В отражении

Заспанный мальчишка появляется на пороге кухни, оглядывая непривычную ему картину: отсутствие свежего горячего завтрака на столе, улыбающейся матери и дяди, мирно пьющего кофе и ругающего его за опоздание. Впрочем, сам дядя там есть, и рядом с ним даже кофейная чашка, но абсолютно пустая. Тайлер так погружён в свои мысли, что даже не замечает Коноллана, замершего на входе, и лишь когда мальчик подходит ближе, наконец, реагирует на его появление. — А, Коноллан, — он сам удивляется тому, как хрипло звучит его голос. — Садись. Сейчас сообразим что-нибудь. Коноллан забирается на стул, растерянно оглядывается. — А мама? — Она устала и спит. Тайлер поднимается, шаря в кухонных шкафчиках на предмет остатков хлопьев. До этой Войны Сения никогда не пропускала завтраки. Даже в дни, когда она болела и ей было тяжело ходить, она всё равно вставала как можно раньше, чтобы приготовить своему Волчонку что-то свежее на завтрак. Это незыблемое правило, за которое Тайлер даже бросил её отчитывать. Но уже в очередной раз оно нарушилось. Ему это не нравится, хотя с другой стороны Тайлер и сам понимает, что у него нет никакого права хоть как-то оценивать это. В одном Сения была права: если для него это было так важно, он мог бы отговорить её ещё в самом начале. Возможно, у него бы получилось. А если бы он просто отказался ей помогать, у него бы точно получилось — Сэй хоть и упряма, но далеко не дура, она бы знала, что без его поддержки ей не справиться. Однако этого он не хотел. Поэтому неправильно злиться на неё, и всё же в глубине души он злился и знал это. Она говорила, что хочет сделать это ради Коноллана, но всё это ложь. Ради Коноллана она вставала в шесть утра, чтобы приготовить завтрак. А эта Война не была ради сына, он просто был её причиной. — Ты же будешь хлопья? — Тайлер трясёт полупустой коробкой медовых шариков. Сэй всегда держала пару пачек, но скорее как лакомство, а не как полноценный завтрак. Мальчик пожимает плечами. Он тоже не дурак и понимает, что ничего лучше сейчас не получит. Хлопья ещё не самое худшее. Впрочем, в самом худшем случае Тайлеру было бы легче отвезти его в какую-нибудь круглосуточную забегаловку с простым завтраком, чем пытаться на скорую руку вымучить что-то. Они начинают свой скромный завтрак в молчании, но потом, словно не выдержав, Коноллан торопливо спрашивает: — Дядя, тот человек, который… с которым я ушёл… он жив? Удивлённый вопросом, Тайлер кивает: — Да. — А есть ли у меня… ну… можно с ним поговорить? Удивление Тайлера становится ещё сильнее. — Зачем? — он откладывает ложку в сторону, с интересом смотря на мальчика. — Он ведь пытался убить твою маму и похитил тебя. Коноллан, кажется, смущается. Он слегка опускает голову, отводя взгляд и не очень уверенно отвечает: — Да-а, но… Он, конечно, заставил меня думать, что мы друзья. Но мне не кажется, что он был… ну… понимаешь… злой. Он поднимает взгляд на Тайлера, пытливо всматриваясь в его лицо, но тут же опускает его в тарелку. — Странный вывод. Ты всё время был под воздействием магии, она очень сильно искажала твоё восприятие, — говорит Тайлер менторским тоном. — Может быть, он действительно не из тех, кого можно назвать злодеем, но то, что он хотел сделать — определённо зло. Коноллан вздыхает. — Может быть, — он ковыряется ложкой в тарелке, создавая молочный водоворот. — Но всё равно. Мама сказала, что в этой войне есть приз — желание. Как ты думаешь, дядя, его желанием было что-то злое? Тайлер не отвечает. Он не имеет понятия, какое желание мог нести в себе Тэкео Савада. Он даже не знает, чего бы мог захотеть Рио. Но злое? Возможно, Тэкео захотел бы отомстить Сении и ему, однако если бы он дорвался до желания, это бы означало, что он уже отомстил, так что вряд ли он был озвучил что-то в этом духе. — Кто знает? — произносит Тайлер в итоге. — Я не умею читать мысли других, да и этого парня я не знаю. — Я просто подумал, — голос мальчика звучит гораздо тише и ещё более неуверенно, — что он мне показался одиноким. В этом он вряд ли ошибается. — И всё? И из-за этого ты хочешь с ним поговорить? Коноллан кивает. Тайлер задумывается. Он не видит смысла во встрече Савада с Конолланом, но точно так же он и не видит смысла отказывать. Коноллан пусть и мальчишка, но маг, и эта Война — первое серьёзное магические явление, с которым он сталкивается. Да и учитывая, что невольно он стал важной частью этой Войны, не только из-за печати на спине, но и самим своим существованием, нет причин оставлять такие простые просьбы без внимания. От одного разговора ничего не произойдёт и не изменится, и в доме Уэда ему уж точно ничего не угрожает. — Хорошо, — Тайлер кивает. — Я как раз собирался туда сегодня, можешь поехать со мной. Только приведи себя в порядок, чтобы твоей матери не пришлось краснеть потом за твой вид. Не сказать, что разрешение дяди и его слова как-то приободрили мальчика, но на его лице проявляется явственное облегчение вперемешку с благодарностью. Когда они выходят из дома, на крыльце, развалившись на кресле-качалке, их встречает Лансер. Замечая его, Коноллан, словно споткнувшись, останавливается на пороге, неуверенно бормоча «Доброе утро», и Лансер лениво салютует ему с лёгкой улыбкой на лице. — Передай своему Мастеру, — даже не смотря в сторону Слуги произносит Тайлер, подталкивая Коноллана к машине, — что Коноллан со мной. Мы вернёмся к вечеру. Когда Коноллан слышит слово «Мастер», он удивлённо оборачивается сначала на Тайлера, потом на Лансера, но, встретив насмешливый взгляд последнего, тут же опускает глаза и торопливо уходит вперёд. Лансер никак не реагирует на фразу Тайлера, тому и не требуется подтверждение. Он и так знает, что Слуга всё передаст своему Мастеру. — Дядя, ты же так маму назвал? Мастером? — Коноллан спрашивает тихо уже когда машина выезжает на дорогу. Тайлер кивает. — Да. Тот, кому подчиняется Слуга, называется Мастером. — Точно, — мальчик отворачивается к окну, словно раздасованный своей недогадливостью. — И тот человек… он тоже Мастер? — Тэкео Савада. Так его зовут, — поясняет Тайлер. — И да, он был Мастером. — Был? — Его Слуга погиб. Если у него нет Слуги, он больше не Мастер. Такие правила. И не участвует в Войне. — Да… Он тоже маг? — Немного. Он из магического рода. — Как ты? — Как я. — Ясно. Разговор затухает. Когда, наконец, они доезжают до Старого района на другом конце города, Коноллан слегка оживляется: он никогда здесь не был. В этой части города нет ничего особенного, такие же частные дома, как и там, где он живёт, но здесь они выглядят богаче, стариннее и необычнее. — Он живёт здесь? — спрашивает Коноллан удивлённо. — Нет. Он здесь ради своей безопасности. — Почему? Ты же сам сказал, что он больше не Мастер. Тайлер вздыхает. Не самые приятные нюансы войны, которые ему бы очень не хотелось объяснять мальчишке. Он и так знает слишком много, больше, чем бы он хотел. — Давай я объясню потом, ладно? Тем более, что мы почти приехали. Они останавливаются возле трехэтажного дома из красного камня с железным кованым забором. Железные колья напоминают Коноллану о копье, а копьё — о копейщике в их доме, который не друг отца, а странный Слуга. Едва они проходят половину пути от ворот до крыльца, как дверь открывается и на пороге появляется знакомый для Коноллана мужчина. — Это отец Аки? — удивляется мальчик шёпотом, смотря на дядю, словно он может опровергнуть его предположение. Тайлер кивает. — Здравствуйте, господин Уэда, — вежливо здоровается Коноллан. — Привет, — Уэда кивает дружелюбно. — Как дела? — Неплохо. А… — Коноллан вдруг приободряется, — А Аки дома? Лёгкая улыбка касается губ Уэда, он качает головой: — Она гостит у матери. — Понятно. Мальчик слегка поникает. Словно воспользовавшись паузой, Уэда переводит вопросительный взгляд на Тайлера. — Коноллан хочет поговорить с Савада, — без предисловий сразу озвучивает тот, не пытаясь как-то сгладить и объяснить ситуацию. Уэда слегка меняется в лице. — И ты, конечно… — начинает он говорить, но прерывает сам себя, едва удерживаясь от раздражённого жеста. — Зачем? Его второй вопрос обращён к Коноллану. Мальчик снова тушуется. Он смотрит на дядю, словно ища помощи, но тот качает головой. Твоя идея — ты и объясняйся. — Я… просто хочу узнать, почему. И что он хотел сделать. Голос Коноллана звучит очень неуверенно. — По-моему, это и так очевидно, — Уэда качает головой. — Я не думаю, что он правда хотел причинить мне зло, но даже если и хотел… я… — Коноллан начинает говорить бодро, но под конец фразы поникает. — Мне просто интересно. Хиро выразительно смотрит на Тайлера, но последний никак не реагирует на его взгляд. — Глупая затея, — в конце концов, безжалостно произносит он. Наступает пауза. Коноллан аж сжимается, ожидая услышать отказ. Он практически готов к этому, потому что и сам понимает, что его объяснения ничего не стоят. Он так и не сумел придумать толковую причину, зачем ему разговаривать с этим Савада. Что дядя, что отец Аки правы — совершенно очевидно, чего тот добивался. В разговоре и вправду нет смысла. Но при этом Коноллану кажется, что, если он не поговорит, то что-то упустит. Он уступил маме, он поверил в её слова, но обещание награды никак не притушило в нём понимание, что всё происходящее вокруг — нехорошо. И Савада — это первое последствие этого нехорошо. Когда они разговаривали с дядей в первый раз после случившегося, он дал понять, что если он, Коноллан, попросит, то печать на его спине будет снята. Это прозвучало очень вскользь, но даже его мозгов хватило, чтобы уловить смысл этих слов. И всё же он не попросил. Но, возможно, разговор с этим человеком что-то изменит. А ещё… он ведь и вправду показался ему одиноким. И может быть его поступок не нёс в себе на деле ничего злого. Просто ошибочного. В какой-то мере это, наверно, было неправильно — рассуждать так, после того, что он видел, слышал и знал. Но, вероятно, воспитание мага наложило на него свой отпечаток. Коноллан не знает. Он стоит, опустив глаза на землю, и слышит, как отец Аки усталым голосом произносит: — Отведи его, Ассасин. И проследи, чтобы всё прошло хорошо. Удивлённый, Коноллан вскидывает голову как раз в тот момент, когда из-за спины Уэда выходит высокая смуглая женщина. Она молча кивает и обращает свой тёплый взгляд на Коноллана. — Идём, — произносит она тихим мягким голосом. — И ничего не бойся. — Я и не боюсь, — в неверии отвечает мальчик, и торопливо обращается к Уэда. — Спасибо. Тот машет рукой. Когда Слуга и мальчик скрываются в доме, Хиро вперивает в Тайлера удивлённо-возмущённый взгляд. — Ты сам разрешил, — пожимает Тайлер плечами и тут же переводит тему. — Идём. Надо будет обсудить кое-что с нашими поисками. Всё же считаю, что мы пошли не туда. Он уверенно огибает Хиро, идя к дому. Уэда морщится. Иногда ничего не меняется, совсем ничего, даже сквозь толщу времени и событий. Сэй ещё толком не успевает открыть глаза, как слышит в голове типично-ленивый голос Лансера: «Маг и мальчишка уехали вместе до вечера». Она не сразу понимает смысл этих слов. Потом до неё доходит, и первое её ощущение — облегчение. Ей не придётся видеть взгляд Тайлера, не придётся объясняться с ним или выслушивать его. Она может делать то, что захочет, без лишних взглядов и осуждений. Но потом её накрывает лёгкое беспокойствие: куда и зачем Тайлер мог увезти Коноллана? В последние пару дней он довольно часто и надолго отлучался из дома, он возобновил отношения с Хиро Уэда, и одно это должно было ей о многом сказать, но она никогда не вмешивалась в магические дела Тайлера. Может быть, он увёз мальчика просто развеяться и погулять, вот в этом нет ничего удивительного. Раньше, когда она болела или была чем-то расстроена, Тайлер часто так делал, давая ей немного свободы и возможности побыть одной в доме. Так что он вполне мог сделать это и сейчас, однако... Однако сейчас идёт Война Грааля, и Коноллан здесь не просто обыватель. Никогда бы Тайлер не потащил мальчика куда-то гулять в такое время. Если бы не она, он бы по возможности отослал его куда подальше из города, пока Война не окончится. Значит, это что-то связанное с ней? Может, он пытается через сына надавить на неё? Это очень жестоко, если это так. Сения поднимается с кровати, прищуренным взглядом смотря в окно. Сегодня хорошая погода, и яркое полуденное солнце создаёт впечатление, будто бы за окном тепло, несмотря на остальные явные признаки уже увядающей осени. — Ах, — она вдруг прикладывает ладонь к губам, осознавая, который час. Она проспала завтрак. Проспала абсолютно всё утро. Такого давно не случалось. — Лансер, почему ты не разбудил меня, — сердится она, торопливо одеваясь, хотя торопиться некуда. В ответ она слышит беспечное «Зачем?» и понимает, что у неё нет причин ругать его. Обе версии Лансера не стали бы её будить. Раз уж всё так получилось, не стоит слишком зацикливаться на том, что случилось. Она обещала Тайлеру и самой себе, что будет вести себя как Мастер этой Войны. И у неё есть все условия для этого. Сэй наскоро завтракает. Сначала она хочет приготовить что-то, хотя бы простую яичницу, но взгляд её натыкается на тарелку в раковине с остатками молока и хлопьев, и совесть аккуратно укалывает её острой иглой. Сения не придумывает ничего лучше, чем успокоить совесть точно таким же блюдом: хлопьями с молоком. Она не очень любит такое, и больше всего подобный завтрак смахивает на болезненное самобичевание, но в какой-то мере, по крайней мере, поверхностно, это помогает. Намывая тарелки, Сэй начинает пытаться думать как Мастер. А это значит, что ей нужно понять, с каким Слугой они с Лансером встретились ночью. Ей бы очень помогло понимание его характеристик, но, к сожалению, это та способность, которой она не сумела овладеть, ни в прошлой Войне, ни в этой. Казалось бы, по объяснениям Тайлера, это тот навык, который передаётся Мастеру вместе с Командными Заклинаниями, но ей он практически не давался. Она никак не могла понять, как нужно смотреть, чтобы увидеть характеристики другого Слуги, иногда она что-то понимала, иногда — нет. По иронии, прошлой ночью она не разглядела совсем ничего. Однако у неё было кое-что получше — название Фантазма. Фантазм — одновременно и сила и слабость любого Слуги. Райдер сказал «Непроницаемое Облако Нептуна». И это название как минимум говорило о том, что этот герой связан с Римом. К счастью, современные технологии ушли далеко вперёд за эти десять лет, и ей даже не нужно рыться в библиотеке Тайлера или, что страшнее, ехать в городскую библиотеку. Ей просто нужно воспользоваться компьютером. В этом доме две компьютера: один у Тайлера в кабинете, а другой — у её сына в комнате. Ей не возбраняется пользоваться ни одним из них, однако, постояв пару секунд у двери в кабинет, Сэй, резко передумав, разворачивается и идёт в спальню сына. Она немного тормозит на пороге, разглядывая смятую неубранную постель, разбросанные вещи, и буквально берёт себя в руки, чтобы не начать убираться со вздохом. Если она начнёт это делать, то это будет лишь очередной попыткой избежать того, что она должна делать как Мастер. Усилием воли она идёт к компьютеру, включает его, и, когда он загружается, вбивает в поисковой строке «непроницаемое облако нептуна». Мгновение — и вот, она смотрит на множество ссылок о планете и её газовых облаках. Что же, вздыхает Сэй, это и не должно быть настолько легко. Но тем не менее проходит несколько часов изучения множества всякой информации о Нептуне и всех мало-мальски связанных с ним мифов, прежде чем Сэй, наконец-то натыкается на что-то явно имеющее прямое отношение к Райдеру. «Эней, сын Венеры, царь дарданов и родственник Приама, храбро сражался против греков; он, подобно Гектару, любимец троянцев за его мужество и ум. Венера и Аполлон постоянно охраняют и защищают его. Во время его поединка с Ахиллесом Нептун спасает его, окружаю непроницаемым облаком, потому что Энею суждено было по воле богов, после гибели всего рода Приама, стать троянским царём». Сения откидывается на кресле. Может, это просто совпадение, просто так переведённая фраза, но всё же. Вот оно. «Только что мне это может дать?», — думает женщина. — «Не понимаю». Итак, Райдер — это Эней. Подобно Одиссею после троянской войны он отправился со своими сподвижниками в далёкий путь, но не ради возвращения домой, а ради основания нового дома. Множество сложностей было на его пути: буря мстительной Юноны разметала его корабли, чары прекрасной Карфагенской царицы едва не вынудили его сойти с дороги, уставшие троянские женщины жгли корабли, отказываясь двигаться дальше, а царица Лаврента натравливала рутулов на его людей, но в результате Эней и его люди добрались до места, которое боги нарекли их домом. А через много лет потомок Энея, Ромул, основал Рим. — Ну и что? — Сэй сердито смотрит в пересказ «Энеиды». — И как это должно мне помочь? Здесь нет ничего об особенном оружии или способностях. Всего лишь история человека, который плыл, плыл и куда-то приплыл. — Ээ, — тянет Лансер за её спиной так неожиданно, что Сэй вздрагивает. Он стоит, наклонившись над её плечом, засунув руки в карманы джинс, без особого энтузиазма читая текст на экране. На его губах играет насмешливая улыбка. — Мастер, его защита должна быть довольно высокой, — Лансер стучит по экрану. — Столько божественных оберегов, и даже фантазм абсолютно не боевой. Да и когда мы сражались, ощущалось что-то такое. Хех. Лансер выглядит довольным по непонятной причине, но его следующая же фраза объясняет его хорошее настроение: — Пробить такие обереги может или мощный фантазм или что-то, что всегда бьёт в цель. Насмешливость в улыбке становится более угрожающей, и в алых глазах вспыхивает опасный дикий огонёк. — То есть, всё что нужно, чтобы ты успел применить Гэй Болг? И тогда он будет повержен? — уточняет Сэй. Это звучит как-то чересчур просто: никаких хитрых схем или долгих планов. Лансер пожимает плечами, и почему-то резко становится безучастным. — Как и всегда. — Тогда, Лансер, в следующий раз, если мы встретимся с ним, не затягивай, — говорит Сения, стараясь, чтобы её голос звучал твёрдо. Лансер не выглядит воодушевлённым этим приказом и лишь снова пожимает плечами. Он отворачивается, явно собираясь снова исчезнуть, и Сэй быстро произносит: — А что насчет Берсеркера? — А что с ним? — хмурится Слуга. — Ты придумал, как победить его при следующей встрече? В конце концов… — Сэй немного сбавляет тон, сбиваясь. — Ты ведь его знаешь лично. Лансер смеривает её внимательным взглядом. — Разве я не сказал, что этот Берсеркер не слишком похож на того Лоагейре, которого я знаю? Так что всё, что я могу сделать — это только сразиться с ним. Сения чувствует лёгкое разочарование. — Но разве?.. Разве ты не можешь понять, какие у него могут быть слабости или сильные стороны? — Могу. Но это бессмысленно. — Лансер хмыкает. — В прошлом Лоагейре никогда не мог победить меня, хотя он был свиреп, силён и опасен. Но сейчас, когда его разум в тумане, он не слишком похож на того человека, которого я знал. Мне незачем копаться в своей памяти, если всё может решить бой. Так и должно быть. — Но… но всё же! Пусть он и Берсеркер, он всё тот же Лоагейре, которого ты знал. Зачем оставлять до боя то, что можно решить сейчас? На краткий миг ей кажется, что Лансер задумывается. Он опускает взгляд, цокает, словно что-то прикидывая в уме. Но когда он говорит, ничего не меняется. — Это — не тот Лоагейре. Тот не был настолько серьёзен. — Что? В смысле? — Сэй непонимающе глядит на своего Слугу. Лансер предсказуемо пожимает плечами, словно пытаясь сказать «понимай как хочешь». По его лицу видно, что он не хочет или даже не может объяснить, что имеет ввиду. И уж совсем очевидно, что он не намерен дальше обсуждать Лоагейре. Сения вздыхает и больше не пытается его задержать. В этом нет смысла, она скорее разозлит его, чем чего-то добьётся. Может, перечитать легенды о Лоагейре, вдруг в этот раз она увидит что-то важное? Мысль кажется верной, и Сения вбивает в строку поиска имя героя, однако затем замирает. Найдёт ли что-то или нет — будет ли это иметь смысл для Лансера? Если она скажет ему что-то вроде «ударь его в пятку», разве он послушается? Если что-то настолько очевидное и существует, Кухулину об этом известно и подавно. Может, у Лоагейре нет очевидных слабостей. Может, всё должно, как и в старых легендах, решаться соревнованием героев Улада. И тогда действительно нет смысла задумываться об уязвимостях противника. Она вновь вздыхает и выключает компьютер. Кажется, на сегодня она сделала достаточно как Мастер. Тэкео слышит звук отворяемой двери и нехотя поворачивает голову. Сначала он видит привычную картину: Ассасин Уэда неторопливо входит в помещение с мягкой едва заметной улыбкой на лице. Но когда она отступает в сторону, пропуская вперёд смущённого мальчика, Тэкео не может сдержать удивление. Зачем здесь мальчишка Коноллан? Тэкео привстаёт на кровати, с подозрением всматривается в дверной проём, ожидая тех, кто появится следом, однако никого больше нет. Ассасин склоняется к Коноллану, что-то шепчет ему, и он кивает в ответ — она уходит, закрывая дверь за собой. В тишине Тэкео пялится на мальчика, лихорадочно пытаясь понять, что это может значить. Какой это трюк? Чего они хотят добиться? Он ждёт, что мальчик начнёт что-то говорить или делать, но тот стоит молча, то смотря себе под ноги, то кидая неуверенные взгляды в сторону Тэкео. «Что они хотят? Это ведь не просто так», — мысли проносятся в голове. Молчание напрягает, и в конце концов, Савада не выдерживает. — Ну что? Что надо? Слова звучат очень резко, недовольно и хрипло. Коноллан вздрагивает. Он словно выходит из какого-то ступора. — А, да… привет. Это всё, что он произносит, глядя прямо на Тэкео. Его голос звучит так, словно он встретил старого друга. Несколько ошарашенный, Тэкео лишь смотрит в ответ, не в силах ничего произнести. Ситуация кажется нелепой. Пауза растягивается. Мальчик неловко переминается с ноги на ногу, но уходить не спешит. Какого дьявола вообще происходит? Зачем к нему послали ребёнка? Этого ребёнка? Чего они хотят добиться? Савада сбит с толку. Забавно, но Коноллан выглядит точно так же. Кажется, посылая его на миссию, ему немного забыли объяснить, что он должен делать. От молчания даже Тэкео становится не слишком уютно, но он абсолютно не знает, что с этим делать. Отвечать «привет» теперь кажется слишком нелепым, словно он тормоз какой-то. — Это… — разрушает тишину неуверенный тон мальчика. — Я тут… ну… давай дружить! Последние слова вырываются из его горла словно внезапно обретшая свободу птица. Коноллан и сам кажется удивлённым. Тэкео же чувствует, как у него вытягивается лицо. — Давай… чего? — переспрашивает он. Что за нелепость. — Ну… Я… Просто подумал… — Это тебе так сказали?! — Сказали? — Коноллан недоумённо глядит на Тэкео. — Кто сказал? Савада хочет разразиться возмущением, но, глядя на искренне недоумевающее лицо мальчишки, вдруг понимает: никто. Никто ему сказал. Прийти и ляпнуть такое мог только сам ребёнок. То есть… он сам спланировал прийти, его пустили, и всё для того, чтобы он на кой-то чёрт предложил дружить? Это так нелепо для Тэкео, что тот обхватывает голову руками. Какого чёрта? Кто вообще ему разрешил приходить? Откуда у него взялась такая мысль? Зачем? Никому в здравом уме не придёт в голову придти к своему мучителю и предложить дружить. Это что, детский мультик о дружбе? Чем дольше молчит Тэкео, тем более растерянным и смущённым выглядит Коноллан. Видимо, он и сам начинает понимать, как глупо прозвучали его слова. Тэкео вздыхает. — Слушай, — говорит он, стараясь звучать спокойно, — не знаю, что ты там придумал, но дружить нам не надо, ясно? Лучше возвращайся обратно. Пару мгновений Коноллан насупленно молчит, а потом обиженно произносит. — Я не дурак. — Он вскидывает на Тэкео блестящие тёмные глаза. — Мама то говорит, что я умный, то говорит, что я глупый, но только когда ей удобно. Дядя вообще ничего не объясняет. Но я не дурак! Перемена его настроения вызывает какой-то странный отклик в душе Тэкео. Рио… тот тоже часто и быстро переходил от радости к грусти, от веселья к неудержимой ненависти. Нет, в глазах мальчика не было и грамма того безумия, что светилось в Рио — прожив столько лет без него, среди обычный людей, Тэкео хоть и любил брата, но признавал, что тот был болен, глубоко болен. Мальчишка нисколько не похож на Рио, но это короткая, может быть даже естественная, перемена словно что-то перещёлкивает внутри Тэкео. — Мама хорошая, я знаю, — продолжает Коноллан. — Она любит меня. И дядя меня любит. Но почему… почему… вот ты. Ты ведь тоже не злой, почему ты решил воевать? Мальчик смотрит на Тэкео даже как-то умоляюще. Словно это самый важный вопрос всей его жизни. «Потому что я хотел…» — Какая разница, я уже проиграл, — отвечает Тэкео максимально равнодушным тоном. — Ну и что? — Ничего, — по-детски огрызается Тэкео. — Говорю же, какая разница? Что ты вообще от меня хочешь? Коноллан растерянно качает головой. Он сам не понимает, чего добивается от человека, который буквально выкрал его и сделал приманкой для мамы. Который явно пытался ей навредить. — Просто я подумал… что ты не злой. Ты не… знаешь… ты не выглядел довольным, когда мы шли с тобой к той женщине, да? Ты хотел сделать плохое, но, возможно, ты не хотел на самом деле? Выпалив эту бессмыслицу, Коноллан смотрит прямо в лицо Тэкео, ожидая какой-то реакции. Тэкео же прислоняет ладонь ко лбу. Разговор с этим мальчишкой похож на какую-то пытку. Он непонятен. Он раздражает. — Иди домой, — в конце концов, произносит Тэкео. — Ты… — А почему ты не пойдёшь домой? — резко меняет тему Коноллан. — Мне сказали, что ты здесь для своей безопасности, но ты сидишь за отдельным барьером… А если ты маг, то у тебя ведь должен быть свой дом с барьером, как у дяди или отца Аки. Ты… — Да чёрт возьми! — Тэкео аж подскакивает на кровати. — Потому что я в плену, идиот! Можешь ты меня оставить в покое или нет? Чего ты припёрся сюда? Разговаривать, дружить? Со мной? Просто проваливай отсюда! Я тебе ничего не должен рассказывать или объяснять! Просто радуйся, что ты жив, и твоя мать жива и проваливай! На мгновение Тэкео кажется, что он сейчас просто сорвётся с места и попытается ударить его. Ударить ребёнка. Эта мысль обливает его холодной водой, и Савада тут же замолкает. Он видит, как Коноллан стоит с широко раскрытыми глазами, явно не ожидавший такой реакции. Рядом с ним появляется Ассасин, которая, бросив на Тэкео укоризненный взгляд, наклоняется к мальчику и что-то шёпотом спрашивает у него. Коноллан отрицательно качает головой. Раз уж это всё план самого мальчика, то это очень глупо. И ведь его пустили сюда, разрешили войти. Чего они добиваются? Или чего он добивается? — Извините, — бормочет Коноллан. Он выглядит устыдившимся. — Я и правда не подумал. Просто… хотел спросить. Хотел спросить, почему вы это сделали, если не хотели? Почему все взрослые действуют так по-идиотски? Извините. Ему явно неловко, и отчего-то Савада тоже чувствует неловкость. Однако он молчит, и Ассасин, ещё раз с укором взглянув на него, выводит Коноллана из комнаты. Юноша снова остаётся в одиночестве. Он сжимает и разжимает кулаки. Ему кажется всё это несправедливым. Ему и так нелегко, зачем же ещё сильнее пытать его? Он не знает, что думать. Почему-то в голову лезет рассказ Уэда об убийстве Ассасина в прошлой войне. Почему-то в голову лезут воспоминания самых кошмарных дней и ночей с Рио. Почему-то в голове то и дело звенит вопрос обиженного мальчишки «Почему все действуют по-идиотски». У Тэкео нет ответов. Он бы мог признаться честно, что хотел всего лишь отомстить его матери и дяде за смерть брата, но почему-то произнести это вслух перед ребёнком показалось невозможным. Он бы мог признаться, что даже для него украсть ребёнка это чересчур, и он правда не собирался это делать, если бы не Сандрин. Но говорить всё это — значило бы признаться и в собственной никчёмности. Так он это видит. Когда проходит время, много долгих часов, и дверь комнаты в очередной раз открывается, на пороге появляется не Ассасин, а сам Уэда. Он держит в руках поднос с ужином. Тэкео не приветствует его, лишь напряжённо следит за каждым движением. Что странно — дверь Уэда за собой не закрывает. Это выглядит слишком соблазнительно, но, стиснув зубы, Тэкео заставляет себя сидеть на месте. Если Уэда так сделал, значит, стоит только дёрнуться в ту сторону, его как минимум схватит Ассасин. Может это лишь приглашение совершить что-то, за что его смогут наконец с лёгкостью убить. Уэда поворачивается к Тэкео, смерив его тяжелым взглядом. Но в какой-то момент что-то в его лице меняется, он вздыхает, морщась. — Послушай меня внимательно, Тэкео, — он говорит строго. — Можешь ненавидеть меня, Тайлера, Сению и даже Коноллана. Хоть весь мир. Но я бы не советовал тебе покидать этот дом, и не советовал бы тебе бежать к той женщине. Сейчас ей от тебя мало толка, и хорошо, если она просто вытолкнет тебя взашей. Плохо, если она решит, что ты переметнулся на нашу сторону и пытаешься подставить её, понял? Тэкео смотрит на него во все глаза. — Каким образом я вообще могу отсюда уйти? — мрачно спрашивает он. Уэда игнорирует его вопрос. — Если ты попытаешься сбежать, Ассасин выследит тебя. И вот тогда ничем хорошим это не кончится, в первую очередь для тебя. Забудь уже про свою месть, ты уже должен понимать, что мстить тебе не за кого. Твой брат принял условия игры, и как бы ты не хотел, Тайлер и Сения просто сыграли на его же условиях. Так что его проигрыш был честен. Прими это. — Заткнись, — привычно огрызается Тэкео, но без особого энтузиазма. Большая части речи Уэда сбивает его с толку, он же в свою очередь игнорирует и эту реплику. — Я бы не советовал тебе выходить за пределы дома. Самое большее — только на террасе. Не привлекай внимания. И запомни: тебе лучше не сбегать. Ты, конечно, в плену, но здесь ты даже в большей безопасности, чем в Храме. В конце концов, ты не совсем чужой человек. На последних словах Уэда улыбается, но улыбка скорее вымученная и даже горькая. Пожалуй, он бы скорее радовался, будь Савада ему полностью чужим человеком. Именно об этом сначала хочет заявить Тэкео, пока общий смысл слов Уэда, наконец-то, не взрывается в его мозгу. — Ч-чего? Что это за шутка? — Он недоверчиво смотрит на Уэда, оглядывается на дверь, ища подвох. — Никаких шуток, — Уэда отворачивается. — Что я сказал — то и есть. Можешь передать благодарность Коноллану, в конце концов, он прав. Никому из нас ты не способен причинить вреда, только самому себе. Но, надеюсь, в этот раз у тебя хватит мозгов не делать этого, да? Кстати, имей в виду, тебе доступны только твоя комната, гостиная и кухня, в остальные помещения даже не думай соваться. Ради твоего же блага. Не оборачиваясь на абсолютно поражённого Тэкео, Уэда выходит из комнаты, привычно закрывая за собой дверь. Нет, это — определённо шутка. У них нет причин давать ему свободу, даже пусть эта свобода под надзором Слуги. Зачем им это? Даже если глупый мальчишка и вправду на кой-то чёрт попросил снять барьер с комнаты, они-то не глупые мальчишки, зачем им вестись на такое? Почему он вообще должен им верить? Тэкео кажется, что это уже он начинает сходить с ума. Он сидит несколько минут, смотря то на поднос с ужином, то на дверь, и в конце концов, издав раздражённый звук, соскакивает с кровати и идёт к выходу. В прошлый раз прикосновение к ней отдало покалыванием в ладони, но сейчас осторожно коснувшись, Тэкео не ощущает ничего, кроме гладкого дерева. Он хмурится. Опускает руку на дверную ручку и поворачивает — дверь без проблем открывается. — Да ну, это бред, — бормочет он недоверчиво. Тэкео оглядывается по сторонам, пытается напрячь все свои магические остатки, нащупать подвох, увидеть тонкую нить, ведущую к ловушке — ничего. Даже если что-то и есть, он не способен этого почувствовать. Однако в голове бьётся: «так не бывает! Не бывает! С чего им давать тебе свободу, Тэкео? Зачем им это? Бесплатный сыр только в мышеловке!». Он и сам понимает это. Сделав глубокий вдох, словно приготовившись к погружению, Тэкео делает шаг вперёд. Он покидает свою комнату-темницу. Он проходит дальше по коридору. Он проходит мимо кабинета Уэда, куда приходил впервые, и тонкая полоска света пробивается из-под закрытой двери. Он доходит до лестницы, и, взявшись за перила, смотрит вниз. С ним ничего не произошло. Никто не тащит его назад, не смеётся, он не умирает. Всему дому абсолютно всё равно, что его пленник спокойно разгуливает за пределами своей темницы. — Да ну, бред, — повторяет Тэкео. Никто не отвечает на эти слова. Не появляется Ассасин. Из-за угла не выходит Уэда. Снизу у лестницы не показываются Тайлер и Сения. «Бред», — вновь думает он. У него появляется жгучее желание пролететь по этой лестнице, выбежать на улицу и бежать-бежать-бежать. Прибежать домой, забрать все вещи и исчезнуть из этого города. Они сами виноваты! Однако… прежде чем его нога успевает сделать шаг на ступеньку ниже, Тэкео вдруг вспоминает, что все его вещи, те, что ему действительно нужны и дороги — в квартире Сандрин. И пусть он глуп, пусть он ничего не понимает в магии и магах, но Уэда даже не стоило объяснять, что возвращаться к Сандрин — затея провальная. Она помогла ему, верно, но делала это абсолютно для своих целей. Тэкео нисколько не сомневается в том, что ей выгоднее избавиться от него, чем продолжать поддерживать — пользы от него больше никакой. А значит… куда ему бежать? В растерянности Тэкео продолжает стоять на вершине лестницы, сомневаясь, что ему нужно делать, как ему следует поступить. Из какого-то чувства противоречия ему всё же хочется сбежать из этого дома, но здравая часть разума согласна с тем, что здесь ему безопаснее. Он слышит шорох за спиной, вздрагивает и резко оборачивается. Ассасин. Всё же… как он и думал… это лишь злая шутка. — Ты можешь уйти, — говорит она. Её голос мягкий, спокойный, урчащий. — Но Мастер прав, тебе не следует этого делать. Здесь я смогу тебя защитить, и дом сможет тебя защитить. Никто не собирался причинять тебе зло, разве ты не видишь? Они пошли на поводу у мальчика именно поэтому. Савада смотрит на неё, словно не до конца понимая. — Это он… — юноша хмурится, — правда попросил? Зачем? Ассасин кажется ему единственной адекватной в этом мире. Чем-то она напоминает ему Кастер, хотя она далеко не она, ни внешне, ни внутренне, ни по силе. Странно, как он вообще мог подумать, что Ассасин согласится принять участие в жестокой шутке? — Он всего лишь милое наивное дитя, — улыбка Ассасина выглядит почему-то грустной, — втянутое в эту войну. Как маг, он пытается понять её суть, но как ребёнок, он боится, что потеряет всех, кого любит. Ему жаль тебя, но это не презренная жалость победителя, а чистая жалость ребёнка, который всего лишь хочет мира и спокойствия в своём доме. Тебе не стоит гневаться на него. — А почему они… согласились? С мгновение Ассасин задумывается над ответом. — Потому что ты такое же дитя. И они чувствуют это, пусть и не понимают. Твоя вина в одиночестве и блуждании, но не в тебе самом. Поверь, на них гораздо больше вины. Тэкео хмыкает. Ответы Ассасина очень мягкие и в чём-то расплывчатые. Может быть, даже чуточку оскорбительны. Дитя? Он уже давно не дитя! Однако у него нет настроения злиться. В кои-то веки Тэкео не вспыхивает словно спичка от неправильных, как ему кажется, слов. Пожалуй, даже впервые за долгое время, Тэкео готов признать их правдивость. В чём причина — он и сам не знает. Возможно, это какая-то таинственная магия Ассасина, так влияющая на него. Юноша оглядывается. — Я хочу есть, — произносит он, словно оправдываясь, и неспешно возвращается обратно в комнату. Когда он проходит мимо Ассасина, она протягивает руку, слегка касаясь его волос. Он вздрагивает, но не от испуга или неприязни, наоборот: это прикосновение словно одаривает его теплом и старыми нежными воспоминаниями.

***

— Благодарю за ваш визит, — расплывается в улыбке жрец. Ивонн кивает ему. — Позволите? — она делает неопределённый жест рукой. — Я бы хотела прогуляться здесь и поразмыслить. У Храма обычно очень спокойная атмосфера. — Ну конечно, сады Храма открыты для всех, — жрец словно бы испуганно машет руками. — Вам даже не стоило спрашивать разрешения! Ивонн кивает ему с благодарностью. Деньги ли сделали его таким любезным или же он сам по себе такой — она задумывается над этим на мгновение, но потом выкидывает улыбающееся лицо из своей памяти. Жрец её больше не интересует. Гораздо интереснее Храм и его территория. Есть ли здесь защита. Сильны ли барьеры. Заметят ли они что-нибудь скрытое. Она неторопливо прогуливается по узким вымощенным тропинкам храмового сада. Что ей сразу бросается в глаза — сад не выглядит ухоженным. Листву на тропинках явно подметает лишь ветер, разросшиеся кусты давно требуют стрижки, редкие клумбы выглядят плешивыми даже со скидкой на осень, единственный встреченный неработающий фонтанчик потресканный, его чаша полна начинающей подгнивать листвой, может быть, частично даже прошлогодней. И это довольно идеально. Ивонн чувствует удовлетворение, разливающееся по ней, словно горячий чай. Когда она доходит до самой дальней части сада, почти упираясь в изгородь, она делает жест рукой. Рядом с ней материализуется Сэйбер. — Осмотрись, Сэйбер, — говорит Ивонн. — И ты, Арчер. Всё будет здесь. — Рядом с Храмом? — безэмоционально звучит голос Арчера за её спиной. Ивонн кивает. — Храм — нейтральная территория. Им будет проще поверить в приглашение, даже если они будут что-то подозревать. Я установлю свой барьер, если служители и заметят почти сразу, уже будет поздно. Особенно если ни один из вас не станет медлить. — Милая, — голос Сэйбер звучит вкрадчиво и одновременно обеспокоено, — но ты уверена, что справишься со всеми? Ивонн косится на неё, чуть дрогнув, и потупляет взгляд. — Не волнуйся, Сэйбер. У меня ведь есть ты. Мгновение Сэйбер смотрит на неё оценивающим взглядом, а потом довольно улыбается. — Я всегда буду защищать тебя, милая. С этими словами она растворяется в воздухе, и её присутствие отдаляется. Невольно Ивонн выдыхает. Она боялась, что Сэйбер что-то разглядит, или будет сопротивляться, прикрываясь её безопасностью. Однако всё прошло хорошо. «Арчер», — она направляет мысль в сторону Арчера, старательно блокируя её от Сэйбер. — «Не уходи. Я хочу кое-что обсудить с тобой». Он отвечает почти мгновенно. Ивонн требуется лишь пару минут, чтобы объяснить свой план. Она говорит лишь мысленно, и нервно теребит край рукавов. Ей требуется сосредоточиться и на объяснении, и на том, чтобы продолжать скрывать разговор от Сэйбер, вдобавок ей ещё и страшно, что Арчер может отвергнуть её предложение и даже рассказать о нём Сэйбер. Ивонн чувствует, как по шее стекают капли пота, а вены вздулись от напряжения. Однако, лишь немного обдумав её слова, Арчер отвечает только: — Хорошо.