В отражении

Поднявшись на второй этаж, Сения останавливается — Лансер преграждает ей путь. Она даже не почувствовала его, хотя должна была, как Мастер. Они встречаются взглядами, и, вспыхнув, Сэй опускает голову. Впервые за всё это время она думает, что, возможно, допустила ошибку. Что вся её задумка была неправильной. Фальшивой. Искорёженной. Нет-нет-нет. Всё так же не поднимая взгляд, молча, Сения пытается обойти своего Слугу. И он пропускает её. На узком пятачке у лестницы ей приходится буквально протискиваться мимо него. Угрожающая близость. Она слышит запах металла и кожи, ощущает принесённую осеннюю прохладу, чувствует какой-то невысказанный вопрос. Внутри живота всё стягивается, не в страхе, нет, а в каком-то волнении. — Уйди, ну! — она не выдерживает и слегка отталкивает Лансера на шаг от себя. — Если что-то хочешь сказать, то говори нормально. — Он злится. — Что? Она вскидывает голову в удивлении. Лансер так же удивлённо смотрит в ответ и повторяет, сопровождая слова кивком головы в сторону двери комнаты Коноллана. — Злится. — А… да… я знаю. — Будьте с ним честны, Мастер. — Я… а… Сения не может подобрать слов неожиданному совету Лансера. Это звучит странно, особенно от него. Странно, но… очень… похоже. Похоже, да? Она вдруг улыбается. Как бы он сказал, что бы он сделал, если бы знал? Убил бы её за то, что она натворила… Улыбка спадает. Лансер с недоумением следит за резкой сменой её эмоций. — Мастер… — Да-да, — она прерывает его. — Спасибо, я поняла! А теперь оставь нас, хорошо? Ни к чему ему слышать то, что она может сказать. Слуга хмурится с каким-то недовольством, но послушно исчезает, а сама Сения останавливается возле комнаты сына. Стыдно признаваться, но ей страшно. Она всегда старалась быть хорошей матерью, понимающей, заботливой, старалась быть другом для своего ребёнка. Но что-то изменилось в тот момент, когда снова проснулся Грааль, и она поняла, что ей даётся второй шанс. Но этот шанс… однажды от него ничего не останется. Победа, как бы её не хотелось, не настолько предрешена. Но Коноллан будет здесь. Ей нельзя его лишаться. Иначе… Иначе… Кухулин никогда не простит её. Зная, кто она… или не зная… всё равно не простит. Она стучится в дверь и сразу же открывает её. Мальчик сидит на своей кровати, насупленый, взъерошенный, похожий на нахохлившегося воробушка. Он косится в сторону матери и демонстративно отворачивается. Его обида выглядит напускной, но по общей атмосфере Сения знает, что это не так. Она подходит к нему медленно и осторожно, словно к дикому зверьку, которого легко спугнуть, и присаживается рядом. Он не отодвигается, но тщательно игнорирует её присутствие. — Волчонок… ты злишься, да? Молчание. — Я знаю, что злишься. Я бы тоже злилась на твоём месте. Прости. Надеюсь, дядя Тайлер объяснил тебе, почему я так поступила. В ответ ей снова молчание, и лишь новая нотка — сопение. Зная его, Сения понимает, что он ужасно хочет что-то ей сказать, но заставляет себя молчать. Она сама думает о том, как сейчас переливается его радужка. Помнится, когда она увидела алый цвет в первый раз, то очень сильно перепугалась. Но потом стало ясно, что алеют они только во время очень сильных эмоций, в основном злости или гнева. Иногда они могли немного заалеть по краям радужки и от сильной радости. Внешне, пожалуй, это была единственная особенность, которую он перенял от отца. — Я просто… — Сэй вздыхает. — Мне… мне было стыдно признаться. Ведь это ужасно, поступать так с собственным ребёнком. Я должна была увезти тебя подальше от этого, и совсем не втягивать. Я должна была… ну… я должна была поступать лучше как твоя мама. Я ведь правда… я правда не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Прости меня. Прости, Волчонок. Я… когда Тайлер вернётся, я скажу, чтобы он всё это убрал и… не знаю… может… нашёл, куда увезти тебя. Только не злись больше, хорошо? Я больше не дам тебя обидеть. Коноллан ссутуливается и трясёт головой. Его плечи напрягаются, и натянутым тоном сквозь зубы он бормочет, вкладывая в свои слова тонну обвинения: — Ты мне врала. Я это знал. Я всё ждал, когда ты расскажешь. А ты не рассказала. Сения опускает взгляд, рассматривая колени, и отвечает виноватым голосом: — Я уже сказала. Я не хотела тебя впутывать. А потом уже не могла. Ты такой маленький, Волчонок… — Я не маленький! — вдруг вскрикивает мальчик, выпрямляясь, и его ладонь стискивает одеяло. — Не надо притворяться, будто я не понимаю! Дядя всё мог мне рассказать раньше, но ты запретила. А он знает, что я бы понял! Он сумбурно выплёскивает своё возмущение. — Ну… дядя не всегда понимает, когда и как следует говорить такие вещи, — Сения пытается оправдываться перед ним. — Всё-таки… Волчонок, ты же ребёнок. Ты и должен им быть. Детство бывает лишь раз в жизни, и все эти взрослые проблемы, они не стоят того, чтобы тратить на них время. Потому что… ну… понимаешь… через пару лет тебе всё равно придётся это делать, так зачем начинать раньше, чем нужно? Я вовсе не пыталась обмануть тебя, я пыталась защитить. Но, наверно, я всё сделала неправильно… Я ещё раз прошу, прости меня… К концу речи её голос затухает. Воцаряется прерываемая лишь сопением тишина. «Ты что-то говоришь ему о детстве, правда? Что-то о защите, правда?». Сэй стискивает руки. — Я… — снова начинает она, но не успевает продолжить фразу. Сопение резко меняет тональность и вдруг превращается в почти истерические всхлипы. Коноллан резко теряет всю свою напряжённость, всю излучаемую злость. Он разворачивается к матери, утыкается лицом ей в бок, и всё его тело трясётся от несдержанных рыданий. — Мамочка, пожалуйста! Мама, перестань это делать! Я не хочу, чтобы ты умерла! Я не хочу! «Тайлер», — с неожиданной для себя яростью думает она. — «Ты даже это ему рассказал? Идиот!». — Я не собираюсь умирать, милый, — она обнимает его со всей нежностью, на которую только способна; гладит его жесткие тёмные волосы, которые уже нуждаются в стрижке. — Что за глупость! — Дядя… сказал… что это война! Я знаю, что такое война! Я видел, там умирают. — Ну что ты… В смысле, да, конечно, умирают. Но я не собираюсь умирать. — Разве ты решаешь? — сквозь слёзы спрашивает Коноллан. Его голос звучит глухо. Разве ты решаешь… Неожиданный вопрос от десятилетнего мальчика. Рука Сэй на его голове на мгновение замирает, вздрагивая, а потом продолжает движения. Хороший вопрос, правда. Ей задавали его и Тайлер, и Лансер. И сама она задавала его себе. Но почему только из уст её сына от этих слов повеяло неприятным холодком, от которого Сэй накрывает чувством обречённости и неизбежности. Смерть во время Войны Святого Грааля — это неизбежный риск. Она приняла его. Колеблясь и сомневаясь, мучая себя совестью и виной, но тем не менее — приняла. Однако в этот момент Сения ощущает страх. Всё тот же страх, который накрывал её десять лет назад, заставлял холодеть ладони и дрожать. Страх, который она маскировала пониманием и попыткой сделать хоть что-то, чтобы быть полезной. Лишь бы не умирать. Глубокий вздох. — Не решаю, — Сэй старается улыбаться, чтобы её голос звучал мягче и бодрее. — Но и я, и Тайлер делаем всё, чтобы этого не произошло. И это не произойдёт, я клянусь тебе. Коноллан отрывается от матери и поднимает на неё заплаканные глаза. — Почему ты просто не прекратишь, мама? Ведь тогда тебе не придётся умирать. — А дядя не сказал тебе? Коноллан хмурится и качает головой. — Он сказал, что ты сама расскажешь. «Тайлер, чёрт тебя дери...». Сэй удерживает улыбку на губах. Ей нужно оставаться невозмутимой и спокойной, только так Коноллан поверит ей и не будет переживать. Она нежно кладёт ладони ему на щёки, большими пальцами вытирая дорожки слёз. Он не отодвигается, молча, хоть и слегка напряжённо, принимая эту ласку, продолжая смотреть на неё чуть покрасневшими печальными глазами. — В этой Войне, Коноллан, победитель получает настоящее чудо: он может загадать любое желание, и оно исполнится. — Разве? — на лице мальчика проступает недоверие. Он знает о чудесах и желаниях, и знает, что подобное бывает лишь в сказках. Желания исполняют джинны, феи, загадочные древние духи, но это всего лишь отголоски древних времён, когда магия ещё обволакивала этот мир, являясь его пятой или шестой стихией. Сейчас и самые лучшие маги не способны так просто взять и исполнить желание, даже десятилетний ребёнок понимает это. — Так сказано. Мы сражаемся, чтобы доказать, кто больше всех достоин этого желания. Вот почему я не могу прекратить. — Но… — лицо Коноллана в её ладонях взирает на мать растерянно. — Я всё равно не понимаю… почему? Что ты хочешь, мама? На миг улыбка спадает с лица Сэй. Она склоняет голову, прикрывает глаза и кивает. Что она хочет. Она ещё ни разу не произнесла этого. Никто не знает, чего она хочет, кроме, пожалуй, Тайлера. Она говорила Лансеру, что ей достаточно просто принимать участие… Что же, она не солгала насчёт этого: ей и вправду достаточно того, что он рядом с ней. Но, конечно же, у неё есть цель в этой Войне. Если бы ей нужен только Лансер, она бы нашла какое-нибудь укрытие, в котором бы отсиживалась до последнего, лишь бы не рисковать им. Но она хочет попытаться победить. Хочет пройти весь этот путь и потребовать исполнения своего желания. Да и к тому же, скорее всего, когда о её желании узнает Коноллан, он поймёт её. И тоже захочет того же. И это позволит сохранить всё как есть. — Я хочу вернуть твоего отца. Когда эти слова звучат вслух, Сении вдруг становится легче. Она не плохая мать, она не чудовище. Потому что её цель вполне себе та, что подходит матери. — Отца? Папу? Но ведь он умер… ты же говорила. — Именно поэтому, Волчонок, мне нужно участвовать в этом. И именно поэтому я не собираюсь умирать. Чтобы вернуть твоего папу, я должна дойти до конца и победить. Но… — Сения обнимает сына, прижимается щекой к его макушке, понижая голос. — Если ты очень хочешь, я могу прекратить. Мы уберём с тебя эту печать, я откажусь от участия, и мы забудем обо всём, что случилось. Она чувствует напряжение Коноллана, чувствует, как он отчаянно размышляет и думает, огорошенный её неожиданным признанием. Он никогда не волновался о том, что у него нет отца: Тайлер успешно заменял ему его. Однако «дядя» и «папа» — это абсолютно разное, даже для такого ребёнка как Коноллан. И мысль о том, что и у него может быть кто-то, кого он может называть папой, для Коноллана должна быть крайне волнующей. — Я просто… не хочу… чтобы ты умирала, — бормочет он, и в его тоне Сэй слышит поражение. Он больше не хочет сопротивляться. Не хочет обижаться. Он принял её позицию. — Я не умру, Волчонок, не бойся. Я буду защищать тебя, буду сражаться, и я не позволю себе умереть. Тайлер и Хиро склоняются над распечатанной картой города так, что едва не сталкиваются головами. Помимо привычных и понятных простым людям обозначений и улиц карта испещрена бледно-голубоватыми линиями, раскинувшимися по ней словно кровеносные сосуды. По части из них карандашом проведены отдельные линии, утыкающиеся в три красных круга, разбросанных по разным сторонам карты. Мужчины тщательно изучают эти линии, время от времени каждый из них делает какие-то пометки, проводит новую карандашную черту. Но этим всё и ограничивается. — Чёрт возьми, у нас уже пятнадцать пересечений, — не выдерживает Хиро Уэда. Он первым отрывается от изучения карты, решительно подходит к мини-бару, открывает его, смотрит несколько секунд на ряд бутылок, и так же решительно захлопывает дверцу. Хлопок получается резкий и громкий, и Тайлер, отрываясь от бумаги, поднимает вопросительный взгляд на товарища. — Ты будешь? — вновь тянется к дверце Хиро. Сначала Тайлер пожимает плечами, потом хмыкает и отвечает: — Пожалуй, да. Глаза уже разбегаются. Хиро ворчит что-то, похожее на согласие, и разливает по бокалам древесно-золотистый коньяк. Он протягивает один бокал Тайлеру, и садится на диван. Чёрный клубок в углу поднимает голову, сонно и вопросительно смотря на Мастера, но получив отрицательный кивок, вновь углубляется в сон. Тайлера присутствие в комнате Слуги не смущает. Он абсолютно расслабленно откидывается на диване и типично-Тайлеровским взглядом оценивает напиток в бокале, прежде чем сделать глоток. — Может, мы ошиблись? И нет никакой отдельной основы. Мы до самого конца Войны будет исследовать все пересечения, в этом нет никакого смысла, — говорит Уэда. Его голос звучит несколько разочарованно. Тайлер бросает взгляд на разложенную карту. — Может быть, — соглашается он. — Но какие ещё варианты? Можно попробовать ещё раз изучить места Призыва, вдруг наткнёмся на что-то, что не замечали раньше. На какое-то время в кабинете воцаряется молчание. — Ты уверен, что нет каких-то мест, куда Кадзицу Уэда мог спрятать записи о ритуале? — Тайлер смотрит на Хиро поверх бокала, но без особого интереса. Словно он должен был задать этот вопрос, зная, что будет за ответ. Уэда его не разочаровывает. Он пожимает плечами, отвечая: — Всё дело в том, что таких мест на самом деле может быть очень много. Дед был… хм… как бы сказать… — Своеобразным, — подсказывает Тайлер. — Пожалуй так, — Уэда хмыкает. — Он мог как уничтожить все сделанные им записи, так и спрятать их под третьим камнем в пяти шагах к северу от старого фонтана. По крайней мере в доме их нет. Или же они слишком хорошо защищены. Хиро вздыхает с глубокой усталостью. Он замолкает на какое-то время и произносит тоном, в котором можно расслышать нотки обиды: — И я искренне не понимаю, почему так. Может, то, что случилось с Катель и Дворжак… Да и с Савада, я не удивлюсь, если этот ритуал ускорил их гибель… Может, он счёл ритуал слишком опасным, чтобы распространяться о его сотворении, но тогда я ещё больше не понимаю, почему он не уничтожил его, пока была возможность. — На него это было бы не похоже. Разве его печалила судьба двух магических домов? — Не особо. Думаю, ему больше досаждали дознаватели, когда из-за этого всполошилось Объединение. Вот это точно на него похоже. Но всё-таки… «Печать крови, металла и креста». Я до сих пор не понимаю, был ли в этой его фразе хоть какой-то смысл. — В крови уж точно был. Я не сомневаюсь, что одно из деталей ритуала была печать крови, — Тайлер делает очередной глоток и хмурится. — Только так можно объяснить, почему почему вы и Савада получаете Командные Заклинания по праву основателей. — Кровь — это как раз-таки самое объяснимое из всех. Редкий тяжёлый ритуал обходится без крови. Ладно! — Хиро залпом допивает остатки коньяка, хлопает себя по коленям и поднимается. Его взгляд вгрызается в карту. — Похоже, у нас и вправду не остаётся другого выбора кроме как провести полевые исследования. Эти множества пересечений только путают, а ведь из них надо ещё отсеять нов… Внезапно он замолкает, одномоментно превращаюсь в неподвижную статую, чей взгляд уходит куда-то вглубь мироздания. Это состояние длится всего лишь часть мгновения, достаточного, чтобы Тайлер успел это заметить и удивиться, но не окликнуть товарища. — Мы идиоты, Тайлер! — восклицает Хиро Уэда, возвращаясь в подвижное состояние, и резко разворачивается к выходу из кабинета. — Это же элементарно, ребёнок бы в первую очередь подумал об этом! — О чём? — недоумевая, Тайлер тоже поднимается с дивана, следуя за Хиро. — Об этом! Мы же сами это обсуждали! Идеальное расположение для точки основания такого мощного ритуала, с учетом вывода Призыва в три разных места, это расположение по течению самых крупных лей-линий. Но! Такое мощное поглощение энергии никак не может не отразиться на рисунке. Скорее всего постепенно, так, что это не бросалось в глаза, ведь лей-линии нередко меняют потоки, искажаются, пересыхают, образуют новые… Хиро звучит сбивчиво, но Тайлер мгновенно понимает, о чём он. И ему тоже становится стыдно за то, что он сам не подумал об этом в первую очередь. Используя потоки лей-линий, такой мощный ритуал никак не мог не повлиять на рисунок. Хиро прав, лей-линии и сами меняют направление — не главные потоки, нет. Они, конечно, тоже изменяются, точно так же, как на Земле в течение многих тысяч и миллионов лет усыхают одни реки и образуются другие. Но это то, что не видно человеческому глазу за его жизнь. А вот мелкие «речушки», «притоки» отходящей силы частенько меняют свой рисунок, особенно в местах, в которых магия используется. Там, где живут маги, собственно, и где живёт большое скопление людей. Так что рисунок лей-линий города за время с момента Первой Войны Грааля безусловно изменился, вряд ли серьёзно, но если знать, что искать и как, то можно значительно сократить круг поисков. И всё, что для этого нужно — старая карта лей-линий, оформленная ещё до начала Первой Войны. Именно за этим Хиро и Тайлер взбираются в заваленный различным хламом чердак дома Уэда, будоража пыль. — Я видел одну, — бормочет Хиро, пробираясь вглубь, — когда искал записи. Ужасного вида, но должна быть точной. Тайлер вдыхает запах пыли и чихает. — Надеюсь, это действительно нам поможет, — глухо звучит он сквозь рукав, прикрывающий нос. — Во имя всех богов, тут что, не убирались с момента постройки? — Тебя вот серьёзно сейчас волнует именно это?.. Ага! — Хиро победно открывает крышку старого обитого потертой временем кожей дорожного сундука, роется в затхлых бумагах, желтых конвертах, книжках и газетах — всё кажется сваленным в одно место без какой-либо систематизации — и, наконец, извлекает на свет перевязанный лентой свиток бумаги. — Вот она. Ещё немного времени и станет раритетом. Составлялась ещё коллегией, в которой был мой прадед. — Очень рад за него, — бормочет Тайлер. — Только давай уже вернёмся и посмотрим на карту в не настолько пыльном месте. Хиро порывается что-то ответить на ворчание товарища, но не делает этого. Их короткое переругивание вновь напускает на него чувство ностальгии, и в уважении к нему Уэда не хочет портить момент, лишь довольно ухмыляется. Всегда, когда они работали вместе, их результаты были в разы лучше, чем по отдельности. В кабинете мужчины бережно раскрывают старую карту, нарисованная от руки на пожелтевшей, местами даже порыжевшей бумаги, она сильно контрастирует с распечатанной современной. Но краски и рисунок на ней всё ещё чёткие, и хоть масштабы выдержаны не слишком точно, обе карты прекрасно соотносимы между собой. Изменения в рисунке лей-линий не слишком бросаются в глаза. В россыпи «притоков», многие из которых на старой карте отображены довольно схематично ввиду их незначительности, сложно с первого взгляда разглядеть даже естественные изменения. Откровенно говоря, семьдесят или восемьдесят лет не настолько большой срок, чтобы рисунок лей-линий существенно изменился. Но всё же он отличается. Это ещё не победа, но определённо шаг в её сторону. И этот шаг кажется Хиро Уэда более верным.