид. - Неси. Взяв факел, они вышли из комнаты, а потом из дома. На улице было холодно, при дыхании изо рта вылетали клубочки белого пара. Дорогу до площадки Эревард помнил хорошо. Он уверенно шел, держа за руку Вилфрида, который улыбался при свете факела. - Ты здесь так хорошо все знаешь, - с удивлением обнаружил он. - Я здесь вырос, - ответил воин, - как раз в этом доме, где живёт Летиция. - Правда? - Вилфрид вытаращил глаза. - Правда. Если хочешь, я тебе потом расскажу всё. А сейчас мы пришли. На площадке почти ничего не изменилось. Те же чучела для стрельбы из лука, только сильнее истрепавшиеся, так что из дырок в мешковине лезла солома. Тот же навес, под которым обычно тренирующиеся собирались, чтобы передохнуть и ополоснуть лицо. Та же стоящая там корзинка с тренировочными мечами, прислоненные к стене щиты, все в зарубках, наручи и неудобные шлемы, боль от которых Эревард помнил до сих пор. Он взял щит и вооружился мечом из корзины. То же самое сделал и Вилфрид. В свете факела они начали атаковать друг друга. Эревард, конечно, старался поддаваться, но все равно замечал, что Вилфрид владеет мечом не хуже многих семнадцатилетних новобранцев Аарона, за боем которых он нередко наблюдал. Они не закончили. Эревард опустил меч и отошёл в сторону. - Предлагаю ничью, - сказал он, - ты молодец, не удивлен что Аарону понравилось. Он вернул меч в корзину и похлопал Вилфрида по плечу. Тот просто сиял от счастья. - Ну что, идём обратно? Быстро добравшись до дома, они погасили факел и вернулись в комнату. Вилфрид заснул, опустив голову на плечо Эреварда, как только сел рядом с ним на кровать. Тот улыбнулся и пристоил его как следует, так, чтобы лечь с ним валетом. Все это до боли напоминало вечера, когда Симон приходил к нему по вечерам, чтобы послушать какую-нибудь историю и потом так же засыпал. А будить было жалко, и Эреварду в такие моменты не оставалось ничего, кроме как укрыть его своим одеялом и заснуть рядом с ним. Вилфрид во сне выглядел самым обычным ребенком, мечтающим о приключениях и битвах. Таким же, как когда-то был Эревард. Таким же, каким отчасти до сих пор остался Симон. По нему сейчас совсем нельзя было сказать, что за двенадцать лет он столько перенес. А в голове Эреварда все ещё звучала его фраза: "Айлэ ореванн ди". В нем сказывался южанин, хотя внешне это было незаметно, он был по-северному бледен, как и большинство лэелинцев. Южный торонитский азарт, горячая кровь и рвение к битвам, к борьбе за справедливость - таков был Вилфрид, этот удивительный парнишка, с которым Эревард был знаком всего день, но уже привязался.