В отражении

В полутьме Магическая Печать мерцала тусклым синим светом. Он казался холодным, но кожа под ним горела, пульсируя — незнакомое с магией тело старательно отторгало чуждое для себя. Возможно, если бы боль не затмевалась волнением, девушка сидела бы на кровати, баюкая руку в тщетных попытках унять неприятные ощущения. Но сейчас она стояла посреди комнаты, низко склонив голову и пытаясь удержать хоть одну мысль в голове подольше. Должна ли она презирать себя за согласие? Или же нужно считать это поступком разумного и ответственного человека? А может лучше расслабиться и плыть по течению, потому что ты сама этого хотела? Презрение. Разум. Желание. Что из этого стоит выбрать? Что является правдой? Или же их стоит объединить, и тогда никто не уйдёт обиженным? Всё ещё не поднимая головы, девушка покосилась в сторону, пытаясь разглядеть тень неподалёку. Ей казалось, что она не шевельнулась ни на миллиметр, но всё же её движения были очевидны для Героической Души. — Ты можешь отказаться. Почему Души? Почему так? Вот же он, рядом. Живой, реальный, как и всё вокруг. Как та же кровать, дерево за окном, она сама. — А ты? — Её голос прозвучал слабо и неуверенно. Она ощутила, как эта слабость, словно звуковой волной, оттолкнула. — Ты можешь? — Хм. Если это необходимо — не могу. Но и применять силу не стану, если тебя это беспокоит. В его голосе не слышалось ничего. Лень и скука — не более. Для него это было лишь необходимостью, частью его существования. Но почему-то ей стало легче от этих слов. Он не врал. Если она вдруг развернётся и убежит — он не станет её преследовать. Наверно, даже если будет прямой приказ — не станет. У неё не было ни единого подтверждения этих мыслей, но она поверила в них. И тем не менее, вопрос прозвучал: — И оно всё стоит того? Сражаться ради эгоистического желания незнакомого человека? Слуга хмыкнул, как ей показалось, с весельем. — Любое желание эгоистично само по себе. Как и моё. Девушка, наконец, выпрямилась, перестав напоминать ребёнка в ожидании наказания. Её тёмные глаза выловили в полутьме алый отблеск. — Вот как? — задумчиво проговорила она. — Значит, ты… Она не продолжила, снова опустив взгляд. Мерцающая синева на руке словно отсчитывала отведённые им секунды, намекая, что времени немного. О чём должен быть разговор, если её желание тоже эгоистично? — Может, тебе помочь, а? — А?.. Что?.. Атмосфера в комнате изменилась моментально. Ещё секунду назад витало некое напряжение, но одна фраза с толикой насмешки в голосе умудрилась согнать гнетущее чувство — казалось, в самой комнате стало светлее. Девушка в растерянности уставилась на Слугу, ощущая, как начинают гореть щёки. — Определиться, — уточнил он, ухмыляясь добродушно. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей захотелось возмущённо ударить его за эту ухмылку, и рассмеялась. Её волнение спало куда-то. Ведь, в конце концов, он правильно сказал: «Все желания эгоистичны». Как и его, каким бы оно ни было. Как и её.

***

Такую уютную роскошь Тэкео Савада раньше мог видеть только на экране телевизора. На самом деле в обстановке квартиры не было ничего сверхординарного, она просто была современной, с техникой последнего поколения, но для Тэкео это была именно роскошь. В его прежней квартире, когда он жил с братом, мебель и техника были старыми, в последний раз что-то новое в дом покупали, наверно, лишь родители. Только Рио тогда мог распоряжаться оставшимся наследством, но было хорошо, если он просто не забывал оплатить счета. О покупке нового дивана или плиты не могло идти и речи. Когда деньги родителей после смерти Рио перешли к Тэкео, расслабиться всё равно не получилось: как оказалось, денег на счете осталось совсем немного. Тратить их приходилось крайне бережливо и только в самый нужный момент. Тэкео предпочитал жить на то, что зарабатывал, и крайне редко снимал родительскую наличность. Поэтому такие обыденные для многих вещи, как плоский экран монитора и телевизора, микроволновка с сенсорной панелью, посудомойка и стиральная машина с функцией сушилки, для Тэкео были признаками настоящего богатства. Впрочем, стоило ли сомневаться в статусе этой женщине, которая привела его сюда? Сейчас она сидит на стуле на кухне, с любопытством наблюдая за реакцией Тэкео на окружающую обстановку. — Жизнь тебя не особо баловала, — заключает она. Савада неопределённо пожимает плечами. На самом деле он всё ещё не может понять, почему жив, и что он делает в квартире Мастера Берсеркера. У него нет иллюзий насчёт её жалости: там на улице она без колебаний была готова оставить от него лишь пепел. Но что-то изменило её решение. Или кто-то. Кастер. Тэкео до сих пор не может определиться, зол ли он на свою Слугу за такое унизительное вмешательство или рад. Может, оба этих чувства вместе. Он понимает, почему она так поступила, как и понимает то, насколько решительным был её поступок. Зная, что в бою со столь сильным магом и Берсеркером ей не выжить, она попыталась, можно так сказать, спасти своего Мастера не кулаками, а словом. Каждый Слуга должен заботиться о безопасности своего Мастера. Это негласное правило спасло жизнь Тэкео. И когда-то стало причиной смерти Рио. Мысль о брате заставляет юношу сжать кулаки в бессильной злобе. Тот Слуга, Лансер — опять Лансер! — по силе почти не уступает этому Берсеркеру. И хотя Сения не маг, Тэкео магом назвать тоже можно с большой натяжкой. Как Мастера они равны, но Кастер бесполезна против Лансера в той же мере, как и против Берсеркера. Савада всё ещё помнит взгляд того мужчины: внимательный, оценивающий, предупреждающий. Сам по себе он казался расслабленным, но юноша не сомневался: попытайся хотя бы намекнуть на возможность причинения вреда, и леность сразу же сменится смертоносностью. Рассчитывать на своего Слугу в прямом бою с Лансером — безумие. Слова Кастер ничем не помогут, и эта Сения не остановит своего Слугу от битвы. Тэкео начинает бить дрожь от осознания. Он вроде и раньше понимал, что стоит на нижних ступеньках этой условной лестницы силы, но сейчас, после прямой встречи с другим Слугой, осознание сего факта накрыло со всей беспощадностью. — Выпей. Голос женщины, которая коротко представилась как Сандрин, врывается в его мир эмоций и немного сбивает накал бессильного гнева. Тэкео непонимающе смотрит на стакан перед собой. Лишь мгновением спустя до него доходит запах алкоголя. — Расслабься немного, — говорит Сандрин. — Тебя лихорадит от перенапряжения. Слова участия в её исполнении звучат как-то ровно и прохладно. Как будто она стремится не успокоить его, а устранить раздражающий фактор. — Я не пью, — отвечает Тэкео. Словно пытаясь усилить смысл своих слов, он решительно отодвигает стакан от себя. Женщина хмыкает, поднимает крышку небольшого заварника и, убедившись в чём-то, достаёт из кухонного шкафчика кружку. Спустя всего лишь минуту завораживающими магическими эффектами она получает дымящийся в кружке горячий чай и невозмутимо выливает напиток в кружку. — Теперь это уже успокоительный чай, а не алкоголь, — произносит она, и в этот раз в её тоне проскакивают смешливые нотки. — Выпей, мальчик. Тебе будет проще. Тэкео хочет снова возразить, что он не мальчик, но вместо этого молча берёт кружку и делает два больших глотка. Чай вперемешку с незнакомым алкоголем обжигает горло и желудок. Юноша прокашливается, отставляя кружку в сторону. Проще ему не стало, однако резкие ощущения словно отрезают беспокойные мысли и предлагают задуматься кое о чём другом. Более насущном, так сказать. — Почему?.. — он снова прокашливается. — Почему я здесь? — Почему ты в моей квартире? Или почему ты всё ещё в этом мире? — Сандрин улыбается, откидываясь на спинке стула. — И то, и другое. — Хм. На второй вопрос я уже отвечала: я не люблю убивать детей. И если есть повод их не убивать, я предпочитаю им воспользоваться. Тэкео вновь подавляет желание заявить, что он уже не ребёнок. — А первый? — Я решила позаботиться о тебе, — она вновь улыбается. — Какое-то время. Её ответ снова вгоняет Савада в смятение. Что это значит? — За… Зачем вам это? Улыбка спадает с её лица, и теперь она выглядит серьёзной. Несмотря на звучащий ответ: — Считай, это мой каприз. В честь очаровательного поступка твоей Кастер. Тэкео чувствует взволнованность своей Слуги. Она, как и он, всё ещё в недоумении. Это недоумение заставляет Кастер чувствовать себя потерянной. Но Тэкео опять начинает злиться. Это. Война. Грааля. Здесь не должно быть капризов! Что эта женщина мнит о себе? Только благодаря своей силе она считает, что может распоряжаться чужой жизнью и делать одного из Мастеров этой войны своей игрушкой? Может, он слаб. Да, он действительно слаб, ему никогда не сравниться в магии ни с ней, ни со своим братом. Но! Но дурачить себя он не позволит. Савада вскакивает со своего места так резко, что стул под ним едва не опрокидывается, грохоча ножками по паркету. Его не волнует сила этой женщины, не волнует её Берсеркер. Он не желает быть чьим-то капризом, и уж если она не удосужилась убить его в честной битве, то пусть не смеет вытирать о него ноги! — Идите к чёрту! — выкрикивает он. — Мне не нужна ваша забота! Я не потерплю унижения, я не потерплю, чтобы мою битву… битву… её… осквернили! Какими-то… капризами! Я вас… — Заткнись! — Сандрин обрывает его резко и почти не повышая тона. — Заткнись и сядь обратно. Её холодный окрик действует на Тэкео как ушат ледяной воды. Он замолкает мгновенно, таращась на неё словно рыба, и послушно садится на стул. Его покорность удивляет и его самого, и он думает, не было ли здесь потаённого магического влияния. — Слушай, мальчик, — Сандрин облокачивается на столешницу, и её голос становится теплее. — Мозгов в тебе не больше, чем магии, да? Обижая меня, ты сделаешь себе только хуже. Поэтому, пожалуйста, не надо так больше. Воспользуйся моим капризом, раз я не против. Она взмахивает рукой, и улыбка вновь озаряет её лицо. Растерянный, Тэкео бормочет: — Я… я просто… не понимаю… — Это же война, мальчик, милый. На войне могут быть не только сражения, но и перемирия. А ещё — союзы. Мой каприз может подарить тебе союз со мной и Берсеркером. Разве это не то, что нужно для такого слабого участника? Савада трясёт головой. Внутри его словно обволакивает мягким тёплым туманом, мешая быстро и успешно воспринимать то, что говорит ему эта женщина. Он всё ещё не улавливает, никак не может выцепить: на руку ему всё это происходящее или нет. Одно он понимает точно: у неё не может быть никакой выгоды от союза с таким Мастером как Тэкео. В этом нет не капли здравого смысла. — Да, — в конце концов, соглашается он. — Но зачем это вам? — Хм-м, — Сандрин задумывается. — Во-первых, ты первый Мастер, которого я встретила с начала войны. Во-вторых, твоя Кастер озвучила новое для меня правило этой Войны, о котором мой Слуга почему-то умолчал. В-третьих, ты настолько слаб, что убить тебя — считай, что покрыть себя позором за смерть существа слабее. И ещё есть в-четвёртых и в-главных: ты Савада. Правду говорят, род Савада был одним из основателей ритуала Грааля, так ведь? Юноша взят в расплох. Это никогда не было тайной, но почему-то никогда и никем лишний раз не упоминалось. Вполне возможно, и сам Тэкео не узнал бы, если бы этот факт не прозвучал в рассказе Рио. Он тогда сказал, что если бы их род действительно угасал, как считают многие, то их семья никогда бы не смогла бы стать частью становления Войны Святого Грааля, и участие в ней их долг и нерушимое право. Кажется, это звучало как-то так. Но всё же это никогда больше не озвучивалось, ни до, ни после. И вовсе не потому, что эта Война предполагалась быть тайным ритуалом, сколько потому… что они Савада? Что они действительно угасали? Рио был силён, сильнее многих Мастеров той войны, но он был безумен. Тэкео хотелось бы верить, что у него всё равно наоборот: он нормален, но очень слаб. Когда-то он слышал, что у них с Рио была младшая сестра, но она то ли родилась мёртвой, то ли умерла сразу после родов — если она вообще существовала. Их отец закончил свою короткую жизнь в палате реанимации: он мог бы быть сильным магом, но его подводило физическое здоровье. Или что-то другое, кто знает теперь. Мать Тэкео толком и не помнил, она умерла гораздо раньше отца, и даже сейчас Тэкео не был уверен, что наверняка помнит причину её смерти: то ли болезнь, то ли несчастный случай. Рио знал точно, но он никогда не разговаривал о родителях. Только бессвязными обрывками. Скорее всего, он их ненавидел, ведь после их смерти ему становилось всё хуже и хуже. Так что да, похоже, не только окружающие, но и сами Савада списали себя со счетов. Кроме, Рио, пожалуй. Сандрин ждёт ответа, и Тэкео кивает в подтверждение. — Но я ничего не знаю об этом основании, — сразу же оговаривается он, — у нас в семье никогда не обсуждали это. Слово «семья» кажется ему неестественным в контексте Савада. — Да, неудивительно, — женщина вновь откидывается на стуле, с лёгким прищуром глядя на своего гостя. — Вы пытались запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда, но смогли только немного подержаться, а залезть внутрь сил не хватило. Ты знаешь, что твоя семья уже каноничный пример вырождения рода и магии? Вы почти уникальны, и я уверена, тебе не раз предлагали посетить Башню. Что-то вроде убежища, а заодно, раз ты там, изучения этого безусловно интересного феномена. Наверно, ты им отказывал. Хотя скорее всего, они просто не могли тебя найти. Савада вспоминает, что как-то на старой квартире видел несколько писем с обратным адресом Башни, но он никогда их не открывал. Рио не любил магов Объединения, и, наверно, это было взаимно. Его нелюбовь передалась и Тэкео, хотя тот не смог бы внятно объяснить, почему. — Наверно, что-то было. Я не читал их письма. — Зря. Считается, ты последний как в роду, так и в магии. Тебя бы там окружили заботой и всеми благами. Наверно, в основном в их понимании этих слов, — Сандрин хмыкает. В её голосе не слышится ни уважения, ни солидарности. — Но наверно жить было бы лучше, чем ты сейчас живёшь. — А мне и не нужно жить лучше! — агрессия вновь прорезается в словах Тэкео. — Мне вообще ничего ни от кого не нужно! И никто на мне опыты ставить не будет. Я прожил десять лет самостоятельно, и ещё проживу. И с Войной тоже как-нибудь разберусь! Он замолкает, почти заставляет себя замолкнуть, вспоминая о реакции Сандрин на его злость, но в этот раз она только улыбается, словно одобряя его выбор. — А что ты вообще хочешь от этой Войны? — вдруг спрашивает она, мягко и тепло. Спроси она об этом чуть раньше или чуть позже, Тэкео придумал бы достойный ответ. А может быть, и не придумал бы. Может, дело было не в моменте, а в алкоголе в чашке чая. Он говорит правду. Для себя он придумал причину поважнее, но всё же он осознаёт, что дойти до самого конца сможет только при чудодейственном везении, разве что только если земля разверзнется под ногами остальных шести Мастеров. Его правда гораздо проще и примитивнее. — Я хочу отомстить за брата! «Зачем он тебе?», — в мысленном голосе Берсеркера звучит презрение, но в то же время едва сдерживаемое любопытство. Сандрин молчит. Не столько потому что не хочет отвечать, сколько потому что ей не хочется тратить время на длинную и возможно скучную историю. Она не стыдится своих слабостей, но её безумному Слуге не стоит узнавать их раньше времени: у неё ушло много сил на приручение этого монстра. Она даже не ожидала, что Слуга будет настолько силён. В переданном ей документе почти ничего не говорилось, и на самом деле это ей, Сандрин Аддерли, предстояло узнать подробности. И, по возможности, выжить. Поэтому, не знакомая с этой ритуальной игрой, Сандрин ожидала обычного фамильяра. Может, чуть более сильного, чем как правило можно создать. Но никак не живое существо, в котором магическая энергия была щедро налита до самых краёв. А вложенное в него безумие заставляло эту энергию бурлить и то и дело выплёскиваться наружу. Ей пришлось проявить стальную волю и крепкую хватку, чтобы раз и навсегда обуздать этого зверя. Его рвущаяся ярость желала сметать всё на своём пути, не разбирая своих и чужих, и, как натасканный пёс, он мог признать лишь одного хозяина. Ей пришлось стать таковой. Или его Мастером, как тут принято называть. И почувствовав полное единение, скреплённое узами контракта Войны, Сандрин поняла, какое мощное оружие держит в своих руках. Ни одна магия мира, ни одно волшебство не способно сравниться с этим. И если такая частица полна столь огромной мощи, то что же говорить о том сосуде, который её наполняет? Только мысль об этом пугает и восхищает. «Они нам не соперники», — говорит она. — «Но от союза с ними можно извлечь больше, чем от их смерти». Это тоже правда, и, чувствуя это, невидимый Берсеркер за её плечами становится спокойнее. Женщина бережно накрывает пледом тщедушную фигуру своего невольного гостя, отгоняя от себя мысли, а передаётся ли безумие Слуги на своего Мастера, как её магическая энергия передаётся ему? Потому что наверно испытываемые ею эмоции сродни безумию. Сандрин возвращается на кухню, снова наполняет бокал и садится у окна в задумчивости. — Мне кажется, я бы могла ему помочь, — бормочет она. — Это не так уж сложно, да? Вопрос растворяется в полутьме. Сандрин дышит на стекло и рисует на запотевшем пятне кружки и крестики. «Зачем он тебе?». Она задала себе этот же вопрос, когда усадила растерянного юношу за стол на своей кухне. Стоя за его спиной, она думала, как же легко и просто сейчас избавиться от него без мучений для обоих, избавить его от бремени Слуги и этого ритуала. Но... Он решился. Понимая, что этот бой уже проигран — он решился. Как и его Слуга. Он не хотел сдаться так просто. И она уважала эту решимость, и Мастера, и Слуги. Они были слабее неё в разы, но тем не менее, сделали то, что не могла сделать она. Сандрин стирает узоры со стекла, и, прижимаясь лбом к прохладе, смотрит на пустую улицу. Ей не хочется копаться в себе и искать истину. Ей хочется просто принять то, что всплыло на поверхность её сознания. Она поможет этому бедному мальчику, и ему станет легче. Он слаб в одном, но силён в другом, и если его душа успокоится — он начнёт жить нормальной жизнью, а не тем, чем живёт сейчас. Ей его искренне жаль. И хотя они находятся на разных точках одного огромного магического круга, она понимает всю его боль и обречённость. В какой-то мере он — изгой. Родившись в потомственной семье магов, он не может принадлежать обычным людям, но без сил и с растоптанным именем семьи, он не может уже принадлежать и миру магии. Находясь посредине, он обречён. И если не найти опору в жизни, он обречён без права на спасение. У неё же, с другой стороны, нет таких проблем. Её магической силе можно только позавидовать, у неё нет проблем с деньгами, и можно сказать, есть работа. Но она тоже бултыхается где-то посредине. Она не вполне простой человек, но и не полноценный маг. Конечно, по мнению глав Объединения, кого же ещё. Её прабабка была младшей дочерью в семье магов, и ей не приходилось нести на себе бремя магического наследия. По большому счету ей надлежало выйти замуж за чьего-нибудь сына и надеяться принести пользу своей новой семье, родив сильного наследника или наследницу. Однако прабабка сбежала и тайно вышла замуж за обычного человека. Так начался род Аддерли-полукровок, потому что всё же чрево прабабки оказалось плодоносным и несмотря на смешение произвело на свет сына, чей магический потенциал оказался велик. Она могла бы отдать его на обучение в любую семью, но предпочла воспитать сама, теми знаниями, которые могла отдать. Видимо, она так не любила свою прежнюю жизнь, что назло всем решила создать новый магический род. Сандрин в этом роду была третьим поколением. Она прошла все испытания, которые должен пройти любой маг, чтобы стать главой семьи. Она сама явилась в Объединение и заявила о себе, чтобы поднять свою семью с колен. Её семья была достойна признания. Но ей тогда рассмеялись в лицо. Не открыто, нет, но явно дали понять, что на фоне потомков тысячелетних ветвей юная, пусть и сильная, Полукровка — не тот человек, ради которого с охотой распахнут все двери. Но если она так желает, то пусть докажет. Она проглотила эту издевку и начала доказывать то, что она и её семья — это те люди, с которыми стоит считаться, что надо перестать смотреть на них сверху вниз только из-за происхождения её рода. Сандрин никогда не понимала этого. Она была сильнее и искуснее многих именитых учеников Академии, но при этом им дозволялось больше, чем ей самой. Перед ними раскланивались, а для неё едва ли находился кивок. Её это злило, но в то же время ничего с этим поделать она не могла. Это была устоявшаяся традиция. Много поколений нового рода должно было смениться для того, чтобы их наконец-то считали за равных. Возможно, в этом была практическая суть: образовывалось много новых ветвей, особенно сейчас, во время относительной свободы выбора, но большинство из них быстро угасали, едва загоревшись. Но всё же… Она так устала доказывать, что Сандрин Аддерли — это кто-то. Что род Аддерли — маги, а не Полукровки. Что она такая же, как они. Казалось, что бы ею не делалось, всё было недостаточным. Может, и была права прабабка, не пожелавшая включать свою семью в сообщество тех, кто не знал понятия равенства. Сандрин вела свою жизнь по инерции, она уже не могла остановиться. Её жажда знаний, жажда развития заставляла её оставаться там, где она была нужна. Но всё же… она так устала. Если этот ритуал — правда, это, пожалуй, то, что ей нужно. Смерть или желание. Что бы выбрать? Сандрин с горечью улыбается своему полупрозрачному отражению. Холодает. Сении завидно Лансеру и Тайлеру: они оба не ощущают холода. Она же клянёт себя за то, что не одела на свою первую ночную вылазку что-то потеплее. Впрочем, она успокаивает себя тем, что это будет короткая вылазка. Тэкео Савада не представляет ровным счетом никакой угрозы, как и его Слуга — у Лансера не будет никаких проблем с битвой против них. Так что всё это — не более чем лёгкая ночная прогулка. В её жизни были ночи страшнее. И смертельнее. Сейчас ей совсем не страшно, наоборот, эта вылазка ощущается как небольшое приключение. Сэй кидает быстрый взгляд на идущего подле Лансера. Он его замечает, но почти никак не реагирует, кажется, больше заинтересованный в кронах деревьев и фонарных столбах. Она отворачивается, скрывая невольную улыбку. Уже и забыла, каково это — битва со Слугой. Возле пятиэтажного многоквартирного дома они останавливаются, и Лансер вскидывает голову, всматриваясь в тёмные окна верхних квартир. — Сения, ты ждёшь здесь, — голос Тайлера звучит непреклонно. — Что? Нет! Я иду с ним. Не «с вами» — «с ним». Тайлер хмурится. — Ещё раз говорю, ты ждёшь здесь. Не надо привлекать на себя внимание. — Да они даже не знают! — шипит она, взмахом руки акцентируя внимание на кажущуюся пустоту дома. — Ты остаёшься здесь, — отрезает маг. Сэй устремляет на него злой взгляд. Не оборачиваясь, она произносит: — Лансер, иди к ним. Я за тобой. Без колебаний и вопросов Слуга растворяется в темноте, а Сэй решительно подходит к подъездной двери, игнорируя Тайлера. Её поступок мог бы быть эффектным, но всё портит кодовый замок. Тайлер мог бы засмеяться, смотря, как она, несколько раз дёрнув закрытую дверь, растерянно замирает на пороге. Однако он даже не улыбается, молча оттесняя её в сторону и прикасаясь рукой к цифровой панели. Он почти беззвучно шепчет несколько слов, и Сэй обдаёт теплой волной. Панель издаёт звуковой сигнал и щелкает, открывая им вход. Тайлер заходит первым, и на мгновение Сении кажется, что сейчас он захлопнет дверь, оставив Мастера, как и хотел, ждать на улице. Но он, вопреки своему приказу, придерживает дверную створку, позволяя девушке пройти внутрь. — Спасибо, — говорит она. Тайлер не отвечает. В подъезде тускло светят лампы и царит полнейшая тишина. Из квартир не доносится ни шороха, словно дом и вправду пуст. Только звук их шагов эхом отдаётся от стен. На третьем этаже у квартиры с номером двадцать семь Тайлер останавливается. Сэй прислушается, не только к звукам, но и к своим собственным ощущениям, и ей не кажется, что за дверью есть кто-то живой, будь то Мастер, Слуга или даже мышь в полу. — Лансер, — зовёт она и едва не закрывает рот рукой, так неожиданно громко звучит её голос. Слуга появляется мгновенно и сразу озвучивает то, что они все понимают. — Их здесь нет. Нигде в этом доме. Сения чувствует разочарование своего Слуги и раздражения мага. Но для неё… Эта мелкая неудача наполняет её страхом. Почему они так были уверены, что Тэкео Савада будет смирно ждать их в своём доме, где его так легко найти? Только потому что для них самих свой дом — крепость? Тайлер прикасается к дверной ручке и негромко проговаривает несколько фраз. Они звучат глухо, несмотря на акустику коридора. Щелчок — дверь приоткрывается на несколько сантиметров. Пустая квартира наполняется эхом шагов непрошеных гостей. Она старая, явно заброшенная, и мебели в ней нет, не считая плиты на кухне и сантехники в ванной. Старые грязные обои кое-где свисают отвалившимися уголками, на полу сор и грязь. Единственное, что как-то выдаёт жильца — аккуратно сложенные походные стул и столик, а в углу комнаты надувной пляжный матрас без постельного белья и спортивная сумка на нём. Больше здесь нет ничего. Ни посуды, ни мусорного ведра, ни одежды, ни еды. Тайлер бесцеремонно берёт сумку и вытряхивает её содержимое на матрас: несколько банкнот, скидочная карточка, паспорт, упаковка таблеток от головной боли и немного комплектов сменной одежды. Ничего, что было бы достойно внимания мага и Мастера. — Видимо, он решил спрятаться, — заключает Тайлер. Сэй слышит в его голосе упрёк, но не отвечает на него. Она поднимает паспорт и пролистывает его страницы, словно надеясь увидеть в нём какой-то ответ. Ответа нет — лишь обрезанная фотография когда-то счастливой семьи: муж, жена и двое их юных сыновей. Младшему на вид едва ли больше трёх лет, а старшему — двенадцати. Они оба улыбаются и не ведают, что им уготовлено судьбой. Прикрыв глаза, Сэй захлопывает документ и откидывает его от себя, словно нечто неприятное. Фотография с улыбающимися детьми всё равно остаётся выжженой в сознании.