***
На поле для квиддича было ветрено и неспокойно. И хотя ученики категорически отказывались тренироваться сегодня в полётах на мётлах, потому что при сильном порыве воздушного потока тебя могло запросто выбросить с твоего средства передвижения, преподавательница была непоколебима. — Сказать Марине Леонидовне, что, может, не стоит? — Дима Позов нахмурился, наблюдая, как по небу носится чья-то шляпа. — Струсил, да? — послышался рядом чей-то противный смех, и мальчик в очках быстро обернулся, едва не поскользнувшись и не впечатавшись лицом в грязь, оставшуюся после дождя. — Ты надоел, Матвиенко, — удержав равновесие, фыркнул он, желая показать врагу кулак, но идти против Серёжиной шайки-лейки было абсолютно бесполезно. — Пугливые флоббер-черви могут оставаться на земле. Остальные за мной, — из-за угла показалась прекрасная дама среднего роста, с чёрными волосами и кошачьим взором - преподаватель полётов на мётлах - Марина Леонидовна Кравец. — Но учтите, конфетки: вы на пятом курсе! А летаете, как дети из яслей. Так что вам ещё тренироваться и тренироваться. Половина учеников боязливо залезла на свои мётлы, не желая выглядеть трусами в глазах других. То же самое сделал и Антон, хотя и не был особо испуган. — Флоббер-червям сказали, что им вовсе необязательно летать сегодня, — мальчик с хвостиком улыбнулся во все тридцать два зуба, повернувшись к Шастуну и одарив его злобным взглядом. — Отвали, — буркнул светловолосый, оттолкнулся ногами и взмыл в воздух, строя из себя самого равнодушного в мире юношу. Его примеру последовали и другие ребята, включая Матвиенко. Позов же, потирая запотевшие стёкла и оправы очков, взлететь всё же не решался. — Ну что, поздравляю, Шастун, — Серёжа оказался наравне с Антоном настолько быстро, что изумлённого Шастуна чуть не снесло с метлы, а потому второй ещё крепче ухватился на метловище своего летательного аппарата. — Теперь ты во власти Попова, — мальчик с хвостиком нахально улыбнулся и сделал показательную петлю в небе, — он с тебя три шкуры сдерёт, если ему что-то будет не по нраву. Тебе повезёт, если после этих двух недель ты окажешься жив. У Антона по телу пробежал холодок, кожа на руках покрылась мурашками - благо, заметно этого не было, ведь на русом была длинная мантия. Он медленно сглотнул, но тут же принял безразличный вид, искоса поглядывая за Матвиенко. В ушах свистел ветер, но Шастуну казалось, что он слышит даже стук собственного сердца, которое с грохотом билось об грудную клетку. — И ты думаешь, что ты меня напугал? — усмехнулся Антон, и Сергей резко развернулся на него, на мгновение потеряв управление метлой. — Я не думаю, — самодовольство парня с хвостиком уже начинало бесить, и Тоха скрипнул зубами от злости. — Я знаю. — Что ты знаешь? Я не трус, в отличие от некоторых, — Антон бросил на заклятого врага испепеляющий взгляд и к своему разочарованию заметил, что Сергей только и жаждет окончательно уничтожить его. — С Арсением Сергеевичем даже слизеринцы боятся разговаривать иногда, — честно признался Сергей, не изменяя своего довольного тона. — А он наш декан. С ним шутки плохи, вот увидишь. А такой слабак, как ты, у него даже неделю не продержится. Шастуну до такой степени надоел этот глупый разговор, что он решил не медлить. Он всего лишь ещё раз бросил на Матвиенко злобный взор и в следующую секунду резко подался вправо. Мальчик с хвостиком, как оказалось, этого совсем не ожидал, а потому оторопело оторвал руки от метлы, надеясь защититься от нападения, и, потеряв контроль над метлой, стремительно полетел вниз. С другой стороны поля послышались крики ужаснувшихся однокурсников, которые, очевидно, поняли, что произошло между Антоном и Сергеем. Шастун глянул на землю через плечо. Матвиенко уже лежал внизу, схватившись за колено и корчась от боли. Антон томно вздохнул. Чувство, что он находит себе неприятности на каждом шагу, не покидало его. Он ведь вовсе не хотел, чтобы Сергей сломал себе что-нибудь. Так только, желал подвинуть, да и всё. Шастун пролетел ещё несколько метров, развернулся, завис в воздухе, взирая на распластавшегося Серёжу и копошившихся рядом с ним детей и преподавательницу и, закатив глаза, всё же решил спуститься и покорно сдаться, если нужно. Добравшись до однокурсников, Антон слез с метлы и неспешно дошёл до столпотворения. — Что произошло, Матвиенко? — Марина Леонидовна допытывалась хоть чего-нибудь от Сергея, но тот лишь взвыл, закусив костяшки пальцев, но, заметив приближающегося Шастуна, указал на него дрожащим пальцем и тут же потерял сознание. — Да что я-то опять? — недоумённо воскликнул Шастун, но несколько возмущённых детей, включая Кузнецову и Руфада, уставились на него, и Тоха понял, что оправдываться смысла нет. — Я видел, как ты ему двинул по челюсти, — прорычал Руф, и тут уже была очередь Антона возмущаться. — Чего?! Даже пальцем не трогал! — закричал он, ловя на себе несколько ошарашенных и недоверчивых взглядов. — Всего-то подвинул слегонца! Ой... — он осёкся, понимая, что сдал себя с потрохами, и, вжав голову в плечи, взглянул на преподавательницу, поставившую руки в боки. — Так, Матвиенко - к профессору травологии. Она найдёт, как его быстро починить. А ты, — она кивнула в сторону Шастуна, — со мной. Антон снова вздохнул и поплёлся на растерзание.***
— Антон, как же так? — с горечью посмотрела на стушевавшегося мальчика декан Гриффиндора, Полина Владимировна Максимова. — Ты ведь никогда до этого ни с кем не конфликтовал. — Я напомню: Антон ещё и покалечил человека. Это слизеринец, Сергей Матвиенко. Арсения Сергеевича, как их декана, я уже вызвала, — отрапортовала профессор Кравец, и у Антона в который раз за сегодняшний день побежали мурашки, причём не просто побежали, а понеслись табунами. Его бросило сначала в жар, затем - в холод, ноги мгновенно подкосились, а может, и вовсе перестали слушаться. Лицо побледнело, и юноше показалось, что у него отнялся голос. Он ведь даже в оправдание своё сказать ничто не сможет! Даже возразить не сумеет... ему. Такому строгому и такому желанному. И когда Антон полностью погряз в омуте собственных мыслей, Арсений Сергеевич летящей походкой ворвался в дверь, сверкая молниями из глаз. — Суть ситуации можете не объяснять, я и так всё знаю, — прочеканил он ледяным тоном, не замедляя шага, и Тохе мгновенно стало не по себе. Попов наконец остановился подле Максимовой, тяжело дыша, и, бросив короткий осуждающий взор на студента, вдруг закрыл глаза, потирая переносицу тонкими длинными пальцами. Антон наблюдал за притихшим профессором, как сквозь туман, и приоткрыл рот, пожирая глазами эстетичные окольцованные фаланги Арсения Сергеевича, не осознавая, что ещё чуть-чуть - и у него потечёт слюна. — Ну и что мы будем с Вами делать? — наконец подал голос преподаватель зельеварения, выделив обращение, и до Шастуна далеко не сразу дошло, что обращаются к нему. Мальчик пару раз моргнул, приходя в себя, и всё же закрыл рот, поджимая губы. — Матвиенко начал первый, — попытался вставить свои пять копеек Тоха, на что Арсений Сергеевич, словно в насмешке, выгнул бровь. Звучало это оправдание настолько по-детски, что Шастуну даже стало стыдно. Но больше всего ему не хотелось, чтобы профессор смотрел на него так: Попов чётко понимал своё превосходство и страх ученика, а потому его насмешливо-удовлетворённое лицо вызывало разочарование в самом себе, и у Антона под этим взглядом плавились внутренности, как от вулканической лавы, сжигая всё до пепла. — Он что-то сказал тебе? Что-то, что тебя обидело? — участливо поинтересовалась Полина Владимировна, на что Арсений чуть заметно рассмеялся. В Антоне уже вовсю бурлило негодование. Как?! Как он может смеяться над ним?! Как можно настолько ненавидеть человека, чтобы открыто улыбаться ему в лицо, когда видно, как он страдает и сокрушается? — Что я слабак, — слова непроизвольно вырвались из уст русого, и он тут же сжал зубы. Антон не хотел. Не хотел в этом признаваться. Да и зачем это было бы нужно?.. Однако Арсений Сергеевич сощурился, улыбка пропала с его губ, да и выражение лица почему-то поменялось на какое-то странное, неопределённое. — Вы отрицаете это? — спросил он тихо, но очень различимо, и его голос гулом разнёсся по кабинету. — Отрицаю что? — не сразу понял Антон, но потом до него дошло: он и вправду слабак. Выглядит таким. Стоит тут и трясётся перед каким-то преподавателем. Даже если у него к нему чувства. Даже если они безумно сильны. Это не даёт ему права превращаться в бесхарактерного сопляка, который и постоять за себя не может. — Я могу доказать Вам, что я не слабак? — парень хотел бы, чтобы фраза прозвучала утвердительно, однако это было больше похоже на вопрос. Девушки-профессора переглянулись, а Арсений Сергеевич поправил мантию и встал, выпрямившись во весь рост и открывая взору хорошо сложенное телосложение. — Слабо проходить месяц на мои дополнительные курсы зельеварения вместе со слизеринцами? — сказал он после мучительной паузы, и у Антона закончился кислород, а потому мальчик закашлялся, начиная бить себя по груди. Кравец и Максимова, которые и сами слегка побаивались зельевара, снова изумлённо переглянулись. — Так я и думал. Вам слабо, — Попов пожал плечами и приготовился было выйти вон, но Шастун, сам того не осознавая, перегородил ему дорогу. Профессор сложил руки на груди, сверху вниз глядя на нерадивого ученика. У обоих в жилах кипела кровь. И изменить это было нельзя. "На слабо меня хотите взять? Не дождётесь", — мысленно усмехнулся Шастун, а вслух ответил: — А вот и нет. Я согласен. По рукам, — прозвучало это настолько твёрдо и решительно, что Антон и вправду был по-настоящему доволен собой. В знак спора он протянул руку Арсению Сергеевичу, который искоса посмотрел на выставленную худую бледную ладонь, но всё-таки, не без некоторого пренебрежения, быстро пожал её. — Поверьте мне, Шастун, — сказал он на прощание всё тем же ледяным тоном, уже двигаясь по направлению к двери, — это худшее, на что вы могли согласиться. И пощады не ждите.