В отражении

Ей пришлось хорошенько постараться. У неё не было времени, чтобы создать полноценное пространство, и поэтому она просто повесила иллюзию как маскировочную драпировку. Для людей с улицы всё будет выглядеть как обычно, и развороченное фантазмом Сэйбер здание будет стоять целым и тихим. Скорее всего, у них будут вопросы, ведь фантазм не был беззвучным, но, к счастью, его звук похож на раскат грома, и скорее всего, люди будут искать грозу. Ивон чувствует себя выпотрошенной. Тело болит от усердия и того объема магической энергии, который ей пришлось срочно выплеснуть. Но это ничего, правда, ничего. Боль — это то, к чему её приучили. Отец всегда говорил, что сила — это боль, и лишь научившись преодолевать эту боль, ты станешь лучше. И она училась. Говоря по правде, Ивон и не знает другой жизни. Наверно, с самого своего появления на свет она училась преодолевать боль, мало помалу, переходя от одного уровня боли к другому. Только так она могла стать лучше, только так она могла стать достойным преемником своей семьи. Ивон старалась. Она верила, что однажды наступит тот день, когда она станет достаточно сильной. И тогда боль прекратится, и тогда всё будет прекрасно, и отец будет гордиться тем, что его преемником стала Ивон. — Папа… Она никогда его так не называла раньше вслух, и уж тем более не в его присутствии. Но сейчас… сейчас, когда она держит в своих руках его голову, нежно прикрывая веки распахнутых упреком глаз, «папа» ей кажется гораздо уместнее, чем холодное официальное «отец». — Я виновата, папа. Ивон шепчет, утирая слезы тыльной стороной запястья. Отец так и не смог поверить, что Сэйбер была не обычным фамильяром. Он не знал о ритуале Войны Святого Грааля почти ничего, и из тех сведений, что удалось найти в архивах Объединения, было известно лишь о сражениях существ, похожих на фамильяров. Так что отец логично предполагал, что Сэйбер, пусть и является воплощением одного из великих героев прошлого, тем не менее, не более чем послушный фамильяр, которым по несчастливой случайности управляет его дочь, Ивон. — Ты доверял мне, папа. Ивон всегда его слушалась. Её послушание было приписано ей по рождению и по её миссии. Если ты хочешь быть полезным дому Майерс, слушайся его Главу. Если ты своевольничаешь, то ты больше не имеешь право носить это имя. Ивон почти не помнила старшего брата, она даже не могла вспомнить его имя, но знала, что тот был изгнан и вычеркнут из рода Маейрс после того, как однажды ослушался отца. Поэтому отец возложил все надежды на свою дочь. — А я подвела тебя… папа… Отец знал, что Ивон никогда не пойдёт против него. Она — его любимая послушная дочь, которая хочет стать достойной имени своего отца. А раз послушна дочь, то послушен и фамильяр. Но он не знал, что фамильяры Святого Грааля вовсе не фамильяры. Они следуют приказам, но при этом они обладают своей собственной волей. И в какой-то момент эта воля может прорваться наружу несмотря ни на что. Даже Ивон не понимала этого до самого последнего момента. В угасающих глазах своего отца она видела ту единственную мысль, с которой он умирал: если фамильяр дочери отрубил ему голову, значит, это был приказ дочери. — Ты думаешь, что я убила тебя! Но я не делала этого, я не делала этого! Ивон почти кричит это, и слез становится так много, что она не успевает их вытирать. Это ведь был обычный урок, ничего особенного, ничего сложного и даже нового. Просто практика, чтобы она, Ивон, не забывала эту боль. Почему именно тогда Сэйбер схватилась за свою катану? Почему именно в этот момент она решила убить отца своего Мастера? Она сделала это так быстро, что ни отец, ни тем более Ивон, не успели её остановить. Ивон кричала, а отец умирал, думая, что она — убийца. — Я не делала этого! — в третий раз повторяет Ивонн. Сквозь разломанные стены пролетает ветер, трепля волосы обоих: отца и дочери. Ивон пронзает дрожь отчаяния, ужаса и боли. Как она вернётся домой после всего этого? Что она скажет матери? А тёте? Они обе будут в гневе. Они изгонят её из семьи. Она должна была стать их будущим, а вместо этого она разрушила их настоящее. С первого момента своего появления Сэйбер была немного странной. В ней бурлила сила, от неё исходила опасность, но при этом она была милой и заботливой с Ивон, похожей на тот тип матерей, которых порой рисуют в сказках. Мать Ивон не такая. Она, конечно, любящая и заботливая, но она — истинная жена Главы магической семьи. Её роль заботиться о роде, укреплять и усиливать его, точно так же, как и у Ивон. И если для этого нужно терпеть боль, то они обе её стерпят. Наверно, поэтому Ивон не распознала настоящую опасность своей Слуги. Её Слуга перестаралась в своей заботе. Она не была женой мага, она не знала, что такое обязанности женщины магического рода. Поэтому увидев обычный урок, она не поняла, что это такое. Ивон не убивала отца. Решение его убить приняла Сэйбер. Но Ивон виновата в этом. Она должна была быть сильнее, она должна была быть мудрее, умнее, достойнее. И тогда ничего бы не произошло. Может ли она попросить Грааль сделать её такой? Только так она сможет исправить эту ужасную ошибку. — Твои уроки были не зря, папа, — говорит Ивон, нежно приглаживая вновь растрёпанные ветром волосы отца. — Я ещё недостаточно сильна, но всё же мне хватает, чтобы увеличить свои шансы на победу. И я тогда я искуплю свою вину. Хорошо? Ивонн была в таком ужасе, когда видела смерть отца. В ужасе от себя, от крови, от Сэйбер. Она сбежала из дома, а когда Сэйбер попыталась пойти за ней, приказала ей остаться. Видимо, её желание в этот раз было настолько ярым, что бессознательно она вызволила магическую энергию части своих Командных Заклинаний. Сэйбер замерла прямо на пороге комнаты. Она кричала что-то вслед, но Ивон не слушала. Она бежала прочь из дома до тех пор, пока ощущение присутствия Сэйбер не сошло на нет. И, словно всего этого было недостаточно, Арчер принес ей новость о смерти Элии. Их бегство заканчивается резко, словно силы в Берсеркере иссякли — а может, так оно и есть. Слуга останавливается, без лишних сантиментов выпуская своего Мастера из рук, и Сандрин едва успевает удержать равновесие, опускаясь на асфальт. — Это было близко, — бормочет она. И это было удивительно. Она впервые увидела фантазм Слуги, точнее даже — ощутила. От этой магической мощи у неё пошли мурашки по всему телу, а мысли смешались. Но ещё сильнее её впечатлила резко возросшая сила её Слуги. «Что же это такое?». Сандрин смотрит на остатки рисунка Командных Заклинаний. Она и до этого ощущала в них нечто особенное, сильное, но настолько? Её Слуга и так был наполненным магией до краёв, но небольшая красноватая черточка с её руки каким-то образом ухитрилась влить в него ещё тонны магической энергии, усилить его до невероятных значений. Ни один маг, ни одно живое существо, никто не смог бы пережить такой объем энергии внутри себя. Никакой известный Сандрин фамильяр не смог бы поместить в себя эту колоссальную мощь и использовать её без последствий. Но это… Аддерли смотрит на своего Берсеркера совершенно другими глазами. Чёрт возьми, что же создал Кадзицу Уэда? Что? Ради этого он изжил два сильнейших магических рода? Если так, то неудивительно, что этот Грааль способен претворить в жизнь настоящее Волшебство, если произошедшее только что — лишь малая толика его способностей. И нет ничего странного, что глав Объединения выворачивает наизнанку от желания узнать правду. Ей кажется, она начинает восхищаться этим давно умершим магом и его работой. Пусть даже при жизни он не смог довести её до конца, то, что он проделал — восхитительно. — Что же, теперь мы знаем, на что способна Сэйбер. Её так просто не распылишь, — произносит Сандрин вслух. — В следующий раз будь быстрее, Берсеркер. Слуга косится на своего Мастера жёлтыми недовольными глазами, но отвечает хрипло: — Да. — А ещё мы знаем, где их искать. Если, конечно, та девочка недостаточно умна, чтобы сбежать в другое место. Берсеркер ухмыляется: — Да. Сандрин почему-то более чем уверена, что девочка никуда не сбежит. На чем строится эта уверенность, объяснить сложно, возможно, лишь интуиция. Она лишь выглядит слабой и неуверенной. Судя по картине, которую Сандрин застала, тот вечер был не самый лучший для неё, и этим можно объяснить некоторую скомканность первой встречи. Однако она не была так уж и беззащитна: похоже, смогла заключить союз с Мастером Арчера. Думая о союзе, Сандрин снова вспоминает Тэкео. Всё ли с ним в порядке? Она не считает, что Мастера Лансера и Ассасина из тех людей, что убили бы его, но всё же. Её первый союз в этой войне был построен на эмоциях, неудивительно, что из этого почти ничего не вышло, хотя и немного досадно — с Лансером почти получилось. Было бы на двух Слуг меньше. Сандрин смотрит на часы: наверно, стоит вернуться домой отдохнуть. Не стоит больше тратить время сегодня на бесплодные поиски, тем более, Берсеркер уже поиграл немного. Ничего, завтра она постарается сделать битву лучше. — Надо будет подумать, как их разделить. Может, ещё раз получится воспользоваться трюком с печатями, — она улыбается, обращаясь к Берсеркеру. На этот раз он не произносит ничего, лишь глаза его сверкают, и в то же мгновение он резко хватает Сандрин за плечо, оттягивая назад. Она почти готова возмутиться, но успевает зацепиться взглядом за две фигуры в ночной полутьме. «Ох, ты меня защищаешь, Берсеркер». Сандрин Аддерли — перед ним. Всё так же элегантна, надменна и опасна. Определённо не та женщина, с которой он бы хотел столкнуться в этой Войне. К ней нужен определённый подход, с ней нужно быть очень осторожным. Она — одна из лучших Гончих Объединения. Её не любят, может, и не уважают, но её боятся. Говорят, она не знает жалости. Говорят, когда она убивает, то улыбается. Говорят, у неё до сих пор нет наследника, потому что никто не может выдержать пыток, которыми она сопровождает вступление в свою семью. Говорят, даже Главы Объединения тушуются перед ней и каждый раз отправляют её на самые опасные задания, надеясь, что рано или поздно она погибнет там. Много чего говорят о Сандрин Аддерли. Однако… даже если всё сказанное и является правдой, это всего лишь одна из сторон этой женщины. Бензет уверен в этом. Однажды он видел кусочек другой Сандрин, совершенно случайно. Это было ещё до того, как он узнал, кто она такая. Он не может забыть тот усталый тоскливый взгляд женщины, смотрящей в ночное небо. Казалось, ещё мгновение, и она заплачет, тихо и горько. Это было так красиво… Бензет не мог выкинуть этот образ из головы. И даже после того, как образ окропили размытой кровью, он всё равно возникал в его мыслях всякий раз, когда он тем или иным образом вновь сталкивался с Сандрин Аддерли. Когда она проходила мимо него, даже не удостаивая взглядом, с печатью холодного равнодушия на лице, и он долго провожал её взглядом; когда кто-то вновь шептался о ней, опасливо оглядываясь; когда-то кто-то упоминал её имя, морщась, словно оно было частью неприятного события — Бензет вспоминал тот печальный образ, случайно им виденный. Наверно, знай бы она, что он увидел, то Бензету было бы несдобровать. Но она не знает этого, ровным счетом как и не знает, кто он вообще такой, она... — Бензет Тома, я полагаю, да? Как тесен мир. Тоже по делам Объединения? Сердце Бензета немного сбивается с ритма в этот момент. Откуда?.. Как?.. В голосе Аддерли вплетено ровно столько интереса, сколько положено ему быть в непринуждённой светской беседе. Он едва успевает взять себя в руки, и отвечает, стараясь звучать ей в тон. — Удивлён, что вы меня узнали, госпожа Аддерли. — О, прошу вас, — она улыбается, — у меня хорошая память. В конце концов, вы сотрудник Университета, а я там частый гость. От этих слов Бензету становится не по себе. Ему всегда казалось, что Сандрин Аддерли не из тех, кто обращает внимание на таких, как он. Бензет Тома все же не самый значимый сотрудник Университета, чтобы запоминать его. Он никогда и не стремился стать значимым, ведь у рядового работника гораздо больше свободы, как бы странно это не звучало. Никто особо не обращает внимания на твои занятия, если основная работа сделана вовремя и без нареканий, в то время как чем выше должность, тем больше глаз следит за каждым твоим шагом. — Что же, тогда я польщён. А вы, значит, здесь по делам? Почему-то он пытается продолжать эту странную светскую беседу. Раньше он никогда с ней не разговаривал, не считая приветствий и некоторых рабочих моментов, которых у них за столько лет «сотрудничества» накопилось не так много. — Да, — она снова улыбается. — А вы, видимо, нет. Понятно. Её беседа не более чем завуалированный вопрос, кто он: такой же посланник Объединения как и она или же сам по себе — на одной они стороне или нет. Впрочем, ничего удивительного: от одной единственной встречи ничего не может измениться. Сандрин Аддерли — определённо не та женщина, с которой он бы хотел столкнуться в этой Войне, это так. И дело даже не в том, что она опасна и хитра, и не только в том, что она — Гончая. Дело в том образе, что уже много лет не выходит из его головы. Но она — Мастер Берсеркера. И если он хочет закончить эту Войну, сделать так, чтобы больше никто не страдал, утешить образ заплаканной юной Эстель тем, что эта Война больше никогда не повторится — ему нужно убить Берсеркера или его Мастера. А это значит… «Вперёд, Райдер», — мысленно обращается Бензет к своему Слуге. Он решил, что в эту ночь убьёт Берсеркера. Значит, этого нельзя избегать. Даже если его Мастер — Сандрин Аддерли. И снова все вокруг начинает окутывать туман.