В отражении

Снова открылась дверь их залы. Снова затрепетал встревоженный в очаге огонь. Снова обвели пирующих мужей жёлтые глаза. Громогласный голос пронёсся по затихшей комнате. — Мне хвалился Лоагейре Буадах. Мне хвалился Конал Кернах. Но ни один не пришёл вернуть свой долг. Десятки пар глаз взирали на странного мужчину, что, явившись впервые, назвал себя Уатом Чужестранцем. Насмехаясь над удалью и честью уладов, он спросил героя, готового сдержать своё слово и доказать, что разносящиеся похвальбы — это правда, а не сказки. «Найдется ли муж, готовый отрубить мне голову, чтобы завтра подставить мне свою?», — это прозвучало на первый день. — «Или, коли нет здесь ни Кухулина, ни Конала Кернаха, то нет и героев?». Насмешка пронеслась над рядами воинов, и тогда вскочил разъярённый Лоагейре Буадах. — Склонись, дурак, и я отрублю тебе голову! А завтра приходи за моей! Тогда все рассмеялись. Хороший же план, позволить отрубить себе голову, чтобы истребовать долг на другой день. Мужчины перешучивались, пока Лоагейре забирал у усмехающегося Уата его топор — никто не верил, что гость предлагал подобное всерьёз. Они ждали, что, когда зазвенит разрезающее воздух лезвие, Уат отдёрнет свою голову. Но топор разрубил шею, словно тонкую ветку. Отделённая голова, сохраняя усмешку, покатилась прочь, а пол окатило потоками крови. Смешки и разговоры прекратились, и все замерли в ужасе глядя на труп гостя. — Если он и вправду вернётся, — прозвучало в зале на фоне изумлённой тишины, — то пощады от него не придётся ждать. Едва фраза успела угаснуть, как голова, словно что-то дёрнуло её за невидимую нить, резко подкатилась обратно, к ещё бьющему кровью телу. Побледневший Лоагейре бросил топор на пол, наблюдая, как срастаются разрубленные кости, мышцы, жилы и вены. И теперь только лужа крови говорила о том, что с этим человеком — человеком ли? — что-то произошло. Улыбаясь, Уат поднял свой топор и, кивнув Лоагейре, закрепил сделку: — Завтра твоя очередь, смелый муж Улада. Мало кто мог похвастать тем, что видел нерешительность в глазах славного воина Лоагейре Буадаха. И на следующий день как ни в чём не бывало Уат вновь перешагнул порог дома, держа в руке свой топор. Лоагейре на пир не явился, и никто не мог найти его. Уат же терпеливо ждал, насмешничая над уладами, и теперь не выдержал его насмешек пришедший Конал Кернах. Никто не смеялся и не шутил. За этим исключением, всё повторилось вновь. И вот наступил третий день, и вновь перешагнул порог зала целый и невредимый Уат Чужестранец. Он обвёл взглядом пирующих мужчин, задержал на мгновение свой взор на Кухулине и вновь продолжил свои насмешки. — Значит, нет здесь героев, что могли бы поддержать честь своего рода даже в таком простом обещании? Всё, что говорят о вас, лишь сказки для детей, и нет в мужчинах Улада мужества сдержать своё слово! Молчание было ответом. Только багровел воин в синих доспехах. Он медленно отставил чашу в сторону, но ещё не спешил подниматься. Встревоженно на него глядели соседи. — А что же ваш Кухулин? — Уат обвёл рукой комнату. — Его слово — тоже пустой звук? Ухмылка озарила его лицо. Знакомый многим огонь ярости вспыхнул в алых глазах Кухулина. Он вскочил со своего места, в один лишь прыжок оказавшись прямо перед Уатом. Тот продолжал усмехаться. — Заткнись, навозный жук, — Кухулин вырвал из его рук топор. — Я покажу тебе, как сомневаться в моём слове. На этом в третий раз слетела с плеч голова Уата, и взбешённый насмешками Кухулин сам отбросил её в дальнюю часть залы, отшвырнул топор и покинул пир прежде, чем воскрес странный гость. Осознание импульсивности пришло к нему позже, когда прохладный ночной воздух выветрил остатки ярости. — Хорош же ты, — теперь усмехался он, — хорош. Погибнуть в глупом споре, а не славной битве. Но что же, даже в этом есть честь — он ведь держал слово. Однако вряд ли это было достойным утешением. На следующий, четвёртый, день Кухулин невозмутимо вернулся в залу и уселся за накрытый стол, но не притронулся ни к питью, ни к пище. На него глядели с удивлением, и наверно, некоторые из них даже осуждали его за возвращение. — Что, Кухулин, еда не лезет в горло? Да не волнуйся, — кто-то попытался подбодрить. — Твоя шея настолько жилиста, что топор застрянет. — Да может он и не придёт, — выразил глупую надежду другой. Кухулин отмалчивался, мрачнея с каждым мгновением всё сильнее и сильнее. Смерть стояла около него, похлопывая по плечу. — Не отворачивайтесь, пока я не умру, — сказал он мрачно. — Пусть каждый видит, что уладские мужи умеют держать своё слово. Пусть даже за это приходится умереть, но нарушить обещание — хуже смерти. Он произнёс это просто, без учения в голосе, окидывая взглядом каждого, кто был за этим столом. И едва он закончил, как дверь распахнулась, и в четвёртый раз перешагнул порог залы Уат Чужестранец. — Ну что, — его рот привычно растянулся в усмешке, — вернулся ли ваш прославленный Кухулин? Скривившись, Кухулин поднялся: — Да здесь я. В его голосе не звучало прежней ярости, пусть и был он твёрже обычного. Однако усмешка Уата потухла. Он серьёзно кивнул и указал на бревно, что уже пропиталось столькой его кровью. — Ты меня не обманул. Подставляй-ка шею. Кухулин окинул его взглядом и неторопливо вышел на середину комнаты. Сохраняя невозмутимость, опустился на колени и положил голову на бревно. Уат критично осмотрел его и покачал головой: — Получше ляг, вытяни шею. — Руби уже! — раздражённо рявкнул Кухулин. — Клянусь, я тебя вчера не мучил! — Твоя правда, — согласился Уат и поднял топор. В четвёртый раз запело лезвие, рассекая воздух. Но упало оно не на шею Кухулину, а вонзилось в бревно рядом с его лицом. Уставившись в начищенное до зеркального блеска лезвие, Кухулин недоумённо пробормотал: — Промазал… что ли? Над ним раздался смешок. — Вставай, Кухулин, первый из первых героев. Никто не сравнится с тобой в честности и в храбрости. Доля победителя — она всегда твоя. И пожалеет тот, кто в этом усомнится. Эти слова прозвучали на весь зал и весь Эмайн. И поднявшийся Кухулин едва успел разглядеть довольное лицо волшебника Ку Рои, прежде чем тот исчез как и не бывало вместе с топором и кровью. Гомон прошёлся по толпе воинов, но Кухулин, почесав затылок, только пожал плечами и вернулся за стол. После такого испытания голод и жажда объяли его с удвоенной силой.

***

— Ох, дурак. Что бы не думали те люди, сам Лансер и тот волшебник, Сения знает одно: — Дурак. Она сползает с кровати, прикасаясь к невзрачному кулону у своей груди, и рассеянная улыбка проявляется на её лице. Она чувствует присутствие своего Слуги, где-то за этими стенами, но внутри дома. Он никогда не боялся смерти. Он не любил её, но бояться? Смерть такая штука, которая всё равно рано или поздно похлопает тебя по плечу, призывая за собой, так зачем бояться неизбежного. Неизбежному надо смотреть прямо в глаза. Говорят, уверенность смущает. Так он рассуждал при жизни. Так он рассуждает и сейчас. Всё, что волновало его в виденном сне — не смерть как таковая, а её причины. Он был сильнейшим воином Улада и он признавал только честную смерть, в бою. Несмотря на то, что он принял свою смерть-судьбу ещё мальчишкой, несмотря на понимание, что ему никогда не удастся встретить её с сединой в волосах и многими годами за спиной, он всё же не испытывал желание погибнуть ради чести спора. Он не возражал, но всё же… У всех людей есть свои желания, даже когда их жизнь предопределена. Много позже его желание исполнилось, и он встретил смерть гордо, смотря прямо ей в глаза. Над его телом надругались, но никто не посмеет сказать, что в последний миг своей жизни Кухулин преклонил колени перед судьбой. Нет. Когда-то они заключили сделку, и он отдал свой долг с гордостью, стоя на ногах и взирая на всех сверху вниз. С гордостью же он встретил свою судьбу и с гордостью он принял свою нелёгкую смерть. Её губы кривятся от вороха воспоминаний, и она сразу же отмахивается от них с редкой для себя решительностью. «Не время, Мастер Сэй». Она критически оглядывает себя в зеркале прежде чем выйти из комнаты. Лансер встречает её на первом этаже, растянувшись на диване в полудрёме. Он приоткрывает один глаз и выдаёт: — С добрым утром, Мастер. — И тебя… а… остальные? Сэй переводит взгляд на часы, и ответ Слуги уже и не нужен: почти десять утра. Коноллан в школе, Тайлер… наверно… опять где-то по своим магическим делам. — Ясно… — бормочет она и косится на Лансера. — Так и будешь лежать? Лансер подтягивается. — Утро — время отдыха, Мастер, — протягивает он. — Но за границами дома я могу следить и отсюда. Сэй сначала молчит, словно задумавшись, а потом с полуулыбкой бормочет: — Сторожевой пёс. Она сама не знает, зачем произносит это вслух, вызывая бурную реакцию своего Слуги. Бурную для него, конечно же. — Эй! Лансер открывает уже оба глаза, приподнимаясь на локтях, и с недовольством смотрит на неё. На его лице так и читается, что, будь эти слова сказаны кем-то другим, то он бы уже сейчас начал жалеть о своей болтливости. Сэй на мгновение это пугает, но в ответ она вновь улыбается, вскидывая руки. — Но это правда. А на правду не обижаются! Голос её звенит хитрецой, и Лансер с подозрением прищуривается, а затем, усмехнувшись, падает обратно на диван, прикрывая глаза. — Ты тоже отдыхай, Мастер, — до неё доносится ленивое сонное бормотание. — Сегодня ночью мы должны поохотиться. И успешно. Ей так хочется подойти ближе, но Сения вместо этого оставляет его одного. Последние слова, его голос, отдаются у неё в голове. Как музыка. Ему нравилась музыка. Когда-то очень давно, словно в иной Вселенной… Он смотрел на неё столь серьёзно и сказал «Продолжай». Но не сейчас. «Почему же ты — другой?». Тэкео Савада и Сандрин Аддерли сидят в парке на скамье. Тэкео ест завёрнутое в лаваш мясо с зеленью, стараясь не обращать внимания на женщину, которая с преувеличенной материнской заботой протягивает ему салфетку. Сама она, откинувшись на спинку, терпеливо ждёт, пока Тэкео утолит свой голод, вспыхнувший с такой силой из-за гордости, с которой он отказался от завтрака. Его утро началось с того, что, очнувшись под тёплым мягким пледом и вспомнив события прошлого вечера, Тэкео попытался втихую сбежать. Это был глупый поступок, потому что Сандрин встретила его возле входной двери, с улыбкой интересуясь, куда его тянет в такую рань. Чуть позже Тэкео понимает, что вряд ли она действительно пыталась его остановить, но, тем не менее, он остановился, смущённо смотря в пол. На самом деле, ей просто стоило надеть на себя что-то менее… откровенное. Это сбило его с толку! Да, именно это. Не мысль, что, как только он окажется за порогом, она сразу же его убьёт как Мастер — Мастера. Только её слишком короткий тонкий халат. Вспоминая этот эпизод в очередной раз, Тэкео краснеет. — Что? Слишком остро? — участливо интересуется Сандрин. Савада не может понять, это издёвка или действительно беспокойство. Но он отрицательно качает головой. Он едва успевает проглотить последний кусочек, как женщина решительно поднимается со скамьи. — Ну, идём. Мы и так потратили достаточно времени. Одним из условий союза был беспрекословный переезд Тэкео в её квартиру. Он, конечно, всё равно попытался возразить, намекнув про вещи, на что Сандрин лишь улыбнулась, отметив, что это дело поправимое. И теперь они приближаются к его старому дому, где очень давно жили он и Рио. Тэкео совершенно не хочет, чтобы эта Аддерли видела его улицу, его дом, его квартиру. Но возразить ему нечем, каким-то образом она умело влияет на всю его решимость и бунтарство. Пока они не дошли до торгового квартала, Сандрин практически допрашивала его о его семье, о той девчонке Сении и его Слуге, о маге Тайлере, о той истории десятилетней давности. Всё потому что он не удержался и ляпнул, что хочет отомстить за своего брата. — Ты попался её Слуге, — она качала головой, слушая историю событий последних дней. — Ужасно глупо, мальчик. Уж тебе следовало соблюдать осторожность. — Днём среди людей битвы Мастеров не ведутся, — возразил он ей. — Ага. Только им ничего не мешало подкараулить тебя чуть позже, загнать в тихое безлюдное место и убить, — ответила она с какой-то жуткой улыбкой. И говорила она верно. Тэкео не думал об этом. Та девчонка, видимо, тоже, раз так не сделала. Она просто ушла от него, как от пустого места. Он ей был безразличен. Всего лишь новый враг, и какая ей разница, чьим братом он был. Надо будет — она и его убьёт с тем же хладнокровием, как и Рио. Заманит в ловушку, пообещав честный бой, и ударит. Дрянь. Ненавижу. Он стискивает руки в кулаки, и застарелый гнев вновь начинает бурлить внутри него. — Остынь, — одёргивает его Сандрин. — Ты не Берсеркер. Ярость только мешает — она демонстрирует твоё бессилие. Холодные слова бьют точно в больное место. Остыть не так легко, как кажется, и Тэкео просто пялится на асфальт под ногами. В своих мыслях он чувствует успокоительное прикосновение Кастер. «Я иду за вами, Мастер». Тэкео выдыхает. Какой бы она не была, она всё же его Слуга. Благодаря ей у него есть шанс, потому что она ответила на его обессиленный зов. Она пришла, и пообещала, что всегда будет рядом. Одна эта мысль придавала чуть больше уверенности. — Мы на месте? Голос Мастера Берсеркера возвращает его к реальности. Положив руку на бок, она стоит напротив дома, с прищуром рассматривая окна. Савада молча кивает. Он подходит к своему подъезду, набирает код на замке, чтобы открыть дверь. Сандрин стоит позади него, и он слышит её задумчивое хмыканье, но, оборачиваясь, натыкается только на улыбку и кивок «иди дальше». Перед своей квартирой он останавливается, чтобы достать ключ, но почему-то передумывает. Словно подталкиваемый кем-то, Тэкео просто поворачивает ручку, и дверь распахивается. Юноша замирает на пороге. Он точно помнит, что закрывал дверь на ключ. В этом нет сомнений, он уверен в этом точно так же, как в том, что вчера встретил Мастера Берсеркера. Но дверь не заперта. Сандрин огибает его и первой заходит в пустую квартиру. Оглядывается, делает какие-то странные пассы руками, словно нажимая что-то в воздухе, и бросает через плечо: — Кто-то здесь был, но уже пусто. Искали тебя. Не дожидаясь его ответа, она проходит дальше, вглубь помещений, и стук её каблуков отдаётся эхом. Тэкео, наконец, перешагивает через порог и закрывает дверь за собой. Искали. Его. Он даже догадывается, кто. Кому он сейчас нужен? Помимо воли он начинает улыбаться, но в этой улыбке нет ничего весёлого. Тэкео Савада торжествует. Всё-таки она испугалась. Неважно, что она подумала, но она попыталась его достать, чтобы поскорее избавиться. Значит… значит… Юноша запрокидывает голову, чтобы сдержать смешок. Неужели всё, что происходит сейчас — это проведение, одобряющее его путь? Ведь, не встреть он Берсеркера вчера на пути, то сегодня уже скорее всего был бы мёртв в своей собственной квартире. «Всё хорошо складывается, Кастер», — думает он. Но в его Слуге не чувствуется положительных эмоций. Она всё ещё встревожена и ясно даёт понять, что ничего хорошего во всём этом нет. — Ты просто мнительная, Кастер. А твои видения обманчивы, — примирительно произносит Тэкео вслух и почти слышит ответный вздох Слуги. Она никогда не спорит с ним. Их прерывает голос Сандрин: — Так вот как ты живёшь. Она стоит в дверном проёме, оглядывая покрытые трещинами потолки, старые поцарапанные обои, давно не мытый пол с разводами пыли и грязи. Торжественное настроение Тэкео тут же улетучивается, и он сразу же ощетинивается. — Я здесь не живу. Я здесь временно, пока Война, и меня всё устраивает. — Будто в другом месте ты живёшь лучше. Это тоже правда. Постоянное жильё Тэкео едва ли лучше этого, просто ничего другого он себе позволить не может. У него не было возможности учиться, и сейчас он перебивается различной неквалифицированной работой, за которую редко когда отваливают горы денег. Но он и в самом деле не считает это проблемой. Его это всегда устраивало, потому что все эти десять лет его заботит совсем иная цель. Может, если он выживет, то подумает о том, как устроить свою жизнь. Но не сейчас. — Мне хватает, — огрызается он. Сандрин улыбается будто бы одобрительно. Она снова скрывается в комнате, и её слова отражаются от стен: — Тут в твоих вещах даже покопались. Проверь и собери их. Может, что-то из этого тебе пригодится. Он встревоженно забегает в помещение вслед за ней, округлившимися глазами смотря на разбросанное по матрасу содержимое своей дорожной сумки. Сердце ёкает. Тэкео едва ли не падает на пол перед кучей барахла, судорожно перебирая его. Штаны, рубашки, чеки, банкноты — всё это отшвыривается в сторону. Он догадывается немного отодвинуть матрас от стены, и в образовавшейся щели находит свой паспорт. Даже отсюда он видит уголок фотографии в нём и с облегчением выдыхает. Вслед за облегчением приходит новая волна ярости, которая накрывает его дрожью. Он вдруг полностью осознаёт, что они приходили сюда. Они вторглись в мир Рио. Они трогали его вещи. Они видели его семью. И насмехались над ним. Может, они решили, что его здесь нет, потому что он испугался и сбежал. И поэтому они раскидали все его вещи, нашли его паспорт, нашли его фотографию. И насмехались. Даже сквозь гнев Савада чувствует абсурдность своих мыслей, но уже не может остановиться. Они не имели права находиться здесь! Та тварь, что убила его брата… она… она… — ОНА НЕ ИМЕЛА ПРАВА! — рычит он, и его рык наполняет всю квартиру, проходит сквозь стены, пульсирует ненавистью. Даже перед глазами эта пелена. Тэкео стискивает зубы в оскале, и в этот же момент вскрикивает Кастер, а на спине расцветает боль. Из горла вырывается всхлип, и юноша заваливается на матрас. — А ну прекрати! — слова Сандрин бьют хлыстом по его сознанию, как её магия — по его спине. — Что за истерика? — Она была здесь, — хрипит Савада. Боль в спине скукоживается, потихоньку отмирая. — И? Из-за этого надо сотрясать стены? Угомонись. — Женщина морщится. — Собери свои вещи и пошли. Здесь нет смысла оставаться, они не оставили ни посланий, ни ловушек. Угрожающий холод её голоса действует отрезвляюще, как и вчера. Ещё несколько секунд Тэкео просто лежит, размеренно дыша, и затем встаёт, прижимая к себе паспорт с фотографией. Сандрин замечает это, но не высказывает никакой заинтересованности. Склонившись, она поднимает пустую сумку, расправляет её и аккуратно ставит на край матраса. Это слишком непрозрачный намёк, и Тэкео, выдохнув, начинает укладывать разбросанные вещи. Мастер Берсеркера отходит к окну, всматриваясь в уличный пейзаж, потом кидает взгляд на наручные часы и что-то прикидывает в уме. — Что ж, — произносит она, — незачем тянуть кота за хвост. Ты хочешь отомстить за брата, а я хочу продвинуться в этой Войне Святого Грааля и посмотреть, что будет дальше. И для этого у нас есть Лансер и его Мастер. Попробуем убить двух зайцев одним выстрелом, согласен? С кипой вещей в руках Тэкео выпрямляется, с удивлением глядя на женщину — настолько неожиданно звучат эти слова. Хоть вопрос и задан, она не смотрит на него, всё ещё больше заинтересованная происходящим на улице, и продолжает рассуждать: — До заката ещё три часа. Этого хватит для подготовки. За две ночи прогулок я заприметила пару мест, где нам точно не помешают. Выберем самое надёжное, и я установлю там барьер и ещё кое-что. Как раз успею к ночи. Там их и встретим. Осталось только придумать как их заманить. Если, как ты говоришь, дуэли здесь в почёте, ты мог бы вызвать Сению и её Слугу. Как с твоим братом. Тэкео напрягается, внимая её словам. А Сандрин, наконец, переводит взгляд на него. — Что молчишь? Они же явятся на дуэль? Савада хмурится, кидая вещи в сумку. — Думаю, да. Сандрин удовлетворённо кивает. — И подготовятся, ожидая ловушку. Но Берсеркер будет для них неожиданностью, он отвлечёт Лансера, и вся их подготовка ничего не будет стоить. А потом выступишь ты… Она резко замолчала и улыбнулась, наблюдая за выражением лица Савада. «Я хочу отомстить за брата!», — он сказал это с такой гаммой чувств. Если бы они были материальны, её, наверно, смело бы их силой. И судя по истории, ему было за что мстить. Это должна была быть честная дуэль двух Мастеров, но дуэль оказалась самой обычной бойней. Сандрин хоть сама не отличается честностью и скорее одобряет такой подход, тем не менее, понимает, что так грызёт душу этого юноши. Быть может, если бы брат погиб в честной схватке, он бы смирился с его смертью как с неизбежным риском любого участника Войны Святого Грааля. Но месть сама по себе штука не совсем разборчива. Она не всегда видит грани. Однако… в данной ситуации это не важно. На лице юноши не отображается никакого предвкушения, а он слишком эмоционален, чтобы скрывать свои чувства. Что-то не то? Сандрин хмурится. — Ну, мальчик, — подгоняет она его. — Тебе не нравится этот план? Савада медленно качает головой. — Он хороший. Но вы правы, если я вызову их на дуэль, скорее всего они поймут, что есть подвох. Лансер чувствовал Кастер, а Сения видела меня. Они все знают, что в честной дуэли у меня нет шансов, и всё поймут. Сандрин удивляется его неожиданной рассудительности, так не вяжущейся с уже сложившимся образом несдержанного юноши. Она тут же укоряет себя за поспешные выводы, ведь, действительно, если бы он хоть как-то не пытался продумать путь к своей цели, давно бы уже валялся мёртвым в переулке после импульсивной схватки с Лансером и его Мастером. Нет, пусть у него и не было столько опыта и ума, всё же он понимал свои шансы. И, наверно, продумывал возможности. — Я думала, тебе понравится зеркальность, но в твоих словах есть правда. Наверно, они заподозрят либо союз с одним из Мастеров, — Сандрин хмыкает, — либо очень мощную ловушку, раз ты так открыто вызываешь их на бой. Хотя, конечно, они могут решить, что он просто чересчур самоуверен, и придти не думая о плохом. Но если эта женщина участвовала в прошлой Войне и имеет опыт, скорее всего, она не станет рассчитывать на такой подарок. Аддерли, наконец, отворачивается от окна и прислоняется к подоконнику спиной. В комнате наступает тишина, прерываемая лишь звуком застёгивающейся молнии на сумке. Тэкео подхватывает её и замирает, смотря в пол. Ему не хочется говорить, потому что то, что он хочет сказать, — мерзко. Но эта женщина с лёгкостью читает его. — Но ты, может, что-то уже продумывал? — Внимательный взгляд впивается в его лицо, ловя каждую вспышку эмоций. Савада замирает. Он колеблется, отвечая не сразу, но, в конце конце, признаётся: — Я решил, что единственный мой шанс — заставить их действовать необдуманно. — И чем же? — в ней слышна заинтересованность. Тэкео молчит. Он действительно думал об этом, думал много раз, но постоянно отмахивался. Как бы он ненавидел эту женщину, совершить такое для него было бы очень сложно. Да и Кастер не поддержала бы. Сейчас-то у неё не будет выбора. Но всё-таки… её отношения это не изменит. Сандрин терпеливо ждёт ответа, точно так же, как вчера. Она не подгоняет его, давая возможность собраться с мыслями и принять решение. В её взгляде читается какое-то одобрение, словно мать говорит ребёнку «давай, малыш, ты сможешь». Савада встряхивает головой, отгоняя нелепое сравнение. Меньше всего эта женщина похожа на мать. — Я… — он стискивает зубы, и от этого его голос звучит зло, — думал… думал выкрасть… Он ещё не успевает договорить, но видит, как слетает добрая маска с лица Сандрин, на него словно ложится тень, а глаза прищуриваются недобро. — Её сына, — холодно заканчивает за него предложение Мастер Берсеркера. Тэкео вдруг хочется оправдаться, что он не собирался всё равно этого делать. Думал, но не собирался. Он ненавидит эту Сению, и он недолюбливает её ребёнка, но всё же что-то внутри него жмёт красный стоп-кран, едва он задумывается о причинении вреда мальчику. Между двумя мастерами нарастает напряжение. Сандрин сверлит его взглядом, словно пытается найти что-то ещё в его словах. И вдруг… Отталкиваясь от подоконника, она выходит на середину комнаты. — Хорошо, — проговаривает она, пожимая плечами. — Хорошо. Начнём сегодня. Ошеломлённый её согласием, Тэкео бормочет: — Но я не собирался… Сандрин вскидывает руку, призывая его замолчать. — Если не проводить честную дуэль, то не проводить её с самого начала. Ребёнок не пострадает. Любая мать побежит спасать своё дитя сломя голову, — внутри неё что-то заходится издевательским смехом, показывая на неё пальцем, но она велит этому что-то заткнуться. — И возможно, тогда они не будут задумываться о ловушках и уловках. Если обставить всё быстро, то мы захватим их врасплох даже в том случае, если они задумаются. Волнение, мальчик мой, опасная штука. Её голос тоже опасен. Сандрин улыбается, и от этой улыбки предложение Тэкео Савада всё же вернуться к плану с дуэлью замирает у него в горле. Её спешка и лёгкость в принятии столь грязного решения вводит юношу в ступор. — Берсеркер, — напевно выводит она, направляясь к выходу. — Сегодня ты получишь своё. Тэкео не видит и не чувствует Слугу Сандрин, но уверен, что тот ликует. План утверждён и оспариванию не подлежит. Тэкео смотрит вслед её удаляющейся фигуре в элегантных юбке и пиджаке. Каблуки высоких туфель звонко стучат по грязному потёртому паркету и в какой-то миг их цокот затихает. Спохватившись, юноша торопится за ней. Это будет ужасный поступок. Но с другой стороны… Разве они поступили с Рио лучше? Разве с Рио было лучше? Разве?