«Не стоит пытаться избавиться от воспоминаний, надо научиться жить с ними».
Безумный смех Беллатрисы звенит в ушах. Её движения резкие, рваные — безумные. Гермиона старается изо всех сил, но рука слишком устала, уже дважды сводила судорога. А её противница сильна и опытна. — Тебе удалось сбежать тогда, мерзкая грязнокровка, но сейчас никто тебя не спасёт. Ей и не нужно, чтобы её спасали, сама справится. Грохот сверху заставляет сердце сжаться. Одного взгляда вверх — секунда — хватает, чтобы понять, куда бежать. Она бросает заклинание в Пожирательницу, прикрывается щитом и бежит. Но не рассчитывает немного, нога подворачивается. Вскрикнув от резкой боли, простреливающей во всю ногу, Гермиона падает, теряя Лестрейндж из поля зрения. И вдруг она оказывается перед ней — лицо с хищным оскалом и глаза, сверкающие безумием. — Теперь повеселимся, грязнокровка! Она подскакивает на кровати, тяжело и часто дыша. Ощупывает простыни и одеяло, убеждаясь, что она здесь, в своём доме. Никакой Беллатрисы Лестрейндж. Граф плавно поднимается к ней на кровать, и Грейнджер обнимает его, успокаиваясь. — Когда это пройдёт, Граф? Когда закончится? Когда ты отпустишь. Перевернув подушку, она ложится обратно, продолжая обнимать Графа. Глаза закрываются, но разум всё ещё в напряжении, занятый вопросом «А как отпустить?»***
В это утро хозяйка дома встречает его одна. Её волосы собраны в хвост, а движения немного замедленные, словно приходится думать дважды прежде чем что-то сделать. — А где ваш страж? — Он не страж, он мой друг. — С учётом его реакции на меня… — Никогда не думали, что реакция на вас является следствием вашего поведения? Он собирается ответить, но обращает внимание на то, как девушка замирает в задумчивости, стуча пальцами по столешнице. Потом идёт к другой, где берёт сахарницу и возвращается к кофе. — Почему вы так пристально на меня смотрите? — Я… Мне кажется, вас что-то беспокоит. — Ага, слепота, — она добавила сахар в каждую кружку. — Задумались, откуда я знаю про взгляд? — Учитывая, что вашего друга здесь нет, полагаю, вы почувствовали. — Верно, чувства обостряются. Хоть какой-то плюс. Держите. — Спасибо. И всё же что-то не так. У вас болит голова? — И сразу верный диагноз. Может, вам стоило пойти в колдомедики. — С этого камина можно попасть в Хогвартс? Гермиона не сразу ответила, сбитая с толку резкой сменой темы разговора. — Да, если я разблокирую. — Тогда сделайте это. — С чего бы? — она подняла одну бровь и тут даже не требовалось взгляда, чтобы уловить изменившийся настрой. — Мне нужно к себе, это срочно, — когда ответа не последовало он добавил, — пожалуйста. Грейнджер поджала губы, явно раздумывая, стоит ли это делать, но всё же встала. Направив палочку на камин, она проговорила заклинание, а потом другой рукой призвала летучий порошок. Но вместо того, чтобы протянуть его зельевару, просто поставила на каминную полку и отошла. Не став ничего комментировать, Снейп исчез в камине и появился через три минуты. Девушка стояла всё также на расстоянии с палочкой в руке и выглядела не совсем напряжённой, но будто… Готовой к чему-то? Она думала, что он кого-то приведёт, несмотря на их договор? — Держите. — Что это? — Зелье. Снимет головную боль, — она продолжала также стоять с палочкой. — Я не собираюсь травить вас, Гермиона, но в вашей лаборатории зелья нет, так что я взял у себя. Убрав палочку, Грейнджер протянула руку ладонью вверх и подождала, пока мужчина аккуратно положит пузырёк. — Спасибо, — сев обратно, она закрыла глаза и откинула голову назад. — И зелья были. Но я использовала все, что успела приготовить, а когда они закончились… Сделать новую порцию я уже не могла. Как и попросить у кого-то, разумеется. Гермиона была гордой и не желала никому показывать слабость, а придти к кому-то слепой и попросить зелье от головной боли это было проявлением слабости. Для неё уж точно. Черт, да если бы Северус был на её месте, то поступил бы также — изолировался от всех и ни за что никого не впускал в свой дом. — Вы использовали все зелья. Много их было? — Шестьдесят пять. На тот момент, когда я больше не могла их варить. Он нахмурился, смотря на неё. С того момента прошло четыре месяца — сто двадцать два дня. Отнимем отсюда количество зелья. Если она шестьдесят пять дней — скорее всего не подряд — принимала зелье, то пятьдесят семь не принимала. Чуть меньше половины. Но обычная головная боль не появляется так часто. Раз-два в месяц да, но если больше, то это причина обеспокоиться и обратиться к специалисту — должна быть причина. — Вы солгали мне. — Это когда? И в чём? — Я спрашивал, беспокоит ли вас что-то. Вы должны были сказать про головную боль. Она отпила кофе, не спеша отвечать. Или размышляя, стоит ли отвечать вообще. — Головная боль — последствие. Дело в ночных кошмарах. Из-за них я мало сплю и, как следствие, потом болит голова. Так что и говорить по сути нечего. — А вы не подумали, Гермиона, что это тоже может быть частью проблемы? Побочным эффектом от проклятья? Или его частью? И что, когда я спрашиваю, беспокоит ли вас что-то, то нужно упомянуть всё, что вас беспокоит? Она выглядела сбитой с толку. Удивлённой. И даже будто немного пристыженной за то, что упустила это, посчитала неважным. Однако Северус понимал, что удивление это быстро может перерасти в злость по поводу того, что он отчитывает её как провинившуюся школьницу, — общение с ней всё ещё было подобно маневрированию с ножами. — О чём ваши кошмары? — теперь старался говорить мягче. — Это может быть важно. — В основном это воспоминания, — её пальцы скользили по ободку кружки. — Я бегу по лесу от егерей, потом оказываюсь в Малфой Мэноре и меня пытает Беллатриса. Ещё это. Подняв левый рукав, она показывает ему шрам — отвратительное слово — высеченный на нежной коже. — Она вырезает это на мне снова и снова, а я ничего не могу сделать, не могу ей помешать. Одно из самых худших чувств — беспомощность. И она затапливает меня, — глоток уже остывшего кофе. — А потом битва. Я вижу ребят, с которыми училась, которые проходили мимо меня в коридорах Хогвартса, а теперь они лежат на земле. Пульса нет, взгляды пусты. И я делаю, что могу, но потом она оказывается передо мной снова. Беллатриса помнит меня и хочет закончить начатое — её слова. Во сне я снова сражаюсь с ней, потом одна из стен обваливается, и это даёт ей преимущество. В конце концов, она снова посылает в меня проклятие, и я просыпаюсь. Последовала тишина. Гермиона приходила в себя после рассказа, никому прежде она не доверяла этого. Кроме Графа, но он и так всё чувствовал. — Гермиона, я… Не смейте говорить, как вам жаль. — Я думаю, это действительно может быть связано с проклятием. Почти всё, что вы видите, так или иначе, связано с Беллатрисой Лестрейндж. Нужно это проверить. — Как? — Вы пили зелье сна без сновидений? — Конечно. Но оно не помогло. — Тогда я сделаю другое — более сложное и сильное. Если оно не поможет, то значит, это не просто кошмары. Вот только… — В чём дело? — Мне может понадобится иметь доступ к камину. Чтобы быстро попасть в Хогвартс и взять нужное у себя. Она могла бы сказать что-то вроде «тогда и варите зелье у себя». Но вместо этого встала и вновь разблокировала камин. — Правила вы помните, — направилась на кухню, но остановилась, не став оборачиваться. — Но если вам нужно задержаться дольше восьми часов, то пожалуйста. В конце концов, я отняла час вашего времени в лаборатории разговором. И ушла, не дав ему возможности что-то ответить.***
Оказавшись в лаборатории, Снейп тут же взял пергамент и начал писать необходимые ингредиенты, но мысли его то и дело уходили в другом направлении. Гермиона, выпившая зелье, прикрывает глаза и расслабляется в кресле. Весьма открыто и доверчиво. Гермиона, которая осознала, что возможно упустила кое-что важное, не рассказав ему о кошмарах. Внезапно ставшая очень похожей на гриффиндорку, когда-то сидящей у него на уроках. Гермиона, показывающая ему шрам, рассказывает о своих кошмарах и отчего-то зельевар уверен, что он первый, кому она это доверила. И, наконец, Гермиона, позволяющая ему остаться в лаборатории столько, сколько ему нужно для зелья. Тяжело всё время держать оборону. И Северус хотел бы показать ей, что с ним у неё нет такой необходимости. Он здесь, чтобы помочь. Его не нужно опасаться или ждать подвоха. Но как сделать это? Что можно сказать? Едва он скажет что-то о проклятии, как она закрывается в себе, а если он ещё и начнёт говорить, как ужасно случившееся с ней и что такого произойти не должно было? Что он считает, что ей вообще не нужно было участвовать в войне? Ей же было семнадцать, черт возьми! В этом возрасте люди веселятся, творят глупости, влюбляются — да что угодно, но не рискуют жизнью, чтобы спасти мир. Да уж, скажи ей об этом и тут же окажешься за дверью. Она всегда рвалась вперёд, сражалась и защищала, а тут ты ей скажешь, что это было неправильно? Но тут в памяти всплыло воспоминание с их второй встречи. Её слова «Может, это потому что победы не было». Что она имела в виду? Почему считает, что победы не было? «Я вижу ребят, с которыми училась, которые проходили мимо меня в коридорах Хогвартса, а теперь они лежат на земле. Пульса нет, взгляды пусты». Вот оно. Гермиона знает, какой ценой далась им эта победа. Столько людей пожертвовали своими жизнями. Она знает, сколько погибло, а сколько оказались ранены или прокляты. Она одна из них. Когда Снейп выходит из лаборатории два часа спустя, Граф лежит в гостиной. Его шерсть, кажется, влажная, но, конечно, мужчина не будет у него спрашивать почему, поэтому он просто отправляется в Хогвартс через камин, где берёт несколько ингредиентов. А когда возвращается золотые глаза следят за ним пристально, всё подмечая, и проскакивает мысль, что все живущие в этом доме чрезвычайно подозрительны.***
Он возвращается в Хогвартс почти в десять вечера, однако оказывается разочарован, обнаружив в своём кабинете сразу четверых людей, которых точно не должно было быть здесь. — Северус, наконец-то! Минерва сидит на диване, а рядом с ней Поттер. В кресле Кингсли, а неподалёку стоит Флитвик. — И вам добрый вечер, — честно говоря, он устал, так что хотел лишь в душ и спать, а не разговаривать. — Профессор, вы вернулись на два часа позже обычного. Что-то случилось? — Следите за мной, Поттер? — Нет, я просто… — Северус, к чему эти подозрения. Гарри просто волнуется. Снейп сел в кресло за своим столом и усмехнулся. Никакой подозрительности, о слежке он бы узнал. Просто было забавно понимать, что даже сейчас он мог заставить Поттера чувствовать себя неловко, хотя тот был молодым аврором и уважаемым Героем войны. Так или иначе, от него явно ждали каких-то слов, а чем быстрее они получат желаемое, тем быстрее он сможет выпроводить их и пойти в душ. — Она дала возможность поработать столько, сколько мне было нужно. — Это же хорошо! Значит, отношения налаживаются. — Это однозначно большой шаг вперёд, — кивнул Кингсли. Северус не одобряет общей радости, потому что каждый день видит Гермиону и разговаривает с ней. Он знает, что это шаг по тонкому стеклу и достаточно одного неосторожного движения, чтобы оно треснуло. Чтобы она позволила ему это ушло две недели. Две недели осторожности и терпения с его стороны, каких он не проявлял ни к одному ученику за всё время преподавания. Сегодня она позволила ему задержаться, но что скажет завтра? — Я полагаю, вы пришли не только это обсудить? После его слов мальчик-который-выжил-и-победил посмотрел на Кингсли, выражение лица которого снова было непроницаемым. Настоящий министр, что уж тут. — Нам пока не удалось даже приблизительно выяснить, где может скрываться Беллатриса. — Вчера мы нашли группу Пожирателей, допросили, но они даже близко с ней не связаны. Поттер смотрел на пол, сжав пальцы в замок, и так очень напоминал самого себя годы назад. Ученик, который сидит на уроке и не знает ответ. Только вот ответы на уроках его так не волновали, а незнание не заставляло чувствовать вину, как сейчас. Парень был полон сожаления и вины за то, что никак не мог помочь подруге, которая всегда находила способ помочь ему. Он искал Беллатрису с тех пор как начал работать в аврорате, допрашивал всех Пожирателей, которых они находили, но пока что всё было напрасно. — В таком случае, продолжайте искать. А теперь, если вы непротив, у меня был долгий день. — Да, конечно, — Минерва поднялась и её взгляда хватило, чтобы все тут же покинули комнату. Она выходила последней. — Северус, я хотела сказать, что то, что ты делаешь, очень важно. Как будто он сам этого не знал. — Тебе удалось сблизиться с ней больше, чем кому-то из нас. И даже если не удастся… Не удастся помочь, то я надеюсь, связь с ней не будет потеряна. Принимая душ и ложась спать, Северус думал о словах женщины и всё больше убеждался, что не может себе позволить не помочь Гермионе. Он сделает всё необходимое, если надо будет, пойдёт искать чёртову Беллатрису и заставит её отменить проклятие, но не даст Гермионе до конца жизни быть затворницей.***
На следующее утро кофе не было — Гермиона встретила его, поздоровалась и сказала, что у неё есть дела. Какие и где он, конечно, спрашивать не стал. Просто направился в лабораторию закончить вчерашнее зелье, убеждая себя, что совсем не разочарован отсутствием утреннего разговора за чашкой крепкого напитка. Однако в четыре часа дня, когда он вышел в библиотеку, то встретила его лишь тишина. Девушки не было, как и Графа. Разумеется, зельевар мог вернуться обратно, ведь в конце концов его и не обязаны были кормить обедом — это была инициатива Гермионы. И если сегодня она слишком занята, то ничего. Но с другой стороны, угнетающая тишина наводила на определённые неприятные мысли. Северус не знал, чем она могла заниматься, но вот так отойти от уже устоявшейся привычки совместного обеда и ничего не сказать казалось странным для ответственной и пунктуальной девушки. Поразмыслив немного, он решил, что лучше её найти, — убедиться, что она занята, всё в порядке и вернуться к зелью. Камин в гостиной не горел и последний раз, видимо, зажигался вчера вечером. На кухне было пусто и царил идеальный порядок. Уборная на первом этаже пустовала. Подниматься на второй этаж? Но там спальня Гермионы и ванная комната. Каждый из вариантов не предусматривал, чтобы он шёл туда, ведь с ней ничего не могло случиться там. Стоя у подножья лестницы Северус осмотрелся, будто убеждаясь, что точно не мог упустить девушку и пуму, однако увидел кое-что другое. Ещё одна дверь. Он не подходил раньше к лестнице и потому не замечал её. Стеклянная вставка пропускала дневной свет, а значит, там была не личная комната. Снейп аккуратно открыл её и вышел, убеждаясь в своих мыслях. Задний двор. Он оказался на крыльце, с которого открывался прекрасный вид: небольшой двор был преобразован в небольшой сад. Тут стояли несколько деревьев по сторонам, но основную площадь занимали цветы и травы. Тут и нашлась Гермиона. Она сидела на земле, опустившись на колени, одетая в серые штаны и черную футболку. Волосы собраны наверх, на руках перчатки. Граф тоже обнаружился, только на самом крыльце чуть правее входа, — спокойно спал и не проснулся с приходом мужчины. Ступая тихо и медленно, Снейп спустился на траву и подошёл к девушке, раздумывая, как не напугать её. — Надеюсь, Северус, в поисках меня вы не заглядывали в спальню. Напугать боялся, как же. — Не понадобилось, — он опустился рядом, не забывая сохранять дистанцию. — Вы сделали всё это сама? — Да, Граф не поклонник садоводства. Невольно он усмехнулся в ответ на эти слова. С Гермионой было легко говорить в такие моменты, потому что он сам часто использовал иронию и сарказм. Когда-то в качестве защиты, а потом это стало способом общения. — Сколько у вас ушло на это времени? — Приблизительно два года, чтобы точно понять, что нужно каждому из растений и научится давать ему это. У меня не было особого опыта, так что несколько цветов погибли от моих рук. — У вас получился прекрасный сад, Гермиона. Он говорил абсолютно искренне. И она чувствовала это, потому как позволила себе немного улыбнуться. Не ухмылка или усмешка, а именно улыбка, означающая, что ей приятны эти слова. — Я вам кое-что покажу, — она встала, снимая перчатки и оставляя их здесь. Развернувшись вправо, она сделала три шага, потом ещё раз и четыре шага. Он шёл за ней, наблюдая за отточенными движениями, а потом присел вслед за ней. Лаванда. Её было достаточно много здесь. — Какого она цвета? Он замер, услышав вопрос, и посмотрел на Гермиону. Закусив нижнюю губу, она ждала ответа и он понял — лаванда была посажена до того, как она ослепла. И сейчас она спрашивала его, потому что впервые за четыре месяца у неё появилась такая возможность. Снейп мог придумать по-крайней мере три язвительных ответа на этот вопрос, но язвить не хотелось совершенно, ведь ей наверняка было непросто решиться спросить. — Основной цвет соцветия аметистовый, — губа больше не была закушена, она внимательно слушала каждое слово. — Но ближе к концу он темнеет и становится ежевичным. — Сколько примерно соцветий уже раскрылось? — она говорила тише обычного. — Меньше половины, — и он тоже почему-то понизил голос. Её лицо было направлено к цветам, но взгляд Северуса — только на неё. Их всё ещё разделял шаг, но этого было достаточно, чтобы видеть, как из тонких волосков сплетается вьющийся локон, выбившийся из хвоста. Или, например, её ресницы. Её глаза не утратили янтарного цвета, несмотря ни на что, и хоть сейчас она не могла этого видеть, но видел он — Гермиона была прекрасной. Её красота не уступала красоте ни одного из цветка в этом саду, совсем наоборот. Он пытался убедить себя, что ничего это не значит. Снейп просто подметил для себя очевидный факт, любой мужчина сказал бы, что она красива. Но когда он в последний раз задумывался о красоте женщины? — Кстати, почему вы меня искали? Нужен доступ к камину? — Нет, просто было четыре часа. — Вот оно что, я и не заметила. Тогда пойдёмте обедать, — она направилась в дом, и тут Северус встретился со сверкающими хищными глазами. Как давно Граф не спал? Сколько смотрел на них и слушал? Не имея возможности узнать ответы на эти вопросы, мужчина решил не думать об этом долго и направился за девушкой.