В отражении

Когда алые холодные глаза встречаются взглядом с радостным блеском золотых, Лансер не ощущает ничего, кроме отвращения. Но не к своему сопернику — к тому, что сделало его таким. В этот раз в Лансере нет азарта. Лишь холодная решительность довести дело до конца, избавить своего товарища от отравы в душе. Ибо тот Лоагейре, которого он знал, никогда не был таким: он ценил битвы, он любил сражения, но никогда не наслаждался их кровью, никогда не сходил с ума только от мысли о них. Кухулин никогда не знал, что на самом деле чувствовал Лоагейре. Ненавидел ли он его? Терпел ли? Уважал ли? Любил ли? Кто знает, что было скрыто в глубинах человеческого сердца. Извечные соперники, но никогда не противники — так было при жизни. Так должно было остаться и после смерти. Но один ритуал превратил достойного воина в чудовище, что жаждет не честной и красивой битвы, а лишь бойни. «Ты знаешь, Лоагейре, что я сильней тебя. Это уладский закон. И даже сейчас я не позволю тебе победить. Мне не жаль. Но эту победу хочешь не ты». Лансер думает об этом, смотря в жёлтые глаза Берсеркера. Понимает тот его мысли или нет — но ощеривается кровожадно. Их копья встречаются — рубин и золото — скользят вдоль друг друга, пытаются подцепить малейшую уязвимость соперника, но каждая атака тщетна. Даже если разум Лоагейре затуманен, он, тем не менее, помнит своего противника и его уловки. И пусть Берсеркер и в разы сильнее своего настоящего воплощения, Кухулину не сложно предугадать и отразить его атаки. Всё как и в тот вечер на складе. Требуется нечто большее, чтобы один из них наконец взял верх. Как те печати, или взрыв, или… Уворачиваясь от очередного удара Лансера, Лоагейре отпрыгивает далеко в сторону. Ярость бьёт из него ключом, он тяжело дышит, сжимая копьё, и в его руке оно вдруг начинает дрожать и покрываться рябью. — В этот раз… — хриплым срывающимся голосом объявляет Берсеркер, — в этот раз я возьму верх, Кухулин. Древко копья вспыхивает огнём и в его пламени появляется молот, источая жар, ощутимый даже издалека. Берсеркер вновь срывается с места, так быстро, что даже Лансер не сразу понимает это. Он словно исчезает в воздухе, и в следующее мгновение уже нависает в воздухе, замахнувшись огнём молота. — В этот раз!.. — повторяет он, и слова рвутся наружу ужасающий криком. — В этот раз я буду первым! Лансер едва успевает увернуться от неожиданности, и молот с оглушающим звуком ударяет асфальт, разнося его на кучу осколков. Жар опаляет. Кажется, что даже сам Берсеркер, его золотые одежды, начинают источать пламя. — Сражайся со мной! — рычит существо, что должно было быть Лоагейре. Его глаза наливаются кровью. — Сражайся, Кухулин! Сражайся и проиграй! Он отрывает молот от земли и, размахиваясь, метает его в Лансера. Тот вновь едва-едва успевает увернуться, и пролетающий сгусток пламени обдаёт его таким жаром, что часть пластин на его доспехе краснеют. Лансер ухмыляется. Эта атака должна была бы взбесить его, но внезапно он ощущает лишь спокойствие и уверенность. Кажется, дело плохо — так, наверно, думает его Мастер. Берсеркер выглядит и ощущается гораздо сильнее, чем в начале битвы. Ярость полностью поглотила его, лишив остатков разума, преобразовав всё «лишнее» в чистую мощь. Была ли эта ярость в тебе, Лоагейре? Была ли она настолько сильна, чтобы овладеть тобой, заставить так полыхать? — Похоже, — бормочет Лансер задумчиво, — мне стоит остудить тебя. Он приседает к земле, касаясь её ладонью, склоняя голову, словно бы в молчаливой просьбе. И потом, подняв взгляд на Берсеркера, насмешливо произносит: — Проигрывать такому чудовищу, как ты? С чего бы? Берсеркер рычит. Молот возвращается в его руку словно ниоткуда. Глаза, более не жёлтые, а красные, раскрываются в очередной волне гнева. — Ты проиграешь мне! — взрывается он. — Ты проиграешь мне! Я стану первым! Я стану! Молот снова летит в сторону Лансера, и он вновь уклоняется. Жар ещё пуще прежнего накрывает его, но он игнорирует это, лишь ухмыляется насмешливо, глядя на Берсеркера. Рыча, словно зверь, наконец, Берсеркер поддаётся на уловку и бежит прямо на противника, сокращая дистанцию. Лансер ждёт его, вскинув копьё, выдерживая надвигающееся пекло. — Иса, — негромко произносит Лансер. И пламя вдруг опадает, а Берсеркер резко замирает в замахе всего лишь в паре шагов. Красное копьё пронзает грудь воина в золотом. — Берсеркер! — стиснув зубы, бормочет Сандрин. Он ещё жив, она чувствует это. Копьё ослабило его, но ещё не убило. Проклятый Лансер! Когда он склонился к земле, она почувствовала что-то неладное, но не поняла причину. Теперь ясно, какую хитрость он применил. Она и не думала, что Лансер способен воспользоваться магией… Сжав кулак, Сандрин смотрит на свои руки, на последний штрих некогда красной вязи. — Командным Заклинанием приказываю тебе, — начинает говорить она, но вдруг сбивается, словно что-то внутри неё не хочет продолжать битву. Аддерли встряхивает головой и решительно завершает: — продолжи битву. Последнее Заклинание исчезает и Берсеркер вскидывает голову, разом очнувшись. Аддерли смотрит вдаль, в сторону Мастера Лансера. Похоже… похоже выбора всё же нет, так? Пронзённый копьём Берсеркер падает на колени, и Сения облегчённо выдыхает. На какой-то момент она засомневалась, что Лансер победит, но он сумел обхитрить Берсеркера. Она видит фигуру в синей броне, возвышающуюся над побеждённым Слугой. Даже отсюда чувствует холод его алых глаз. — Добей его, — шёпотом просит Сэй и невольно сжимает медную пластину на груди. Лансер почему-то присаживается перед Берсеркером, и тот поднимает голову. Несколько секунд они смотрят друг на друга, и вдруг лежащий около Берсеркера молот вновь начинает полыхать пламенем. Раскрыв глаза, Сения смотрит на то, как казалось бы поверженный Берсеркер вновь готов сражаться. На секунду ей становится страшно, отчаяние захватывает её, но в голове её звучит голос Лансера: «Мастер. Так должно быть». И… почему-то ей становится спокойно. Если это решение Лансера, она ничего с этим не сделает. Это его бой, полностью его. Не как Лансера, а как Кухулина. Она кивает, хоть Лансер и не увидит этого — золотая и синяя молнии вновь сталкиваются друг с другом с оглушающим треском. Этот звук такой громкий, что Сэй даже не слышит потрескивания множества других мелких молний. Лишь в последний момент она слышит отчаянный крик Аки, оборачивается и видит перед собой Гончую, с чьей ладони срывается белая энергия. Сения успевает отпрыгнуть в сторону, и только это спасает её. Это не тот выстрел, который совершил Савада. Этот удар гораздо мощнее, и уворачивается она скорее от смерти, чем от урона. Сению словно отталкивает в сторону с такой силой, что она теряет равновесие и падает спиной на землю, чувствуя, как мелкие камни царапают кожу даже сквозь ткань. Мастер Берсеркера выглядит решительной и не готовой отступать. Она лишь слегка морщится от того, что первый выстрел ушёл в молоко, но Сэй уже видит, как по её руке вновь разбегаются мелкие молнии, собирая силу для очередного выстрела. Сэй кидает отчаянный взгляд в сторону Лансера, но прежде чем в её голове формируется хоть какая-то мысль призыва, как очередной оглушающий звук сбивает всех с толку — автомобильный гудок. Гончая отвлекается. Она поднимает голову в лёгком удивлении, и в ту же секунду вскидывает руку — белая энергия поднимается куда-то в небо, пытаясь подбить пикирующего орла. Он без труда уворачивается и падает прямо на женщину, безжалостно пытаясь впиться когтями и клювом ей в лицо. Она с трудом пытается отвернуться, отмахнуться от его мощных ударов. Сэй чувствует, как кто-то бесцеремонно отрывает её от земли, ставит на ноги. — В порядке? — коротко спрашивает Тайлер. Всё ещё в смятении Сения молча кивает. — Спрячься, — он отталкивает Сэй за себя и достаёт из коробки последнее перо. Как раз в этот момент Гончей удаётся пронзить орла и тот рассыпается обугленным пухом. Она поднимает исцарапанное истекающее кровью лицо и злобно смотрит прямо на Тайлера. — Снова вы, — хрипло и зло произносит она. Сокол кричит ей в ответ вместо Тайлера и бросается в атаку одновременно с брошенным под ноги Гончей камнем... Когда копьё пронзает его грудь вместе с обидой Берсеркер почему-то чувствует облегчение. И когда под тяжестью своего тела он падает на колени, роняя молот, из его рта вырывается вздох. Ярость словно на миг отступает. Кровавая пелена бледнеет. Он видит перед собой серьёзное лицо Кухулина и улыбается. — Лоагейре, — глухо слышит он его голос. В этом голосе нет беспокойства, нет сожаления, нет участия. Один лишь призыв. — Я… — пытается выговорить он. Что он хочет сказать? В его разум громогласным колоколом врывается голос «продолжи битву». Лоагейре стискивает зубы, упирается изо всех сил ладонями в землю. — Я… — пелена вновь плотнеет, и рана его перестаёт пульсировать кровью. — Я… — Шум в голове глушит мысли. — Я… не… хотел… Но Берсеркер уже не может вспомнить. Всё, что знает — Кухулин перед ним и он должен убить его. Должен доказать, что сильнее его. Должен взять своё. Должен победить. Должен стать первым героем Улада. Должен победить. Должен… Должен. Молот вспыхивает огнём. Лансер вновь заносит копьё, но в этот раз Берсеркер отбивает его своим орудием. Он вновь чувствует прилив сил, не такой мощный, как раньше, но достаточный, чтобы продолжить битву. Покачиваясь, он поднимается. — Ты не убьёшь меня, Кухулин! Кажется, что на миг воин перед ним с сожалением отвёл взгляд. Но в следующий же миг он смотрит на Берсеркера с привычным холодом. И они вновь сталкиваются. Теперь не копья, но молот с копьём. Жар и холод. — Даже не думай меня снова обмануть своими рунами, — рычит Берсеркер, размахивая молотом. Кухулин молчит, отбивая удары. — Даже не думай победить! — кричит Берсеркер, и с каждым словом его молот вспыхивает огнём, опаляя Лансера. Тот будто и не замечает этого, хотя его защитные пластины краснеют и становятся мягкими, а кожаная броня обугливается. — Я уничтожу тебя, Кухулин! С этими словами Берсеркер, размахиваясь изо всех сил, едва не пробивает голову Лансера молотом, но Лансер, уклоняясь, отпрыгивает в сторону. Ни один мускул не дёргается на его лице. Он словно и не замечает смертельную опасность этих атак. Берсеркер ухмыляется кровожадно. — Я стану первым героем, Кухулин. Я! — кричит он, поднимая молот вверх. Жар нарастает. Пламя собирается вокруг него. — Я! Лоагейре Буадах! Безжалостный молот Бреги, огненный молот Меата! Пламя взмывает вверх столбом, готовое обрушиться и поглотить противника. — Нет… — отрешённо произносит Лансер, перехватывая копьё. — Ты не молот, ты не Лоагейре. Что-то дёргается в лице Берсеркера от этих слов, он словно на краткий миг, всего лишь на мгновение биения сердца, запинается в своих действиях. В глазах мелькает неуловимое недоумение. Но Лансер этого уже не замечает. Оттолкнувшись от земли, он отводит руку в сторону и копьё красной неуловимой молнией срывается в сторону Берсеркера. — Гэй Болг! Дрожащее пламя в небе, опустившись лишь наполовину, рассыпается безобидными искрами. Копьё, что меняет причину и следствие, Пронзающее Копьё Смертоносных Шипов, вновь вонзается в Берсеркера и на этот раз ставит точку в этой битве. Берсеркер падает на землю, распахнув глаза. Окончательно растворяется кровавая пелена безумия, и мысли побеждённого воина очищаются. На его лице снова появляется спокойная улыбка. — Так и должно быть, — тихим срывающимся голосом бормочет он. Его рука касается красного древка, слабо обхватывая, и опадает, когда оно растворяется. Кровь, более не сдерживаемая оружием, истекает из Слуги. — Так и должно быть. Он слышит приближающиеся шаги, но сил повернуться и посмотреть на Кухулина у него нет. Лоагейре лишь произносит, продолжая слабо улыбаться: — Ты снова первый, Кухулин. В его словах нет обиды или возмущения. Наоборот, в его голосе слышится лишь удовлетворение. — Я знаю, — соглашается Кухулин. Лоагейре вздыхает и прикрывает глаза, закидывая руку за голову. Он не кажется умирающим, словно всего лишь прилёг перевести дух. — Я что-то устал, друг. Подремлю пока. — Конечно. Воин в золотом кивает. Он лежит, вдыхая незнакомый запах чужого воздуха. Почему он так злился? Он не желал быть первым, потому что всегда знал, кто первый. Так и должно быть. Так уже случилось. Так уже было решено, и это было справедливое решение Ку Рои после того, как именно Кухулин честно возложил свою голову на плаху перед ним. То, чего желал Берсеркер никогда не было истинным желанием Лоагейре. А если и было, то когда-то давно, и исчезло задолго до его смерти. Воистину, этот Грааль странная штука. Всё же ему больше нравилось сражаться рядом с Кухулином, а не с ним. Не открывая глаз Лоагейре слегка приподнимает вторую руку в благодарственном жесте. — Спасибо. Эхо его голоса растворяется вместе с золотыми частицами. Сандрин чувствует это. Она оборачивается, успев разглядеть последние секунды жизни своего Слуги. Он уходит молча. Ничего не говорит ей, и она лишь чувствует, как бурлящая в котле магическая энергия затихает штилем прежде чем исчезнуть. Связующая нить обрывается с ощущением лёгкого хлопка. Вот и всё. Она опускает свою руку, стряхивая энергию под ноги. Асфальт лишь слегка покрывается трещинами — настолько мало у неё осталось сил. На самом деле, в основном всю магию, что в неё осталась, Аддерли спустила на защиту себя от проклятых птиц и атак мага. Если бы не взрыв у Храма, то эти бы атаки скорее вынудили бы её посмеяться от разочарования, но не теперь. Она выдохлась и уже готова, как и Берсеркер, раствориться в воздухе. Аддерли с вызовом смотрит на мужчину перед собой. Она опускает руки, демонстративно показывая, что больше не собирается ни атаковать, ни защищаться. Теперь, когда Берсеркера нет, а её силы истощены, в сражении нет смысла. Может, этого и добивалось Объединение? Мужчина выглядит злым, когда смотрит на неё. Он подбрасывает один камешек на ладони, и, собственно, все его мысли легко читаются. «Давай же», — думает Аддерли. Как ни странно, но она готова. Она даже рада. Если она умрёт, ей не придётся возвращаться в Объединение и докладывать о неудаче, не придётся видеть, как они переглядываются с видом «мы так и думали», как насмешливо или презрительно высказывают ей что-то. Она и правда пыталась. Пыталась что-то им доказать, но сколько можно? Ей никогда не стать выше тротуарной плитки в их глазах, как бы она не старалась, что бы она не делала, какие бы поступки — даже детоубийство — она не совершала. Раньше, возможно, в юной горделивости, ей казалось, что её прабабка была глупой женщиной, так же, как и остальные главы семьи, которые предпочитали жить обособленно, максимально просто и не связываться с остальным магическим миром. Но теперь Сандрин понимала, что глупой во всех поколениях стала лишь она сама. Ей ничего не нужно было доказывать, просто не было смысла доказывать. Она и без признания Объединения жила вполне себе хорошей жизнью, лучшей жизнью. Но даже когда это понимание пришло, Сандрин не могла остановиться, не могла перестать быть той, кем стала, ради мечты, которая не имела смысла. Если бы она всё же смогла получить Грааль, что бы она попросила? Смерть, навсегда вычеркивающую существование или сил отказаться от пути, которым она идёт? До сих пор у неё нет ответа на этот вопрос. Подбоченившись, она смотрит на мага, время для неё словно замедляется. Краем глаза она видит приближающегося Лансера и его Мастера неподалёку. Что же, мир несправедлив, ведь так? Побеждает не честно следующий правилу, а самый хитрый. И в этот раз хитрой оказалась не она. Не удержавшись, Сандрин вздыхает. — Нет! Стойте! Громкий высокий окрик словно разрушает атмосферу обречённости на маленьком пятачке Сандрин и её мага-соперника. Аддерли хмурится, когда худая фигура бывшего Мастера Кастера — Тэкео — возникает между ними. Так же хмурится и маг, а Мастер Лансера смотрит в недоумении. — Не надо, — умоляющим тоном добавляет юноша. Какое-то время никто не отвечает. Все присутствующие лишь переглядываются друг с другом. Тайлер, сжав в кулаке камень, раздражённо спрашивает: — С чего бы? Тэкео стискивает зубы. Ему не по себе. В конце концов, он знает, на что способны люди перед ним. Точно так же как и знает, на что способна та, что позади него. Он сам не до конца понимает, почему поступает так, но почему-то чувствует, что должен это сделать. Иначе… иначе всё зазря. И смерть его Кастер тоже в конце концов будет ничем. — По правилам потерявший Слугу больше не Мастер, — находит, наконец, он слова. Неожиданно… два смешка раздаются с разных сторон: от Сандрин и от Тайлера. Её — истерически-насмешливый, его — скорее ироничный. — По правилам, территория Храма священная и не там не должно быть сражений, — неприятно улыбаясь, говорит Тайлер. — Но кого это волнует? — Тех, кто соблюдает правила? — неуверенно отвечает Тэкео. — А ещё она напала на Мастера Лансера, — уже более холодно добавляет Тайлер. — И к тому же она всё же может стать Мастером снова, если успеет, конечно. Так что отойди. Последние слова бьют словно наотмашь. В них звучит такая угроза, что Тэкео почти готов подчиниться. Вот теперь он до конца понимает, с кем имел дело Рио. Насколько это было опасно. И почему в итоге всё обернулось именно так. Но в то же время Тэкео думает о женщине позади себя, которая, пусть даже и в своеобразной манере, пожалела его и уступила в просьбе Кастер. Пусть даже и ради своей выгоды тоже, но эта женщина пыталась ему помочь. А ещё он думает о Коноллане, мальчике, которому он хотел причинить зло, но тот всё же поступил гораздо человечнее остальных. Возможно, именно потому, что он ребёнок. — Н-нет, — голос Тэкео слегка дрожит, но он не уступает. — Так нельзя. Если я жив, то и она тоже. — Ты хоть знаешь, кого ты защищаешь? — Тайлер смотрит всё так же хмуро и холодно. Лансер позади безучастно наблюдает за этой сценой, а Сения почему-то смотрит куда-то в землю. Тэкео не успевает ответить. За его спиной раздаётся голос Сандрин и она чуть выступает в сторону, вновь открываясь для удара, демонстративно избегая ненужной ей защиты. — Это ведь хороший вопрос, мальчик, — устало произносит она. — Ты же не знаешь, кто я? — Вы — Сандрин Аддерли, — чуть неуверенно отвечает Тэкео. Когда он это произносит, на лице Тайлера мелькает какая-то эмоция, но почти сразу же вновь стирается маской холода. — А ещё я — Гончая Объединения. И моя работа — убивать магов. И не только. Мои руки в крови далеко не по локоть, мальчик. Тэкео молчит. Он не сразу может придумать ответ, да и нужен ли он? Рио тоже был не самым лучшим человеком, да. Как бы не хотелось это отрицать, но что, если так оно и было? Но он был его братом. Его лучшим другом. Его единственной опорой. И он был нехороший не по своей вине. И он не был виноват в том, что с ним случилось из-за этого. Наверно… наверно, никто не был в этом виноват. Даже те, кто стоял перед ними и кого Савада откровенно боялся и ненавидел. Пусть они и убили его брата, пусть это было и нечестно, но… но что, если это было лучшим исходом для Рио? Он хотел быть здоровым. Он хотел избавиться от той тьмы, что всё чаще и чаще захватывала его разум. Однако, если вспомнить, если заставить себя вспоминать — когда тьма владела им, она не хотела уходить. И если это безумие владело им на протяжении всей Войны за Грааль, то даже обретя победу, смог бы он пожелать себе выздоровления? Может быть смог. Но может быть и нет. Никто не знает и не сможет никогда узнать. И пусть даже его ненависть к убийцам брата не остыла до конца, но теперь, хотя бы немного, он понимает. — Ну и что? — всё же, отвечая Сандрин, Тэкео не осмеливается посмотреть ей в глаза. — Сейчас совсем другое. И в конце концов, в этой войне вы никого же не убили. Сандрин весело фыркает, и, вдруг, разражается смехом. Хрипловатые, но всё ещё серебристые, колокольчики. — Какой же ты наивный, мальчик, — проговаривает она сквозь смех. — Мне это так нравится! В прошлый раз Тэкео злился от её смеха. Практически психовал. Но сейчас — вот чудо! — её смех не вызывает негативных эмоций. Словно что-то в нём переломилось, и теперь его восприятие мира стало совсем иным. — Тайлер… — Сения касается плеча мага мягким движением. Она больше ничего не произносит, но, видимо, нужные слова маг читает из её взгляда. Он морщится недовольно. И, в конце концов, уступает. — Если вы, — обращается он к Сандрин, — исчезнете из города сейчас же, то так и быть. Сандрин смотрит на него с наигранно-насмешливым удивлением. — Вот как? Какое милосердие. Однако, — она разводит руками, — вы имеете на него право. Не буду сопротивляться, даю своё слово. И поверьте, моё слово это не пустой звук. Последнюю фразу она произносит очень серьёзно. Тайлер кивает и добавляет: — Видимо, вы всё доложите? Аддерли пожимает плечами. — Я обязана в меру моего понимания. Обдумав эти слова мгновение, Тайлер кивает. А потом, словно резко потеряв интерес, отворачивается к Сении. Атмосфера напряженности окончательно распалась. — Знаешь, Тэкео, — говорит Аддерли тихо, без насмешки, без покровительства, как абсолютно обычный и простой человек. Она даже впервые называет его по имени, а не «мальчик», — ты очень меня удивил. — Я… — Савада заминается, но Сандрин и не ждёт, когда он закончит. — Когда всё закончится, — продолжает она, — обратись ко мне. Можешь узнать у своих друзей, как меня найти, теперь они знают. Я могу помочь тебе. — Я… ладно… Юноша больше не знает, что сказать. Сандрин слегка улыбается ему, уже не скрывая усталости. Едва коснувшись его руки в прощальном жесте, она начинает, прихрамывая, спускаться вниз, к домам, по дуге обходя Тайлера и Сению. Но никто из них не обращает больше на неё внимания. И лишь Тэкео провожает взглядом её внезапно чуть сгорбленную словно от тяжести на плечах, фигуру. Разом жестокая и опасная женщина в одно мгновение стала совершенно... обычной. Может быть, она всегда была такой? Он этого не знает. Примет ли он её предложение? Этого он тоже не знает. Всё, что он пока знает — ощущение спокойствия и облегчения от того, что всё закончилось именно так. Кто-то тянет его за рукав, и Тэкео опускает взгляд на Аки. Девочка выглядит совершенно испуганной и растерянной. Кажется, она вот-вот разрыдается, но никому до этого и дела нет. Тэкео тоже не знает, что ей сказать и как объяснить увиденное. Хоть они с Лансером и Берсеркером встретились уже во второй раз, их первую битву он пропустил, а вторая напугала его до чёртиков не меньше, чем Аки. Впервые Тэкео понял, что даже с Кастер он бы ничего не противопоставил остальным соперникам. Это, как и зрелище яростного боя, было ещё одной причиной, почему он поступил именно так. Он хотел сказать Кастер спасибо. Хотел сделать так, чтобы её жертва тогда была не напрасной в итоге. И как же ему хочется, чтобы это на самом деле было так... Пытаясь улыбнуться, но не придумав ничего лучше, Тэкео приседает перед дрожащей всхлипывающей девочкой и вытягивает ладонь. Он не имеет понятия, как успокоить её, но в его памяти вспыхивает одно из самых счастливых воспоминаний, и он хочет надеяться, что это как-то поможет. — Хочешь, попробуем сделать котёнка?

***

Итак, вот он — Соколиный Уступ. Ещё даже не взойдя на него, Бензет ощутил эту пульсацию, а на самом месте — окончательно удостоверился, что теперь всё идёт как надо. Не совсем как надо, конечно. Но времени уже нет, и второго шанса у него не будет. Придётся начинать сейчас. Мужчина достаёт из-за пазухи нож — на вид обычный, непримечательный, но он, пропитанный кровью Бензета, начинает светиться под воздействием магической пульсации. Бензет торопливо, но тщательно обходит небольшую полянку, держа нож на вытянутой руке, пока тот, наконец, не начинает светиться особо ярко — так находится та самая сердцевина. Место, куда нужно нанести удар. А точнее, заставить Грааль ударить в это место. Когда Бензет изучал дневник Леа Катель, он буквально зазубрил те отрывки, которые она записывала об изначальном ритуале. Их было очень мало и они зачастую были слишком неоднозначны, но кое-какие выводы Бензет смог сделать. Поскольку Катель делала большие ставки на Соколиный Уступ, логично было предположить, что это и было местом ритуала, первоначальной комнатой. Остальные — лишь отражения на случай, если что-то будет не так с Уступом. И ещё стало ясно, что ритуал явно проводился на крови, как на мощнейшем катализаторе. Исходя из этого и своих знаний и пониманий сложных ритуалов, Бензет сделал казалось бы простой для себя вывод. Он должен разорвать связующие ритуальные цепи, замкнуть их, уничтожить. Ритуалы зиждутся на последовательностях и связях, на материальных и энергетических символах. И эти символы — те столпы, что поддерживают конечный эффект, на который и был направлен ритуал. Если эти столпы разрушатся, то всё падёт. Однако именно из-за того, что Бензет не знал подробностей, даже не знал, откуда их выяснить, не привлекая к себе внимания, он не смог придумать ничего более «точечного» и конкретного. Поэтому после нескольких лет измышлений вывод у него был один: нужно уничтожить всё. Не просто разворотить Уступ, а разворотить само магическое поле в этом месте, натянуть его, разорвать — и заодно расцепить энергетическую связь ритуала. И для этого нужен… ритуал. Ритуал, который тоже зиждется на крови, в котором нельзя допустить ошибку. Который он практиковал столько времени. Делая глубокий вздох, Бензет торопливо начинает снимать одежду, освобождая тело от мешающей ткани. Нож он так и не выпускает из рук, несмотря на то, что из-за этого порой приходится принимать невероятно странные позы — это его уже не волнует. Даже если сейчас он выглядит нелепо — неважно. Наконец, он откидывает в сторону комок одежду и выпрямляется. Ему страшно. Страшно делать то, что придётся делать. Страшно, потому что это путь в один конец. Но он не зря тренировался. Столько людей и тел. Он отточил каждое движение, он помнит с какой силой надо давить лезвие, с каким наклоном и словами. Все действия отточены практически до автоматизма, и даже то, что ему придётся применить это на самом себе — не помеха. Может быть это даже к лучшему: его ощущение — преодоление — боли и собственные магические цепи могут усилить эффект. В конце концов, это его желание. Это единственно-правильное желание, пока ещё не слишком поздно. Усилием воли Бензет заставляет перестать свою руку дрожать. Он поднимает лезвие и, стискивая зубы, прижимает его к коже на правом плече чуть выше ключицы. — De belichaming van het begin. Eerste bloed voor Mercurius... Бензет прерывается, внезапно ощутив чьё-то присутствие. Он поднимает голову и встречается взглядом с Арчером. — Не знаю, что ты задумал, но… Не договорив, Слуга материализует стрелу и накладывает её на тетиву. В ужасе Бензет понимает, что никак не сможет избежать этой атаки — именно сейчас он полностью беззащитен. «Райдер, неужели ты не мог задержать его дольше?! Что я теперь смогу сделать?». Мысли Бензета впервые за долгое время начинают панически вертеться в голове, пытаясь найти какой-то выход. — Подожди! — в какой-то момент прорывается его голос словно против воли. — Подожди! Ты должен понять!.. — Ничего я не должен, — холодно осекает его Арчер. И это так. Он действительно не должен. Вряд ли хоть один Слуга и хоть один Мастер поймут желание Бензета Тома-Катель. Для них это просто невозможно. Неужели его план, всё, что он сделал, как он поступал — будет зря? Бензет не готов смириться с этим, но не знает, как защитить себя. «Жертвовать Райдером было ошибкой». Однако неожиданно защита приходит в виде яростной огненной львицы…