«Мы должны быть честными с теми, кого любим». Анхель де Куатье
Нимфадора всегда была внимательной. Многие не понимали этого, принимая её чувство юмора за наивность. Да, она была неуклюжей, много шутила и смеялась, но она также замечала то, что кто-то мог игнорировать. Поэтому она видела, как когда-то Гермиона нуждалась в подруге. Именно подруге, которая понимала бы её проблемы, могла бы выслушать, а где-то даже и помочь. Тонкс тоже в ней нуждалась. И они стали такими друг для друга: с ней Грейнджер на время переставала быть сдержанной и серьёзной, а метаморф восхищалась тем, сколько она знала и умела в столь юном возрасте. Школьница, уже превзошедшая многих взрослых опытных волшебников. Орден Феникса стал для Гермионы переломным моментом, в ней что-то изменилось именно тогда — исчезли последние остатки детской непосредственности. И она стала девушкой, которая участвовала в обсуждениях войны, слушала о жертвах Пожирателей и вместе с другими решала, как лучше поступить. Потом они сражались вместе, защищая Хогвартс и друг друга. Нимфадора была аврором, у неё был опыт в таком, но тогда всё было иначе. Майская ночь была не похожа ни на одно из её предыдущих сражений, потому что тогда она видела на земле детей. Учеников Хогвартса, которые уже не дышали. Дети, которые сами нуждались в защите, но вышли воевать с теми, которые убивали их без сожаления или даже с удовольствием. Это пробудило в ней ярость, когда условности пали, и она видела отражение этих эмоций в глазах Гермионы. Ей пришлось многое пережить, она стёрла память родителям, чтобы оградить их, и пошла на войну, потому что просто не могла иначе. И вот она видела, как тех ребят, которых она знала и видела в коридорах школы, жестоко убивают. И потом они обе справлялись с последствиями тех ужасных событий, хотя и по-разному. Тонкс помогала поймать сбежавших Пожирателей и некоторых егерей, а потом возвращалась к Ремусу, который стал для неё безопасным местом. И они оба — уставшие и пережившие многое — просто сидели в объятиях друг друга и долго молчали. Она знала, что у Гермионы такого человека не было и пыталась быть рядом, поддерживать, но это очень сложно делать, когда человек не даёт возможности помочь ему. Когда отрицает даже сам факт, что нуждается в этом. Проклятье лишь усугубило то состояние, в котором девушка находилась после битвы, но она отстранялась и до этого, утверждая, что всё в порядке. Она утверждала так и потом, когда замок был отстроен, всё вроде бы вернулось к норме. Грейнджер купила и обустроила свой дом, часто угощала её обедом или ужином, но никогда не говорила о лечении проклятья. Не рассказывала, как продвигаюся исследования и поиски, не показывала лабораторию и отклоняла все предложения отправиться куда-то отдохнуть. А в один день просто не открыла дверь. И сейчас Нимфадора, наблюдая за двумя людьми, задавалась вопросом, почему Гермиона открыла дверь именно Снейпу? Что её сподвигло позволить ему войти в свою лабораторию? Она знала о каждом парне, с которым у подруги было хоть что-то, и знала, что никаких настоящих отношений у неё ни с кем так и не было. И вот сейчас она тихо говорила о чем-то с Северусом, пока он обнимал её за талию и отвечал, также понизив голос, а смотрел при этом исключительно на неё. Вот он поправил её волосы — всё ещё волнистые и сверкающие карамелью на солнце — одной рукой и слабо улыбнулся то ли своим мыслям, то ли сказанному девушкой. Нимфадора впервые в жизни видела, чтобы он вот так улыбался. Не ухмылка, не презрительный изгиб губ, когда кто-то говорит глупость, тем более очевидную. А настоящая улыбка. Любопытно, умел ли он так улыбаться всегда, но не было достойного повода, или эта способность появилась только сейчас из-за девушки? Как сильно двое людей могут повлиять друг на друга и как происходит так, что именно они? Почему именно его Гермиона впустила и именно с ним она начала отношения? Как раз, когда Тонкс думала над этими вопросами, Снейп перевёл взгляд на неё и это «влюблённое» выражение исчезло с его лица в один момент. Она смутилась, что случалось не часто, почувствовав себя подсматривающей за чем-то личным. Снейп с Гермионой сели напротив неё. Сегодня они сами пригласили её, чтобы обсудить что-то важное. — Ты же работаешь с магическими существами, верно? Дело в том, что нам нужно кое-что. — Для зелья? — не составило труда понять, о чем они говорят. — Именно, — в разговор вступил зельевар. — Нужен редкий компонент, который обычно не используется как ингредиент в зельеварении, потому его очень сложно найти. — И что же это? — Рога Гриндилоу. — Ого, — мало того, что его в принципе было сложно найти, но тем более схватить целым. — А вы не размениваетесь. — Я бы не стала просить, если бы в этом не было необходимости. — Ингредиент нужен, как можно скорее, иначе процесс приготовления зелья нужно будет начинать сначала. Тонкс кивнула, прекрасно понимая, о чем речь. Сама она не раз варила зелья, взрывала котлы и, если обычно собственная неуклюжесть не вызывала в ней раздражения, то в лаборатории было иначе. Она полностью сосредотачивалась на процессе, хотела достичь того самого идеала, но, конечно, ошибки допускают все. А когда что-то шло не так, ею завладевала злоба от того, что приходилось делать всё с начала. И злилась она на саму себя, но потом делала несколько глубоких вздохов, успокаивалась и принималась за работу. Должно быть, поэтому она не пошла дальше в зельях — сложно было справиться с эмоциями, которых всегда было слишком много и которые только мешали, когда дело касалось такой тонкой науки. — Я сегодня же отправлю письма поставщикам и назначу премию тому, кто справиться быстрее всего. — Спасибо тебе огромное, я обязательно отблагодарю за это! — Гермиона, — она коснулась руки подруги, — это нужно, чтобы помочь тебе. И если это в моих силах, то я сделаю всё, что могу.***
Теперь он читал ей каждый вечер. После дня, наполненного работой в лаборатории, саду, приготовлением еды, — они наконец устраивались в постели. Сначала Гермиона сидела рядом и пила чай, слушая его, а потом ложилась, прижимаясь к мужскому боку. Они брали не научные фолианты, потому что в течении дня хватало обсуждений исследования, расчётов и предположений о том, как следует работать дальше. Грейнджер не показывала этого, но ей было важно, что Северус нуждался в её советах и прислушивался к ним. Воспринимал её как равную в том числе и в лаборатории, несмотря на то, что она очевидно могла сейчас точно меньше, чем он. Поэтому вечером обоим хотелось немного отдохнуть от этого, и спальню наполняли звучавшие строки английский романов. Никакой неловкости у Гермионы больше не было, когда он читал ей вслух. Сейчас это казалось уже не то чтобы привычным, но правильным, ведь Северус сам проявлял инициативу. Читая книгу, он обнимал её. Пальцы лениво скользили по коже, вырисовывая узоры, а потом наматывали волнистые локоны. Его глубокий голос расслаблял Гермиону, побуждая забыть обо всём за пределами спальни. Ещё во время учёбы в школе она отмечала, что его голос звучит хорошо, когда он рассказывает новую тему. Это было лишь мимолетной мыслью, но сейчас она думала об этом больше. Возможно, и потому, что теперь этот баритон не только зачитывал ей переплетения в сюжете романа, но и шептал интимные слова в моменты близости. У Гермионы не было прежде серьёзных отношений. Несколько свиданий с разными парнями, у которых не было продолжения. И после того поцелуя на террасе, у неё действительно возникала мысль, как это будет. У неё не было опыта, а те разговоры девчонок, что она слышала в спальне Гриффиндора, не особо помогали. Во-первых, у неё было мало общего с другими девушками, особенно учитывая, что тогда они были подростками, а теперь уже взрослыми девушками. Во-вторых, ещё меньше общего было у парней из школы с повышенным уровнем гормонов и Северусом — взрослым умным мужчиной. Она не знала, какой опыт у него был в плане отношений с другими женщинами. Единственное, что ей было известно, это рассказ Гарри о воспоминаниях Снейпа, которые он отдал. А потом естественно забрал обратно, когда суд над ним закончился. Но у неё не было желания спрашивать его о других, прошлое осталось в прошлом. А все её возможные опасения оказались совершенно напрасными. Понимание этого пришло на следующее утро после их первой совместной ночи и утверждалось с каждым часом. Всё шло само собой — они не говорили о том, какие у них отношения или кто они друг другу. Никаких формальностей и никаких сложностей. Ещё до начала этих отношений они научились находиться вдвоём в доме, теперь разница была лишь в том, что правил было меньше. Разумеется, сейчас не было времени, когда ему нужно было приходить и уходить. Совсем иначе — ни он, ни она не хотели, чтобы Северус вообще уходил. Она помогала ему в лаборатории в меру своих возможностей, а он — на кухне готовить еду. Не потому, что кто-то из них не мог справиться самостоятельно, а потому что оба хотели проводить вместе больше времени. Они могли говорить и говорить, казалось, что темы не закончатся никогда. А могли делать что-то в спокойной тишине, не чувствуя никакой неловкости. Будто так и должно было быть. Как оказалось, никакие «инструкции для идеальных отношений» не нужны, советы тоже не требуются. Каждый из них был не простым человеком — упрямым, с укоренившимся порядком жизни, достаточно гордым и умным. Каждый думал, что знает, как лучше поступать в той или иной ситуации, но учился слушать другого, идти на компромисс. Если возникало противоречие, то они разговаривали друг с другом вместо того, чтобы наговорить лишнего и уйти. Поддаться эмоциям всегда проще, да, но это значило ранить другого человека. А никто из них этого не хотел. — Ты мог уйти тогда, — она лежала, чувствуя его руку на своей спине. — Когда я сама сказала тебе уходить, открыла дверь и пошла в сад. Ты же мог уйти тогда и больше не вернуться. — Мог, дверь ударилась о стену очень громко. Это было эффектно. — Ты меня разозлил, — напомнила она. — Да, и тут же пожалел о своих словах. — Почему ты не ушёл тогда? Мне казалось, так ты и поступишь. Не станешь терпеть, что я указала на дверь. — Может, будь это кто-то другой, не стал бы. Но это была ты, с которой я уже провёл достаточно времени, чтобы понять, что не должен уходить вот так просто. Что я хочу найти подходящее зелье. Он говорил, а перед глазами было происходящее тогда. И Гермиона стоящая напротив него: сначала раздраженная, потом замершая от его слов, словно от удара, который он ни в коем случае не хотел наносить, и наконец охваченная злостью. Но не такой, которая обычно вынуждает человека кричать и ломать вещи. Ледяной злостью, когда голос не повышен, даже кажется спокойным, но это ещё опаснее. — И частично дело было в моих словах. Я тут же пожалел о них и хотел, чтобы ты знала об этом. Знала, что это было сказано на эмоциях и что я совсем не хотел задеть тебя. Если бы я развернулся и ушёл, это бы значило, что мне плевать. А это не так. Гермиона помнила, как села на скамейке позади своего дома, чувствуя как злость постепенно сходит на нет. И понимая, что не знает, чего хочет больше — чтобы Снейп действительно ушёл или чтобы остался. Он сказал то, что ранило её. Но вместе с тем он был единственным, кого она впустила и позволила приблизиться. Гермиона была уверена: если Северус уйдёт, то исследования закончатся навсегда. Она никому больше не позволит войти в лабораторию. Будет продолжать держать расстояние, чтобы больше никто не смог сказать ей что-то подобное, хоть как-то ранить её. — Я рада, что ты не ушёл, — она нашла его вторую руку и сплела их пальцы. — Но если бы ты ушёл, а потом вернулся, я бы не впустила тебя. — Знаю, — усмехнулся он. — Ты гордая и не прощаешь таких ошибок, если их не исправить сразу. Граф не хотел меня пропускать. — Он — мой главный защитник. — Кстати, об этом. Я так и не понял до конца, как это у вас устроено. — Что ж, это не сложно. Такие животные чувствуют человека, которому нужны по каким-то причинам, и это не обязательно пума. На самом деле, это может быть кто угодно, например, ворон. — Ты сказала, чувствуют человека. То есть любого? — Нет, тут важны время и обстоятельства. Я встретила Графа после битвы, когда на мне уже было проклятье. И пусть оно не вступило в силу, но он почувствовал это. Я хотела помочь ему, потому что авроры собирались куда-то забрать его. — Большая чёрная пума с золотыми глазами выглядит весьма устрашающе, не находишь? — Не для меня, — улыбнулась девушка. — Я просто чувствовала, что должна помочь. Что он не опасен для меня. И не ошиблась. Полагаю, мы оба почувствовали эту связь. — Ты говорила тогда, что вы связаны и общаетесь мысленно. — Так и есть. Но не совсем в общепринятом понимании. Я не слышу его голос в голове, но его мысли будто передаются мне. Я слышу их как свои собственные и могу отвечать ему — также мысленно или вслух. — И часто он говорит что-то в моём присутствии? — спросил он, уже предполагая ответ. — Чаще, чем ты думаешь, — ухмыльнулась Гермиона, невольно вспоминая весьма остроумные колкости Графа. Пожалуй, в этом они с Северусом были достойными соперниками. — Значит, вы смеётесь надо мной, — он в мгновение перевернулся, подмяв девушку под себя, — при мне же. — Нет, — рассмеялась она. — Никто не смеётся. Иногда он говорит что-то… Что-то в твоём духе, знаешь. А я отвечаю ему, вот и всё. — Отговорки, мисс Грейнджер. Северус опустился, начиная целовать и покусывать её шею до тех пор, пока тихий женский смех не превратился в стоны. — Нет, я… — Ничего не знаю, — его пальцы пробрались под край ночнушки, — Вы провинились и ответите за это. Что ж, если отвечать нужно было так, то Гермиона была готова признать свою вину. Во всём. Его губы спустились поцелуями с шеи к груди и язык обвел каждый сосок, пока пальцы заставляли её тело гореть. Он проникал в неё, дразнил, почти доводил до удовольствия, но всё же не давал ощутить его. Пальцы Гермионы были в его волосах, удерживали, словно она боялась, что он вдруг решит отпрянуть. Но Северус ни за что бы не отстранился от неё, особенно чувствуя, насколько она горячая и насколько влажная от его прикосновений и укусов. Не прошло и пяти минут, а он одними только пальцами уже довёл её до состояния, когда тело пронизывали тысячи искр. Жар нарастал всё больше, мысли путались и теперь всё, о чем она думала, — Северус и то, что он с ней делал. — Любопытно, — он оторвался от её груди, хотя это было не просто, и посмотрел на лицо девушки, — как долго я могу удерживать тебя вот так на грани? Сколько понадобится времени, чтобы ты начала кричать моё имя? Чтобы напряжение стало невыносимым? Ей требовалось совсем чуть-чуть. Самая малость, но он не давал ей этого. И тогда одна её рука выпуталась из волос Северуса и спустилась ниже, почти достигнув желаемого, но он не позволил. Подняв руку, он прижал её к кровати рядом с головой девушки и усилил движения другой рукой. Все искры мгновенно взорвались. Гермиона потерялась в ощущениях, не сдерживая стона удовольствия.***
Через два дня Нимфадора принесла рога Гриндилоу в большой склянке, запечатанной восковой печатью и защищённой специальными чарами, чтобы даже при ударе ничего не произошло. Сказала, что всего один поставщик смог так быстро достать необходимое, и она сама направилась к нему, чтобы не тратить столь необходимое время на ожидание доставки с другого континента. Ещё раз сказав, что никакая благодарность не нужна, Тонкс поспешила вернуться на работу, а Снейп направился в лабораторию. Гермиона была в саду: на данном этапе исследования она ничем не могла помочь, потому что теоретическая часть была подготовлена. В практической она помощницей не была и не собиралась сидеть там молча, думая о том, чего не может. Здесь же в саду было пространство её возможностей, где проклятье и отсутствие зрения не имело значения. Пришло время сажать новые ростки полыни. В июне Гермиона, как и в прошлые два раза, дождалась полного цветения, когда почти все бутоны раскрылись, и срезалa её. Отделила стебли от бутонов, засушила и закупорила. Теперь пора было сажать снова. И она чувствовала удовлетворение, постелив плед на землю и опустившись на него. Потому что знала, как пройдут следующие по крайней мере два часа, — под её полным контролем. Здесь она делала то, что приносило удовольствие и в чём была хороша также, как до этого в зельях, например. Но работа в саду была настоящим выходом, ведь здесь если она вдруг совершит ошибку — сделает надрез не там, где нужно, польет цветы слишком сильно — ничего фатального не произойдёт. Растение будет испорчено, да. Его придётся выбросить и посадить другое, но никто не пострадает. Никакой опасности. В саду Гермиона никогда не чувствовала свой изъян, даже не вспоминала о проклятии и здесь она научилась полагаться на свои ощущения, как никогда прежде. Когда ты можешь видеть, то именно на это и будешь опираться, но когда таковой возможности нет, то помогает осязание. Пальцы касались стеблей, листьев, лепестков — учились различать структуру, размеры и отличия между ними. Так нельзя было понять цвет, но этого и не требовалось. Грейнджер позаботилась об этом прежде, рассадив каждое растение по местам, и теперь чётко знала где что находится, как ингредиенты в лаборатории или книги в библиотеке. Она помнила все опасения по поводу того, что не справится, когда зрение окончательно исчезнет, но справилась. Выдержала. Граф находился рядом. Он привык к присутствию Северуса в доме и не имел ничего против, но всё равно предпочитал находиться возле неё при возможности, да и сама девушка хотела того же. — Я бы не хотела, чтобы ты уходил. Если проклятье удастся снять, — заговорила она, зная, что он не спит и слушает. — Конечно, если ты сам захочешь, то имеешь право. Но я хотела, чтобы ты остался. Она достаточно думала об этом с тех пор, как они поняли, что нужен компресс, а не просто принятие зелья внутрь. Думала о том, что такие животные как Граф ведь помогают людям с их проблемами. А если им удастся вернуть зрение, выходит, что и главной проблемы не будет? Но она никогда не воспринимала его просто как того, кто помогает. Он стал её другом, защитником, опорой и утешением в конце концов. Он был рядом, когда не было никого. Когда она не могла нормально спать, просыпалась от ужасных кошмаров с застрявшим в горле крике. Она била посуду по неосторожности и злилась на себя — он оказывался рядом и отводил в сторону, чтобы не поранилась. Я никуда не уйду. Со зрением или нет — Гермиона нуждалась в Графе. Одну или с Северусом — он не собирался оставлять её. Не потому что не доверял мужчине, хотя и тут на все сто процентов утверждать было нельзя, но скорее потому, что тоже нуждался в ней. Гермиона была первой, с кем он оказался связан подобным образом. Первый человек, углядевший в нём безопасность и спокойствие. Она дала ему дом. Никогда не спрашивала, что он делал на той битве и почему. Ей было достаточно знать, что он не хотел причинять вред невинным, чтобы заставить тех авроров отступить. И то, как она это сделала, сразу всё ему дало. Гордая девушка — в одежде, перепачканной грязью и запекшейся кровью, — со следами царапин и синяков была ниже обоих авроров, но смотрела так, будто возвышалась над ними и была готова в любой момент достать палочку и заставить их отстать силой. И она явно была готова. Его боялись, в первую очередь, из-за внешнего вида, её — из-за способностей и силы воли. — Если у Северуса получится, я не знаю, как вернуться к нормальной жизни, — призналась она. — Все те, кого я оттолкнула… Тонкс не затаила обиду, не злилась, но она всегда была отходчивой, и даже тут я была не уверена, как всё будет. Что уж говорить насчёт остальных. Ты сделала то, что считала необходимым и правильным. Если они друзья, то поймут и примут твои решения. Вне зависимости от того, были ли согласны тогда или сейчас. Он правда так считал. Граф видел, как это было сложно для неё самой, но если Гермиона принимала решение, то она следовал ему, невзирая на то, как это могло быть трудно. Это не всегда должно было быть верным, ведь ошибаются все. И она могла сейчас считать, что поступила неправильно, но прошлого не изменить. А если кто-то будет особо недоволен, я всегда могу напрыгнуть на него. Или ты вышвырнешь их за дверь. На крайний случай, твой спутник жизни заставит их помучаться. Гермиона начала было смеяться, но потом замерла и заинтересованно повернула голову в его направлении. — Спутник жизни? Я старомоден. — Точно… Тебе сколько, за триста? Минимум. Улыбнувшись, она вернулась к полыни, обдумывая слова Графа. Спутник жизни… Звучит красиво, хотя и голословно. Могла ли она претендовать на что-то столь серьёзное? Конечно, они с Северусом явно не играли в игры и то, что между ними происходит, это не забава на пару месяцев, которая потом закончится словами «Пожалуй, на этом всё». Но до конца жизни… Могла ли Грейнджер рассчитывать на такое? Хотел ли такого он?***
В среду вечером он закончил приготовление нового зелья и оставил в котле остывать и настаиваться. А утром налил в пузырёк, взял чашу, заранее специально нарезанную ткань и направился в гостиную. Там Гермиона уже трансфигурировала одно из кресел в небольшой диван для удобства. Она захотела, чтобы они разместились именно здесь, и Снейп сразу согласился. Его не волновало, в какой комнате они будут. Единственное, о чём он беспокоился сейчас, было зелье и реакция девушки на него. Сама она испытывала что-то среднее между любопытством и лёгкой нервозностью. — Ложись. — При других обстоятельствах это звучало бы сексуально. — Учту, — он улыбнулся, но лишь мимолетно, понимая, что они оба переживают. Гермиона легла, подложив небольшую подушку под голову, и закрыла глаза. Она слушала, что происходит вокруг: Северус переливает зелье в какую-то посуду, что-то вроде миски, наверное, потом закрывает пустой пузырёк и ставит рядом, а лёгкий всплеск говорит о том, что он положил что-то в жидкость. Видимо, то, из чего состоит компресс. По другую сторону тихое дыхание Графа, который не мог не контролировать ситуацию, а в качестве поддержки положил лапу под её левую руку. — Пахнет мятой, приятно, — у неё с детства была привычка болтать, когда нервничала. Казалось, с годами она от неё избавилась, но очевидно нет. — Она для защиты кожи вокруг глаз. Другие ингредиенты в компрессе редко используются для внешнего нанесения, и я решил побеспокоиться об этом заранее, — он выжал ткань. — Не двигайся. Она почувствовала прохладное прикосновение мокрой ткани, покрывшей чуть меньше верхней половины лица. — Я положу заколдованную материю сверху, чтобы закрепить эту и чтобы температура не менялась. Ты должна будешь лежать спокойно следующий час — не вставать, не крутиться, не поворачивать головы. — Я знаю, что значит лежать спокойно, Северус. — А я знаю, что для тебя это проблематично, Гермиона. — Туше, — вздохнула она, чувствуя, что он зафиксировал компресс. — Скажи, если почувствуешь что-то. Любой дискомфорт, тепло, смещение компресса — что угодно. — Хорошо. Отойдя от девушки, Северус сел в кресло и посмотрел на Графа, который встретил его взгляд. — Тебе необязательно сидеть здесь целый час, я никуда не денусь. — У меня нет других дел, — пожал он плечами. — И единственное, что меня интересует, это ты. — Какой ты романтик, а я и не знала. Снейп усмехнулся и покачал головой. Ему даже нравилось, как она нервничала и говорила больше обычного сейчас. Никаких нервов не было раньше. Принимая прежнее зелье, она оставалась абсолютно спокойной, словно готовой к любому исходу и при этом понимающей, что шансов мало. Но сейчас было иначе. Было ли дело в том, что она верила в успешность всей затеи сейчас? Надежда пока что несмело, но всё же забрезжила в ней после месяцев затишья. Он вспомнил, как она говорила с ним вначале их «сотрудничества» — короткие острые фразы по делу, ничего лишнего. Максимум, несколько язвительных колкостей. И подумал, какая колоссальная перемена произошла в их общении. Внезапно Гермиона фыркнула с улыбкой на лице, и Снейп по взгляду Графа сразу догадался, что происходит. — Что он сказал только что? — Что ты смотришь на меня, как завороженный, — тут же ответила она, потому что не видела смысла притворяться и скрывать. — Что ж, по крайней мере, мои глаза нормального цвета, так что это не должно выглядеть пугающим. В этот раз она открыто рассмеялась. Северус поднял бровь и мог поклясться, что пума ему ухмыльнулся. — Ты завидуешь. И это всё равно может выглядеть пугающим, — заговорила Гермиона. — Это его слова, не мои. Я тебя точно пугающим не считаю. — Когда-то считала. — Нашёл, чем гордиться, — пугал одиннадцатилетнюю девочку. — Неужели ты боялась меня только на первом курсе? — Я тогда думала, что ты хочешь сбросить Гарри с метлы, но это вызвало не столько страх, сколько раздражение, и я… — Что ты? Улыбка исчезла с её лица, а губы плотно сжались, и Северус наклонился вперёд. — Гермиона… — Я подожгла твою мантию. — Это была ты?!