Остров Невезения

Что же, предупрежден — значит вооружен. Дориан послушно затыкается, ему не нужно повторять дважды, чтобы насладиться, пусть и сухими, пусть и досконально уже изученными, но именно сейчас желанными губами Ника. Никки, как всегда, ласковый аки котяра, начнёшь за ухом чесать — того и гляди, замурчит. Дориану сейчас кошачье мурлыканье ни к чему, поэтому он не чешет его за ухом, а подушечками пальцев ласково проводит линию вниз по виску, очерчивает скулу и линию челюсти, чтобы приподнять его лицо за подбородок и заставить того пошире открыть рот для более глубокого поцелуя. Они оба грязные, потные, полностью продрогшие до нитки, но в кои-то веки это их не интересует и не беспокоит ни капли. Это удивительно, ведь Ник раньше был страшным педантом. И только по отношению к себе. Если у него после ужина оставался какой-нибудь кусочек укропа между зубами, то не дай бог попробовать его поцеловать после намека на это. Он истерил и бежал в ванную чистить зубы. А Дориана это из себя выводило. Было в этом что-то пошлое, ненастоящее, нечеловеческое даже. Сейчас же, когда Ник перестал пытаться быть «идеальным» и вычищенным до блеска во всех отношениях, с ним очень даже приятно было иметь дело. Ник торопился, целовал соленые губы, и жарко дышал, ему даже не пришлось бороться с собой как раньше, чистоплюйство его теперь не волновало. Надо было насытиться, успеть, наластиться, торопиться напитаться всем этим, пока они живы. Грязный Дориан даже странным образом заводил его, а что будет потом, будет потом. Все, что происходит на острове Невезения, остается на острове. Он сел на бедрах Дори, сдирая с себя рубашку. Ему нужно было чувствовать кожей тепло и ответный жар. Глаза в глаза, не прерывая контакта. Слизывая пот, собирающийся в уголках губ. Казалось еще чуть-чуть и от его взгляда заполыхает все вокруг. Судя по бушующему снаружи ветру, в ветхом сарайчике должно быть очень холодно, но Дориан бы вряд ли это заметил. Ему жарко. То ли от простуды, то ли от выпитого джина, но скорее всего виной тому Ник. Никки. Уже избавившийся от рубашки и принявшийся расстёгивать штаны. Дориан притягивает его ближе к себе за талию, жмурясь, когда чужое горячее дыхание щекочет ухо. Он проводит рукой по изгибу спины, забираясь рукой под ремень, а затем и под резинку трусов, и сжимает руку на упругой ягодице. Чёрт, а мальчик даром времени не терял. Либо Дориан за два года уже успел забыть, каков его зад на ощупь, либо тот немало часов потратил в спортзале. — Ебать, ты горячий, Никки. — хрипло выдыхает Дориан, даже не пытаясь скрыть откровенное желание в своем голосе. Неприкрытое желание трогать, гладить и обладать. Пальцы помнят. Руки скользят по телу, по плечам, по знакомым до боли контурам тела и он наконец-то воплощает свои мокрые сны в жизни. Никки тяжело сглатывает и припадает губами к некогда любимому телу молча, срывая дыхание, лаская поцелуями горячую, слишком горячую на контрасте с воздухом в комнате кожу. Как будто смакует любимый десерт, слизывает сливки с торта. Он неверяще водит взглядом, что все это по-настоящему, не сон. А руки на его упругом филее подтверждают, что не один он рад и все это реальность. Он трется лицом о грудь, живот, как кот, который рад хозяину. Тело напоено радостью и страстным желанием, и он дрожит, хотя еще ничего и не было. Но он так оголодал без тактильного ощущения этого тела под собой, над собой, внутри себя. Дрожь Ника передается и Дориану, сладостное предвкушение. И уже плевать, что будет завтра, и кто что об этом подумает. Зато сейчас, учитывая весь этот стресс и по меркам Дориана значительный период воздержания, его тело реагирует мгновенно и ярко на каждое прикосновение и каждый вздох Никки. Нику не терпится добрать своё недополученное за два года, и дрожащие руки выдают его с головой. Но ему похер. До не преминет уколоть его этим, но все будет потом. Пока он жив, ему надо это, так надо, что слабые поёрзывания на Дориане доводят его до стонов, которые он не хочет контролировать, не хочет сдерживать, он прерывисто вздыхает и передергивает плечами от того, что дорвался до своих мокрых снов и дрочливых мечтаний в прошлом. Всего лишь три месяца как он забыл думать о Дори, но стоило тому показаться на горизонте и все вспомнилось так ярко, как будто было вчера. Никки привстает на коленях, стаскивая с себя грязные штаны вместе с трусами, выпуская на волю напрягшийся и ноющий член, и, дыша открытым ртом гладит его, проводя рукой вверх-вниз, не отрывая взглядя от замурзанного и возбужденного не меньше, чем он, Дориана. Даже этого достаточно — вот так глаза в глаза, сидя на желанном теле разгоряченными, и Ника опаляет жгучим желанием. Слишком долго он этого хотел, слишком долго мечтал. Кажется еще чуть-чуть, и он кончит. Понадобилось только несколько часов, чёрное от туч небо и неебической силы ветер, чтобы от молчаливых обид Ник дошел до того, чтобы вот так вот нагло сидеть сверху, смотреть на Дориана абсолютно по-блядски и ласкать себя. Где он научился этому выеби-меня-сейчас-же взгляду лучше было не думать. В этот момент у Дориана в любом случае было туго с мыслительной деятельностью. — Никки, это тебе не театр одного порноактера. — ухмыляется Дориан, крепко сжимая руки на его талии, чтобы перевернуть своего мальчика на спину и оказаться сверху. Немного неуклюже Дориан полностью выпутывает Ника из его штанов и трусов, чтобы не были помехой, и, наклонившись, припадает губами к его шее. Бельчонок от простого засоса стонет так, что уже не слышно как по крыше изо всех сих хуячит дождь. Дориан медленно, смакуя, наслаждается вкусом его кожи, слегка солоноватым от пота и с небольшим налетом песка для, мать вашу, пикантности. На песок, к слову, тоже плевать. Тем более, что ниже линии воротника, под ключицами, его совсем уже нет. Дориан прикасается кончиком языка к твердому соску, а своей рукой отталкивает пальцы Никки, чтобы самостоятельно накрыть его член. Он замирает на несколько секунд, чтобы ощутить напряжение и пульсацию в ладони, а затем медленно проводит рукой, и чуть ли не глохнет от очередного стона. Приятно осознавать, что Ника все так же выгибает в его руках, что его все так же пробивает дрожь, когда Дориан прикусывает горошину соска и сдавливает пальцами основание его члена. Влажная головка пачкает кожу повыше запястья предэякулятом. От всего этого у Дориана сводит живот. Он сам уже еле держит себя в руках, но он всегда любил играться с Ником и доводить его до предела, и сейчас не намерен останавливаться. Дориан накрывает губами второй сосок, с силой посасывая его в такт рефлекторным движениям бедер Ника, который пытается ускорить события и вбивается в его ладонь. Он сейчас умрет в этих крепких и нежных руках. И не пожалеет. Потому что такая смерть лучшее, что с ним может приключиться на этом долбаном острове. Ветер завывает в щелях, стены содрогаются от порывов, звуки апокалипсиса очень сильны и страшны. Но Нику нет дела ни до чего, кроме губ, которые знают все нежные места, кроме рук Дориана, кроме этого, такого знакомого взгляда, когда бывший намерен довести его смерти, а в последний момент спасти. Никки хнычет, стонет, и чувствует как горячие слезы щиплют глаза от невъебенных ощущений. Тело живет своей жизнью и бестолково толкается членом в любимую руку, и Никки дрожащими губами шепчет: — Поцелуй меня… Поцелуй меня, До! В этот момент отказать Нику просто невозможно. Дориан поднимается, дотягиваясь до его губ и практически вгрызается в них жёстким поцелуем, будто самый голодный человек на Земле добрался до сбалансированного ужина из трёх блюд. Он вылизывает рот Ника и в коротких передышках почти рычит, потому что желание накрыло его с головой как девятый вал, и скоро у него окончательно сорвёт башню. «Люблю, люблю, люблю» — бьется в голове Никки, и он так же отчаянно отвечает на поцелуй, плавясь от этой атаки и сдерживая себя из последних сил, чтобы эти слова не вырвались. Сердце заходится в груди оглушающим стуком, кажется, даже громче чем шторм, бушующий за стенами их хлипкого убежища. Руки Никки цепляются за бывшего почти так же, как за деревяшку, на которой он спасся во время кораблекрушения, держась за него как за последний оплот в этом бушующем море, поглотившим его с головой. Воздуха не хватает и он чувствует, что еще чуть-чуть и он утонет. В нем, в Дориане, в его желании. И он обхватывает его ногами, вжимаясь так, будто от этого зависит выживут ли они. Ник так потирается о него бедром, что кажется, Дориан сейчас спустит прямо в штаны, так и не дойдя до продолжения. Его сердцебиение отдается эхом в ушах и хочется прижаться к Нику ещё крепче. Такое чувство, что если он остановится и перестанет его целовать, то миру придет конец. Вот он и не прекращает, слегка прикусывает губу, проводит по ней языком, оставив буквально пару секунд для них обоих, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, и снова толкается языком в его рот. По телу пробегают мурашки, и Ник кажется чувствует, что Дориан уже на грани, поэтому потирается о него сильнее. Через несколько таких сбивчивые движений, он отрывается от губ Никки и, уткнувшись в его шею, вздрагивает. — Чёрт. — еле слышно шипит он сквозь зубы. Всё-таки не выдержал, кончил в штаны, как малолетка. Чувствуя содрогания, до чертиков знакомые, как и гримаса, исказившая лицо Дориана и донесшееся за этим традиционное «черт», Никки зажмуривается и запрокидывает голову назад, отпуская бедра и протискивая руку между сомкнутыми плотно телами, чтобы додрочить. Обычно первым кончал Никки. Всегда. В любой ситуации. При любой позиции. Потому что в животе летали чертовы бабочки и щекотали своими крылышками изнутри так неистово, что Ник боялся, что к ним скоро присоединятся розовые пони, единороги и он сойдет с ума от чувств, которые опутывали его, связывая накрепко с Дорианом. Но До не дал съехать с катушек, бросил и ушел к другому. Теперь все бабочки оплавили свои крылья в бушующей в животе лаве — горячей, вязкой, огненной. Оставалось всего ничего, но Ник знал, что оргазм его не спасет, нет, оргазму никак не погасить то, что снова разожглось внутри, накладываясь на злость и ненависть. И то, что спаялось, очень пугало Никки новизной чувств. Ник дышит рвано и между громкими стонами слышатся его сдавленные поскуливания, оповещающие о том, что он близко. Дориан прижимается губами к его шее, тяжело дыша. Ну уж нет, черта с два он даст Нику додрочить самому. Ему очень хочется поучаствовать в этом процессе, и он тянет руку, чтобы переплести с Ником пальцы и довести дело до решающего аккорда. — Выживут только любовники… — прохрипел Ник, — выживут… только… любовники… Именно этого не хватало ему, именно этого… Переплетенные пальцы, жар, сопричастность, горячее дыхание блядских губ на шее капнуло последней каплей в чашу и Ника накрыло тяжелой волной оргазма. Ник забился пойманной в силки злодея птичкой, и разрыдался. Позорно и стыдно. Всхлипывая, как девчонка. Ник плачет и Дориан чувствует себя беспомощным в этот себя момент, совершенно не представляя, что делать дальше. Раньше такого за Ником не наблюдалось. Дориан ничего не говорит, а просто прижимает его, все ещё разгоряченного и мокрого от пота, к себе, по затылку гладит. Сейчас бы им обоим завернуться в одеяло и поспать. Но где ж тут, блять, возьмёшь одеяло. Жар потихоньку отступает, рыдания под воздействием алкоголя, секса и шторма тоже сходят на нет под руками Дори, и Ник бы порефлексировал сейчас, но у него нет на это сил. Он кулаком вытирает мокрые глаза, продолжая шмыгать носом, выползает из-под бывшего, лежа, как ящерка, натягивает на липкий живот штаны и сворачивается в клубочек там же, где лежал. От всего случившегося его вырубает и даже если обрушится крыша он не собирается просыпаться. «И вот чё это значит?» — думает Дориан, глядя на засыпающего Ника. После всего этого ситуация понятнее не становится, только наоборот, сложнее. Дориан вытирает руки о какие-то тряпки, нашаривает на полу в темноте этот ужасный свитшот с цветочками, накрывает Ника какой-то кофтой и укладывается рядом, обнимая его со спины. Он искренне надеется, что завтра не получит за это по лицу. Когда Ник просыпается, за стенами уже тихо. Ураган пронесся дальше. Ни дождя, ни ветра, только ожившие ночные джунгли. Тело свело до судорог от вечерних упражнений, холода и спанья на полу. Пробуя пошевелиться, он понимает, что это не онемение, а рука бывшего придавила и камнем лежит сверху. Он тихо снимает ее и выползает на четвереньках, покряхтывая, на улицу отлить. После шторма, воздух напоен озоном и странным запахом. Резкие выкрики птиц в ночной тишине продирают морозом по коже и он, сделав дела, отходит в сторону и присаживается на корточки, чтобы на свежую голову обдумать, как жить дальше. Ночью-то он на полном серьезе думал, что им не пережить этот шторм, а там трава не расти. Но буря утихла, а им теперь надо как-то продолжать жить дальше, и как теперь утром смотреть в глаза Дориана, он не знал. Если бы не жуткие звуки ночного леса и холод, пробирающий до костей, Никки бы мог предаваться уничижению до самого утра. Но погода и природа не располагала. Поэтому он вернулся в хижину, забрался на кровать и свернулся в клубочек досыпать. Ведь ничего не изменилось. Ну, подумаешь, потрахались… Утром от того, что вчера на острове бушевал шторм, не осталось ни следа. Как и от того, что они с Ником вчера спали рядом. Дориан не нашел его рядом с собой, а оглядевшись, обнаружил того на кровати. Что ж, он изначально и рассчитывал, что тот будет на ней спать. Не став его будить, Дориан вышел из сарая, даже не представляя, чем ему заняться. Но голод подсказал решение — пальма. Затем можно и рубашку на озере поискать, вдруг она все ещё осталась там. Никки проснулся в одиночестве от холода. Он встал, скукожился от холода, потом запрыгал, замахал руками, чтобы согреться и разогнать кровь и хоть немножко размять мышцы от кроватных упражнений. Если не думать о вчерашнем в деталях, в подробностях, а принять как данное случившееся, то с этим можно мириться. Ник представил, как берет вчерашнее событие, воспоминание, заворачивает его в кокон и откладывает на дальнюю полочку, укладывая повыше. Это то, что он пока не будет доставать и пользоваться, пересматривать и вспоминать. На улице бывшего не оказалось, и Нику легче вздохнулось. Он сделал зарядку по старой привычке, потом дошел до пальмы и позавтракал, видя следы от пребывания тут Дориана. Тело требовало мыться, но в озере явно сейчас плескался бывший, поэтому Никки пошел по лесу, заваленному оторванными ветками, листьями и деревьями, к акульему пляжу. Как голубые в баню — «заодно и помоемся» — улыбнулся Никки старой шутке. Покупается и поищет еще подарки от моря. А вот одежду придется стирать в озере. Но это позже, как и с костром. Пока все не просохнет под жарким солнцем, Нику делать было все равно нечего. Рубашку свою Дориан так и не нашёл. Что ж, придется обойтись без неё. Он выкинул кожуру от банана, который жевал всю дорогу, в сторону леса и внимательно посмотрел на озеро. Нет, пусть он весь грязный и потный, но ещё один заплыв его организм не выдержит. Его знобило. Воды он всё-таки попил. А потом поднялся, кажется, ему послышались голоса. Первые несколько секунд он твердо был уверен, что это мираж, ему почудилось. Но затем он уверенно пошел на звук. Неужели их приехали спасать? В то, что их спасли, Никки не верил еще с неделю, даже уже дома. Просыпаясь, он смотрел на знакомый зеркальный потолок, который установил по просьбе До, да так и не разобрал. Облезшая кожа не лице все еще не выровнялась цветом и фактурой и внешний вид его оставлял желать лучшего. Все переменилось с точностью до наоборот — по ночам ему снился остров, а днем была привычная раньше жизнь. Кораблик, который подобрал их на острове, был небольшим, но им сразу же оказали медицинскую помощь, а по прибытию в порт обследовали и подлечили. Они с Дорианом больше практически не пересекались и Никки, честно говоря, был этому рад. Он как-то повзрослел за это время быстрее, чем работая с психологом. И теперь, когда у него оставалась неделя отпуска, он не знал чем себя занять. Кораблекрушения — занятная вещь. Вроде катастрофа, а в итоге, если выбраться из этого дерьма, может и что-то хорошее перепасть. Правда Дориану пришлось выбираться ещё долго, он всё-таки заработал себе воспаление лёгких и ещё какую-то неприятную хрень с почками. Но так как страховка все покрыла, то кроме неприятных процедур, ему не о чем было беспокоиться. Коллег стало меньше, работы стало больше, но это тоже было ему на руку, как бы ужасно ни звучало. С Ником они так и не поговорили ни разу после той ночи. В принципе, тот видимо и не хотел разговаривать, раз старательно избегал Дориана и на корабле, и после. Это было вполне ожидаемо, и Дориан мог его понять. Конечно, было слегка обидно, но он и не думал, что в итоге все сложится как-то иначе. А потом и совсем перестал думать. И об острове, и о ситуации, и о той ночи, и о Нике. Через три недели после кораблекрушения он увидел его ещё раз, со спины. На вечеринке в баре. Сначала хотел подойти поздороваться, но рассудил, что скорее всего это бельчонка не обрадует. Так что он взял себе ещё выпить и остался сидеть у барной стойки, развлекая светской беседой новоприобретенную коллегу. На работе все охали и ахали, потому что окружение у Ника, дизайнера по профессии, было соответствующим. Все творческие люди были, как один, слишком впечатлительными. Конечно же, тех подробностей, которые он хотел скрыть, утаить не удалось, и его просто задрали спрашивать — как они с бывшим на одном острове не поубивали друг друга, все прекрасно помнили, как тяжело ему далось расставание. Никки только усмехался и держал марку. А в подробностях рассказал только одному другу, с которым сошлись близко, вместе работая в группе поддержки у психолога. Май тоже был почти в такой же ситуации по жизни, когда они познакомились. И вот теперь, когда все более-менее устаканилось, он вытащил затосковавшего Ника в люди. Три недели все-таки срок и в клубе они собрались повеселиться на всю катушку. Никки с Маем зажигали на танцплощадке под громкую музыку, уже накачавшись парочкой коктейлей. Странно, но присутствие Ника в том же помещении, да ещё и в компании смазливого парня, начинало все сильнее и сильнее действовать Дориану на нервы. Он как мог пытался сохранить нить разговора, но все чаще отвечал невпопад, списывая это на количество выпитого. Он заказал себе ещё виски, выпил его залпом и предложил своей спутнице сменить дислокацию. Мол, и музыка тут слишком громкая, и контингент сомнительный. Перед тем, как снять со стула пиджак, он понял, что до другого бара им ещё идти прилично, и его организм сигнализирует, что без туалета он далеко не уйдет. Там он сначала решил, что ему необходимо умыться. То ли присутствие бывшего, то ли алкоголь неблагоприятно действовали на голову. Май толкнул Никки в туалет, они смеялись, запрокидывая головы и держась за животы. — Нет ты видел, видел? Солист группы так мне подмигивал, — сквозь смех говорил Май. — Я думал, у меня глаза в кучку соберутся. Солист действительно был косоглазым, патлатым и брутальным донельзя. — Иди ты! Это он мне пять раз подмигнул, когда мы медляк с тобой танцевали, — Никки задрал майку, нагоняя ею воздух, чтобы охладиться. — Ну нет, это он мне, мне, — припадочно ржал Май. — Ну ладно, два раза тебе, а три — мне, — цепляясь за руку Ника и сгибаясь, смеялся он. — Я ща уссусь, бля! Май дернул дверь кабинки, оказавшуюся пустой и зашел внутрь, хихикая там. А Ник развернулся и вдруг наткнулся на взгляд бывшего. Закон ли это подлости или ирония судьбы, Дориан не знал. От их смеха аж зубы от раздражения сводило. — Чё, девчонки, развлекаетесь? — он выдавил из себя усмешку и, не дожидаясь ответа, прошел мимо Ника в другую свободную кабинку, закрывая за собой дверь, в надежде, что его дружок быстренько ретируется, и он их не встретит на обратном пути. «Даже отлить спокойно не дадут» — зло подумал Дориан. Взвесив поведение Ника, он рассудил, что этот непонятный человек очень даже может оказаться его парнем, что совершенно не радовало. Дориан вообще не мог свыкнуться с мыслью, что у Ника мог быть кто-то кроме него. Точнее, он мог подумать, что бельчонок трахался направо-налево, просто чтобы сбросить балласт, но вот чтобы он с кем-то встречался… Такого Дориан представить себе не мог. — Какие люди в голливуде, — протянул Никки, отмерев, бросая в спину сбежавшему в кабинку бывшему, не реагируя на подколку про «девочек». Он это проходил и давно выкорчевал из себя этот сорняк. Теперь это не цепляло. Третья кабинка уже была занята, поэтому он умыл лицо, остужаясь, и остался ждать Мая, пока тот выйдет. Май уступил ему кабинку и громко спросил: — Это еще что за чмо? — Да, мой бывший, — махнул рукой Никки и пошел журчать. Выходя оттуда, Мая уже в туалете не увидел. А вот Дориан как раз был. Дориан тщательно вымыл руки и только собрался уходить, как дверь крайней кабинки открылась, и вышел Ник. — Бельчонок, серьезно, ты мог бы найти кого-то получше, — усмехнулся Дориан, глядя на растрёпанного и все ещё красного Ника в отражении зеркала. — Если ты не научишь его быть вежливым, то когда-нибудь попадешь в ситуацию, когда по роже получите вы оба. Дориан сейчас совершенно не имел ввиду себя. Громкий возглас бельковского парня его скорее рассмешил, нежели разозлил, но он все же решил предупредить Ника на будущее. — Да похуй. Засунь свои советы куда подальше, Дориан, — Никки был еще раззадорен танцульками и алкоголем. Остров он старался не вспоминать, а самая привычная для него медитация — вязание на спицах, внезапно вылилась в то, что он связал гетры. По размеру ему они оказались велики и цвет почему-то оказался тот, который любил в одежде До. И это так изумило Ника, когда он понял, что подсознательно сделал, только в конце, в самом конце, когда изделие было готово. И сейчас, когда они опять столкнулись здесь он чувствовал себя странно. Вроде бы и не думал о нем, но где-то глубоко внутри ждал этой встречи. Никки подошел к бывшему, взял его раскрытой ладонью за рубашку, комкая ее, и притянул к себе, жестко, как будто наказывая себя или его, поцеловал, сминая губы. И вот опять. Никки как настоящий котяра. То ластится и облизывает, то шипит и показывает зубы. Дориан сначала было отвечает на поцелуй, но потом, отстраняет Ника, взяв пальцами за подбородок. От того отчетливо пахнет алкоголем. — Бельчонок, ты разберись уже, чего конкретно хочешь, а потом уже звони, пиши и лезь лизаться. А то потом опять будешь делать вид, что ничего не было. — Дориан мягко поцеловал его в лоб, засунул в нагрудный карман визитку со своим новым номером и вышел из туалета. Они и так провели там слишком много времени. Карточка жгла нагрудный карман, доставая до сердца. «Вот все же было хорошо, какого хуя?» — пьяно спрашивал Ник, непонятно у Дори или у себя. Лоб от поцелуя зудел. Никки не любил поцелуи в лоб и злился, когда бывший так делал. «Пока я живой, нехрен целовать меня в лоб», но До не был бы До, если бы специально не злил Ника. «Ну поцеловались, и что?.. Лизаться… фууу…» Май ему потом устроил допрос с пристрастием, когда они добрались к Нику домой и продолжили набухиваться каким-то пойлом, купленным по дороге. Конечно, Никки не собирался ни писать, ни звонить До, он уже знал, чем заканчивается знакомство с серым волком для девочки с красной шапочкой в лесу, не только сказки об этом предупреждали, но и судьба уже пару раз макнула его моськой в жижу. Поэтому карточку он не выбросил, а куда-то положил, да так, что утром не смог найти. А в телефоне оказалась отправленная смс по незнакомому номеру. Отпивая минералку и морщась, Ник с замиранием сердца открыл то, что умудрился набрать спьяну ночью. «пШол жпоу ИмпОтент» С коллегой, чьего имени Дориан так и не запомнил, они разошлись достаточно рано, к его удовольствию. После встречи с Ником Дориану не хотелось ни с кем общаться. Ещё выпить, посмотреть какой-нибудь тупой фильм, подрочить — да, но не общаться. Пить, правда, он не стал. И уснул на середине фильма. Зато проснулся посреди ночи в холодном поту после не очень приятного сна от звука входящей смски. Естественно, прочесть её с первого раза он не смог. Со второго тоже. Разу к пятому до него дошёл смысл, подтекст и сопутствующий контекст, и Дориан, закатив глаза, поставил телефон на беззвучный и вырубился обратно. На этот раз сон был не таким ублюдским. Ему снился Ник, таким, каким он был на острове. Когда не было никого вокруг и не перед кем было выебываться и корчить из себя слащавого пидорка, как вчера в клубе. Во сне Ник сидел рядом, уткнувшись лбом в плечо Дориана и что-то ему долго и серьезно рассказывал. Кажется, это было что-то очень важное, но на утро Дориан не смог вспомнить ни слова. Он мало что вообще вспомнил после этого сна, только неприятное ощущение тревожности. Дориан проверил телефон. Смска всё ещё была на месте и не изменилась ни по форме, ни по содержанию. Никки плюхнулся на кровать и в отчаянии посмотрел в зеркало на потолке. Замутило. Повело. Закружилась голова. Он отвел взгляд на телефон и еще раз прочитал смс. Вспомнилась та ночь на острове, где До помог довести дело до конца, хотя ему уже было не надо. Да и вообще Дори никогда его не бросал, кроме того раза, когда ушел от него навсегда, а так всегда поддерживал и был внимательным, если быть честным. Именно поэтому ему пришлось собирать себя по осколочкам, что после таких идеальных отношений другие казались подделкой и фальшью. Ник принял ванну, выпил чашечку кофе и все крутил в голове идею, которая пришла к нему сразу после прочтения своего пьяного послания. И решился, отбив смс: «Вообще-то это было приглашение. У меня незавершенный гештальт. Один раз, секс без обязательств. Жду вечером.» Без подписи и без раздумий. Отправив смс, Никки закинул телефон подальше, чтобы не бегать на каждый писк, и занялся уборкой, приводя в порядок квартиру после вчерашних посиделок с Маем. Прочитав новую смску от Ника, Дориан подавился кофе. Хорошо так подавился, что пришлось бить себя кулаком в грудь и откашливаться несколько минут. В такой ситуации было совершенно не ясно — плакать или смеяться, так что вот покашлять было самое то. Дориан не знал, что там Ник делал все эти два года, но теперь даже и догадываться не хотел. На острове ему показалось, что тот стал серьёзней, в баре этих изменений будто и след простыл, а эти дурацкие смски вообще открывали какую-то новую грань беличьей ебасосии. Всё-таки после острова Никки так и остался для Дориана бельчонком. Кажется, это здорово его бесило, а вот До веселился и постепенно проникался своеобразной нежностью к этому образу. «Не для того меня мама таким восхитительным растила, чтобы я чужие гештальты закрывал. Один раз слишком несерьёзно. Не интересует.» — написал Дориан, отправил, а потом уже поразился своей многословности. Обычно на такое он мог бы просто ограничиться последним предложением, а тут и выебнулся, и в объяснения пустился. «Стареешь, приятель. Размяк.» — мысленно пнул себя он и решил устроить себе сегодня идеальный отдых: просто прийти в ближайший кинотеатр, взять билет на рандомный фильм, а то и на два, и огромное ведро липкого карамельного попкорна. Чтоб аж зубы склеивались. Никаких телефонов, белок и проблем. Домыв кухню, Никки снял перчатки, вымыл руки, вытер их насухо полотенцем и только тогда схватился за телефон, хотя руки зудели уже давно. Он жопой чуял, что До так просто без ответа его не оставит. Но когда он прочел там целую поэму вместо короткого ответа, так несвойственную Дориану, заржал и снова свалился на кровать, мельком взглянув в зеркало на свою довольную мордень. О, это сладкое чувство! Когда зацепил оппонента, вывел его из равновесия и заставил делать не так, как тот привык. А тем более фраза «один раз слишком несерьезно». Никки поиграл бровями и с удивлением понял, что оживает. Возвращается к жизни впервые после кораблекрушения. Он подхватился на ноги, снял с себя всё, нацепил фартушек и сфоткал себя сбоку на фоне блестевшей кухонной плиты, потом обрезал фотографию, оставив лишь бедро, грудь, фартук, чтобы видно было, что под фартуком ничего нет и написал ответную смс, зная, что если этот дуболом отказал, то сегодня стопроцентно не появится. Уж упертее До он, пожалуй, и не встречал никого. «Зря-зря. Я тут твоих любимых блинов напек с сыром и творогом, с кленовым сиропом и думал устроить после бурного секса оргию для желудков.» Прикрепил фото и отправил, хихикая, бывшему. И действительно решил испечь блинов, давненько он этим не занимался. А готовка всегда умиротворяла его и настраивала на миролюбивый лад. Ну да, он воспользовался нечестным ходом — фотки с этим фартучком — правда совершенно иного ракурса — в основном это был голый зад с бантиком от фартука — он всегда отправлял Дори, когда хотел чтобы тот побыстрее с работы вернулся и не задерживался над отчетами. Но теперь он играл по своим правилам и ему эти правила нравились. Дориан открыл смс уже на пороге зала, пытаясь не рассыпать попкорн. Бесстыдный флирт Ника заставил его улыбнуться, но просто так он сдаваться не собирался. Тем более, что впереди его ожидало два часа тупейшей романтической комедии. Ник такие фильмы всегда очень любил, а Дориан очень любил их стебать, потому что происходящее на экране было по его мнению невероятно тупо, нерационально и вообще люди в здравом уме так себя не ведут. Усевшись в удобное кожаное кресло, сразу окутавшее его приятной прохладой, Дориан поставил ведёрко попкорна на подлокотник и быстро написал ответ: «Приятного аппетита.» Фотку Ника в фартуке он удалять всё же не стал, у него на нее были свои планы. Не вечно же на странное извращённое порно надрачивать, иногда можно и предаться ностальгии, подстегнутой не очень откровенной фотографией. Но думать в кинотеатре о том, как бы он поступил с Ником сегодня, застав его в таком виде, было не лучшей идеей. Так что когда в зале погас свет, Дориан сделал глубокий вдох и устремил все свое внимание на экран. «Приятного аппетита», — прочитал Ник и улыбнулся во все тридцать два, переворачивая блин. Вот теперь До в своем репертуаре. Представляя, как там До дрочит на его фото, Никки напевал, кружился по комнате и подтанцовывал под крутящийся по телевизору фильмец «Мама мия». Настроение у него поднялось, он даже перебрал свою одежду, приготовив на завтра костюм для работы. Завалился в кровать, включая любимый фильм и от усталости и вчерашних гулек быстро вырубился. Дориан вернулся домой, когда уже стемнело, фильм оказался очень глупым, как тот и ожидал. Даже если бы он и принял предложение Никки, то сейчас был бы точно не в настроении для общения, и кроме секса на одну ночь (не обязательно хорошего, скорее всего отвратного) больше ничего бы не вышло. Зато как раз было настроение на подрочить после душа. Пусть Дориан, уже устроившись на кровати, и не хотел думать о Нике, но воображение то и дело подкидывало соблазнительные картины, как Никки вертится перед ним в этом дурацком фартучке с аляповатым бантом на пояснице, по-блядски облизывая губы, позволяя, нет, даже умоляя, трогать его везде, как недвусмысленно топорщится фартук из-за напряжённого стояка. Не прикоснуться к нему было бы настоящим преступлением, ни один суд присяжных бы его не оправдал. Он быстро надрачивает, представляя, как придавит Ника к кровати, вынуждая раскрыться и раздвинуть ноги, как наскоро подготовит его пальцами и войдёт, не став долго церемониться, вытрахивая из Никки всю душу и силы. И когда он уже был очень близок к тому, чтобы кончить, его посетила не самая гениальная, но вполне разумная идея. Он дотянулся до телефона, и, включив видеозапись, довел себя до разрядки. Поколебавшись пару секунд, он отправил это Нику с подписью: «И без блинчиков неплохо». — Ну и блядище-е-е! — привычно протянув, хмыкнул Ник. Смс его разбудила и он не сразу сообразил где находится и что помешало его сну. Он посмотрел на кончину, хэкнул, прокрутил еще раз видео, и еще раз, и по наитию понял, на что дрочил До. Когда они жили вместе, Никки крайне редко пользовался этим фартучком, над которым бывший постоянно стебался, но неизменно ебал его со свистом и такой прытью, что ни для кого не было тайной, как влияет эта деталь на воображение Дориана. И даже, смешно вспомнить, но когда они в пылу ебли прямо на кухне вывернули кленовый сироп и ухайдокали эту тряпицу и Никки на утро — потому что вечером оба еле до кровати доползли — не смог отстирать его и выбросил, сожалея, в мусорку, До умудрился на рождество подарить ему точь-в-точь такой же, не признаваясь где и сколько искал идентичный, привычно подъебнув, что раз Ник не может без своих аляповатых вещиц, то он потерпит. Никки хитро улыбнулся и полез в потайной ящичек, откуда достал чулки в крупную сетку с черным кружевом по верху и натянул на одну ногу — сугубо для фотографии. Сделал кадров двадцать, пока выбрал лучшую фотку — где его накачанная задница с полоской незагоревшей кожи плавно переходила в ногу в чулке, обрезал покрасивше, и отослал со словами: «опять весна. опять грачи опять не дал опять дрочи» До всегда просил его раньше для него что-нибудь напялить, но Никки держал оборону, выебывался и так ни разу не выполнил его просьбу. А потом выключил телевизор и сладко заснул.