Важнее не видеть, а чувствовать

«Поцелуй — это милый трюк, придуманный природой для того, чтобы остановить разговор, когда слова становятся лишними». Ингрид Бергман

      В придачу к развитым чувствам осязания у Гермионы также заметно улучшилась интуиция. Едва Северус вошёл в дом, как она почувствовала, что разговор будет не слишком приятным. — Поттер был ранен.       Два слова и воздух вдруг становится вязким. Стараясь ровно дышать, Гермиона формулирует вопрос: — Как это произошло?       Он думает, что раньше её реакция была бы совсем другой. Не скрывая эмоций она бы сказала «Гарри? Как, что случилось? Кто это сделал?» Она была бы взволнована, злилась бы, а сейчас только три слова, произнесенных спокойным голосом. Зельевар сам не понимает почему, но это вызывает раздражение. — У них появились сведения о Лестрейндж, это была ловушка. Она была там, но ушла, а дом взорвался, когда Поттер был снаружи. Трое его людей тоже пострадали. Все выжили.       Она положила руки на спинку кресла и сжала их при упоминании Пожирательницы. Злость захватывала её. Был бы Гарри рядом, она бы непременно дала ему подзатыльник и высказала всё, что думает. Но он не был. Не потому что не хотел, а потому что она так велела. Она так велела из проклятия, а наслала его чёртова Беллатриса. Всё упиралось в неё. В эту женщину, виновную во стольких преступлениях, что и не сосчитать. — Я говорила Гарри, что не стоит в это лезть. Слишком рискованно. — Разве это не его работа?       Граф, стоящий в стороне, вильнул хвостом. Обычно он просто сидел или лежал, но не сейчас, очевидно чувствуя настрой Грейнджер. — Его работа — находить преступников и ловить их. Будто я не понимаю, что он сосредоточился именно на Беллатрис, словно она его единственная цель.       Снейп нахмурился, он не понимал её реакции. Её слова были нелогичными. — Он старается не для себя. А для… — Меня? — перебила девушка, её голос прозвенел в комнате. — Я не просила его об этом, Северус. Более того, я говорила ему не заниматься этим бессмысленным делом. Что толку, если он схватит эту сумасшедшую? Проклятие нельзя отменить, а если и можно, то этот способ требуется изобрести, потому что пока никому не удалось. Ты знаешь это не хуже, чем я. Ты же читал те же книги, статьи и работы. Гарри гоняется за призраком, пустой надеждой, потому что так чувствует, что помогает мне. — Разве это не так? — Мне не нужна помощь и я не раз об этом говорила.       Граф подошёл ближе и глаза его опасно сверкали, но Снейп не обратил на это внимания. — Неужели? Может, я что-то упустил и ты сама хорошо справляешься? И зелье сваришь? Или тебе оно, должно быть, не нужно, да?       Он пожалел о том, что сказал, сразу же. До этого бесстрастное лицо Гермионы изменилось — губы изогнулись в усмешке, хранившей в себе горечь всей полыни, что росла в саду девушки. — Смею напомнить, что я не просила тебя прийти. Не просила варить зелье, — каждое слово она говорила с силой и чёткостью. — Это сделали все они, но не я, так что не нужно выставлять меня неблагодарной. Ты внял их просьбам и попытался. Пытался аж два месяца, на этом можем и закончить. Выход сами найдёте, профессор, всего хорошего.       От движения её руки входная дверь за ним открылась настежь и грохот был очень громким. Сама же Гермиона развернулась и ушла из гостиной, заканчивая диалог. И, видимо, заканчивая даже большее. Разрывая их договор? Снейп стоял в комнате, осознавая ситуацию и всё больше чувствуя, насколько он виноват. Разве имел он право говорить ей что-то насчёт Поттера? Раздражаться, что она реагирует как-то не так… А главное — он совершенно точно не имел никакого права даже вскользь намекать, что она не справляется с проклятием одна. Это было откровенное хамство — напоминать, что она не видит и поэтому не может помочь себе самостоятельно, варить зелье и читать книги. Будто она сама не знает этого. Не думает об этом каждый чёртов день.       Гермиона только-только позволила ему приблизиться. Они отказались от формальных обращений, теперь он мог заканчивать работу, когда ему удобно. Она только подпустила его ближе. Не сняла оборону полностью, но убрала значительную часть. И что он сделал в ответ? Надавил на больное, тем самым оттолкнув её. Словно и не было этих двух месяцев аккуратного общения. Напоследок она снова обратилась к нему на вы, назвала профессором и распахнула дверь — недвусмысленный намёк. Как и Граф, который теперь стоял между ним и тем направлением, куда пошла Гермиона. Позади Снейпа была открытая входная дверь, из-за чего в спину дул холодный ветер с улицы. А впереди стояла чёрная пума, смотрящая на него воинственнее, чем когда-либо. Он обидел Гермиону. И её страж был готов не только защищать, но и мстить за неё. А на что был готов сам Северус?       Развернувшись он закрыл дверь. Ответ был найден, практически лежал на поверхности. Ещё два месяца назад он бы ушёл, не задумываясь. Ведь если человек не хочет помощи, то навязывать её просто нет смысла, верно? Да, но Гермиона нуждалась в помощи, он знал это. Она позволила ему увидеть это, позволила помочь. Впустила в свой дом, лабораторию и, черт возьми, даже в своё сознание. Он видел её худшие воспоминания. Видел, как она не может использовать простое заклинание, и использовал сам. И потом они просто пошли обедать вместе, словно не произошло ничего необычного. Северус провёл с ней два месяца и точно знал, что не хочет уходить.       Когда он сделал шаг вперёд, Граф блеснул клыками. Короткий рык резанул тишину комнаты. Он был настроен действительно воинственно и явно намеревался серьёзно охранять личное пространство девушки, на которое решил посягнуть зельевар. — Я не… — черт возьми, он разговаривал с пумой, которая его понимала, только в ответ не говорила разве что. — Я сожалею, хорошо? И хочу это исправить. Пожалуйста.       Оскал исчез, что было хорошим знаком. Золотые глаза изучали его ещё какое-то время и, в конце концов, Граф тоже принял решение. Он отошёл в сторону, давая ему возможность пройти. Впрочем, не было никаких сомнений, что среагирует он моментально, если Снейп снова разозлит Гермиону. — Спасибо.       Направляясь в сад, мужчина задался вопросом, будет ли хозяйка стража также благосклонна к нему. Или снова взмахнет рукой, только теперь этим не откроет дверь, а, например, откинет его на несколько метров. Он ошибочно предполагал, что она спокойна, а на деле оказалось, что внутри неё бушевали эмоции, которые просто удерживались до определённого момента. Мимолетно дав им выход, Грейнджер открыла дверь так, что та чуть ли не разлетелась в щепки. А что она сделает, если продолжит злиться открыто?       Тихо открывая дверь, мужчина оглядывает сад, но не видит Гермиону. Она оказывается ближе. Сидит здесь на крыльце правее от двери на скамейке. Руки сплетены в замок, выражение лица задумчивое и, кажется, грустное одновременно. Полностью выйдя на улицу, он также тихо закрывает дверь, но не делает движения к ней. — Мы попрощались. Или вам оказалось сложно найти выход? — теперь её голос звучал в большей степени устало, и он почувствовал свою вину из-за этого. — Нет, с этим проблем не возникло. Но попрощались только вы, а я бы не хотел уходить, — он понял, что они вернулись к обращению на вы, но надеялся, что это временно. — Тогда чего вы хотите? — Извиниться. Могу я сесть? — Да.       Подойдя ближе, он опустился слева от неё, на расстоянии и посмотрел на сад. Как это не иронично, но с Графом подбирать слова было легче, чем с ней. Он посмотрел в его глаза и дал шанс, но с Гермионой всё не было так просто. — Я пришёл сюда не потому что меня уговорили. По правде говоря, если бы я не хотел, то никакие их слова меня бы не переубедили. Я пришёл сюда, потому что помню одну ученицу Гриффиндора. С первого курса она неимоверно раздражала — своим неуемным желанием показать себя, ответить на все вопросы и доказать, что она может быть лучшей. Однако со временем даже я не мог не признать, что она действительно одна из лучших. Используя все накопленные знания и применяя их на практике, эта девочка делала то, на что не хватило бы духу у многих взрослых. Я никогда не говорил этого вслух, но уже на старших курсах раздражения не было вовсе. Зато появилось восхищение. Сложно не испытывать его к девушке, которая идёт на всё, готова жертвовать всем, чтобы победить в войне в свои семнадцать лет. И знаете, я был уверен, что после войны эту девушку ждёт великое будущее, — столько амбиций и стремлений в ней было ещё с детского возраста. — Он повернул к ней голову, отчего-то уверенный, что она почувствует это. — Я верил в вас, Гермиона. Верю и сейчас. Поэтому я пришёл. Поэтому столько часов провожу в лаборатории в поисках того, что вам поможет. Вы никогда не просили меня об этом, я сам хотел, и если вы скажете, то я уйду, как мы и договаривались. Но я хочу, чтобы вы знали правду. И простите меня за те слова, мне правда жаль.       Гермиона быстро смахнула слезу пальцами, надеясь, что он не заметил этого. Черт возьми, она могла подумать, что он извинится, да, но то, что прозвучало… Это было больше, чем просто извинение. И то, что он рассказал о ней, какой она была до всего случившегося, заставило что-то в груди надломиться. Иногда она скучала по той девочке, что пролезла под трибуной и подожгла его мантию. А ведь он до сих пор не знает… Что ж, возможно она расскажет ему однажды. Грейнджер сделала три глубоких вдоха и медленных выдоха, чтобы придти в себя. — Я не смогу понять, каково вам, и не имею права судить. — А вы изменились.       Она невольно спросила себя, изменился ли он внешне. В последний раз она лишь мельком видела его на балу спустя год после битвы и то они были в разных концах зала, и она не стремилась тогда особо его рассмотреть. — Полагаю, что так и есть. В какой-то мере.       Их пальцы соприкоснулись, и оба замерли. Гермиона решала, стоит ли убрать руку, которую случайно положила слишком близко к его. А так и не решив, она поняла вдруг, что он-то не убрал. Северус не мог не почувствовать этого. Чужое тепло было таким контрастом на улице осенью. Тогда почему же он не стал прерывать прикосновение? Спрашивать было глупо, но Гермиона хотела бы знать. Очень хотела бы. Внезапно пришедшая в голову идея была безумной и если она её озвучит, то, пожалуй, зельевар сам всё же решит уйти, воспользовавшись её недавним предложением. И она не осудит его, не станет злиться. Грейнджер казалось, что она немного сошла с ума. И это предположение утвердилось, когда она будто со стороны услышала свой голос: — Вы можете частично понять, каково мне. Если закроете глаза.       Последовала тишина. Гермиона слушала, ожидая, что он встанет и уйдёт, не желая участвовать в этом. Запоминала тепло его руки, подозревая, что это последний раз, когда она это чувствует. — Хорошо.       Казалось, это слово помогло ей дышать. Девушка и не заметила, что задерживала дыхание, ожидая реакции. — Хорошо, — повторила она, всё ещё удивленная, что решилась на это и что он согласился. — Закройте глаза и слушайте мой голос.       Северус не знал, что делает. На самом деле, знал точно он сейчас одно — совсем не хотелось прерывать бережное прикосновение их рук. Так что он выдохнул и закрыл глаза, чувствуя себя на удивление беззащитным, лишённый такого важного чувства, как зрение. — Что вы слышите? — Ветер. — Верно. В первую очередь мы слышим то, что громче. То, что ощущаем. Вы чувствуете прохладный ветер сейчас и это главный звук. А теперь сосредоточьтесь и услышите что-то ещё.       И он действительно сосредоточился, теперь самому было интересно, что же ещё он может услышать. — Звук, похожий на ветер… — Движение цветов и травы, да. Их шелест сплетается с ветром и потому обычно мы не осознаем их отдельно. — Птицы. — Несколько, верно. Одна или две на деревьях и больше в небе. Они кружат перед дождём.       Снейп тут же представил себе это. Птицу сидящую на ветке дерева, листва которого не перестаёт двигаться от порывов ветра. И несколько птиц, кружащих в небе. Возможно, вороны, предчувствующие изменения погоды. Сколько же всего Гермиона видит таким образом, представляя то, что когда-то видела своими глазами? Также делает, когда говорит с ним? — Слышите что-то ещё? — она не ждала никакого правильного ответа, просто продолжая спрашивать. — Вас. Ох       Девушка закусила губу, не находя, что ответить на это. Но Северусу, кажется, ответ и не требовался. Не открывая глаз, он развернулся к ней и бережно взял руку в обе ладони, не сжимая, чтобы в любой момент она могла прекратить это, когда захочет. Гермиона не хотела. Едва дыша, она развернулась в ответ, ожидая его действия. — Я слышу не только голос, но и ваше дыхание. Ещё я чувствую запах кофе и корицы. Почувствовал ещё когда в первый раз вошёл в ваш дом и подумал, что у вас шампунь с таким запахом, — продолжая держать её пальцы в своей руке, второй он направился выше по сгибу локтя и до плеча, чтобы коснуться волос. Они оказались такими мягкими, в тысячу раз лучше, чем он представлял. — Со временем я убедился в этом. Но не смог игнорировать ещё что-то, в чем настойчиво угадываются ноты бергамота, амбры, вишни и что-то ещё. Базовая нота, едва уловимая. — Мускатный орех, — выдохнула она, чувствуя себя одурманенной. — Верно. Вы… — Ты. — Ты ведь не купила этот парфюм, верно? — неожиданно тепло было снова обращаться к ней так. — Я видел в лаборатории флаконы из тёмного стекла и заготовленные полоски для пробы. — Да, иногда изучения проклятия становилось невыносимым. Я не могла думать ни о чем другом, не могла спать или читать что-то, не связанное с этим. Мои духи закончились, а я не чувствовала сил выходить из дома и идти покупать. Тогда пришла идея сделать свои. Это помогло отвлечься и получившийся в конце концов аромат показался мне совершенным. — Только ты можешь в качестве отвлечения сделать себе парфюм, — тихо рассмеялся он.       Пальцы всё ещё касались каштановых волос, и Гермиона млела под прикосновениями. Она подумала, что это интимнее всего, что у неё когда-то с кем-то было. То, как тихо они разговаривали, сидя достаточно близко друг к другу, чтобы их ноги соприкасались и две руки были сплетены. Северус всего-то пропускал её пряди сквозь пальцы, а она даже думать не желала, что в один момент он перестанет делать это. — Ты также представляешь меня, когда мы говорим? Как птиц, деревья или огонь в камине? — Да. Я представляю, где ты стоишь или сидишь. Держишь ли что-то в руках и если да, то как именно, — она накрыла их руки второй своей и, следуя его примеру, повела выше. — Ты всё также носишь сюртук и мантию, так что несложно представлять, как ты выглядишь. Этот образ чётко вырезан у меня в памяти ещё со школы, поверь. Правда, у меня дома нет столько места, чтобы эффектно разворачиваться, как ты привык.       Гермиона улыбнулась, слыша его смех и считая это своей маленькой победой — она рассмешила грозного зельевара. — Я смирился с этим. — Хорошо, — надеясь, что он не чувствует нервную дрожь руки, она провела по его груди вниз и вверх, чувствуя каждую маленькую пуговицу. — И я представляю твоё выражение лица в процессе разговора. Как оно меняется, куда ты смотришь. — На тебя.       Северус едва коснулся шеи, а это уже послало по её коже мурашки. Огладив линию лица, он коснулся щеки и почувствовал, как девушка отзеркаливает это движение. Её тёплая ладошка легла на его щеку и, кажется, слегка дрожала. Поразительно. Она волновалась? Не боялась его, нет, ведь иначе не продолжала бы это, но волновалась, безусловно. — Ну что, я прощен? — Абсолютно. Шёпот, слившийся с ветром.       Они подались навстречу друг другу, мягко соприкасаясь губами. Это было осторожное ласковое движение. И для них обоих это было нечто новое. Всего несколько секунд, но время будто замерло здесь и сейчас. Двое сидели на крыльце, не обращая внимания на осенний ветер, и тянулись друг к другу, пока не решаясь приблизиться больше. Когда они отстранились, Северус открыл глаза, рассматривая Гермиону ближе, чем когда-либо, и любуясь тем, как её щеки окрасились румянцем. Он убрал волосы ей за спину, пожалуй, впервые в жизни чувствуя такой прилив необъяснимой нежности. Не зная, что с этим делать, Снейп решил, что необязательно решать здесь и сейчас. Ему просто было хорошо.       Гермиона чувствовала его дыхание, пальцы на коже и необъяснимое опьянение, словно разом выпила бокал вина. Восхитительное чувство. Внезапно его перекрыло совсем другое. Она почувствовала, как была нарушена защита её дома и встала, а Северус вслед за ней. Грохот заставил их тут же пойти в дом, где в гостиной Граф стоял на ком-то, кто лежал в ужасе под ним. — Гермиона! Гермиона, помоги мне! — Гарри? — Умеете же вы появляться вовремя, Поттер.